Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Приключения
   Приключения
      Полевой Борис. Золото -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -
Крепостные,-- сказал Булгарин, глядя в окно на марширующих во дворе солдат.-- В Европе их называют рабами. Так и говорят: рабство в Америке и в России. Злые языки, верно? Он обернулся, испытующе посмотрел на Засядько. Тот поморщился, покачал головой: его карие глаза блеснул и погасли. Издатель журнала смотрел выжидающе. Александр сказал без охоты: -- Не будем играть в прятки. Знаю, почему спрашиваете. Тайное "Южное общество", верно? Булгарин смутился. Видно было, что колеблется. Наконец спросил уклончиво: -- И как вы находите этих молодых офицеров? Горячие головы... -- Горячие. Вы связываете с ними какие-то надежды? Возможно, отделение Польши? Могу порадовать, в их планах это предусмотрено. Булгарин встрепенулся: -- Откуда вы знаете? Некрасивое лицо его пошло пятнами, он разволновался, шагнул к генералу. -- В мои руки,-- ответил Засядько невозмутимо,-- попал только что принятый ими документ, естественно, случайно, в котором намечено отделение Польши и предоставление ей тех же свобод, которые будут введены в России. Так что я могу поздравить вас как поляка. Ведь вы польский шляхтич? -- Как и вы -- украинский! -- Я давно уже русский офицер...-- Засядько какое-то мгновение подумал и добавил: -- Этих принципов придерживается "Южное общество", созданное на Украине. Оно гораздо более демократичное, чем "Северное". Те вообще собираются сохранить монархию. Но и те и другие -- остервенелые военные... да-да, это говорю я, генерал артиллерии, но ведь я не призываю решать все проблемы стрельбой из пушек? А они требуют... в их программе действий, когда захватят власть -- завоевание Кавказа, завоевание Бессарабии, завоевание среднеазиатских стран, завоевания, завоевания... Что много крови прольется, это не пугает меня, она все время льется, но я не верю, что штыками и пушками можно что-то сделать доброе или хотя бы полезное! -- Они честные люди,-- сказал Булгарин, ощетинившись. -- Э, батенька... У меня денщик -- честнейший парняга. Но спросите у него, что надо сделать, чтобы всем в мире стало жить хорошо? Такое предложит... А эти молодые и честные недалеко от него ушли. Уступи им власть -- весь мир утонет в крови! Нет уж, я вижу путь лишь в просвещении и улучшении нравов. И принятии новых законов. Как все люди равны перед богом, так же должны быть равны и перед законом. Чтобы во всем мире могли сказать: "Есть еще судьи в России!" Булгарин горько усмехнулся. Могущественнейший прусский король как-то на охоте потоптал посевы на краю поля одного мельника. Мельник подал на него в суд. Суд рассмотрел дело, выслушал свидетелей и присудил короля к крупному штрафу. Как король не пытался отвертеться, но штраф с него взыскали, а короля принудили признать свою вину. С того дня по всему миру пошло крылатое: "Есть еще судьи в Берлине!"... Но надо быть безумцем, чтобы подать в суд на российского императора! -- Да-да,-- сказал Засядько, читая его мысли по глазам,-- Россия останется страной бесправия до тех пор, пока самый последний простолюдин не сможет подавать в суд на первое лицо страны... и побеждать в суде, ежели прав! А ты можешь мне сказать, что так будет при этих черных полковниках, что рвутся к власти? И что диктатор России, такой титул у них предусмотрен для Пестеля, не ввергнет Россию в еще большее рабство? Только еще более страшное -- военное? И вся Россия не станет страной военных лагерей? Булгарин молчал, понурившись. Наконец сказал потускневшим голосом: -- Нет, этого сказать не могу. Но сердцем я с ними. Засядько пожал плечами, улыбнулся. Единственный раз за всю жизнь он позволил сердцу взять верх над разумом. Но то был особый случай. А управление государством сродни управлению артиллерийскому делу: меньше чувств -- больше точных расчетов. Так что, дорогой мой, никаких особенных надежд я не связываю с этими молодыми офицерами. В чем-то будет лучше, если им еще повезет, а в чем-то наверняка хуже... -- Вы пессимист, Александр Дмитриевич. А по мне хоть монархия, хоть республика, хоть черти с рогами -- лишь бы Польша была свободна! Премного благодарен вам, Александр Дмитриевич, за утешительную новость. Теперь ночь спать не придется, в облаках витать буду. -- Только и остается, что витать в облаках,-- заметил Засядько горько.-- Не очень верю в успех. Слишком много среди этих заговорщиков... поэтов. Спорят и пишут бумаги, когда нужно действовать. Не секрет, что еще в тысяча восемьсот шестнадцатом году они основали "Союз спасения", который просуществовал два года, а потом переродился в "Союз благоденствия". Еще через год переформировался в две организации: "Южное общество" и "Северное общество". И вот уже, который год болтают, пишут бумаги, спорят... -- Откуда вы все знаете? -- ужаснулся Булгарин. -- "Южное Общество" находится как раз в Малороссии, на моей родине. Именно во 2-й армии, генералом которой я являюсь. Там я проходил службу, там остались мои помощники, туда я должен явиться в случае объявления войны. Мне известен каждый шаг в моей армии... А вот откуда вы знаете? Булгарин в замешательстве опустил голову. -- Можете не сочинять ответ,-- сказал Засядько спокойно.-- Я знаю, что ваши лучшие друзья -- Рылеев, Грибоедов и прочие заговорщики. Они печатаются в вашем журнале, вы сотрудничаете в "Полярной звезде". Читал. Но не слишком ли много людей знает об их собраниях? К тому же постоянные споры, разногласия, раскол... Чудо, что государь император еще их терпит! Ему время от времени докладывают о них, но он лишь отмахивается. А Милорадович, его на днях назначили генерал-губернатором столицы, вообще велел: "Оставьте их в покое! Пусть спорят, сочиняют и читают друг другу свои дрянные стихи". -- Вы не собираетесь примкнуть? -- спросил Булгарин осторожно. -- Нет! -- ответил Засядько резко.-- Ни в коем случае. У них свои заботы, у меня свои... Через несколько минут, когда Булгарин взглянул на часы и стал поспешно прощаться, Засядько будто между прочим заметил: -- Под моим началом -- артиллерийская бригада и карабинерский полк. За мной они пойдут в огонь и воду. Он многозначительно посмотрел на озадаченного Булгарина и добавил строго: -- Но это я так: к слову. Для осведомленности. Уже на улице Булгарин ломал голову: что хотел сказать этим отважный генерал? Да, у него одного достаточно сил, чтобы захватить власть и сместить императора. Но на чьей стороне он окажется? В воскресенье он с Олей поехал в театр. Весь Петербург давно ожидал приезда знаменитого тенора Андароччи, о его необыкновенном голосе говорили с восторгом уже с прошлого сезона. Все знаменитости Франции и Италии, так уж повелось, сразу же приезжали в Петербург и Москву, именно в богатой России они делали наибольшие сборы. В Петербурге переняли дурную моду приходить в театр после первого акта, а то и после первого действия, но на этот раз зал был полон еще перед началом. Оля с восторгом рассматривала зал в лорнет. Зрение у нее было совсем не дворянское, орлица позавидует, но ей нравилась изящная вещица, изделие французских умельцев-ювелиров. Александр подарил, чтобы у нее было время для нужной паузы в разговоре, когда нужно спешно собраться с мыслями. У мужчин для этого служат табакерки с нюхательным табаком, трубки для курения, когда вроде бы занят набиванием табака или возжиганием, а на самом деле лихорадочно шаришь в пустой голове в поисках удачного ответа. Ложи блистали расшитыми золотом камзолами и мундирами. Вельможи и сановники, генералы и родовитые князья, знатнейшие дамы, графини, баронессы, княгини, все в роскошнейших платьях, невообразимые прически, драгоценности, жемчужные колье, золотые серьги с бриллиантами, алмазные диадемы в затейливо убранных волосах, рубиновые ожерелья... И над всем собранием, даже в партере витает дух богатства и благополучия. Генералы и сановники, с голубыми и алыми лентами через плечо, неторопливо раскланиваются, занимают места, готовятся с удовольствием внимать знаменитому певцу в добротном спектакле. Но по-настоящему знаменитым любой певец становится, лишь завоевав сердца взыскательных россиян в столице, ибо те видели-перевидели известнейших певцов и музыкантов. Внезапно зал зашевелился, по нему пронесся вздох. Генерал-полицеймейстер быстро отдал распоряжения помощникам, так же быстро прокатился по ковровой дорожке навстречу Александру I. Тот вел супругу, за ними двигалась свита блистающих драгоценностями придворных дам. Они вошли в свою ложу, государыня села впереди с придворными дамами, позади встали приглашенные в их ложу. Засядько рассмотрел князей Трубецкого и Заболоцкого, а также двух иностранных послов. Александр I, обвел безучастным взором зал, заприметил Засядько, кивнул. Засядько ответил на поклон, а когда Оля прошептала что-то восхищенное, пробормотал: -- Глупенькая, он не меня заметил... Весь зал давно уже таращит глаза на тебя! -- Я что-то не так одела? -- испугалась она. -- Ты выглядишь как цветок среди чертополоха. -- Ну, скажешь еще,-- шепнула она, а щеки ее залились девичьим румянцем. Он смотрел с любовью и нежностью. Это удивительное свойство краснеть так мгновенно и отчаянно, всегда приводило его в восторг. И в то же время она была смелой, отважной, не сидела, сложа руки. А встретив наглеца, не тушевалась, а, прямо глядя в глаза, давала резкий отпор. В самом деле, едва они появились, на них были устремлены многие взоры. О нем знали как о лихом воителе, ставшим администратором, мол, пользуется безграничным доверием государя, с ним надо держать ухо востро, а она сразу же по приезде завоевала славу одной из красивейших женщин столицы, если не красивейшей, и это мнение света за эти годы не померкло ни на один день. Каждую весну на балу у губернатора вспыхивала то одна, то другая звездочка, но проходил год, и вот уже щечки поблекли, взгляд потускнел, а девичья грация неуловимо быстро сменяется нездоровой полнотой, к которой особенно склонны русские женщины. Ольга Засядько, как все видели, оставалась вечно юной царевной... Тенор в самом деле был не плох. Молод, красив, только уверенности в нем еще не чувствовалось, но это Засядько отнес скорее к достоинствам. Пока человек не уверен в себе, он работает вдвое больше. Зал восемь раз вызывал певца на бис, восторженные зрители бросали на сцену цветы. Тот раскланивался, посылал отзывчивым слушателям воздушные поцелуи. Засядько ясно видел в темных как маслины глазах неподдельное счастье. Если уж признал Петербург, богатый и взыскательный, то признает и остальной мир! -- Спасибо,-- сказала Оля горячо.-- Ты удивительный! Хоть и редко вывозишь меня в театр, но всегда так удачно! -- Это тебе спасибо,-- ответил он искренне.-- Ни жалоб, ни стенаний на то, что держу затворницей... -- Это ты держишь? -- возмутилась она.-- Какая самоуверенность! Смеясь, они спускались к выводу из театра. В самом деле, больше всего ее держат дети, что растут не по дням, а по часам -- сильные, налитые жизнью, звериным здоровьем, не желающие спать ни днем, ни ночью, готовые ходить кувырком с утра до вечера, на лету хватающие все обрывки разговоров, подбирающие знания отовсюду, будь эти степенный рассказ профессора, зашедшего в гости к Засядько, или мат пьяного извозчика... У подъезда царила обычная сутолока, когда иззябшие в ожидании кучера и форейторы наперегонки кидаются к ступенькам, едва завидят фигуру барина. Крик, свист и щелканье кнутов, вопли, ругань, всяк торопится отъехать первым. Наше российское бесстыдство, подумал Засядько с отвращением. Еще когда тенор пел, иные находчивые уже вставали и пробирались к выходу, топча ноги оставшимся и мешая им увидеть концовку спектакля! Такой граф по манерам не ушел от своего извозчика, а умом и вовсе не передюжит даже подошвы своих дорогих сапог. Возле подъезда повозки сшибались корпусами, задевали друг друга колесами, стоял треск и щелканье бичей. Испуганно ржали лошади. Для форейторов было делом чести подать карету раньше других, обойти кучеров, тут не до соблюдения приличий, побеждает сильный да ловкий, а со слабыми не считаются даже в просвещенной Европе, здесь же вовсе Россия... Засядько с отвращением смотрел как иные давили народ, ломали повозки других театралов, ломились сквозь толпу как свиньи через камыш, будто дикие звери спасались из пожара. Вот она, Русь, с ее широтой души: от слез умиления во время спектакля, до грязного мата и смертоубийства сразу же после него! Василь, гордо восседая на козлах, сумел пробиться к подъезду. Александр подал руку Оле, помог влезть, сам втиснулся рядом. Повозка была легкая, маневренная, и Василю удавалось протискиваться там, где застревали другие. Их обогнала карета, больше похожая на боевого слона ударной армии Ганнибала. Богато украшенная золотом, тяжелая, массивная, на толстых крепких колесах, она будто и была рассчитана на столкновения с другими. Лошади запряжены цугом, восемь пар, нелепейшая мода, непрактичная на Руси, форейтор стегал коней и орал во весь голос, а далеко позади кучер щелкал кнутом. В крохотном окошке, похожем на бойницу, мелькнуло хмурое лицо с хищно загнутым носом. Карета рвалась вперед, давя и с треском сшибаясь с более легкими повозками. Одна карета от удара повалилась на бок, там заверещали на два голоса, мелькнуло розовое платье. Еще одну развернуло боком, дышлом уперлась в стену. Кучер лихо орал, свистел, плеть с азартом хлопала по лошажьим крупам. Люди едва успевали шарахаться в стороны, а кто не успевал, того сбивало с ног. Василь придержал коней, давая дорогу, с таким зверем треснуться боками -- себе дороже, и карета проломилась дальше, сцепилась с кем-то колесами, обе встали, загородив дорогу и повозке Засядько, кучера орали и размахивали бичами. -- Подожди здесь,-- велел Засядько. Он выскочил, в несколько быстрых шагов достиг сцепившихся, двумя ударами шпаги обрубил постромки, и лошади освобожденно ринулись вперед и пропали в ночи вместе с вопящим форейтором на передней. Кучер раскрыл рот и так застыл, жалкий, растерянный, сидя на облучке, перед которым не было коней. Засядько засмеялся зло, повернулся и пошел обратно к свой карете. Но когда проходил мимо чужой, дверца распахнулась, оттуда вывалился высокий человек с хищно загнутым носом. Он зарычал разъяренно: -- Опять? Опять вы? -- Простите,-- сказал Засядько холодно,-- что-то не припоминаю, чтобы мы с вами были знакомы. -- Это вы не знакомы,-- выкрикнул человек зло.-- Но я вас знаю неплохо! -- Тогда вам повезло больше,-- сказал Засядько. Он даже не подумал, что это могло прозвучать как самопохвальба, каждый в сказанное вкладывает свой смысл, но незнакомец, похоже, понял именно так, как жаждалось оскорбленному самолюбию. Засядько не успел сделать второго шага, а в спину яростно крикнули: -- Мерзавец! -- Очень приятно,-- ответил он,-- а я -- генерал Засядько! -- Я знаю, кто вы! Вы мне за это поплатитесь! Засядько обернулся: -- Если вы знаете, кто я, то знаете, куда прислать своих секундантов. Он открыл дверцу, увидел белое как мел лицо Оли. Встревожился: -- Что-то случилось? Она прошептала: -- Это Маратин... -- Ну и что? -- удивился он.-- А кто такой Маратин? -- Он добивался моей руки. -- Многие добивались,-- сказал он равнодушно. Подумал, что его тон может обидеть ее, добавил,-- сколько же их! Я думал, Серж был последним. -- Маратин был намного настойчивее. Но нам повезло, он был в отъезде за рубежом, когда мы... все успели. Карета выбралась на прямую к дому, Василь начал нахлестывать коней. Колеса застучали чаще. Засядько отмахнулся: -- Ладно, забудем... Тебе не показалось, что со второго действия певец был просто в ударе? Глава 38 Он вскоре забыл об инциденте и был удивлен, когда на следующее утро к нему явился гвардейский офицер в чине майора, представился и сказал, что он прислан тайным советником Маратиным для вопроса о предстоящей дуэли. Засядько посерьезнел. Тайный советник -- очень высокий чин, в армии равен генералу, так что дуэль будет равная. Понятно и как Маратин ненавидит его, ибо майор даже и не заикнулся о примирении. Интересно, подумал Засядько, что если бы я предложил принести свои извинения? Принял бы Маратин? Или жажда мести ослепила настолько, что жаждет пролить кровь в любом случае? -- Как вызванный на дуэль,-- говорил между тем майор,-- мой подопечный имеет право выбора оружия. Он предпочел шпаги... Надеется, что со шпагой у молодости больше преимуществ, понял Засядько. Что ж, верно. Только не знает, что я сейчас почему-то сильнее и ловчее, чем был двадцать лет тому. Или, по крайней мере, равен тому безрассудному герою штурма Мантуи. -- Шпага, так шпага,-- сказал он.-- Возражений нет. -- Теперь о месте... -- Да подберите сами,-- сказал Засядько,-- я заранее согласен с вашим выбором. Он чувствовал себя глупо. На дуэлях за всю бурную жизнь почти не дрался, две-три не в счет... или пять, н не помнил точно, ибо жизнь шла под свист пуль и рев ядер, рубил саблей с коня и пешим, стрелял в людей, захватывая их батареи и отстаивая свои, тут счет был бы не на единицы, но вести счет на войне безнравственно и аморально, не утки падали наземь под его выстрелами! -- Я знаю одно уединенное место за городом,-- сказал майор, кланяясь.-- Близко, дорога отменная, и ехать не больше получаса! -- Отлично,-- согласился Засядько кисло,-- я бы не отказался и от места за десять минут от города. -- Увы, слишком много гуляющих... И усадьбы начинают строить за городом. -- Против моды не попрешь,-- вздохнул Засядько.-- Передайте, что я согласен. А секунданта я подберу сегодня же. -- Тогда назначим на завтра? -- На завтра,-- согласился Засядько. -- Имею честь откланяться! -- До завтра. Маратин шел, задумавшись, когда услышал быстро приближающиеся шаги. В его сторону шел, держа его взглядом, Васильев, один из высших офицеров Генштаба. Они были бегло представлены когда-то на каком-то вечере, с того времени никогда не встречались, не разговаривали, инстинктивно чувствуя антипатию друг к другу, и теперь Маратин удивился, когда Васильев остановился рядом с ним: -- Граф, вы попали в неприятную ситуацию. Голос Васильева был сочувствующий. Маратин поморщился: -- А вам какое дело? -- Есть дело. -- Какое все же? Васильев оглянулся по сторонам, еще больше понизил голос: -- Засядько -- первая шпага армии. Во всей Российской империи не найдется человека, который бы виртуознее владел оружием. Будь то шпага, сабля, пистолет или просто кулаки. -- Похоже,-- буркнул Маратин с неприязнью,-- вы все деньги поставите на него. Васильев криво улыбнулся: -- Поставлю. Но я очень хотел бы, чтобы победили вы. -- Почему? Васильев прямо посмотрел в глаза молодого графа: -- У меня с ним личные счеты. -- Ого! Приятно, что не я один. Голос Васильева с

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору