шепотом. - Джорджа Старка. Найдите его. летите!
     Воробьи поднялись в жаркое летнее  небо  черным  облаком,  крылья  их
производили звук, похожий на шуршание лепестков друг об друга, а из клювов
раздавалось попискивание.  Оба  мужчины,  стоявшие  около  стенки  здания,
выбежали  к  середине  двора,  чтобы  лучше  увидеть  дальнейшее.  Наверху
монолитная черная масса разделилась на несколько частей, одна из  которых,
поменьше, отправилась на запад.
     Тад смотрел на них, и в какой-то миг эта сегодняшняя действительность
слилась с теми видениями, которые предшествовали его трансам; на мгновение
прошлое и настоящее были  единым  целым,  странным  и  витиеватым  образом
сплетенным косичкой из фактов и миражей.
     Воробьи улетели.
     -  Всемогущий  Боже!  -  провозгласил   человек   в   сером   рабочем
комбинезоне. - Вы видали этих птиц? Откуда только эти чертовы птицы  могли
здесь появиться?
     - У меня есть вопрос получше, - сказал Роули, глядя на Тада.  Он  уже
овладел  собой,  но  было  ясно,  что  он  сильно  потрясен.  -  Куда  они
отправились? Ты ведь знаешь это, Тад?
     - Да, конечно, - пробормотал Тад, открывая дверцу  "Фольксвагена".  -
Мне тоже нужно отправляться, Роули - действительно, очень нужно. Я не могу
тебе выразить всю благодарность.
     - Будь осторожен, Тадеуш. Будь очень осторожен.  Никто  из  людей  не
может управлять выходцами из загробного мира. Это длится всегда недолго  -
и за все приходится платить.
     - Я буду осторожен, насколько удастся.
     "Фольксваген" сперва поупирался, но затем, наконец, сдался и заворчал
двигателем. Тад подождал чуть-чуть, надевая солнцезащитные очки и кепочку,
затем помахал рукой Роули и выехал на дорогу N2.
     Делая  это,  он   увидел   Роули,   переваливающегося   к   тому   же
телефону-автомату, которым сам недавно пользовался. Тад подумал: "Теперь я
Сумею не допускать к себе Старка. Потому что у меня есть секрет. Я не могу
управлять,  может  быть,  этими  психопомпами,  но  какое-то   время   они
принадлежат мне - или они владеют мной - и он не должен этого знать".
     Он нашел вторую передачу, и  чудный  "Фольксваген"  Роули  Делессепса
вздрогнул от неожиданности, переходя  на  еще  никогда  не  испытанную  им
скорость выше тридцати пяти миль в час.



                   Глава  23. ДВА ЗВОНКА ШЕРИФУ ПЭНБОРНУ

                                    1

     Первый  из  звонков,  поразивший  Алана  Пэнборна  в  самое   сердце,
прозвенел сразу после трех часов, когда Тад заливал три  кварты  моторного
масла "Сапфир" в жаждущий  "Фольксваген"  на  бензозаправочной  колонке  в
Аугусте. Алан в это время уже  думал  держать  путь  в  закусочную,  чтобы
получить свою чашку кофе.
     Шейла Бригхем неожиданно выглянула вслед проходившему на выход шерифу
и окликнула его: - Алан? Тебя вызывают. Ты знаешь кого-нибудь по имени Хью
Притчард?
     Алан резко обернулся. - Да. Принимай вызов.
     Он кинулся в офис и схватил трубку как раз в тот момент, когда  Шейла
принимала счет за подключение.
     - Доктор Притчард? Доктор Притчард, это вы?
     - Да, я здесь. - Связь была очень четкой,  но  Алан  ощутил  какое-то
сомнение - этот человек говорил голосом, не похожим на тот, что  бывает  у
семидесятилетнего. Сорок, возможно, но никак не семьдесят.
     - Вы тот доктор Хью Притчард, который практиковал в Бергенфилде, штат
Нью-Джерси?
     - Бергенфилд,  Тенафли,  Хэгенсак,  Энглвуд,  Энглвуд  Хайтс...  черт
возьми, я профессорствовал всю свою жизнь. Вы тот шериф Пэнборн,  которому
я вдруг так понадобился? Моя жена и я только что вернулись из похода через
перевал Дьявола. Только что вернулись. Даже моя боль может болеть.
     - Да, я приношу  извинения.  Я  хочу  поблагодарить  вас  за  звонок,
доктор. Ваш голос значительно моложе, чем я ожидал услышать.
     - Так, все это прекрасно, - сказал Притчард, - но вам  бы  надо  было
увидеть и меня всего остального. Я похож на крокодила,  разгуливающего  на
задних лапах. Чем могу служить?
     Алан  еще  раз  подумал  и  решил   быть   предельно   осторожным   и
осмотрительным. Сейчас он зажал трубку  между  ухом  н  плечом,  откинулся
назад в кресле - и парад животных прошел по стене.
     Я расследую убийство здесь, в Кастл Роке, штат Мэн, - сказал Пэнборн.
- Жертвой стал здешний  житель,  Хомер  Гамаш.  Возможно,  что  существует
свидетель этого преступления, но у меня чрезвычайно деликатная ситуация  с
этим мужчиной, доктор Прнтчард.  Существуют  на  это  целых  две  причины.
Во-первых, он знаменит. Во-вторых, у него наблюдаются симптомы, о  которых
вы можете вспомнить, поскольку однажды уже были  с  ними  знакомы.  Я  так
говорю, потому что вы оперировали его двадцать восемь лет назад.  Он  имел
доброкачественную опухоль на мозге. Я опасаюсь, что если эта опухоль снова
появилась, то его показаниям нельзя будет особо дове...
     - Тадеуш Бомонт, - сразу перебил шерифа Притчард. - И  каковы  бы  ни
были нынешние симптомы, я очень сильно сомневаюсь, что  это  рецидивы  той
старой опухоли.
     - Как вы догадались, что речь идет о Бомонте?
     - Потому что я спас ему жизнь  в  19б0  году,  -  сказал  Притчард  и
добавил с несокрушимым высокомерием: - Если бы не я, ему  бы  не  пришлось
написать ни одной книги, потому что он не дожил бы и до двенадцати лет.  Я
следил за его карьерой с некоторым интересом еще с той поры, когда он чуть
было не получил Национальную книжную премию за свой  первый  же  роман.  Я
как-то взглянул на фото автора на суперобложке книги и узнал все  того  же
парня. Лицо  изменилось,  а  глаза  остались  прежними.  Необычные  глаза.
Мечтательные, как бы я их назвал. И, конечно, я  узнал,  что  он  живет  в
Мэне, после этой недавней статьи в "Пипл". Она пришла к нам как раз  перед
нашим отъездом на отдых.
     Он подождал чуть-чуть, а затем проговорил нечто сногсшибательное,  но
столь обычным тоном, что Алан не сразу даже и среагировал.
     - Вы сказали, что он, возможно, был свидетелем убийства? Вы  уверены,
что вы  действительно  не  подозреваете  его  самого  в  совершении  этого
преступления?
     - Ну... я...
     - Я только спрашиваю,  -  продолжал  Притчард,  -  поскольку  люди  с
мозговыми опухолями часто делают очень странные вещи. Причем своеобразие и
необычность таких действий прямо пропорциональны  интеллекту  мужчины  или
женщины, их совершивших. Но у мальчика вообще не  было  мозговой  опухоли,
знаете ли, - по крайней мере в общепринятом смысле этого термина. Это  был
очень необычный случай. Чрезвычайно  необычный.  Я  прочел  всего  о  трех
подобных случаях с 1960 года, причем о двух - уже после ухода в  отставку.
Ему сделали стандартные нейрологические исследования?
     - Да.
     - И?
     -  Они   дали   отрицательные   результаты,   относительно   каких-то
посторонних образований.
     - Я не удивлен. - Притчард помолчал несколько секунд, затем  добавил:
- Вы не совсем откровенны со мной, молодой человек, верно?
     Алан прекратил свои настенные развлечения с тенями и подался вперед в
кресле.
     - Да, боюсь, что так. Но я очень хотел бы  узнать,  что  вы  имели  в
виду, говоря, что у Тада Бомонта не было мозговой опухоли "в  общепринятом
смысле этого  термина".  Я  знаю  обо  всех  конфиденциальных  условиях  в
отношениях между  докторами  и  пациентами  и  не  знаю,  поверите  ли  вы
человеку, с которым разговариваете впервые в  жизни  -  и  к  тому  же  по
телефону. Но я надеюсь, что вы все же поверите мне, если я скажу, что я на
стороне Тада и что я абсолютно уверен в  его  согласии  на  то,  чтобы  вы
рассказали мне обо всем, что мне нужно узнать. У меня нет  времени,  чтобы
организовывать его звонок вам и давать на это  свое  формальное  согласие,
доктор, - мне это надо знать сейчас.
     И Алан сам удивился, обнаружив, что все это - правда, или по  крайней
мере, что он верит, что это правда. Его  начало  охватывать  непоколебимое
чувство, что сейчас происходят какие-то важные события. События, о которых
он не знал еще... но скоро узнает.
     - У меня нет никаких проблем, связанных с рассказом об этом случае, -
спокойно ответил Притчард. - Я не раз подумывал, не стоит ли мне  сообщить
обо всем этом и самому Бомонту, а не  ограничиться  простым  уведомлением,
что  операция  в  госпитале  прошла  нормально,  сразу   после   окончания
хирургического  вмешательства.  Я  чувствовал,   что   это   может   очень
заинтересовать его.
     - Что же это было?
     - Я как раз подступаю к этому, смею вас уверить.  Я  не  сообщил  его
родителям, что обнаружилось при операции, потому что это не имело  особого
значения в любом практическом аспекте, а мне  не  хотелось  связываться  с
ними ни по какому поводу. С его отцом - в особенности. Тот  мужик,  должно
быть, родился в пещере и  провел  свою  молодость,  охотясь  на  мамонтов.
Поэтому в то время я решил сказать им только то, что они  хотели  и  могли
услышать и понять, и отделаться от них поскорее. Затем, конечно,  и  время
сыграло свою роль. Вы теряете связь с пациентами. Я подумал было  написать
Бомонту письмо, когда Хельга показала мне его первую книгу, и не  раз  еще
возвращался к этому своему намерению. Но я также чувствовал, что он  может
и не поверить мне... или не  проявит  какого-либо  интереса...  или  может
подумать, что я немного спятил. Я не очень-то знаю  знаменитых  людей,  но
мне  их  жаль  -  я  подозреваю,  что  их  жизнь   имеет   оборонительный,
неорганизованный, печальный характер. Мне показалось, что лучше не трогать
спящую собаку. А теперь к делу. Как говорят мои внуки, кончай лодырничать.
     - Что случилось с Тадом? Что привело его к вам?
     - Фуги. Головные боли. Призрачные звуки. И наконец...
     - Призрачные звуки?
     - Да, но вы не должны мешать мне говорить так, как я привык, шериф. -
Алан вновь ощутил несокрушимое высокомерие з голосе старого доктора.
     - Все правильно.
     -  Наконец,  был  припадок.  Все  проблемы  были  вызваны   небольшим
вкраплением в надлобной доле. Мы делали операцию, предполагая  опухоль.  А
опухоль оказалась близнецом Тада Бомонта.
     - Что?
     - Да, в самом деле, - ответил Притчард. Голос звучал так, словно  шок
у Алана Пэнборна весьма порадовал его собеседника. - Это  не  столь  уж  и
редко. Близнецы часто поглощаются в утробе матери  но  очень  редко  такое
поглощение бывает неполным;  но  необычным  было  месторасположение  этого
постороннего вкрапления, а также то, что  оно  начало  развиваться.  Такие
ткани почти всегда остаются инертными. Я полагаю,  что  проблемы  у  Тада,
возможно, были вызваны ранней половой зрелостью.
     - Минутку, - попросил Алан. - Одну минутку. -  Он  читал  фразу  "его
сознание покачнулось" раз или два в каких-то книгах, но здесь  впервые  он
ощутил это на самом себе. - Вы говорите мне, что Тад  был  двойняшкой,  но
он... он как-то... как-то съел своего брата?
     - Или сестру, - поправил Притчард. - Но я  предполагаю,  что  все  же
брата, поскольку, я думаю, поглощение происходит  намного  реже  именно  в
случаях близнецов-братьев. Это мнение базируется на статистических данных,
а  не  на  твердых  фактах,  но  все  же   я   ему   верю.   А   поскольку
близнецы-двойняшки всегда относятся к одному полу, ответом на  ваш  вопрос
будет слово "да". Я полагаю, что Тад Бомонт как-то  съел  своего  брата  в
материнской утробе.
     - Иисус Христос, - сказал шериф тихим голосом. Он не  мог  вспомнить,
слышал ли он что-нибудь столь ужасающее или столь необычное  за  всю  свою
жизнь.
     - Вы говорите так, словно потрясены, - заботливо произнес доктор  Хью
Притчард, - но на самом деле для этого нет никаких оснований, если  только
вы рассмотрите все это дело под правильным углом зрения. Мы  ведь  говорим
не о Каине, убивающем своего брата Авеля  камнем.  Здесь  ведь  не  случай
убийства; это просто некий биологический  императив,  который  мы  еще  не
понимаем, но работаем над раскрытием его тайны. Возможно,  плохой  сигнал,
вызванный какими-то нарушениями в эндокринной системе матери. Мы  даже  не
говорим о внутриутробном плоде, если применять точные  термины,  в  момент
абсорбции в  утробе  миссис  Бомонт  существовало  лишь  два  конгломерата
тканей, видимо, еще без человеческих свойств  и  качеств.  Живые  амфибии,
если позволите. И одна из них - более крупная и сильная - просто  задавила
более слабую, смяла ее... и поглотила.
     - Это звучит чертовски биологически, - пробормотал шериф.
     - Разве?  Вообще,  да,  немного  есть.  В  любом  случае,  поглощение
оказалось неполным. Небольшой фрагмент  другого  близнеца  остался  целым.
Этот посторонний предмет - я  не  знаю,  как  правильнее  или  точнее  его
обозначить, - вплелся в ткань, ставшую позднее мозгом Тада Бомонта.  И  по
какой-то причине, он проснулся незадолго до того, как мальчику исполнилось
одиннадцать. Он начал расти. Но в доме для него не было свободной комнаты.
Поэтому  было  необходимо  вырезать  его  подобно  бородавке.  Что  мы   и
проделали, очень успешно.
     - Подобно бородавке, -  повторил,  чувствуя  отвращение,  потрясенный
Алан.
     Множество мыслей мелькали в его мозгу. Это были темные  мысли,  столь
же темные как летучие мыши на колокольне заброшенной церкви.  Только  одна
была абсолютно цельной и ясной: "Он - это два мужчины, он всегда был двумя
мужчинами. Это то, чем должны быть всякий  мужчина  или  женщина,  которые
верят во что-то. Один, который существует  в  обычном  мире...  и  другой,
который создает миры. Двое. Всегда, по крайней мере, двое".
     - Я буду помнить столь необычный случай  независимо  ни  от  чего,  -
сказал Притчард, - но произошло  еще  кое-что,  как  раз  перед  тем,  как
мальчик очнулся после операции - и это, может быть, было  самым  необычным
во всей этой истории. Нечто, о чем я всегда с удивлением вспоминаю.
     - Что же это было?
     - Бомонт слышал птиц перед каждым приступом головной боли, -  пояснил
Притчард. - Само по себе это  не  столь  необычно;  это  хорошо  известные
симптомы  в  случаях  мозговой  опухоли  или  эпилепсии.  Они   называются
предвещающими сенсорными синдромами. Но  вскоре  после  операции  случился
странный инцидент,  связанный  с  реальными  птицами.  Госпиталь  графства
Бергенфилд фактически был атакован воробьями.
     - Что вы подразумеваете?
     - Это звучит абсурдно, правда?  -  Притчард  был  все  более  доволен
собой. Я бы вообще не стал говорить о таком событии, если бы оно  не  было
очень хорошо документировано. Большой  отчет  с  фото  был  опубликован  в
"Курьере" Бергенфилда на первой полосе. Ровно в два  часа  дня  2  октября
1960 года необычайно  большая  стая  воробьев  влетела  в  западную  часть
госпиталя. В те дни в этом крыле работала служба интенсивной  терапии,  и,
конечно, туда был помещен и Тад Бомонт после операции.
     - Было разбито множество окон  и  служители  госпиталя  убрали  более
трехсот мертвых воробьев в течение этого  инцидента.  В  статье  "Курьера"
цитировали какого-то орнитолога. Как я помню, он считал, что поскольку вся
западная часть госпитального здания была  из  стекла,  то  птицы,  по  его
теории, могли быть  привлечены  отражением  от  стекла  яркого  солнечного
света.
     - Это чушь, - сказал Алан. - Птицы летят на стекло, только когда  они
не видят его.
     - Я полагаю, что и репортер, бравший  это  интервью,  заметил  то  же
самое, а орнитолог  заявил,  что  птицы,  видимо,  использовали  групповую
телепатию, которая объединяет многие сознания -  если  птицы  могут  иметь
таковое - в одно целое. Подобно муравьям-фуражерам. Он  заявил,  что  если
один воробей из стаи  решит  лететь  на  стекло,  остальные  могли  просто
последовать его примеру. Я не был в госпитале, когда все это случилось - я
закончил операцию над мальчиком, проверил стабильность его вайтс...
     - "Вайтс?"
     - Симптомы жизнестойкости, шериф. А затем отправился играть в  гольф.
Но я знаю, что эти  птица  наделали  много  дел  тогда.  Двое  людей  были
порезаны выбитым стеклом. Я могу принять теорию орнитолога, но до сих  пор
у меня в голове сидит этот  гвоздь...  потому  что  я  помню  о  сенсорном
синдроме Бомонта, как вы видите. Не  просто  птицы,  а  весьма  конкретные
птицы: воробьи.
     - Воробьи летают снова, - пробормотал Алан  дрожащим  и  ужаснувшимся
голосом.
     - Не понял, шериф.
     - Ничего. Продолжайте.
     -  Я  спросил  его  об  этих  синдромах  на  следующий  день.  Иногда
встречается локализованная сенсорная амнезия с такими синдромами,  которые
могут, правда  частично,  оставаться  в  сознании  даже  после  того,  как
операция устранила их  причину.  Но  не  в  этом  случае.  Он  помнил  все
абсолютно точно. Он видел птиц так  же  хорошо,  как  и  слышал  их.  Птиц
повсюду, как говорил Тад, на  домах,  лужайках,  улицах  Риджуэя,  который
является районом Бергенфилда, где он проживает.
     - Я настолько заинтересовался,  что  проверил  его  карту  и  сравнил
сведения в ней с отчетами об инциденте с птицами. Стая воробьев  атаковала
госпиталь примерно в два ноль пять. Мальчик очнулся в  два  десять.  Может
быть чуть раньше. - Притчард помолчал и добавил: - На самом деле  одна  из
сиделок отделения интенсивной терапии утверждает, что разбудил Тада именно
шум разбиваемого стекла.
     - Ну и ну, - сказал Алан тихо.
     - Да. Ну и ну здесь очень подходит. Я не говорил об этом деле  многие
годы, шериф Пэнборн. Это чему-то помогает сейчас?
     - Я не знаю, - честно заявил Ален. - А не могло так случится,  доктор
Притчард, что вы не достали ее всю - я подразумеваю,  не  могло  случиться
так, что там что-то осталось и снова начало расти.
     - Вы говорите, его обследовали. Делали сканирование на КЭТ?
     - Да.
     - И просвечивали рентгеном, конечно.
     - Угу.
     - Если результаты отрицательные, то только  потому,  что  там  нечего
показывать. Что до меня, я думаю, мы действительно вычистили все.
     - Благодарю вас, доктор  Притчард.  -  Шериф  почувствовал  некоторое
беспокойство, произнося слова; его губы онемели и плохо слушались.
     - Вы расскажете мне о том, что произошло более подробно,  когда  дело
закончится, шериф? Я был очень откровенен с  вами  и,  думаю,  имею  право
рассчитывать здесь на взаимность. Я очень любопытен.
     - Я сделаю все, что смогу.
     - Это все, что я прошу. Теперь я не хочу мешать  вам  работать,  а  я
вернусь к моему отдыху.
     - Надеюсь, что ваша жена и вы хорошо проведете время.
     Притчард вздохнул. - В моем возрасте я должен работать усерднее и еще
усерднее, чтобы иметь хотя бы удовлетворительно проведенное время,  шериф.
Мы любим туризм и палатки, но на следующий год, наверное, останемся дома.
     - В таком случае, я еще более ценю вашу любезность, то, что вы тут же
ответили на мой звонок.
     - Не стоит благодарности. Я обожал свою  работу,  шериф  Пэнборн.  Не
мистику хирургии - я никогда не  был  этим  озабочен  -  но  тайну.  Тайну
сознания. Это очень увлекательно. - Представляю, насколько,  -  согласился
Алан, думая, что был
     просто счастлив, если бы в его нынешней жизни встречалось бы поменьше
всех этих тайн мозга и сознания.
     - Я свяжусь с вами, как только события... сами собой прояснятся.
     - Спасибо, шериф. - Доктор помолчал  н  добавил:  -  Это  дело  очень
беспокоит вас?
     - Да. Очень.
     - Мальчик, которого я помню, был очень  симпатичным.  Рассеянным,  но
симпатичным. А каким мужчиной он стал?
     - Думаю, хорошим, - ответил Алан. - Чуточку холодноват, может быть, и
несколько отчужден, но хороший человек во всем прочем. - И снова повторил:
- Я думаю.
     - Спасибо. Занимайтесь своими делами. До свидания, шериф Пэнборн.
     Последовал отбой на линии, и Алан медленно опустил трубку.  Он  вновь
откинулся назад в кресле, сложил перекрещенные руки  н  изобразил  большую
черную птицу, медленно пролетающую через освещенную  ярким  солнцем  стену
его офис