ускалась с горы, приближаясь к нему. Он вылез из машины и открыл дверцу
для пассажиров. Оглушенная девушка почти вывалилась наружу, но Бенфилд
протянул руки и поймал ее, словно охапку дров. Потом он повернулся лицом к
приближающейся машине.
     Это был длинный черный "линкольн", полированные бока которого
блестели, словно зеркало. Он остановился в десяти футах от заградительной
цепи, фары его, словно жадные глаза, сконцентрировались на Бенфилде и его
жертвоприношении.
     Бенфилд улыбнулся сквозь наполнившие глаза слезы.
     Водитель покинул лимузин и подошел к Бенфилду, сопровождаемый молодой
женщиной, которую он тут же узнал. У нее были длинные светлые волосы,
всклокоченные на ветру и грязное платье. Бенфилд увидел, что водитель -
Слуга Голоса, пожилой мужчина в коричневом костюме и белой рубашке. Его
длинные седые волосы развевались на ветру, глаза глубоко погрузились в
бледно морщинистое лицо. У него была хромающая сутулая походка. Он дошел до
цепи и устало сказал Бенфилду:
     - Передай ее.
     Бенфилд поднял свою жертву выше. Светловолосая девушка улыбнулась и
без усилий взяла ее, словно мать, баюкающая ребенка.
     - Иди домой, - сказал Бенфилду старик. - На сегодня твоя работа
исполнена.
     Вдруг глаза светловолосой девушки сверкнули. Она не отрываясь смотрела
на поцарапанную руку Бенфилда, потом подняла взгляд и посмотрела ему в
лицо.
     Улыбка Бенфилда исчезла, словно разбившееся в треснутом зеркале
отражение. Он моргнул и протянул к девушке руку.
     - Н Е Т ! - сказал старик, отводя руку назад, словно для удара.
Девушка подалась назад и поспешила вместе со своей добычей к автомашине.
     - Уезжай домой, - сказал старик Бенфилду. Потом отвернулся и тоже
пошел к "линкольну".
     Лимузин задним ходом выбрался на более просторное место, круто
развернулся и исчез, умчавшись вверх по горной дороге.
     Бенфилду страстно хотелось последовать за "линкольном", но Голос тихо
зашептал, успокаивая его, давая ему понять, что он им нужен и они оберегают
его, снова избавляя Бенфилда от головной боли. Некоторое время он стоял
неподвижно, вокруг него свистел и завывал ветер, а потом вернулся к машине.
Ведя "фольксваген" вниз, к городу, он включил приемник и настроился на
станцию, передающую религиозные гимны. Он крутил руль и подпевал,
счастливый и уверенный в том, что воля Мастера будет исполнена.




     Часть вторая


     Суббота, 26 октября

     БЕСПОКОЙСТВО


     1.

     Солнце взошло над горами Сан-Габриэль, словно красно-апельсиновый
взрыв, окрасив небо в серо-голубой цвет, который постепенно перейдет в
голубизну по мере того, как вызревает утро. Щупальцы желтоватого тумана
стлались низко над грунтом, словно какой-то гигантский осьминог пытался
прилипнуть к стенам небоскребов из стали и стекла, или к бетонным стенам
пульсирующих кипящей работой фабрик, или к полудюжине шоссе, уже с
оживающим движением. Зябкие тени остатки ночной темноты, поспешно
скрывались перед лучами солнца, как остатки разбитой армии, бегущей перед
наступлением победителя - Солнца.
     Энди Палатазин стоял перед открытой дверцей шкафа в спальне и
тщательно выбирал галстук на сегодня. На нем были свободные темно-голубые
брюки и светло-голубая рубашка с аккуратно отутюженным воротничком. Он
остановил выбор на зеленом с голубыми и красными крапинками галстуке, потом
вышел в коридор, облокотясь слегка о перила лестницы. Он слышал
позвякивание посуды в кухне внизу, где Джоанна готовила завтрак. Оттуда
доносился аппетитный запах жаренных сосисок в картошке, от которого во рту
сразу появилась слюна. Он позвал жену:
     - Джо, погляди на меня!
     Джоанна тут же вышла из кухни. Ее седеющие волосы были стянуты на
затылке в плотный узел. На ней был темно-зеленый халат, на ногах -
шлепанцы.
     - Ну-ка, ну-ка, - сказала она.
     Энди поднял галстук, выставляя его на обозрение и одновременно
вопросительно приподнял брови.
     - Ишонию, - сказала жена, - отвратительно, особенно с этой рубашкой.
Надень темно-голубой.
     - На нем пятно.
     - Тогда вот тот, в сине-красную полоску.
     - Этот мне не нравится.
     - Потому что его подарил тебе мой брат! - пробормотала она и покачала
головой.
     - А чем тебе этот не по вкусу? - Он качал рукой, и зеленый галстук
шевелился, как змея.
     - Ничем... надевай, если хочешь быть похожим на клоуна. Но... он
тебе... не идет! - Она втянула носом воздух. - Картошка подгорела! Видишь,
что ты наделал!
     Она стремительно повернулась и исчезла на кухне.
     - Твой брат тут не причем! - крикнул он вслед. Он услышал ответ, но не
смог разобрать слов, поэтому пожал плечами и вернулся обратно в спальню.
Взгляд упал на кресло-качалку возле окна и он некоторое время стоял, глядя
на него. Потом подошел к креслу, толстыми пальцами толкнул один из
подлокотников. Кресло тихо заскрипело, покачиваясь. "Неужели прошлой ночью
мне приснился сон. Мама умерла, похоронена и покоится в мире".
     Он тяжело вздохнул, посмотрел на зеленый галстук, который он продолжал
сжимать в руке, и подошел к платяному шкафу.
     Он повесил галстук обратно на вешалку, потом посмотрел на полосатый
галстук, который ему подарил брат Джо, адвокат, в день святого Стефания.
"Ни за что," - упрямо подумал он. Он нашел другой галстук, который не
надевал уже несколько месяцев. Ярко-красный с голубыми горошинами. Он был
погребен в самой глубине полки, очевидно, это намеренно сделала Джоанна.
Когда-нибудь она исполнит свою угрозу и сожжет их все! Надев галстук и
затянув узел, он случайно остановил взгляд на самой верхней полке, где под
старыми сплющенными шляпами с жалкими перьями, прикрепленными к лентам
тульи, лежала плоская коробка, Энди быстро отвел взгляд в сторону и закрыл
дверцу шкафа.
     Джоанна начала расставлять тарелки для завтрака на столе в их
маленькой уютной кухне. Стол стоял у окна, выходившего в сад. В кухню вошел
Энди, благоухая лосьоном "Виталис" и "Оулд Спайс". Джоанна подняла голову,
хотела улыбнуться ему, потом увидела галстук, который выбрал на этот день
ее муж, и сказала:
     - Садись, ешь. В цирке может выдаться трудный день.
     - Спасибо. О, вид у завтрака потрясающий!
     Он сел за стол и начал есть, проглатывая большие куски сосисок с
жаренным картофелем. Джо поставила рядом с ним чашку горячего черного кофе
и села напротив мужа.
     - Очень вкусно, - сказал Энди с набитым ртом. - Очень!
     - Не спеши, - предупредила Джо. - Поперхнешься.
     Он кивнул, продолжая жевать.
     - Энди, время от времени тебе необходимо брать выходной в субботу. Ты
должен отдохнуть. Все время работать и тратить нервы - это к хорошему не
приведет. Почему бы тебе не позвонить и не сказать, что сегодня ты
останешься дома? Мы могли бы съездить отдохнуть.
     - Не могу, - сказал он, запивая картошку глотком кофе. - Может, в
следующую субботу.
     - На прошлой неделе ты говорил тоже самое.
     - Да? Гм, видишь ли, я думал, но... - Он посмотрел на нее. - Ты ведь
понимаешь, почему я должен идти. Вдруг что-то неожиданное выплывет.
     - Они тебе позвонят.
     Ее голубые яркие глаза с тревогой следили за Энди. Ее волновали тени,
появившиеся под глазами, новые морщины, зазмеившиеся по его лицу. В
последнее время он плохо спал. Неужели и во сне ему не давал покоя ужасный
убийца, крадущийся по ночам по улицам города? Она тронула его громадную
ладонь, похожую на медвежью лапу.
     - Ну, пожалуйста, - тихо попросила она. - Я приготовила ленч
специально для пикника.
     - Меня ждут, - сказал он и ласково похлопал жену по руке. - А в
следующую субботу мы устроим прелестный пикник. Договорились?
     - Нет, ни о чем не договорились! Работа загонит тебя до смерти! Ты
уходишь рано утром и возвращаешься домой поздно ночью. Ты работаешь все
субботы и почти все воскресенья тоже! И долго еще должно продолжаться?
     Он вытер губы салфеткой и ткнул вилкой в горку жаренной картошки.
     - Пока не поймаем, - тихо сказал он.
     - Возможно, это никогда не случится. Возможно, его уже нет в городе
или даже в стране. Почему именно ты должен работать, как собака, отвечать
на все вопросы и попадать на первую полосу в газетах? Мне не нравится, что
говорят о тебе некоторые.
     Он поднял брови:
     - Что они говорят?
     - Ты знаешь. Что вы ничего не делаете, что вы на самом деле и не
стараетесь поймать убийцу, и что ты даже не настоящий полицейский.
     - А, это... - Он кивнул и допил кофе до конца.
     - Скажи им всем, пусть идут к черту! - с яростью сказала она. Глаза ее
сверкали. - Что они знают о твоей работе, о том, сколько ты отдаешь ей сил!
Да тебе медаль нужно дать! Ты пролил кофе на галстук. - Она подалась вперед
и обмакнула пятно салфеткой. - Если не будешь расстегивать пиджак, его не
заметят.
     - Хорошо, - сказал Палатазин. - Я попытаюсь.
     Он отодвинул в сторону тарелку и положил ладонь на свой заметно
выступающий живот.
     - Через пару минут мне нужно выходить. Сегодня в контору к нам должна
явиться это девица, Кларк, из "Тэтлера".
     Джо сделала гримасу:
     - Зачем?.. Чтобы написать новый хлам, вместо интервью? Зачем ты с ней
вообще разговариваешь?
     - Я делаю свое дело, она делает свое. Иногда ее в самом деле заносит,
но в основном она безобидна.
     - Безобидна? Ха! Вот такие россказни, вроде тех, что сочиняет она, как
раз и пугают людей. Описывать все, что этот отвратительный г и л и к о с
делал с бедными девушками, и со всеми этими подробностями... а потом делать
вывод, что у тебя, следовательно, не хватает ума обнаружить и остановить
его! Меня от этого тошнит!
     Джо поднялась из-за стола и отнесла тарелку Палатазина в раковину
мойки. Все внутри у не тряслось, но она старалась взять себя под контроль,
чтобы муж ничего не заметил. Но кровь, кровь венгерской цыганки в сотом
поколении, кипела от гнева.
     - Люди сами знают, что эта за газетенка, - сказал Палатазин, лизнув
указательный палец и потерев кончиком кофейное пятно. Обнаружив, что это
бесполезно, он оставил галстук в покое. - Они в сплетни не верят.
     Джо громко вздохнула, но не повернулась от раковины. Воображение ее
рисовало в сознании картину, которая создавалась там вот уже несколько
последних недель. Энди, вооруженный пистолетом, идет по темным коридорам
неизвестного здания, в одиночку преследуя Таракана. Сзади к нему тянутся
жуткие огромные руки, хватают за горло и сжимают, пока глаза едва не
выдавливаются из орбит на багрово-пурпурном лице. Она потрясла головой,
чтобы избавится от надоедливой мысли. Потом тихо сказала:
     - Боже, смилуйся...
     - Что ты говоришь?
     - Ничего. Просто, начала думать вслух.
     Она снова повернулась к нему и увидела, что лицо не багровое, и глаза
не выпучены. Его лицо, в противоположность картине, нарисованной
воображением, напоминало собаку с рекламы домашних животных - сплошь
челюсти, щеки и печальные глаза под кустистыми серыми бровями, в которых
серебрилась седина.
     - Ведь сегодня тебе не предстоит что-то опасное? - спросила она.
     - Конечно, нет.
     "Откуда мне знать?" - подумал он.
     Этот вопрос она задавала каждое утро, и каждое утро он давал примерно
такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое,
сколько мужчин отвечало, и сколько из них не дожило до возвращения домой,
погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана?
Больше, чем следовало, в этом Энди был уверен.
     А что ответил на этот вопрос Грин утром шестого июля двенадцать лет
назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился
для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно
пицерии, где он покупал ленч. Джорж ждал его в машине. Они выслеживали
подозреваемого в грабеже и убийстве одного торговца наркотиками. Много
позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле,
Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув
свой украденный пистолет сорок пятого калибра прямо в окно машины, где
сидел Джорж. Палатазин гнался за ним пять кварталов, и наконец на пожарной
лестнице настиг. Движением измазанного пицей пальца он нажал спуск и
продырявил убийце голову.
     В тот вечер мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал
свист пули, миновавшей голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и
попросит дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На
следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том,
как красивы должны быть сейчас летние цветы на улицах Будапешта.
     Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день
двенадцать лет назад сжимала рукоятку пистолета. "Анья," - подумал он.
По-венгерски это означало "Мама". "Я видел призрак матери" - он поднял
взгляд и посмотрел в глаза Джо.
     - Прошлой ночью мне приснился необычный сон, - сказал он и слегка
улыбнулся. - Кажется, я видел маму, сидящую в своем кресле-качалке в
спальне. Она мне кажется давно не снилась. Странно, правда?
     - Что случилось? Когда ты ее увидел?
     - Ничего... Она подозвала меня к себе рукой... Или показала на
что-то... Я не уверен.
     - Показала? Но на что она могла показывать?
     Он пожал плечами:
     - Кто знает?! Я не умею толковать сны.
     Он поднялся из-за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.
     - У меня идея, - сказал он, обнимая рукой жену за талию. - Я сегодня
вернусь пораньше и мы пойдем обедать в "Будапешт". Что скажешь?
     - Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу, - она
подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по
гриве седеющих волос на голове мужа. - Но "Будапешт" - это очень мило.
     - Отлично. И музыка! Цагнезен! Да?
     Она улыбнулась:
     - Да.
     - Тогда назначаю тебе свидание.
     Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула
языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа
темно синий пиджак и черную шляпу, которая видела лучшие дни. Она подержала
пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время
с отвращением поглядывая на "полис специал" 38 калибра, который лежал в
кобуре. Сунув руки в рукава пиджака, потом увенчав себя шляпой, он
приготовился покинуть дом.
     - Удачи, - сказала сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в
щеку.
     - Будь осторожен! - сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к
старому белому "форду-фалькону" у поворота.
     Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она
уже тарахтела вниз по Ромейн-стрит. Из-за ограды выскочила какая-то
дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не
скрылась из виду.
     Джоанна закрыла дверь и заперла ее. "Таракан," - подумала она и
почувствовала желание сплюнуть, потому что даже отзвук этого жуткого имени
вызывал у нее тошноту. Она вернулась обратно в кухню, намереваясь помыть
посуду, вымести и вымыть пол, потом немного прополоть сад. Но она
обнаружила, что ее беспокоил не только Таракан, и потребовалось несколько
минут, чтобы она поняла, что именно. Сон Энди. Инстинкт цыганки не давал ей
успокоиться. Почему Энди опять думал о ней, почему она ему снилась?
Конечно, старая женщина под конец совсем сошла с ума, и теперь ей в могиле
гораздо лучше, чем в кровати Дома Престарелых "Золотой Сад", где она таяла
день за днем. "Я не умею толковать сны, - сказал Энди, - подумала Джоанна.
- Мне следует спросить кого-то, кто умеет. Возможно, этот сон -
предзнаменование будущего".
     Она повернула кран с горячей водой и на некоторое время позабыла о
вековой давности искусства толкования снов.


     2.

     Черный "шевроле-фургон" Джека Кидда, фотолаборатория на колесах,
разрисованная с помощью распылителя фигурами фехтующих на мечах Тарзана и
полуобнаженных дам в стиле Франка Фразетти, остановился у ворот
Голливудского мемориального кладбища. Ворота были широко открыты, и Джек
видел, что в окне сторожа горит свет, хотя было уже почти пол-девятого, и
луг перед кладбищем ярко зеленел в лучах утреннего солнца. Джек, повесив на
шею "Канон", пару раз нажал на клаксон, но сторож не вышел встречать
раннего посетителя. Гейл, сидящая рядом с ним, зевнула и сказала:
     - Никого нет дома. Поехали прямо вперед.
     - Сначала мне нужно поговорить с этим парнем. - Джек снова загудел
клаксоном. - Возможно, он спит себе где-нибудь, уютно устроившись,
отсыпается от наблюдений за стариной Клифтоном, бродящим по кладбищу,
ха-ха! - Он коротко засмеялся, улыбнулся Гейл и открыл дверцу, выйдя на
тротуар.
     - Вернусь через минуту, - сказал он и пошел к небольшому домику
сторожу из белого бетона с красной черепичной крышей. Сквозь окно,
выходящее к воротам кладбища, он сразу окинул одним глазом всю комнатку. На
столе, покрытом бумагой, стояла горящая лампа. Стул был слегка отодвинут,
словно сидевший за столом человек только что встал. На столе лежал
спортивный иллюстрированный журнал, наполовину выпитая чашка с кофе стояла
рядом с полной сигаретных окурков пепельницей.
     Джек подергал дверь. Она была не заперта. Он вошел вовнутрь, проверил
туалет - там никого не было - потом вернулся обратно к машине.
     - Его там нет, - сказал он, забираясь на сиденье и включая двигатель.
- Ну, вот и договорились. Парень знал, что я приеду утром. И как я теперь
найду могилу Клифтона?
     - Послушай, ты не мог бы все это поскорей уладить и подбросить меня к
Паркер-центр? - Гейл нетерпеливо постучала по стеклу циферблата своих часов.
     - Ладно, но сначала я проеду через кладбище, попробую отыскать этого
парня. Это займет всего несколько минут. Три снимка надгробия - это все,
что мне нужно.
     Он нажал на педаль и они въехали на территорию кладбища, миновав
возвышающиеся у входа могучие пальмы. Вдоль обеих сторон вьющейся главной
дороги-проезда были разбросаны мраморные надгробия, склепы и ангелы-статуи.
Все это окружалось дубами, пальмами и декоративным кустарником. На
изумрудной траве сверкала утренняя роса и над самой землей стлался утренний
туман. За дальним краем кладбища виднелись солидные белые здания студии
"Парамаунт". Таким образом, любая неудавшаяся звезда, только что не
прошедшая кинопробы, могла прямиком отправиться в могилу. "Странно, -
подумала Гейл, - но большинство главных студий Голливуда выходит окнами на
кладбище.
     Это напоминало о разговоре, который она слышала краем уха в редакции
несколько дней назад.
     - Ты знаешь, что говорят об Уолте Диснее? - спросила она, взглянув на
Джека. - Что на самом деле он не похоронен на Форест Лон, а сохраняется в
жидком азоте, так что, когда-нибудь его смогут оживить. Трейс намерен
как-нибудь выпустить номер на этом материале.
     - Воображаю.
     - Это в самом деле странно. На надгробии у одного Диснея нет никаких
дат.
     - Ты что, приготовила домашнее задание по истории кладбища?
     - Нет, но согласись, что эта история будет почище, чем чушь насчет
призрака Клиффа Вебба. - Она бросила взгляд на Джека, как раз вовремя,
чтобы увидеть, как расширяются его глаза.
     - Боже! - прошептал он и так крепко придавил педаль тормоза, что
резина покрышек задымилась. - Что это? - Он смотрел прямо вперед.
     Гейл посмотрела в ту сторону и судорожно втянула воздух.
     На дороге лежал скелет, одетый в длинное пастельно-зеленое платье.
Пучки рыжеватых волос еще кое-где покрывали треснувший череп. Ноги и руки
были сломаны, как тонкие белые куски узловатого плавника. Одна из рук
поломанным куском кости указывала в небо. По обе стороны дороги среди
тщательно подстриженных кустов живой изгороди на аккуратной траве лужаек
были разбросаны другие скелеты или их части. Черепа, руки, ноги,
позвоночные и берцовые кости усеяли собой кладбище. Гейл чувствовала, как
стучит в висках пульс. Она не могла оторвать взгляда от скелетов. В том,
как они лежали, было что-то непроизвольное и оскорбительное одновременно,
некоторые скелеты был