я  в  живых  штук
восемь. Она - девятая. Вот и все резервы. Если и правда они каким-то образом
пронюхали про гениальный план Любомудрого  и  пытаются  теперь  держать  под
контролем все пассажирские космопорты, то у них как раз  одного  наблюдателя
должно не хватить. Ее и послали, дурочку. На верную смерть.  Она  ведь  даже
смыться, в случае  чего,  не  сможет!  А  небось  еще  и  сама  напросилась.
Настояла! Героизм проявила! А теперь, вон, аж вся трясется...
   Предстоящую ликвидацию врага осложняло только два обстоятельства. Первое:
она знает его в лицо. Второе: под  камуфляжем  не  спрячешься  -  она  видит
сквозь камуфляж. Значит, до поры до  времени  подходить  близко  нельзя.  От
нырков тоже следует воздержаться  -  на  этот  счет  инструкция  Любомудрого
строгая. Не привлекать к себе внимания - ни в коем  случае!  Вплоть  до  тех
пор, пока избранный Любомудрым корабль не удалится от Земли  на  достаточное
расстояние. До тех пор - все они, включая Любомудрого -  обычные  пассажиры.
Да и тогда следует несколько  ограничить  ликвидацию  -  экипаж  корабля  не
трогать до самой посадки на Луну. Секретность и еще раз секретность. В  этом
плане Любомудрый в очередной раз проявил свою гениальность. А кретин Никифор
еще смел вопить, что Любомудрому, дескать, следует остаться  на  Земле,  что
этот перелет совсем не безопасен! Враг. Конечно же  он  был  замаскированным
врагом. Правильно Любомудрый его ликвидировал.
   А ему только надо разделаться с этой дурочкой. Осторожно и аккуратно.
   Он шел за ней неторопливо - позади и чуть сбоку. Разглядывал ее отражение
в витринах стендов и киосков. Прикидывал, где удобнее ее убить.
   Убить, конечно, было  нужно,  но  думать  об  этом  было  неприятно.  Да,
ценности она не представляла. Но, убив эту дурочку,  одновременно  убьешь  и
того беззаботного щенка, того сопливого пацана, которому с ней было весело и
интересно. Когда-то. В свое время. Это время прошло,  но  беззаботный  пацан
все  еще  был  жив.  Он  еидел  в  нем.  Шевелился   иногда   своей   теплой
индивидуальностью. Фу! Ну и слово это "индивидуальность". А  понятие  -  так
еще гаже. Не нужна для Любомудрого никакая индивидуальность.
   Вредна даже. Она сковывает движения, притупляет готовность к немедленному
действию во славу Дела Любомудрого. Каждый раз, когда  этот  сопливый  пацан
шевелится  в  нем,  в  испытанном  кровью  железном  бойце,  -  ему  больно,
неприятно, противно. Но убьешь его - и это будет навсегда. Личность потом уж
не восстановишь. Робота можно восстановить. Починенный  робот  -  все  равно
боевая единица. Ни сомнений, ни вопросов  -  и  это,  конечно,  хорошо,  это
правильно! О чем,  собственно,  речь?  Разве  он  сам  не  мечтал  об  уделе
стального, бесстрашного в своей неколебимой смертоносности  боевого  робота?
Разве не стремился избавиться от всего мешающего стать стопроцентным рыцарем
Дела Любомудрого?
   ... Но пожалуйста, - только не  сейчас.  Потом,  чуть  позже.  Хоть  чуть
позже... Нужно, конечно. Необходимо! Одно  малозаметное  движение  -  и  нет
дурочки-девчонки, а значит, и в тебе нет больше никакого сопливого щенка,  и
все - ты в рыцарском звании навсегда! Только одно движение...  -  А  он  все
тянул.
   Вот эта дурища влезла в  совершенно  пустой  коридор...  и  вышла  оттуда
живая. Да что это с ним?
   Вот она мельком заглянула в камеры хранения, в лабиринт  стальных  щелей,
где уже ничто не может спасти - сама заглянула! - и опять  осталась  цела  и
невредима... Нет, так нельзя, сколько же можно тянуть?!
   Он оглянулся - и вдруг увидел, что все, что тянуть дальше  уже  некуда  -
Любомудрый здесь! Вон он идет через соседний зальчик.  Идет  сюда,  прямо  в
этот коридор. И это значит, что коридор должен быть немедленно освобожден от
этой дуры прямо сейчас! Немедленно и навсегда.
   Все, решено! И тут эта дура выронила что-то из сумочки. Какой-то забавный
предметик. Растереха! Ойкнула, бросилась подбирать...
   А он был уже совсем близко от  нее  и  видел,  что  это  был  всего  лишь
игрушечный водяной пистолетик. Забавный такой, детский.
   Она наконец подобрала его и принялась рассматривать, будто видела впервые
в жизни. Вот дурища! А он ведь уже стоял совсем  рядом!  Он  уже  был  готов
умертвить обоих - и ее, и  того  пацана,  что  когда-то  с  хохотом  цвиркал
веселыми струями из такого же точно водяного пистолетика.  И  пацан,  и  эта
дурища - они оба не представляют ценности - чего же он тянет?..
   Она подняла лицо, смущенно улыбнулась -  и  вдруг  узнала  его.  И  сразу
нажала на курок своего пистолетика.
   Струя с радостным шипением ударила  ему  в  грудь,  брызги  усеяли  лицо.
Отвлекающий маневр? Или со страху палит? А сзади уже шлепали  по  мраморному
полу шаги Любомудрого - и больше тянуть было невозможно.
   И  Виктор  наконец  нырнул  сквозь  пространство,  совмещая   специальную
палочку-стилет и сердце этой  дурищи  Магнолии...  И  ничего  не  произошло.
Виктор как стоял, так и остался стоять на своем месте, а  Магнолия  осталась
на своем.
   Он ошалело слушал приближающиеся шаги своего хозяина, своего повелителя -
и не мог ни нырнуть, ни даже шевельнуться. Не получалось!
   "Да  что  это  я  -  как  парализованный?  Чем  же  это  таким  она  меня
обрызгала?.." - подумал он с отчаянием.  И  увидел,  что  повелитель,  устав
дожидаться  от  него  хоть  каких-то  действий,  сам  вынимает  пистолет   и
прицеливается в эту дуру.
   15
   Атанас не выдержал.
   Время, указанное сверхсупером,  уже  дотикивало,  космопорт,  где  Атанас
дежурил - тихий, почти безлюдный,  -  успел  ему  совершенно  опротиветь.  И
Атанас нырнул в тот космолорт, где они оставили Магу.
   Тут народу было чуть побольше. Но Маги нигде не было видно - ни здесь, ни
в зале ожидания. Ни у билетных касс. Да где же она, в самом деле?
   Атанас обнаружил ее в коротком, узком коридорчике. Она  стояла  и,  будто
играясь, поливала из парализатора какого-то верхнего  супера.  А  тот  замер
болван болваном.
   Эта сценка могла бы показаться довольно забавной, если  б  не  искаженное
ужасом лицо Маги и ее надтреснутый, отчаянный голос: - Это  же  Виктор,  это
Виктор! Да помогите же!
   Все  это  она  кричала,  обращаясь  к  еще  одному  действующему  лицу  -
маленькому, тщедушному человечку в жарком  кожаном  плаще.  Она  кричала,  а
человечек медленно, как бы нехотя, поднимал на  нее  двумя  руками  огромный
черный пистолет и прицеливался - прямо в голову.
   Медлить было нельзя, и Атанас выстрелил. И только когда подбежал, узнал в
упавшем того, которому когда-то - не так уж и давно - присягал на  верность.
Семена Любомудрого. Мертвого и потому совсем нестрашного. Сутулая, обтянутая
черной кожей спина, белое,  костистое  лицо  -  носом  в  кровавую  лужу.  И
все-таки у Атанаса прервалось дыхание. Это ведь был он - Он!
   А в коридорчике затарахтели частые хлопки. Это вокруг тела своего хозяина
собирались верхние супера.
   Они молча минуту-другую глядели вниз, в мертвое лицо человечка, при жизни
называвшего себя Любомудрым, и все так же, ни слова не говоря, исчезали один
за другим, ныряя куда-то.
   Им уже было все равно. Первый пульт хотя и работал по-прежнему на  полную
мощность, но человека, ради которого осуществлялась  эта  работа  -  уже  не
было. И некому было повиноваться, некого было боготворить.
   Не глядя друг на друга, не интересуясь  больше  никем  и  ничем,  верхние
супера удалялись, шевеля воздух легкими равнодушными сквознячками.
   Последним исчез, придя  в  себя  после  парализатора,  Виктор.  В  полом,
гулком,  как  труба,  коридоре  остались  только   Атанас   и   Магнолия   -
зажмурившаяся изо всех сил, стиснувшая лицо бескровными пальцами - только  б
не видеть, не знать!
   На  сороковом  меридиане  к  востоку  от  Гринвича  часы  мерно  отбивали
восемнадцать ноль-ноль. А здесь, на меридиане космопорта Вильясо,  наступило
рассветное время. Блестящая, как  алюминиевый  айсберг,  громада  космопорта
медленно выползала верхними этажами из  серой  сумрачной  тени  -  прямо  на
солнце нового дня...