не задала этого
вопроса вслух, но ответ, тем не менее, получила.
     - Любимый муж мой Мухаммад, - продолжала Хадиджа, - после разговора с
ангелом всегда берет женщину. О, величие Аллаха! Только он, единственный и
всемогущий, мог  придумать  столь  утонченный  способ  -  ведь  под  видом
Джабраила к Мухаммаду мог явиться сам дьявол. Как узнать, как отличить?  И
сказал Аллах: возьми женщину, спи с ней, и если потом, отлив семя свое, ты
не вспомнишь слов посланника, то знай - то  был  дьявол.  А  если,  познав
наслаждение, ты вспомнишь  сказанные  им  слова,  немедленно  повтори  их,
запомни и возвести всем, ибо это истинные слова Аллаха твоего.
     - Записал бы сразу, и все дела, - пробормотала Фаня, а Ира  прыснула:
она-то знала, что Мухаммад был не силен в грамоте.
     Речь Хадиджи открыла Ире глаза. Теперь она знала,  что  имел  в  виду
рави, утверждая, что ей, Ирине Лещинской, предстоит спасти Израиль.


     Мухаммад был  очень  плох.  Собственно,  как  мужчина  он  никуда  не
годился. Естественно: человек только что пережил  припадок.  Что  там  ему
виделось, Ира не знала, но что может привидеться  эпилептику?  Как  могла,
она  постаралась  привести  Мухаммада  в  рабочее  состояние,  она   умела
растормошить даже паралитика, и  пророк  воспрянул  телом  и  духом,  и  в
результате излил-таки семя, как советовал Аллах, и все  время  повторял  в
полуэкстазе слова, то  ли  сказанные  ангелом  Джабраилом,  то  ли  просто
явившиеся в бреду:
     - И убей их... потому что... евреи неугодны... нечистые... недостойны
жизни... находи их везде... по всему миру... и убей... убей...
     Не хватало, чтобы это стало текстом в  Коране!  У  Иры  душа  ушла  в
пятки: что, если проклятый ангел шепнет Мухаммаду, что и  она  еврейка,  и
вообще чуть ли полгарема у пророка - из  публичных  домов  Тель-Авива?  Он
должен забыть этот текст.
     Должен - хорошо сказать.
     И сделать тоже просто, - решила Ира. Она была профессионалкой.  Когда
Мухаммад, выжатый досуха, откинулся на подушках, он не  помнил  не  только
слов Джабраила, но даже имя свое, наверное, мог назвать с третьего захода.
А Ира, лаская пророка, шептала ему на ухо иные слова, не имея ни малейшего
представления о том, есть ли они в каноническом тексте Корана. Плевать  ей
было на Коран, одно она знала: Мухаммад не должен говорить о евреях ничего
плохого. Ничего.
     - Если придут к тебе иудеи, -  шептала  Ирина,  -  то  рассуди  между
ними... А если отвернешься от них, то они ничем не навредят тебе...
     - Не навредят... - пробормотал Мухаммад, переворачиваясь на живот.
     -  ...А  если  станешь  судить,  -  шептала  Ирина,  -  то  суди   по
справедливости: поистине, Аллах любит справедливых...
     - ...справедливых, - сказал Мухаммад, открыл  глаза  и  посмотрел  на
Ирину.
     - О Хаттуба, ты свет очей моих, - сказал Мухаммад. - Ты принесла  мне
радость. Я помню! Я помню каждое слово, сказанное ангелом Джабраилом!
     И пророк произнес нараспев:
     - Если придут к тебе иудеи, то рассуди между ними. А если отвернешься
от них, то они не навредят тебе!
     Ира впервые в жизни плакала от радости.


     Я пришел к рави Леви на другое утро.  Директор  Рувинский  нашел  для
себя более важное, по  его  словам,  занятие:  он  хотел  получить  полные
тексты, забытые Мухаммадом навеки и  не  вошедшие  в  окончательный  текст
Корана.  Он  хотел  знать,   насколько   плодотворной   оказалась   миссия
одиннадцати израильтянок. Я  мог  себе  представить,  сколько  гадостей  о
евреях и их Боге мог наговорить пророку ангел Джабраил,  и  мне  вовсе  не
хотелось копаться в компьютерных интерпретациях. Куда приятнее  поговорить
с достойным человеком.
     -  Я  надеюсь,  -  сказал  рави,   ознакомившись   с   реконструкцией
воспоминаний Ирины Лещинской, - что вы с директором Рувинским  не  станете
публиковать эти тесты?
     - Нет, - согласился я. - Ты был прав, мар Леви. Если бы  не  девушки,
этот  Мухаммад  нагородил  бы  в  Коране  гораздо  больше  гадостей,   чем
получилось на самом деле. Подумать только: искать евреев по всему свету  и
убивать... Ира молодец. Кстати, то, что она  нашептала  Мухаммаду  взамен,
это ведь действительно вошло в Коран. Пятая сура. Я проверил.
     - Да? - сказал рави. - Я не читал Коран, хас вэхалила.
     - Послушай, - продолжал я. - Их там  было  одиннадцать.  Они  жили  с
пророком много лет. Они корректировали ангельские  тексты  как  хотели,  и
Мухаммад повторял за ними как на уроке...  Почему  же  в  Коране  осталось
столько вражды к неверным? Столько нетерпимости?
     - Ты хочешь, чтобы я ответил? - опечалился  рави.  -  Сколько  женщин
было в гареме? Сорок? Наверняка больше. Разве все  они  были  еврейками  и
мечтали спасти Израиль?
     - Далеко не все, - согласился я. - Но я хочу сказать...
     - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что в Тель-Авиве много  массажных
кабинетов  и  что  можно  получить   новое   разрешение   на   пользование
стратификатором... Если тебе и директору Рувинскому это  удастся,  я  буду
счастлив.
     Что ж, приходится сознаться: нам это не удалось. Пока мы с  Рувинским
разбирали воспоминания Ирины, Офры, Фани и  других  девушек,  пока  мы  по
крупицам восстанавливали текст Корана, каким он был бы, если...  В  общем,
мы опоздали: депутат кнессета Арон Московиц  с  подачи  комиссара  Бутлера
провел закон о запрещении  участия  живых  существ,  включая  человека,  в
экспериментах со стратификаторами Лоренсона. Закон был секретным, и  никто
не узнал о его существовании.
     - Ты понимаешь, что создал интифаду? - спросил я у Романа,  когда  он
зашел ко мне в шабат поговорить о футболе. - Если  бы  не  этот  закон,  в
Коране можно было бы записать, что каждый араб  должен  любить  иудея  как
брата!
     Бутлер покачал головой.
     - Песах, - сказал он, - ты сам не веришь в то, что говоришь. Изменить
историю можно в альтернативном мире. А здесь - что сделано, то сделано.  И
не более того.
     Пришлось согласиться.


     Вечерами я ставлю компакт-диск  и  вхожу  в  мир,  реконструированный
компьютером. Я вижу Иру Лещинскую, как она склоняется над спящим  пророком
и шепчет ему слова  о  том,  что  справедливость  одна  для  всех,  и  что
мусульмане с иудеями - братья, ибо  ходят  под  одним  Богом,  у  которого
бесконечное число имен, и Аллах только одно из них...
     Бедная Ира. Она могла говорить о  любви  часами,  и  эти  суры  стали
лучшими в Коране. Она так и осталась младшей женой пророка.
     Я сказал - бедная? Надеюсь, что я ошибся.