чальным, и он вовсе не считал, что судьба толкнула его
на слишком уж трудный путь. Напротив, он благословлял свою счастливую звезду
за то, что она привела его в столь восхитительную страну. Слушая рассказы  о
баронах-разбойниках, глядя  на  черные  шрамы,  которые  война  оставила  на
прекрасном лике холмов, он думал, что  никакой  герой,  или  сказитель,  или
трувер не повествовал о землях, сулящих столь много,  где  было  бы  столько
простора для рыцарских деяний, столько возможности завоевать честь и славу.
     Взяв в плен Рыжего Хорька, он сделал первый  шаг  к  выполнению  своего
обета. И конечно, где-то среди  этих  чудесных  холмов  он  совершит  второй
подвиг, быть может, даже более прекрасный. В морском бою он сражался  бок  о
бок со своими товарищами, просто выполняя свой долг, и не усматривал в  этом
ничего примечательного. Нет, к ногам леди Мери он сложит  деяние,  достойное
ее. И в раздираемой войной Бретани ему, без сомнения, представится  желанный
случай. А после второго подвига будет странно,  если  он  не  сумеет  вскоре
совершить третьего и освободит себя от обета, обретя право  вновь  взглянуть
ей в лицо. Великолепный золотистый  конь  под  ним  выделывал  курбеты,  его
гилфордские доспехи блестели на солнце, меч звенел о железное  стремя,  рука
сжимала крепкое ясеневое копье  отца,  и  он,  улыбаясь,  с  легким  сердцем
поглядывал направо и налево, не пошлет ли ему судьба желанной удачи.
     Дорога от Динана до Кона, по которой  двигалось  маленькое  войско,  то
взбегала на пологие холмы, то спускалась в лощины, слева тянулась болотистая
равнина, где на своем пути к морю петляла  река  Ране,  справа  простирались
леса, укрывавшие редкие  деревушки,  такие  убогие  и  нищие,  что  ни  один
грабитель не стал бы тратить на них время.  При  первой  вспышке  солнца  на
железной каске крестьяне спешили укрыться среди кустов на опушке,  откуда  в
любой миг могли ускользнуть в тайные убежища под защитой  густой  чащи.  Они
равно и тяжко страдали от бесчинств конных  и  пеших  солдат,  под  чьим  бы
знаменем те ни воевали, а когда подвертывался удобный случай, свирепо мстили
за свои обиды, тоже не разбирая между соперничающими партиями, чем  обрекали
себя на новые страдания.
     Англичане вскоре убедились, на что способны  эти  несчастные  существа,
низведенные до положения диких зверей, - неподалеку от Кона  они  наткнулись
на труп собрата по оружию, попавшего  в  засаду  и  убитого.  Каким  образом
крестьяне сумели его  одолеть,  отгадать  было  невозможно,  однако  ужасный
способ, каким удалось убить его, несмотря на броню, сомнений не вызывал.  По
меньшей мере восемь человек приволокли огромный камень и бросили на него. Он
лежал раздавленный, точно краб в разбитой  скорлупе.  И  пока  отряд  угрюмо
проходил мимо, кулаки гневно грозили  в  сторону  леса,  страшные  проклятия
сыпались на попрятавшихся там убийц несчастного,  чья  эмблема  -  моленский
крест - свидетельствовала, что он состоял на службе  у  дома  Бенгли,  глава
которого, сэр Уолтер, в это время командовал английскими силами в Бретани.
     Сэр Роберт Ноллес не раз бывал тут и вел своих  людей  с  искусством  и
предусмотрительностью  опытного  ветерана,  который  старается   ничего   не
оставлять на волю случая и пропускает мимо ушей упреки  глупцов  в  излишней
осторожности. В Динане он набрал еще лучников и жандармов, так что в  войске
его теперь  было  около  пятисот  солдат.  Впереди  под  его  началом  ехали
пятьдесят конных копейщиков в полном вооружении, готовые отразить любое вне-
запное нападение. За ними шли лучники,  замыкал  же  колонну  второй  конный
отряд. По флангам располагались  дозоры  конников,  а  десяток  разведчиков,
развернувшихся веером, осматривали каждый овраг и лощину  впереди.  Вот  так
трое суток сэр Роберт Ноллес продвигался вперед по Южной дороге.
     Сэр Томас Перси и сэр Джеймс Астли догнали авангард, и Ноллес  объяснил
им план предстоящей кампании. Оба они были молоды, отличались горячностью  и
пылко мечтали о неслыханных подвигах, о славе странствующих рыцарей,  однако
Ноллес, наделенный ясным холодным умом и железной целеустремленностью, ни на
миг не забывал о том, зачем он послан в Бретань.
     - Клянусь святым Дунстаном и всеми линдисфарнскими святыми! -  вскричал
пламенный сын английского севера. - Не по душе мне  ехать  вперед,  когда  и
справа и слева нас ждут славные деяния! Я слышал, что французы в Эвране,  на
том берегу реки, и разве вон тот замок, чьи башни встают  над  лесом,  не  в
руках предателя, изменившего своему сюзерену герцогу Монфору? А  дорога  эта
ничего достойного наших мечей нам не сулит. Люди тут, видно, войны чураются.
Да если бы мы углубились настолько за шотландскую границу, так  нам  бы  уже
представилось  немало  случаев  заслужить  честь  или  совершить  что-нибудь
достойное.
     - Твоя правда, Томас! - воскликнул  Астли,  краснолицый  и  вспыльчивый
молодой человек. - Французы сами к  нам  не  явятся,  это  видно,  а  потому
надобно нам явиться к ним. Какой рыцарь не посмеется над  тем,  что  мы  уже
третий день ползем по этой дороге, будто нас подстерегают тысячи опасностей,
тогда как вокруг лишь жалкий крестьянский сброд.
     Но Роберт Ноллес покачал головой.
     - Нам неизвестно, что скрывают эти леса, что прячется за теми  холмами,
- сказал он. - А когда я ничего не знаю, то всегда стараюсь быть  готовым  к
наихудшему. Этого требует благоразумие.
     - Твои враги найдут слово пожестче, - презрительно бросил Астли. - И не
думай, что меня ввергнут в трепет твои нахмуренные брови, сэр Роберт, как не
переубедит меня и твой гнев. Видывал я в других глазах и не такую ярость, но
не пугался.
     - Речи твои, сэр Джеймс, и неучтивы и неумны, - ответил Ноллес. -  Будь
я волен в своих поступках, то загнал бы их назад  в  твою  глотку  вот  этим
кинжалом. Но я здесь для того, чтобы вести это войско безопасным путем и без
ущерба для него, а не ссориться с  каждым  дурнем,  у  которого  не  хватает
умишка понять, какие предосторожности необходимо принимать в походе. Как  ты
не видишь? Да начни я сворачивать направо и налево по  твоему  желанию,  так
ослабил бы свои силы прежде, чем достиг бы места, где их можно употребить  с
наибольшей выгодой!
     - А где это место? - спросил Перси. -  Клянусь  Богом,  Астли,  сдается
мне, едем мы с рыцарем, который знает о войне больше нас с тобой, и разумнее
будет следовать его советам. Так расскажи нам, что ты замыслил.
     - В тридцати милях дальше, - ответил  Ноллес,  -  расположена  крепость
Плоэрмель,  которую  с  сильным  гарнизоном  держит  англичанин  Бамбро.   А
неподалеку оттуда стоит замок Жослен, где находится Робер Бомануар с большим
числом бретонцев. Я намерен соединить силы с Бамбро, чтобы мы  могли  вместе
осадить Жослен, взять его, стать господами  всей  средней  части  Бретани  и
выступить против французов на юге.
     - Поистине лучше не придумаешь, - убежденно сказал Перси, -  и  клянусь
тебе спасением души, что тут я с  тобой  до  конца!  Уж  конечно,  когда  мы
поглубже вторгнемся в их край, они соберутся вместе и  попытаются  выступить
против нас. Только вот, клянусь всеми  линдисфарнскими  святыми,  за  единый
летний день в Лидсдейле или в Джедбергском лесу я  встречал  больше  врагов,
чем до сих пор видел в Бретани. Но поглядите-ка на  тех  всадников.  Это  же
наши конники, верно? А кого же они привязали к стременам?
     Из дубравы слева от дороги выехали конные лучники и рысью направились к
трем остановившимся рыцарям. Рядом с двумя лошадьми бежали  два  злополучных
крестьянина. Привязанные за кисть руки к ремню стремени,  они  подпрыгивали,
спотыкались и напрягали все  силы,  чтобы  удержаться  на  ногах.  Один  был
высокий, тощий, светло-рыжий. Другой низенький и  смуглый,  но  оба  заросли
такой коростой грязи, их нечесаные волосы были так излохмачены и спутаны,  а
тела прикрывали такие лохмотья, что они совсем утратили человеческий облик и
больше походили на диких зверей.
     - Это еще что? - сурово спросил Ноллес. - Или  я  не  приказал  вам  не
трогать мирных жителей?
     Старый Уот из Карлайла, возглавлявший лучников, поднял над головой меч,
пояс и кинжал.
     - С твоего позволения, благородный сэр, - сказал он, -  я  увидел,  как
что-то заблестело, и подумал, что в руках, созданных для плуга и лопаты, так
блестеть ничто не может. Тогда мы их догнали, отобрали у них меч  и  пояс  с
кинжалом и увидели на них крест Бентли, ну и поняли, что забрали  они  их  у
того убитого англичанина. Значит, они  двое  из  тех  злодеев,  которые  его
убили, и по справедливости мы должны воздать им тем же.
     И действительно, на мече, поясе и кинжале сверкал серебряный  моленский
крест, точно такой же, какой они видели на латах мертвеца.  Ноллес  поглядел
на меч и перевел взгляд на пленников. Лицо у него было каменным. Увидев  эти
беспощадные глаза, они с бессвязными воплями  упали  на  колени,  выкрикивая
мольбы и объяснения на наречии, которого никто не смог понять.
     - Мы должны  обезопасить  дороги  для  английских  путников,  -  сказал
Ноллес. - Эти люди повинны смерти. Повесьте их вот на том дубе!
     Он кивнул на кряжистый дуб у самой дороги, тронул коня и поехал  дальше
вместе с двумя рыцарями, но старый лучник поскакал за ним.
     - С твоего разрешения, сэр Роберт, лучники  хотят  казнить  злодеев  на
свой лад, - сказал он.
     - Лишь бы их казнили, а как, мне все равно, - небрежно ответил Ноллес и
продолжил путь, ни разу не оглянувшись.
     В те суровые времена человеческая жизнь стоила  дешево.  Захваченных  в
плен простых воинов или моряков победители без разбора и без жалости тут  же
предавали смерти. Война была жестокой игрой, а ставкой - смерть проигравших,
и ставку эту победители требовали, а побежденные уплачивали  без  каких-либо
сомнений и колебаний. Пощадить могли  только  рыцаря,  ибо  живой  он  стоил
больше мертвого, так как за него можно было получить выкуп. Люди,  прошедшие
обучение в такой школе, знающие, что в любую минуту может настать их  черед,
разумеется,  считали  расправу  с  двумя  крестьянами-убийцами  не   стоящим
внимания пустяком.
     Впрочем, у лучников на сей  раз  была  особая  причина  просить,  чтобы
пленников отдали им. Между лысым старым  мастером  Бартоломью  и  долговязым
йоркширцем Неддом Уиддингтоном после их спора на борту "Василиска" все время
тлела вражда, а в Динане она вспыхнула жарким пламенем и привела к стычке, в
результате которой не только они оба, но еще и десяток их приятелей в  конце
концов растянулись на булыжнике. Ожесточенную распрю вызвал  вопрос  о  том,
кто из них искуснее в обращении с длинным луком, и вот теперь у их товарищей
родился жестокий план, позволявший раз и навсегда установить,  чья  меткость
все-таки выше.
     В двухстах шагах от дороги начинался  густой  лес,  отделенный  от  нее
ровным лугом. Крестьян отвели в сторону на пятьдесят шагов и поставили лицом
к лесу,  удерживая  их  за  веревки.  Ничего  не  понимая,  они  со  страхом
поглядывали через плечо на дорогу, где шли деловитые приготовления.
     Старик Бартоломью и верзила йоркширец вышли из рядов и встали  плечо  к
плечу с луком в левой руке и единственной  стрелой  в  правой.  Они  бережно
натянули тетиву,  смазали  жиром  перчатки  для  стрельбы  и  застегнули  на
запястьях предохранители. Оба сорвали по нескольку травинок, чтобы  измерить
силу и направление ветра, проверили все мелочи,  встали  боком  к  мишени  и
выдвинули ногу для устойчивости.  Со  всех  сторон  их  осыпали  советами  -
нередко насмешливыми.
     - Ветер три четверти, мастер Бартоломью! - крикнул кто-то. - Целься  на
ширину спины вправо!
     - Да только не своей спины! - захохотал другой. - Не то пошлешь  стрелу
мимо.
     - А такой ветер  стрелу,  пущенную  хорошо,  не  отклонит,  -  вмешался
третий. - Целься прямо в него и не промажешь.
     - Не ударь лицом в грязь, не  посрами  наши  холмы!  -  крикнул  земляк
йоркширца. - Тетиву отпусти легонько, не дергай, не то  я  обеднею  на  пять
серебряных монет.
     - Ставлю недельное жалованье на Бартоломью! - раздался чей-то  возглас.
- Эй, лысая башка, не подведи меня!
     - Хватит, хватит! Прикусите языки, ребята! - прикрикнул старый  Уот  из
Карлайла. - Коли б вы на стрелы были так же бойки, против вас  никто  бы  не
выстоял! Ты стреляй в коротышку, Бартоломью, а ты в высокого, Нед. Дайте  им
пробежать, пока я не скомандую, а  тогда  каждый  пусть  сам  решает,  когда
выстрелить и каким манером. Готовы? Эй, там, Хейлуорд, Беддингтон,  пускайте
их!
     Веревки были сдернуты, и пленники,  пригнувшись,  кинулись  к  лесу,  а
лучники заулюлюкали, как загонщики на охоте, вспугнувшие  зайца.  Соперники,
наложив  стрелы,  замерли,  точно  две  светло-бурые  статуи,   не   спуская
напряженного взгляда с бегущих и медленно поднимая луки но  мере  того,  как
расстояние увеличивалось. Бретонцы уже  преодолели  половину  расстояния  до
леса, а старый Уот все молчал. То ли из жалости, то ли по злокозненности, но
в любом случае шансы пленников на  спасение  достаточно  возросли.  Наконец,
когда от дороги их отделяло уже сто двадцать шагов, он повернул седую голову
и крикнул:
     - Стреляй!
     И тут же зазвенела тетива йоркширца. Нет,  не  по  ошибке  он  заслужил
славу  одного  из  смертоноснейших  лучников  севера  и   дважды   выигрывал
серебряную стрелу на состязаниях в  Селби.  Метко  пущенная  роковая  стрела
вонзилась в согнутую спину рыжего крестьянина по оперение. Он  упал  ничком,
даже не застонав, и неподвижно распростерся на траве, а короткие белые перья
между темными лопатками показывали, куда смерть нанесла свой удар.
     Йоркширец подбросил лук в воздух и заплясал от радости, а его  товарищи
в свирепом восторге разразились  одобрительными  криками,  которые  внезапно
сменились громовым хохотом и насмешливыми воплями.
     Второй крестьянин, более хитрый, бежал медленнее, но часто оглядывался,
а увидев участь своего товарища, и вовсе остановился. Он не спускал  глаз  с
натянутого лука и, едва тетива была отпущена, кинулся на траву, услышал, как
стрела просвистела над ним,  и  увидел,  как  она  впилась  в  дерн  немного
впереди. Тотчас он вскочил на ноги и под вопли и улюлюканье лучников кинулся
к спасительному лесу. Вот он уже на опушке, а ближайшего  из  его  мучителей
отделяют от него двести шагов! Здесь им до него не добраться!  Возле  густых
кустов он почувствовал себя в безопасности, точно кролик у входа в нору.  И,
возликовав,  не  удержался  -  заплясал,  презрительно  щелкая  пальцами   и
потешаясь  над  дураками,  которые  его  упустили.  Откинув  голову,  беглец
насмешливо завыл по-собачьи, и в этот миг  горло  ему  пронзила  стрела.  Он
рухнул мертвый на папоротник, и у дороги воцарилась недоумевающая тишина,  а
затем лучники подняли торжествующий крик.
     - Клянусь святым крестом Беверли, такого выстрела я уже  много  лет  не
видывал! - вскричал старый Уот. - Мне и самому не пустить стрелы лучше, даже
стань я опять молодым. Кто из вас попал в него?
     - Эйлуорд из  Тилфорда,  Сэмкин  Эйлуорд!  -  ответил  хор  голосов,  и
покрасневшего от таких похвал лучника вытолкнули вперед.
     - Жалко, цель была такая, - пробормотал Эйлуорд. - Я бы отпустил его  с
миром, да только, как он принялся над нами смеяться, пальцы у меня сами  лук
натянули!
     - Вижу, вижу, что лучник ты хоть куда, - сказал старый Уот. - И на душе
у меня покойней стало.  Коли  я  живым  не  вернусь,  останется  после  меня
стрелок, достойный поддерживать честь нашего ремесла. А теперь заберите свои
стрелы и в путь: вон сэр Роберт ждет нас на холме.
     Весь день Ноллес вел отряд по  обезлюдевшему,  одичалому  краю,  где  в
лесном сумраке таились существа, потерявшие  человеческий  образ  и  душу  -
зайцы с сильными,  волки  со  слабыми.  Порой,  поднимаясь  по  склону,  они
успевали увидеть в отдалении всадников, которые тотчас исчезали.  Иногда  из
укрытых холмами селений доносился набатный звон, и дважды дорога приводила к
замкам, но при их приближении подъемные  мосты  повисали  в  воздухе,  а  на
стенах выстраивались солдаты и осыпали их  насмешками  из-за  зубцов.  С  их
лугов англичане забрали нескольких пасшихся там волов и овец, однако тратить
силы на каменные стены Ноллес склонен не был и продолжал путь.
     В Сен-Меэне они увидели большой женский  монастырь,  окруженный  серыми
стенами в разводах лишайника, - тихий оазис мира среди  пустыни  войны,  где
среди плодовых деревьев трудились и отдыхали  монахини  в  черных  одеяниях,
оберегаемые от зла сильной и кроткой рукой  Церкви.  Проходя  мимо,  лучники
сдергивали каски, ибо самый дерзкий, самый беспощадный  не  смел  преступить
незримый предел, охраняемый страхом перед отлучением и  ночной  погибелью  -
единственной защитой слабого от насильника в этом перепаханном оружием краю.
     В Сен-Меэне маленькое войско  расположилось  на  бивак.  Когда  же  был
приготовлен и съеден полуденный обед и войско после  краткого  отдыха  вновь
построилось, Ноллес отозвал Найджела в сторону.
     - Найджел, - сказал он, - сдается  мне,  такого  сильного  и,  полагаю,
быстрого скакуна, как твой, я еще не видывал.
     - Да, благородный сэр, конь поистине чудесный, - ответил Найджел.
     С того дня как они ступили на  палубу  "Василиска",  между  ним  и  его
молодым начальником успели возникнуть  искренняя  привязанность  и  взаимное
уважение.
     - Пожалуй, тебе следует дать ему хорошенько поразмяться,  он  ведь  уже
отяжелел, - сказал рыцарь. - А теперь, Найджел, ответь:  что  ты  видишь  на
склоне дальнего холма через вот этот просвет между ясенем и большим камнем?
     - Белое пятно. Лошадь, не иначе.
     - Я следил за ней все утро, Найджел. Этот всадник  упорно  держится  на
нашем фланге, то ли следит за нами, то ли наводит на нас врагов.  Я  же  рад
был бы поговорить с каким-нибудь пленным - очень нелишне узнать что-нибудь о
здешних местах, а крестьяне тут не понимают ни французского, ни английского.
Задержись здесь, когда мы выступим. Он, конечно, последует за нами, и вон та
дубрава не даст ему тебя заметить. Обогни ее  так,  чтобы  оказаться  позади
него. Слева широкая равнина,  справа  будем  мы.  Если  твой  конь  окажется
быстрее, то тебе останется только взять его в плен.
     Найджел тем временем уже спрыгнул на землю и подтягивал подпругу.
     - Нет, спешить ни к чему. Начать погоню  ты  должен!  только  когда  мы
отойдем на две мили. А главное, прошу тебя,  Найджел,  выкинь  на  время  из
головы странствующих рыцарей. Мне  нужен  этот  человек  -  он  и  сведения,
которые я могу от него получить. Забудь о подвигах и помни только  о  нуждах
нашего войска. Когда возьмешь его, следуй на запад за солнцем  и  где-нибудь
непременно выедешь на эту дорогу.
     Найджел укрылся с Бурелетом в тени монастырской стены. Оба они изнывали
от  нетерпения,  а  сверху  шесть  простодушных  монахинь  круглыми  глазами
созерцали это непривычное и пугающее видение суетного мира. Наконец  длинная
колонна скрылась из  вида  за  изгибом  дороги,  и  белое  пятно  исчезло  с
открытого зеленого склона. Найджел склонил перед монахинями покрытую  шлемом
голову, дернул поводья и поскакал выполнять возложенное на  него  поручение.
Глаза монахинь округлились  еще  больше,  а  золотистый  конь  и  сверкающий
всадник обогнули опушку, несколько раз мелькнули между стволами  и  скрылись
за ними. Проводив их взглядом, святые сестры вновь принялись подрезать ветки
и сажать рассаду, томимые мыслями о прекрасном  и  грозном  мире  за  серой,
обросшей лишайниками стеной.
     Все произошло именно так, как  сказал  Ноллес.  Когда  Найджел  обогнул
дубраву, на лугу перед собой он увидел всадника на белой лошади так  близко,
что ясно разглядел и стройную молодую фигуру, и  гордую  осанку,  и  лиловую
шелковую тунику, и черную  шапочку  с  ниспадающим