ажание
тигру. Очищением желудка добиться кристальности помыслов.
     Ладно, достаточно, довольно.
     Он поднялся на пригорок,  на самую его  вершину.  Солнце
сядет скоро, а до синей полосы посадки топать и топать.
     Под ногами - чернота  старого,  давно  паленого  дерева.
Ветряк стоял тут,  на вершине, от него и назвали хутор. Когда
сгорел,  и почему?  Не пожалел немецкий летчик зажигалки  или
свои, отступая, уничтожили на страх агрессору?
     Петров пригляделся к редкому чахлому кустарнику. Лет со-
рок прошло с пожара, сорок пять. Дружно горела, знатно, дале-
ко высветило.
     Под гору ноги несли сами, успевай переставлять. Выйдя на
равнину,  он удержал темп,  трава стегала по голенищам сапог.
Дорога скорее угадывалась, относясь более к истории, чем дням
сегодняшним - пониже трава,  иначе пружинит земля,  и вдали -
просвет лесополосы меж рдеющих верхушек деревьев.
     Солнце сменил месяц,  половинка орловского хлеба,  исты-
канного, измятого вилкой, а то и пальцами привередливых поку-
пателей.
     Когда до посадки оставалось километра два,  Петров выта-
щил из кармашка рюкзака баллончик,  побрызгал на землю. Дезо-
дорант, полезная в путешествии вещь. Имеет изысканный, нежный
аромат, таинственный, как сама ночь...
     Он свернул с дороги, пошел под углом, вспоминая значение
тангенса сорока пяти градусов.  На середине гипотенузы  опять
спрыснул след, в третий раз - заходя в посадку.
     Света месяца едва хватило, чтобы выбрать подходящее мес-
течко, закрепить межу стволами гамак, у головы подвесить рюк-
зак,  у ног - сапоги. Тарзан из племени северных короткошерс-
тных обезьян.
     В животе заурчало,  болезненная спазма скрутила - и  от-
пустила.  Помог  бальзам,  и промывание желудка не зря делал,
иначе несло бы, как паршивого гусенка.
     Он немного прошел, прогуливаясь, вдоль лесополосы, глядя
на уходящий месяц. Пора за ним, на боковую.
     Он вернулся к своему гнезду, забрался в гамак, укрылся с
головой полотнищем.  Издалека донесся протяжный  вой.  Унюхал
выжлец плоды химизации и расстроился. Тяжко его хозяевам при-
дется.  И верно:  человеческий крик, истошный, пронзительный,
пересек поле, за ним - два выстрела.
     Петров вслушался. Неясные, заглушенные расстоянием руга-
тельства, стоны. А вы как думали, ребятки? Турист нынче пошел
ушлый, запросто не возьмешь.
     До рассвета  - три с половиной часа.  Вполне достаточно,
если уснуть сразу.
     Но не спалось.

     3
     Утренняя птичья истерика бодрит сильнее кофе.
     Петров, лежа в гамаке,  завтракал, попеременно приклады-
ваясь к тубу с сыром и пластиковой бутылочке с тоником. Почти
космонавт почти в космосе.
     Сороки верещали,  обсуждая свои внутренние дела.  Других
двуногих бескрылых поблизости нет.
     Он откинул полотнище и стал медленно спускаться на  зем-
лю.  Какой  Тарзан,  смешно,  желтый земляной червяк в период
линьки, старая кожа сошла, а новой - не оказалось.
     Утро росистое, ночь все слезы выплакала. Босиком по тра-
ве,  и ноги чистые-чистые. Кто моет ноги по утрам, тот посту-
пает мудро...
     Он прикрепил кобуру к ремню,  вложил пистолет.  Балласт,
гарантирует остойчивость и безопасность,  и рюкзак,  наконец,
полегчал, скоро вверх тянуть станет.
     Он оглянулся на лесополосу,  на темный след пролитой ро-
сы. И собак не требуется.
     Вторая гипотенуза вернула на дорогу.  Построение конгру-
энтных фигур как условие  совершенствования  землепользования
Древнего Египта.
     Роса сохла быстро,  и к следующей поперечине посадки ис-
чезла.  Деревья разрежены кустарником,  обильно, пенно нахлы-
нувшим в проход стопудовых урожаев. Тихие, спокойные кустики.
Пичужки попримолкли,  зной. Воздух у горизонта дрожал, сгуща-
ясь до плотности силикатного клея.  Не  увязнуть  бы  в  этом
клее. Если дойдет. Ведь далече. А до прохлады под сенью дерев
и кустов метров триста. Дистанция эффективной стрельбы из ав-
томата АКМ.
     Петров упал на траву - плавно,  удобно,  освободился  от
рюкзака и, устроив его на предплечье, пополз. Со стороны пос-
мотреть - дурак дураком. При условии, что никто со стороны не
смотрит. Если смотрит - не дурак, а предусмотрительный, осто-
рожный человек. Но если никто не смотрит, то тоже ведь не ду-
рак. Имеет право передвигаться любым доступным способом.
     Впрочем, словесная эквилибристика ни к чему:  со стороны
его видно быть не должно. Разве сверху.
     Он глянул в белесое небо. Птица. Треугольный вырез хвос-
та.  Ястреб,  коршун? Забыл. Высматривает слепыша, мышь поле-
вую, мало ли добыче на тысячах гектаров?
     Петров приложил ухо к земле.
     Если держать его так долго-долго,  оно  пустит  корни  и
примется.  Спасает только гильотинная ампутация, но ее осудил
Господь наш,  Матфей,  двадцать шестая глава,  стих пятьдесят
второй.
     Он переместился в сторону, опять прислушался. Будет.
     Петров встал,  побрел к застывшему терновнику.  Колючий,
цепкий, не разгуляешься. Совершенно неприспособленное для за-
сад место.  Зря ползал, пачкал и мял еще вчера браво сидевшую
форму.
     А, может, и не зря.
     Он успел пройти четверть часа новой пустошью,  когда по-
зади,  из покоренной посадки, но в километре от прохода пока-
зались конные.  Двое. Странно. На слух три лошади, по меньшей
мере. Одна для него? Заботливость умиляла до слез.
     Он бежал назад,  в кустарник,  стараясь не споткнуться о
вспучившую вдруг кочками землю.
     Лошадь под первым всадником  поскакала  резвее,  второй,
напротив, поотстал, дожидаясь третьего, видно, старшего, лишь
сейчас выехавшего в поле.
     Понадеялся на заботу и ласку. Жди, сейчас приласкают.
     Всадник все ближе. Дурашка, думает - страшный.
     - Стой!  Стой, говорю! - и застрочил из автомата, стара-
ясь отрезать Петрова от посадки.
     Не зря  автоматическое  оружие разминулось с кавалерией.
Стрелять на скаку из автомата,  да из какого  автомата!  Нет,
поспешил  с выводами:  строчка второй очереди пролегла совсем
рядом.
     Петров остановился, выхватил пистолет. В случаях неясных
и запутанных следует полагаться на  классовое  чутье.  Конный
пешему  не товарищ.  Все мы немножечко лошади,  каждый из нас
по-своему...- третья очередь явно шла поперек Петрова, и, об-
рывая ее, он выстрелил.
     Смолк автомат, и лошадь, проскакав совсем немного, оста-
новилась, увязнув в густом полуденном зное.
     Оставшиеся всадники направили коней в поле, прочь, аллюр
три креста, галоп. Трусоваты оказались. Или этот - их ударная
сила, а они начальники, командир да комиссар?
     Петров высвободил ногу убитого из стремени,  и тот сполз
наземь.
     Штатская, гражданская одежда вневременного покроя, брюки
да рубашка,  изрядно поношенные. В карманах - кисет с самоса-
дом да сложенный в несколько раз обрывок газеты.  Бумага ста-
рая, а спичек нет.
     Он прошел  по  следу коня - мерина,  если для протокола.
Налетят в чистом поле - кто? откуда? - поди, догадайся.
     Ствол автомата горячий.  Ни следа ржавчины. Не новый, но
вполне добротный пистолет-пулемет Шпагина. Диск опустошен на-
половину,  его,  петрова, пуля так и не вылетела. Ремень бре-
зентовый, потертый.
     Он направил  ствол  в  небо  и выпустил длинную очередь.
Конь и ухом не повел.
     Улица курковая,  улица  штыковая,  и пороховая и патрон-
ная...
     Он шел,  закидывая  в  посадку части автомата.  Неполная
разборка, курс молодого бойца.
     Шорник, что сбрую ладил - последователь Собакевича. Гру-
бо, но сносу нет.
     - Ну,  Сивка,  гуляй,  - он шлепнул мерина по боку.  Тот
охотно зарысил вслед далеким всадникам.
     И пешком дойти можно.  Сапоги казенные, больше стоптал -
больше усердия выказал.  Верой и усердием все превозмочь уда-
ется.
     Всадники исчезли в жарком мареве,  не доскакав до  гори-
зонта. Овраг. Олений лог, как значится на старых, дореволюци-
онных картах.  Если правее забрать - попадешь в деревню  Ста-
роскотинное, где гувернанткой при барских детях служила впос-
ледствии известная романистка.  Сестричка  Бронте?  Нет,  те,
бедняжки, не бывали в России.
     Деревня открылась вдруг:  миновал редкий кустарник и вот
она, вся туточки.
     Повыше, на юру - господская усадьба,  а пониже - кресть-
янские избы.
     Жарко, должно быть, пылали.
     Он ходил среди черных плешин, отдельные былинки не могли
затянуть их, мало времени прошло. Сорок девять лет - ничто на
геологических часах.
     Даже раскатанные бревна сгорели дотла,  не оставив и ще-
пы,  головешки.  Брось спичечный коробок в мартен - примерно,
похоже.
     Петров дошел до каменного дома.
     Когда-то двухэтажный,  свысока глядевший на подлые избы,
он  и получил больше - хотя куда уж больше.  Стены - толстые,
сложенные на века, уцелели едва выше колена, остальное смело,
будто городошная бита угодила в "бабку в окошке".
     Он прошел в сторону рассыпанных  осколков  дома.  Копоть
горелого дерева на остатках штукатурки, прилепившейся к крас-
ным звонким кирпичам;  часть лестничного пролета, странно ле-
жавшая в ста шагах, уже на склоне юра, ступени покрыты небес-
но-голубой лазурью - это расплавленные медные прутья пропита-
ли мрамор ступеней, а дожди превратили короткий блеск медного
золота в ровную, приятную глазу ярь.
     Эпицентр взрыва  -  к северу.  Петров сверился с часами.
Четырнадцать сорок.  И шестьсот микрорентген в час. Суммарная
доза  - двадцать две сотых биологического эквивалента рентге-
на. Сущая безделица.
     Он вытащил аптечку, достал пенал с большими желтыми таб-
летками. За маму, за папу.
     Угол дома отбрасывал тень - густую,  почти черную. Место
наибольшего сопротивления,  стены здесь сохранились  в  рост.
Невзрачное, но удобное для привала место.
     Скромный обед, шесть перемен. Карта вин: каберне, виног-
радник Ваду-луй-Ваде,  урожай семьдесят восьмого года,  кагор
Чумай восемьдесят четвертого.
     Низкий рокот с запада,  со стороны пройденного пути. Два
вертолета, зеленые, краснозвездные, кружили в небе, вынюхивая
след. Обещанная войсковая часть. Правда, в штабе округа о ней
никто не знает.
     Ищите, голуби, ищите.
     Он укутался камуфляжным полотнищем, лег у стены. Послео-
беденный  отдых  как причина сокращения сферы влияния Испании
на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков.
     То Испания, а то - Россия.
     Вертолет шел совсем уже низко,  черная пыль  заклубилась
над старым пепелищем, и летчик поспешил набрать высоту.
     Молодец.
     Петров прикрыл лицо краем полотнища.
     Как хотите, а соснуть полчасика - первое дело. И для пи-
щеварения польза неоценимая.
     Он дремал под шум винтокрылых ищеек,  они превращались в
зеленых мух, сдуру залетевших в комнату и отчаянно кидавшихся
в стороны, надеясь обрести былое небо, ветер и навозную кучу.
Липучки на вас нет - широкой желто-коричневой ленты,  цепляе-
мой на шнур лампочки.  Сядет на нее муха и  приклеится  всеми
лапками,  сколько бы их не было - четыре по Аристотелю, шесть
по школьному учебнику, или восемь-десять-двенадцать, как док-
ладывают любопытные натуралисты из разных уголков нашей вели-
кой и необъятной Родины.
     Пробуждение сопровождалось  воробьиной  дракой из-за ку-
сочка бутерброда, расточительно оставленного на салфетке. По-
ка двое наскакивали друг на друга, появился, как обычно быва-
ет,  третий, ухватил в клюв спорный кусочек и полетел, стара-
ясь  удерживать  равновесие,  а драчуны,  объединенные жаждой
справедливости, поспешили за ним.
     Вертолеты стрекотали у горизонта, далеко. И не надоест?
     Он причесался, прихорашиваясь, салфеткой прошелся по са-
погам.  Нет,  адъютант  его  превосходительства не получится,
слишком много пыли,  неглаженности,  щетины на щеках. Поле не
штаб,  не способствует блеску.  Обошли с победой мы полсвета,
если нужно, повторим, солдаты, в путь, в путь, в путь...
     Он спустился с возвышенности, порой потревоженные камеш-
ки скатывались по склону,  но,  встретив неровность, стебелек
травы или другой камешек, останавливались. Какая малость нуж-
на, чтобы удержаться...
     Староскотинное осталось позади.
     Два часа буераков - и вот впереди новая  посадка.  Зеле-
ная. Невысокая. Молодая.
     Он подошел поближе.  Лет двадцать дубкам, не больше. Де-
ревья посажены ровно,  рядами,  в середине - широкий  проход,
утоптанный копытами. Лепешки конского навоза - старая, двухд-
невная. Питаются кони скудно. А с той стороны что?
     Поле, просторное,  ухоженное.  Порубленный осот  жух  на
солнце,  а цепочка полеводов,  расставленная через рядок, шла
навстречу, пропалывая кормовую свеклу, бурак. Тяпки, тяжелые,
треугольные, поврозь взлетали и падали вниз, подрубая сорняки
и рыхля землю.  Аккуратно работают,  не спехом,  а женщина на
краю,  в красной косынке, успевает и свой рядок полоть, и за-
мечание сделать. Звеньевая, похоже. Три человека из семерки -
мужчины. В диковинку у нас.
     Он вышел на идущую вдоль поля  дорожку  -  неширокую,  с
глубокими узкими следами подвод.
     - Здравствуйте!
     Тяпки железными головами уткнулись в землю,  спины расп-
рямились.
     - Не признаю вас что-то, - звеньевая уголком платка про-
мокнула лоб.  Остальные переводили взгляды - с него на звень-
евую,  со звеньевой на него.  Запарились здорово. Одежда - то
же "наследство империи" - галифе да гимнастерки,  на женщинах
-  форменные юбки,  но все старое,  застиранное до седины.  И
обувь - лапти. Оно и лучше, ноги дышат, но - непривычно.
     - Не признаю, - повторила звеньевая.
     - Мы с вами и незнакомы, я впервые в этих местах. В Кур-
носовку иду, да, боюсь, с пути сбился. Куда прибрел, не подс-
кажите?
     Лицо звеньевой, миг назад усталое и смущенное, закамене-
ло.
     - Какую Курносовку? Не знаем никакой Курносовки. Ид„те -
и идите себе, не мешайте трудиться, - говор вязкий, с двойны-
ми ударениями в длинных словах. Она склонилась больше прежне-
го,  лезвие срезало бок бурака,  и, не дойдя рядок, звеньевая
перешла на новый, а за ней и все звено.
     - То не бригадир ваш? - Петров указал на всадника, пока-
завшегося на краю поля.
     Звеньевая обернулась, закричала с облегчением:
     - Степан Матвеевич, сюда, сюда, кормилец!
     Но всадник - будто и не слышал.
     Тяпки вновь заклевали, люди быстренько-быстренько двину-
лись вглубь поля.
     - Чудаки!  - Петров пошел по прополотому рядку.  Не  так
чисто и пололи,  на троечку,  не больше,  даром, что бригадир
конный и при нагане. Насчет нагана - это интуиция. Далеко.
     Петров остановился,  повернулся. Метров двести прошел, а
бригадир проскакал всю версту. Преимущество коня перед офице-
ром в закрытых позициях любил доказывать предок, даже в учеб-
ники внес сию мудрую  шахматную  мысль.
     Бригадира окружили,  звеньевая жестикулировала,  а  тот,
потрясая револьвером (наган, наган!) убеждал ее так и растак.
     Убедил.
     Всем звеном, женщина в красной косынке впереди, они пот-
русили к Петрову.
     - Стой! Стой, вражина!
     Выстрелом поверх голов бригадир поддержал атакующих.
Бегущие приободрились и, подняв тяпки, подсту-
пили к Петрову.
     - Ложись на землю, вниз лицом, - скомандовала звеньевая.
     - Вы что,  перегрелись, - дыхание у всех короткое, запа-
ленное. А бежали - пустяк.
     - Ложись! - и, замахнувшись тяпкой, она шагнула к нему.
     - Глупая  баба!  - он легко вырвал тяпку из рук женщины,
но тут, загалдев, на него насели остальные. Даже грустно. Шел
человек,  гулял,  и на тебе!  Гуртом налетели, сельскохозяйс-
твенным инвентарем машут до свиста,  а угоди, например, в го-
лову:  Но хлипкий народ, жидкий, откуда и злость. Ничего ведь
плохого сделать не хотел,  разве  поучить,  чтобы  вдругорядь
вежливее были, а они от любого удара с ног - брык! - и лежат,
уткнувшись в землю.  Последняя баба, не сводя с него выпучен-
ных глаз, пыталась поднять выбитую тяпку.
     - Полно, полно, - он легонечко вытянул ее вдоль спины, а
та, как бумажный солдатик, завалилась на бок и затихла.
     Он наклонился. Зажмурясь, та закрыла лицо локтем.
     Ясненько.
     Он осмотрел тяпку. Ручка гладкая, отполированная мозоля-
ми, а железо - грубой, неряшливой ковки.
     Всадник скрылся в посадке, топот быстро затих за зеленой
стеной.  Хорош. Люди, как порубленный, землю устилают, а бри-
гадир, нет, кормилец (sic!) деру. Куда?
     Мужичок, упавший неловко,  тихонько  зашевелился,  меняя
позу. Невмоготу, раз на такой риск идет.
     Петров деликатно отвернулся.  Синдром опоссума. Полевод-
ческое  звено опоссумов.  Опоссумизация поведения как реакция
адекватного ответа на внешние раздражители в  сельской  мест-
ности  северо-восточного  нечерноземья.  УДК 615.5.006 - 666.
Берете тему,  коллега? Ученый совет через две недели, готовь-
тесь к утверждению и включению в план.
     Люди лежали смирно,  не решаясь  очнуться  от  глубокого
беспамятства. Кого, интересно, боятся больше? Друг друга?
     - Столбняка не подхватите,  - Петров бросил тяпку и  по-
шел, не оглядываясь, по полю. Гектаров сорок полюшко.
     Второе поле  - под паром.  Пахота неглубокая.  Примечай,
примечай. И навозца - кот накакал.
     Зато посадки - регулярные,  здоровые, сухостой вырублен,
сучьев, валежника нет и в помине, подчищено. Аккуратные квад-
ратики  километр на километр.  Рожь,  ячмень,  даже гречиха -
мечта горожан.  Дважды Петров  видел  поодаль  маленькие,  по
пять-семь  человек,  группки,  работавшие бесконечную полевую
работу, при его появлении на миг расправлявшиеся, а потом еще
усерднее возобновлявшие труд. Пусть стараются.
     Полевая дорожка,  серая,  растрескавшаяся земля, прямая,
прочерченная  по линейке,  с крохотными царскими уклонениями,
постепенно становилась шире, заезженнее.
     Из посадок порой долетало конское ржание,  топот. Почет-
ный невидимый эскорт. Уланы с конскими хвостами, драгуны...
     Поля кончились, дорога привела в светлую березовую рощу,
совсем крохотный вертоград.
     Деревья расступились.  Вот и она - затерянная деревенька
Гайдаровка. Мало ли их, заброшенных, "неперспективных" разва-
ливающихся, рассыпано по России?
     Но эта - особенная.
     Вечерело. Роща стояла выше деревни, и та была - на ладо-
ни.  Три барака,  составленные "покоем",  крохотная  пекарня,
кузница, дальше - конюшня, конторское здание, сараи...
     Карта не соврала - сделанная по  спутниковым  снимкам  в
одной  внезапно  дружественной стране.  А на отечественных...
Два соседних района уродливо разбухли,  растянулись и покрыли
собой третий, маленький и забытый в череде укрупнений, разук-
рупнений и переименований волостей,  уездов и  губерний.  Нет
здесь ничего. Нету-ти. Очень черная дыра.
     Жизнь не кипит.  Малолюдно, пусто, лишь от колодца к ба-
раку сновал человечек, носил ведро за ведром, выпаивая унылое
строение. Пятое ведро, шестое... Дневальный, надо понимать. А
остальные - в поле?
     Стук молотка,  зуд пилы доносился с  тока.  Готовятся  к
страде, ремонтируются.
     Наособицу, починком - беленая хата.  Большая, высокая, а
окна - что в трамвае, одно к одному лепятся.
     Опушкой Петров шел по роще,  подбираясь ближе.  Сбоку от
входа вывеска. "Школа номер один". Угадал, помнит сердце пер-
вую любовь.
     Частый легкий топот - и с крыльца сбежал мальчишка:
     - Рапортует дежурный по школе номер... - но осекся, гла-
за забегали неуверенно. Короткие штанишки на косой, через ле-
вое плечо, лямке, и серо-зеленая майка крайней степени обвет-
шания. Цыпки на руках матерые, почтенные, а подошвы - в огонь
и в воду!
     - Не признаешь?  - Петров потер щеку. Непременно следует
побриться.
     - Нет, - честно ответил мальчишка. - Вы пароль назовите.
     - На горшке сидит король, - Петров встал у колодца, стя-
нул гимнастерку, майку. - Сперва воды полей.
Мальчишка заворожено смотрел на мыло,  крохотный
овальный брусочек "Туриста".
     - Лей, не жмись!
     - Вы настоящий пароль назовите!
     - Погоди,  не все сразу,  - новый "Жиллет" лихо расправ-
ля