С.А. с Е.А. решили спеть для гостя. Сели за
рояль, и под аккомпанемент С. А. спели несколько украинских и
русских песен.
  - Видно, что образованные, - сказал наш гость. После мы
все смеялись над этой простодушной похвалой.
  И внутренне он был колоссом духа, так твердо стоявший "на
камени веры", что ни гонения, ни лишения, ни злословие не могли
поколебать его веру и любовь к Богу. Раз избрав свой путь, он шел по
нему, не оглядываясь назад. Такова же была и Елена Александровна.
  Оба они любили друг друга верно и самоотверженно, всегда были
вместе, во всем были единомысленны. Они были аскетами в своем
безропотном, даже как бы радостном перенесении всяких лишений,
гонений и различных житейских зол.
  Были они строгими постниками, но и аскетизм и пост их
были по слову Евангельскому с "главой, умащенной елеем и лицем
умытым".
  Все церковные службы, которые совершались в нашем храме,
они посещали неукоснительно. Очень часто исповедовались и
причащались. Оба они пели на клиросе. У Е.А. было большое умение
петь.
  Они были как бы христианами апостольских времен и все
Евангелие было им так близко, если бы они жили в те времена и
были очевидцами тех событий. И своим любовным отношением к
людям они так же были близки к первым христианам.
  Вся их жизнь была как бы непрестанным стоянием перед
Богом, и каждый свой шаг они представляли на Его суд. Никакие
земные соображения и расчеты не принимались ими во внимание,
всецело они предали свою жизнь в волю Божию. Поэтому такое
большое влияние на окружающих они имели, так могли пробуждать
в людях добрые чувства. Я помню как-то раз в праздник, мы всей
семьей пили чай на террасе нашего дома. Перед террасой проходила
дорога, на которой показался изрядно подвыпивший мужичок.
  Посмотрев на наши окна, он начал выкрикивать какие-то
ругательства в адрес "попов". В этот день с нами был и мой муж. Он
возмутился и хотел выйти и обрушить громы и молнии на дерзкого.
  Но Сергей Александрович остановил его, сказав: "Подожди, Левушка,
я сам с ним поговорю".
  Он вышел на крыльцо, подозвал к себе прохожего и что-то
стал ему говорить. Мы даже немножко испугались, что С. А.
  услышит какие-нибудь оскорбления. Но, к удивлению нашему, после
слов Сергея Александровича, мужичок заплакал, начал креститься.
  Сергей Александрович попросил нас вынести воды, прохожий напился
и, крестясь, плача и благодаря за что-то Сергея Александровича,
пошел своим путем. Был еще один случай, изумивший моего мужа.
  Как-то Сергей Александрович пригласил моего мужа прогуляться
после чая. Видно, в этот день он чувствовал себя хорошо.
  Они отправились по дороге, рядом с которой был парк
бывшего помещичьего владения. Парк этот был огорожен дощатым
забором, местами проломанном. По дороге, навстречу им показалась
телега с двумя седоками. Один был пожилой мужчина, другой -
подросток. Мой муж, опасаясь услышать опять какую-либо
грубость, предложил Сергею Александровичу пройти в пролом забора
и идти по другую его сторону, чтобы избежать столкновения.
  "Нехорошо, Левушка, людей бояться, пойдем прямо", -
сказал Сергей Александрович, и они пошли навстречу едущим. И вдруг
слышат они, как старший говорит младшему: "Смотри, смотри, вон
навстречу отец Серафим идет", - и указывает на Сергея
Александровича. Это - вместо ожидаемого моим мужем злословия!
  Они оба вернулись домой со слезами на глазах. Особенно был
растроган Сергей Александрович, бывший большим почитателем
преподобного Серафима.
  Сергей Александрович и Елена Александровна занимали в
нашем доме маленькую комнатку, бывший кабинет моего отца.
  Каждый день проходил у них по раз навсегда установленному порядку.
  Сергей Александрович вставал очень рано; часа в 4, и исполняя свое
особое утреннее правило, затем, часов в 7 вставала Елена
Александровна и они уже вместе читали утренние молитвы. Затем,
часов в 8, до завтрака, они шли на прогулку.
  Сергей Александрович был тяжело больным человеком.
  Неоднократные аресты, пересылки из одного места в другое привели
к тяжелому заболеванию сердца. Я помню, как-то раз он сказал
моему дедушке: "Ах, отец дьякон, я как червивое яблоко, - снаружи
как будто все хорошо, а внутри никуда не годится".
  Действительно выглядел он богатырем, а сердце было совсем
больное.
  Прогулка их длилась около часа и к общему завтраку они
возвращались. Возвращались они всегда с букетиком цветов, так как
в наших местах их росло очень много. Елена Александровна во время
прогулок собирала то одни, то другие, и насчитала 85 видов цветов.
  Они любили наслаждаться красотой природы.
  Помню, как однажды Сергей Александрович позвал моего
мужа: "Левушка, иди, посмотри, какие облака красивые".
  Все, что готовила мама, им всегда нравилось и самые
простые кушанья они так торжественно вкушали, как будто это
был царский обед.
  После завтрака все принимались за свои дела. Старшие, во
главе с отцом, отправлялись что-нибудь делать по хозяйству. Сергей
Александрович после завтрака уходил в свою комнатку и работал. Он
брал в церковной библиотеке журнал "Церковные ведомости" и
выписывал оттуда в свои тетради все, что находил
знаменательным, продолжая отыскивать "великое в малом".
  Елена Александровна находилась по большей части около
него, а иногда выходила в общие комнаты и занималась с детьми, на
что была большая мастерица. Она или пела им разные милые
песенки, или рассказывала сказки, или придумывала занятные игры.
  При помощи носового платка и пальцев она могла показать целое
представление и  дети всегда слушали ее, затаив дыхание.
  Для взрослых у Елены Александровны было тоже много
различных интересных и полезных рассказов. Они с Сергеем
Александровичем несколько лет жили в Оптиной пустыни, общались
с оптинскими старцами и много о них рассказывали.
  Елена Александровна рассказывала нам о старце оптинском,
о. Нектарии, с которым они с Сергеем Александровичем были
особенно близки.
  Ел. Ал. говорила, что о. Нектарий любил рассказывать
маленькие поучительные истории, две из которых я запомнила.
  Первая из них: Один царь должен был выбрать себе
советника. Чтобы найти достойного и верного человека, он решил
подвергнуть их испытанию и сделал так: аккуратно снял кожу с
апельсина, сложил его так, что издали можно было принять это за
целый апельсин. Положив сложенную кожицу на стол, он позвал
своих приближенных и спросил их: "Что это такое?" Все, кроме
одного поспешили сказать: "апельсин". И только один сначала
подошел, взял в руки и сказал: "Это кожа от апельсина". Его и взял
себе в советники царь.
  Вторая история. Так же один царь искал себе советника.
  Взял своих приближенных в лес и, гуляя по лесу, лег на землю,
приложил ухо к земле и, встав, сказал, что он слышал, как растут
грибы. Тотчас же все его приближенные сделали то же самое и,
встав, сказали, что и они слышали, как растут грибы. Только один
сказал, что он ничего не слышал. Его и взял царь советником.
  А вот подлинная история, относящаяся к о. Нектарию.
  Однажды приехала в Оптину пустынь какая-то дама из Петербурга и
попросила, чтобы ее принял о. Нектарий, о котором она много слышала. О.
Нектарий ее принял и при этом как раз присутствовал Сергей Александрович с
Еленой Александровной. Дама эта начала рассказывать старцу о своей жизни и
перечислять невзгоды, какие ей пришлось перенести. Тон ее рассказов был
такой, что эти страдания как бы должны обеспечить вечное спасение.
  О. Нектарий выслушал ее молча, потом, помолчав, сказал:
  "Два разбойника были распяты на кресте вместе с Спасителем, оба страдали
одинаково, но Царства Небесного сподобился только один." Так вот каждый
день мы получали какое-либо назидание в общении с Сергеем Александровичем и
Еленой Александровной. По вечерам Сергей Александрович иногда приглашал нас
к себе в комнату, что-нибудь читал или рассказывал нам из того, что
встретилось ему за день. Иногда читал из Четьи Минеи житие святого, память
которого праздновалась на следующий день. Иногда с нами же читал вечерние
молитвы, которые всегда заканчивал молитвой к Божией Матери: "Царице моя
Преблагая, надежда моя, Богородице"...
  Все, кто видел Сергея Александровича и Елену Александровну в церкви,
сразу начинали относиться к ним с особым уважением. Но ни в какие разговоры
Сергей Александрович ни с кем ни вступал, вероятно, боясь повредить моему
отцу. Тем не менее, в сентябре, как раз накануне праздника Воздвижения
Креста Господня у нас был сделан тщательный обыск.
  Чудом мне удалось спасти тетради с записями Сергея Александровича. Опять
помогло стечение обстоятельств. Я в этот день решила постирать и после
завтрака, который был приготовлен на террасе, так как день был удивительно
теплый, я пошла на кухню, из окна которой было видно все на террасе. Мама
там убирала со стола. Вскоре я увидела, что на террасу вошли люди в военной
форме, с ними двое крестьян, живших по соседству - понятые. Я прислушалась
и слышу: "А вот ордер на обыск." Вижу испуганное лицо мамы и тотчас в
голове мелькает мысль о тетрадях Сергея Александровича. Иду быстро в
комнаты через коридор, дверь из которого на террасу открыта. Быстро захожу
в комнату Сергея Александровича и беру у него тетради.
  Он тоже уже все услышал, так как окно из их комнаты тоже выходило около
террасы. Как-то успела быстро пройти в свою комнату, завернула тетради в
простыни и пошла обратно на кухню.
  Выйдя в коридор, слышу слова: "Никому никуда не выходить." Но я продолжаю
идти на кухню, где один из военных подходит ко мне, берет рукой за край
простыни и спрашивает: "Что вы несете?" Я довольно резко выдергиваю из его
рук простыню и говорю:
  "Грязное белье, видите, я стираю". Он идет за мной следом, и я у
него на глазах бросаю сверток на кучу грязного белья, которое я
приготовила к стирке, думая с ужасом, что военный сейчас все
развернет.
  Но, слава Богу, он этого не сделал, только сказал:
  "Прекратите стирку". Я пожала плечами и говорю: "Ну, если нельзя,
не буду". Он уходит.
  Начался тщательный обыск, сначала в комнате Сергея
Александровича, затем в остальных комнатах.
  У нас в доме было много книг, хранились письма
родственников, друзей, и даже жениховские письма моего отца. Все
досконально прочитывалось и это заняло весь день до сумерек. За это
время я улучила момент и бросила тетрадку за печку на кухне,
между задней ее стеной и стеной кухни. Уже в сумерках, обозленные
тем, что понапрасну проделали такую работу, начали обыск па
кухне. И хотя в доме ничего противозаконного не было обнаружено,
на кухне искали везде, в печке, на печке, даже в печной трубе. Глядя
на это, я очень волновалась, что найдут тетради, но, слава Богу, за
печкой они искать не стали.
  Очень тяжелый день мы пережили, хотя все кончилось
благополучно. Вероятно и на Сергея Александровича это событие
оказало плохое действие, потому что после этого приступы болей в
сердце участились.
  Он чувствовал себя виноватым перед моим отцом, хотя
отец мой старался убедить его, что нисколько ни в чем его не
обвиняет.
  Потом он рассказал, что был арестован в Киеве и долго
находился в какой-то очень строгой тюрьме, которая носила
название "каменный мешок". Рассказывал, как грозил ему расстрелом
Киевский прокурор за то, что Сергей Александрович якобы
способствовал тому, что его книга "Великое в малом" была
переведена на иностранные языки и попала за границу.
  Сергей Александрович отвечал ему, что ни в переводе книги
на иностранные языки, ни в пересылке ее за границу, он не только не
участвовал, но и не знал. "Кроме того , - сказал Сергей
Александрович прокурору, - если вы меня расстреляете, то этим
докажете правильность написанного мной в этой книге".
  "Вот в том-то и дело" - стукнул по столу кулаком
прокурор. Сергей Александрович говорил, что книга его "Великое в
малом" с сионскими протоколами была в Петербурге скуплена в
первый же день поступления ее в продажу. Так что даже Сергей
Александрович сам не мог приобрести ни одного экземпляра и у него
книги этого издания не было.
  В конце-концов Сергея Александровича освободили, признав
его "коечным больным" или, может быть, боялись применить к нему
суровые меры, так как книга его была известна за границей и Сергей
Александрович говорил, что он даже получил посылку от Форда.
  Но этого "коечного больного" потом все время высылали из
одного места в другое, лишив совершенно спокойствия. Вскоре после
этого события я уехала с детьми в Москву, и к родителям приехала
только на Святки.
  Елена Александровна часто мне писала и нередко упоминала в своих письмах
о том, что Сергей Александрович чувствует себя хуже, что несколько раз были
у него тяжелые сердечные приступы с потерей сознания. Когда мы с мужем и
детьми приехали к родителям, Сергей Александрович встретил нас словами:
"Уже последние звонки мне даны, Левушка." Но и сам он и Елена Александровна
были по-прежнему спокойны и светлы духом, и также со всеми ласковы и
приветливы.
   Пробыв в Крутце несколько дней, мой муж уехал в Москву на работу, а я с
детьми осталась еще погостить у родителей. И комнате Сергея Александровича
был образ преподобного Серафима Саровского, где он изображен согбенным, с
палочкой. Сергей Александрович как-то сказал: "Вот батюшка идет с палочкой
и указывает мне дорогу. Куда он приведет меня, там я и буду." Слова эти
оказались пророческими. Наступило 1-е января старого стиля. Новый год
церковный. Накануне вечером мы сидели в комнате Сергея Александровича, и он
читал нам вслух житие святителя Василия Великого из славянской Четьи Минеи,
хранившейся в нашем доме с давних нор. Я до сих пор помню многое из того,
что содержалось в прочитанном житии.
  Утром, как обычно, они с Еленой Александровной были у
заутрени и литургии и, вернувшись, завтракали со всеми.
  После завтрака Сергей Александрович отправился к себе и, встретившись в
дверях с моим дедушкой, пошутил: "Вот, отец дьякон, хорошо, что Вы
худенький, Вам в Царство Небесное легко будет войти, а вот я, как войду".
Дедушка в ответ улыбнулся.
  И никто из нас в тот момент не предполагал, что остаются считанные часы,
и Сергей Александрович оставит нас навсегда.
  В своей комнате Сергей Александрович прилег отдохнуть, а Елена
Александровна занялась около него каким-то делом.
  Как обычно, в 3 часа дня мы собрались обедать на кухню, где всегда
обедали. Папа позвал через стенку: "Сергей Александрович, Елена
Александровна, идемте кушать".
  Мы пришли на кухню, уселись за столом, но обедать не начинали, ожидая:
когда придут Сергей Александрович и Елена Александровна. Но пришла одна
Елена Александровна и сказала, что Сергею Александровичу плохо и он прийти
не может. Сама она набрала в плоскую металлическую фляжку холодной воды,
чтобы положить ему на сердце, как они делали всегда.
  Все это произошло 50 лет тому назад, медицинских сведений о стенокардии у
нас тогда не было, врачебной помощи на селе тоже не было, поэтому и
применялись неправильные средства, как холод на область сердца при
сердечной спазме.
  Но, видимо, ему стало лучше, так как, когда мы, пообедав, возвращались в
комнаты, он позвал нас: "Батюшка, Манечка, зайдите". Мы с отцом вошли к ним
в комнату и присели на сундук, который там стоял. Сергей Александрович
сидел в кресле около письменного стола повернувшись лицом к двери и к нам.
Елена Александровна стояла позади него и держала на его голове мокрое
полотенце. Сергей Александрович начал говорить о том, что приближаются
тяжелые времена для церкви, что "держай от среды отъят есть", т.е. некому
удерживать людей в их устремлении все к большему злу. Он так всегда говорил
и повторил теперь.
  Когда его иногда спрашивали, неужели он считает, что жизнь человеческая
не может снова пойти по правильному пути, он отвечал: "Чтобы зажарить
зайца, нужно иметь зайца", т.е. чтобы устроить правильную человеческую
жизнь, нужны правильно мыслящие люди, а таких, считал он, недостаточно.
  Положив руку на колено отца, он сказал: "Ах, батюшка, батюшка, жаль мне
Вас". Мне тоже положил руку на голову с какими-то словами. Но я вспомнить
их не могу, так как они напрочь вытеснились из головы последующей за тем
страшной и горестной минутой.
  Елена Александровна пыталась удержать Сергея Александровича от
разговоров, повторяя: "Мужочек, не говори, тебе вредно".
  И Сергей Александрович сказал еще несколько слов, внезапно откинулся
назад и что-то в груди его заклокотало и захрипело.
  Отец мой взял полотенце и побежал намочить его водой похолоднее, я же
вышла из комнаты, думая, что так будет лучше для больного. На меня нашло
какое-то оцепенение, я не знала, что мне делать. Молиться? Но что значат
мои молитвы, когда умирает, уходит такой человек, как Сергей Александрович?
В мыслях и чувствах было полное смятение. Думала: значит Господь призывает
его, и молитва моя не поможет. Мысли эти, конечно, были совсем неправильны,
и возникли от большого потрясения.
  Вошел отец с мокрым полотенцем, а я все стояла в таком оцепенении, как
вдруг услышала горестный возглас Елены Александровны: "Господи, помоги
мне!" Я скорее вошла в их комнату и увидела, что Сергей Александрович
недвижим, Елена Александровна сзади поддерживает его голову, а отец мой,
обливаясь слезами, читает отходную по требнику.
  Так вот и привел Сергея Александровича преподобный Серафим в жизнь вечную
в невечерие своего праздника.
  Было около шести часов вечера, канун праздника преподобного Серафима,
чудотворца Саровского, которого всю жизнь почитал Сергей Александрович, и
которому поручил свою жизнь.
  Сходили за церковным сторожем, он пришел, помог одеть Сергея
Александровича и положить его на кровать, так как другого места в их
маленькой комнате не было.
  Лицо Сергея Александровича было совершенно спокойно и както торжественно.
В руки ему Елена Александровна вложила большой деревянный крест и он и по
смерти своей как бы исповедовал свою непоколебимую веру.
  Как не велико было горе Елены Александровны, но еще сильнее была ее вера
и преданность Богу, и поэтому она могла превозмочь свою скорбь.
  Утром на следующий день, она позвала меня прочитать с ней вместе службу
преподобному Серафиму. Мне пришлось читать паремии, и вот я прочитала
слова: "Скончался вмале, исполнив лета долга, угодна бо бе Господеви душа
его. Сего ради потащахся от среды лукавствия. /Поэтому постарался уйти из
среды лукавствия/. Люди же видеша и не разумеша, яко благодать и милость в
преподобных его и посещение во избранных его".
  Как непосредственно относились эти слова к Сергею Александровичу в данный
момент.
  Вечером в этот день мой отец поехал и Александров и привез следственного
врача, чтобы констатировать смерть и установить ее причину. Приехал молодой
врач и, открыв дверь в их комнату и увидев умершего, остановился и сказал:
"Какой красавец". Так он был поражен красивым и спокойным лицом покойного,
лежащего с крестом в сложенных на груди руках. Он осмотрел тело и написал
заключение: "Разрыв аорты".
  Я отправила телеграмму мужу: "Сергей Александрович скончался". В тот же
день вечером мой муж приехал и 17-го января /нового стиля/ 1929 г. мы
похоронили Сергея Александровича.
  Могилу приготовили у южной стены колокольни нашей церкви, против придела
во имя Святителя Николая, как раз против правого клироса, где была большая
икона преподобного Серафима.
  Смерть его вызвала сожаление у всех кто его знал. В селе нашем жили две
женщины - мать с дочерью. Были они из числа озлобленных и "отпетых". Никто
их не любил, со всеми они ссорились. Дочь, Катя, была первой комсомолкой на
селе.
  Когда Сергей Александрович и Елена Александровна совершали свои
ежедневные прогулки, им каждый раз приходилось проходить мимо дома этих
женщин. Если они видели этих женщин около их дома, они всегда ласково с
ними здоровались, а иногда и разговаривали, ничем не выражая никакого
пренебрежения.
  И вот эта Катя, узнав о смерти Сергея Александровича и о времени
погребения, пришла, стояла все отпевание и даже помогала