льна:  никаких  сенсаций,
ни одного упоминания о чрезвычайном положении или о режиме "Голая  спина".
Статья на первой полосе называлась "Вспышка на Солнце нарушает  телефонную
связь", а чуть ниже шло шрифтом помельче: "Солнечная активность  изолирует
город  от  внешнего  мира".  И   огромное,   на   три   колонки,   цветное
полустереофото  Солнца   с   обезображенным   космической   сыпью   лицом.
Неожиданное, но вполне убедительное объяснение, почему  какая-нибудь  Мэми
Шульц, сама еще без паразита, не может дозвониться бабушке в Питтсбург.
     Я сунул газету  под  руку,  надеясь  позже  изучить  ее  поподробней,
повернулся к машине, но тут из-за  угла  бесшумно  скользнула  полицейская
машина и остановилась поперек дороги перед самым носом  моей.  Полицейские
машины притягивают толпы, словно магнит: секунду назад на улице никого  не
было, теперь же неизвестно откуда набежали люди, и полицейский двигался  в
мою сторону. Рука у меня невольно дернулась к пистолету, но  я  сдержался:
ведь почти все вокруг были в такой же степени опасны.
     Полисмен подошел и остановился.
     - Ваше водительское удостоверение. - Более-менее вежливо.
     - Сию минуту, - не стал спорить я. - Оно на приборной доске в машине.
     Я шагнул мимо него, словно и не сомневался, что он последует за мной.
На какое-то мгновение полисмен  замер  в  нерешительности,  затем  все  же
клюнул. Я провел его между двумя машинами к своей и убедился, что  он  без
напарника - за это отступление от  человеческих  обычаев  паразитов  можно
было только поблагодарить. Но что более важно, теперь между толпой и  мной
оказалась моя машина.
     - Вот, - сказал я, указывая внутрь, -  оно  прикреплено  к  приборной
доске.
     Он снова на мгновение застыл, затем посмотрел, куда  я  показываю,  и
этой доли секунды мне хватило, чтобы воспользоваться отработанным  недавно
приемом. Я схватил его левой рукой между лопаток и сдавил изо всех сил.
     Полицейского словно взрывом подбросило - такой сильный был спазм.  Он
еще падал на землю, а я уже вскочил в машину и выжал газ.
     Очень, кстати, вовремя. Маскарад "лопнул", как в приемной  у  Барнса:
толпа ринулась на меня со всех сторон. Одна женщина успела  схватиться  за
дверцу и цеплялась  футов  пятьдесят,  наверно,  пока  машина  не  набрала
скорость. Обгоняя  другие  машины  и  уворачиваясь  от  встречных,  я  уже
приготовился взлетать, но по-прежнему не хватало места.
     Впереди показался поворот. Я свернул  налево,  но  сразу  понял,  что
напрасно: кроны деревьев почти смыкались  над  дорогой,  и  взлетать  было
негде. Следующая улица - еще хуже. Пришлось сбросить скорость. Я  все  еще
искал место пошире, чтобы взлететь, но теперь  двигался  не  быстрее,  чем
разрешено в черте города. Волнение немного улеглось, и я вдруг  сообразил,
что меня никто не преследует.
     Тут же  вспомнилось  пребывание  под  хозяином.  Паразиты  ограничены
возможностями своих носителей; исключение составляет только их способность
к "прямому общению". Они видят лишь  то,  что  видят  люди,  а  информацию
получают и передают посредством их же органов  либо  технических  средств,
что доступны людям. Вряд ли кто-то из паразитов на углу разыскивал  именно
мою  машину;  скорее  всего,  о  ней  знал  только  тот,  который  оседлал
полицейского, а с  ним  я  уже  разделался.  Теперь,  конечно,  меня  ищут
остальные,  но  возможностей  у  них  не  больше,  чем  у  их   носителей.
Следовательно, и думать о них можно не больше чем о  случайных  очевидцах;
иначе говоря, не принимать всерьез; скрылся и забыл.
     Однако у меня оставалось всего полчаса, и я наконец решил, что возьму
с собой в качестве доказательства - пленника, человека, который был  здесь
под паразитом и может рассказать, что происходит в городе.  Короче,  нужно
вывезти живого носителя.
     Для этого надо его  поймать,  по  возможности  не  причинив  носителю
вреда, убить или убрать наездника и вывезти человека в Вашингтон. Времени,
чтобы тщательно планировать  свои  действия,  не  оставалось.  Действовать
нужно было на ходу. И едва я принял решение, на тротуаре впереди показался
человек. Видимо, он  возвращался  домой,  к  ужину.  Я  подъехал  ближе  и
крикнул:
     - Эй!
     - Да? - Человек остановился.
     - Я только что из мэрии, - сказал я. - Нет времени объяснять.  Садись
в машину, переговорим напрямую.
     - Из мэрии? О чем вы?
     - Планы изменились. Не трать время. Садись!
     Человек попятился. Я вскочил и схватил его за пиджак на спине.
     Никакого  результата.  Под  рубашкой  -  лишь  нормальная   костлявая
человеческая плоть. Но человек завопил.
     Я нырнул обратно в  машину  и  рванул  прочь.  Отъехав  на  несколько
кварталов, снизил скорость и задумался. Может, у меня нервы не в  порядке,
и титанцы уже мерещатся мне даже там, где их нет?
     Чушь! Вспомнился Старик с  его  неукротимым  пристрастием  к  фактам.
Ловушка на заставе, купальники, бассейн, полицейский  у  принт-автомата  -
эти факты не  вызывали  у  меня  никаких  сомнений,  а  последняя  неудача
говорила лишь о том, что мне случайно попался тот самый один из  десяти  -
или какое у них тут соотношение, - которого паразиты еще не захомутали.  Я
прибавил скорость и двинулся на поиски новой жертвы.
     Мужчина средних лет, поливающий из шланга лужайку - выглядело это так
естественно, что я чуть не проехал мимо. Однако времени оставалось  совсем
мало, и на нем был свитер с подозрительной выпуклостью на спине. Если бы я
сразу заметил его жену на веранде, наверняка бы не остановился: она была в
юбке и в лифчике от купальника - понятное дело, без паразита.
     Когда я затормозил, мужчина поднял голову.
     - Я только что из мэрии, - заученно повторил я. -  Нам  нужно  срочно
переговорить напрямую. Садись.
     - Пойдем в дом, - ответил он. - В машине нас могут увидеть.
     Я хотел отказаться, но этот тип уже повернулся и пошел к дому.  Когда
я догнал его, он прошептал:
     - Осторожно. Женщина пока не с нами.
     - Твоя жена?
     - Да.
     Мы остановились на крыльце, и мужчина сказал:
     - Дорогая, это мистер О'Киф. Нам нужно обсудить  кое-какие  дела.  Мы
будем в кабинете.
     - Хорошо, дорогой, - ответила она с улыбкой. - Добрый  вечер,  мистер
О'Киф. Душно сегодня, правда.
     Я согласился, и она снова занялась своим вязанием. Мы прошли в дом  и
направились в кабинет. Поскольку маскарад  еще  соблюдался,  он  пропустил
меня вперед, как гостя. Мне не хотелось поворачиваться к нему  спиной,  и,
наверно, поэтому я был готов к удару, когда он двинул меня  ребром  ладони
по шее. Я рухнул вперед, хотя удар не причинил мне вреда, и перекатился на
спину.
     В учебном центре, если мы, оказавшись на полу, пытались  встать,  нас
били  мешками  с  песком,  и  наука   запомнилась.   Я   остался   лежать,
приготовившись ударить его ногами, если он на меня набросится. Очевидно, у
него не было оружия, но свой лучемет я достать не мог. Однако  в  кабинете
оказался настоящий камин - с кочергой, лопаткой  и  щипцами  -  и  мужчина
боком продвигался туда. Чуть дальше, чем я мог дотянуться стоял  маленький
журнальный столик. Я дернулся на полу, схватил столик за ножку и  швырнул.
Попал ему прямо в лицо, когда он уже схватился  за  кочергу.  А  мгновение
спустя я налетел на него сам.
     Его хозяин  умирал  в  моих  сжатых  пальцах,  человека,  получившего
последний жуткий  приказ,  сотрясали  конвульсии,  и  тут  вдруг  с  диким
испуганным воплем в дверях появилась жена. Я вскочил, ударил  ее,  и  она,
мгновенно умолкнув, повалилась на пол.
     Потерявшего сознание человека на удивление трудно поднять с  пола,  а
он еще  и  тяжелый  оказался.  К  счастью,  я  тоже  силой  не  обижен  и,
переваливаясь, затрусил со своим пленником на руках  к  машине.  Очевидно,
звуков борьбы не слышал никто, кроме его жены,  но  ее  крики  встревожили
чуть не весь квартал. Из домов по обеим сторонам улицы  выскакивали  люди.
Пока они были еще далеко, но я благодарил судьбу, что  догадался  оставить
дверцу открытой.
     Спустя секунду я об этом пожалел: мальчишка вроде того,  что  морочил
мне голову у реки, влез на сиденье и тыкал  пальцем  кнопки  на  приборной
панели. Ругаясь на чем свет стоит, я бросил пленника  в  салон  и  схватил
мальчишку. Тот упирался, но я все же выдернул его с сиденья  и  швырнул  -
прямо  в  руки  первому  из  преследователей.  Пока  он  отдирал  от  себя
мальчишку, я успел прыгнуть в машину и рванул  с  места,  даже  не  закрыв
дверь и не пристегнув ремни. На первом  же  повороте  дверца  захлопнулась
сама, но и я чуть не слетел с сиденья. Проехав  какое-то  время  прямо,  я
умудрился пристегнуть ремень, затем  срезал  еще  угол  и,  едва  не  сбив
наземную машину, дал ходу.
     Выскочил на широкий бульвар  -  кажется,  Пасео,  -  и  ткнул  кнопку
"Взлет". Возможно, из-за меня столкнулись несколько машин, но беспокоиться
об этом было некогда. Еще не набрав высоты,  я  повернул  на  восток.  Над
Миссури шел  на  ручном  управлении  и  истратил  все  запасные  стартовые
ускорители. Видимо, эти безответственные действия и нарушение всех  правил
движения и спасли мне жизнь. Где-то над Колумбией, едва я спалил последний
движок, машину тряхнуло взрывной волной. Кто-то пустил ракету-перехватчик,
и она взорвалась чуть ли не у меня на хвосте.
     Больше, к счастью, по  мне  не  стреляли,  а  то  без  дополнительных
ускорителей я был как утка на воде. Правая турбина начала перегреваться  -
возможно, от близкого взрыва или просто от натужной работы, - но еще минут
десять  я  гнал  с  прежней  скоростью  и  молча  молился,  чтобы  она  не
развалилась. Когда Миссисипи осталась позади, а индикатор перегрева  уполз
в "опасную" часть шкалы почти до конца, пришлось-таки турбину отключить, и
машина полетела на одной только левой. Больше трехсот  миль  она  вытянуть
так не могла, но красная зона уже осталась позади.
     Все случилось так быстро, что мне даже некогда  было  взглянуть,  как
там мой пассажир. Он лежал, раскинув руки, на полу салона, и  я  не  знал,
мертв он  или  только  без  сознания.  Но  теперь  мы  оказались  в  зоне,
контролируемой  свободными  людьми,  да  и  мощности  уже  не  хватало  на
незаконное превышение  скорости,  так  что  никаких  причин  вести  машину
вручную не было. Я включил ответчик, дал запрос  на  регистрацию  в  общем
транспортном потоке и,  не  дожидаясь  ответа,  переключил  управление  на
автоматику. Затем перебрался в салон и осмотрел своего пленника.
     Он еще дышал. На лице краснела здоровенная ссадина,  но  вроде  бы  я
ничего ему не сломал. Хотел привести его в чувства - шлепнул пару  раз  по
щекам, пощипал за мочки ушей - однако ничего не помогало. Мертвый  паразит
уже начал вонять, но его просто некуда было деть. В конце концов я оставил
пассажира в покое и вернулся на водительское сиденье.
     Часы на панели показывали 21:37 по Вашингтону,  а  лететь  оставалось
больше шестисот миль. Даже без учета того, что нужно еще сесть,  добраться
до Белого дома, и разыскать Старика, получалось, что  я  смогу  доложиться
чуть позже полуночи, а значит, слишком поздно, и Старик,  как  пить  дать,
устроит мне разнос.
     Я попытался завести  правую  турбину.  Черта  с  два.  Возможно,  она
замерзла. Но может быть, это и к лучшему: скоростной  двигатель,  если  он
неисправен или разбалансирован, может просто взорваться. Оставив турбину в
покое, я попробовал вызвать Старика по оперативной связи.
     Оказалось, мой аппарат не работает. Наверно, я ударил  его  во  время
одной из "разминок", что навязали мне паразиты. Сунув  аппарат  обратно  в
карман, я подумал, что день складывается на редкость неудачно  -  в  такие
дни, как  говорят,  даже  с  постели  вставать  не  стоит.  Затем  включил
коммуникатор на приборной панели и принялся вызывать наземную транспортную
службу.
     Экран  засветился,  и  передо  мной  возникло  изображение   молодого
человека - я с облегчением отметил, что он сидит по пояс голый.
     - Наземная служба. Зона Фокс-одиннадцать. Какого черта вы  делаете  в
воздухе? Я пытался связаться с вами с того самого момента, как вы вошли  в
мою зону.
     - Сейчас некогда объяснять, - резко сказал я. - Срочно соедините меня
с ближайшим армейским подразделением. Дело не терпит отлагательств!
     На лице у него появилась неуверенность, но тут экран мигнул, и  сразу
возникло новое изображение, на этот раз военный центр связи. На душе стало
тепло и спокойно, потому что все как один там сидели тоже по  пояс  голые,
включая и молодого офицера на первом плане. Я готов был  расцеловать  его,
но вместо этого лишь сказал:
     - У меня важное сообщение. Соедините  меня  через  Пентагон  с  Белым
домом.
     - Кто вы такой?
     - Сейчас нет времени! Я агент секретной службы, но мои документы  вам
все равно ничего не скажут. Поторопитесь!
     Возможно, я уговорил бы этого офицера, но его вытеснил из поля зрения
камеры командир.
     - Немедленно приземляйтесь!
     - Послушайте, капитан, - сказал я. - У  меня  срочное  сообщение.  Вы
должны соединить...
     - А у меня приказ! - отрубил он. -  Уже  три  часа,  как  гражданским
машинам запрещено подниматься в воздух. Немедленно приземляйтесь!
     - Но я должен...
     -  Если  вы  не  приземлитесь,  вас  собьют.  Мы   отслеживаем   вашу
траекторию. Я запускаю ракету - она взорвется в  полумиле  впереди.  Любой
другой маневр, кроме захода на посадку, и следующая будет ваша.
     - Да послушайте же вы наконец! Я приземлюсь, но мне нужно...
     Он просто отключился, и я остался перед пустым экраном.
     Первая ракета взорвалась  даже  ближе  чем  в  -  полумиле.  Пришлось
садиться.
     Посадка вышла не очень удачная, но все  обошлось:  и  я,  и  пассажир
остались целы. Ждать пришлось недолго. Меня осветили ракетами и, не  успел
я проверить приборы, как рядом начали приземляться  военные  машины.  Меня
потащили в штаб, где я лично встретился с тем капитаном. Он даже  дал  мне
поговорить с Белым домом.  Правда,  уже  после  того,  как  его  психологи
допросили меня под гипнозом и привели в чувство дозой стимулятора. К  тому
времени в Вашингтоне было 1:13. Операция "Ответный удар" началась один час
и тридцать минут назад.
     Старик выслушал мои выводы, пробурчал что-то неразборчиво  и  мрачно,
затем сказал, чтобы я отыскал его утром.



                                    19

     Операция "Ответный удар" провалилась, как  не  проваливалась  никакая
другая в  истории  американской  армии.  Не  операция,  а  "пшик".  Десант
планировался ровно в полночь, сразу более чем в 9600  точках,  в  перечень
которых  входили  редакции  газет,  диспетчерские   транспортные   службы,
релейные телестанции  и  прочие  важные  учреждения.  Группы  состояли  из
отборных парашютистов-десантников и техников - последние,  чтобы  наладить
связь с захваченными пунктами.
     После  чего  все  местные  станции  должны  были  передать  обращение
Президента. Предполагалось, что на отвоеванных у врага  территориях  сразу
же вступит в силу режим "Голая спина".
     И все. Война закончена, останется мелкая подчистка.
     В двадцать пять минут после полуночи начали поступать первые  доклады
о том, что такие-то и такие пункты захвачены. Чуть позже пошли  просьбы  о
подкреплениях с других точек. К часу ночи были высланы последние резервные
подразделения,  но  в  Вашингтоне  по-прежнему   считали,   что   операция
развивается успешно - настолько успешно, что в некоторых случаях командиры
сами вылетали в районы боевых действий и докладывали с мест.
     Больше о них никто ничего не слышал.
     Красная зона поглотила ударную группировку,  словно  ее  и  не  было.
Одиннадцать тысяч с лишним  боевых  машин,  более  ста  шестидесяти  тысяч
десантников  и  техников,  семьдесят  один  старший  офицер  -  стоит   ли
продолжать? Соединенные Штаты потерпели самое страшное со  времен  Черного
Воскресенья поражение. Я не  собираюсь  критиковать  Мартинеса,  Рекстона,
объединенный  штаб  и,  тем  более,  этих  бедолаг  десантников.  Операция
планировалась  исходя  из  представлений,  которые  в  то  время  казались
правильными;  положение  требовало   быстрых,   решительных   действий   с
привлечением лучших людей.
     Наверно, только  после  рассвета,  как  я  понимаю,  до  Мартинеса  и
Рекстона наконец дошло, что победные рапорты попросту сфабрикованы  их  же
людьми. _Н_а_ш_и_м_и_ людьми, но уже захваченными в рабство и участвующими
в маскараде. После моего доклада, который опоздал больше чем на час и  уже
не мог остановить операцию,  Старик  пытался  убедить  их  не  посылать  в
красную зону подкрепления, но они несколько ошалели  от  успеха  и  хотели
поскорее добиться чистой победы.
     Старик просил Президента, чтобы тот настоял на визуальных  проверках,
однако связь с операционными  группами  поддерживалась  через  орбитальную
станцию "Альфа", и каналов для видеоинформации не хватало.
     - Что вы паникуете? - огрызнулся Рекстон. - Как только мы  отберем  у
них местные  релейные  телестанции,  наши  парни  подключатся  к  наземной
трансляционной сети, и у вас будет столько видеоподтверждений, сколько  вы
захотите.
     Когда Старик попытался  объяснить,  что  к  тому  времени  будет  уже
поздно, Рекстон не выдержал:
     - Черт бы вас побрал! Вы что, хотите,  чтобы  я  положил  еще  тысячу
человек только для того, чтобы у вас не тряслись поджилки?
     Президент его поддержал.
     К утру они получили свои "видео-подтверждения". Телевизионные станции
в центральных регионах страны гнали в эфир все те же заезженные  передачи:
"Мэри-Солнышко желает вам доброго утра", "Завтрак  с  Браунами"  и  прочую
чепуху. Обращение Президента не прозвучало ни по одному каналу, и ни  одна
станция не признала,  что  произошло  что-то  необычное.  К  четырем  утра
доклады десантных подразделений вообще перестали поступать, а лихорадочные
попытки  Рекстона  связаться  с  ними  ни  к  чему  не  привели.   Ударная
группировка "Освобождение" просто прекратила свое  существование.  Spurlos
versenkt [бесследно исчезла; как в воду канула (нем.)].
     Со Стариком я увиделся только в одиннадцать. Он выслушал мой,  теперь
уже более обстоятельный доклад, ни разу не перебив, и даже не отчитав меня
- отчего я почувствовал себя совсем гнусно.
     Но едва он собрался вернуться к своим делам, я спросил:
     - Как насчет пленного? Он подтвердил мои выводы?
     - Он-то? Пока без сознания. Врачи полагают, он не выживет.
     - Я бы хотел его увидеть.
     - Занимайся лучше своим делом.
     - Э-э-э... У тебя есть для меня какое-то дело?
     - Думаю, тебе нужно... Нет, лучше вот что: сгоняй в зоопарк. Там тебе
кое-что покажут, и ты сразу увидишь все, что узнал в Канзас-Сити, в  новом
свете.
     - В смысле?
     - Найдешь доктора Хораса, заместителя директора. Скажешь, что  ты  от
меня.
     Доктор Хорас,  небольшого  роста,  приятный,  общительный  человечек,
здорово напоминавший одного из  своих  бабуинов,  сразу  направил  меня  к
доктору Варгасу, специалисту по экзобиологии,  тому  самому  Варгасу,  что
участвовал во второй экспедиции  на  Венеру.  Он-то  и  показал  мне,  что
случилось. Если бы мы со Стариком  вместо  того,  чтобы  рассиживаться  на
скамейке у Белого дома, отправились в Национальный зоопарк, мне просто  не
пришлось бы летать в Канзас-Сити. Десяток  паразитов,  что  мы  поймали  в
Конгрессе, плюс еще два, пойманные на следующий день,  были  отправлены  в
зоопарк и пересажены на человекоподобных обезьян - в основном, на шимпанзе
и орангутангов. С гориллами решили  не  рисковать.  Директор  распорядился
запереть их в  больничном  корпусе.  Двух  шимпанзе,  Абелардо  и  Элоизу,
которые раньше жили вместе, разделять не стали и поместили в одну  клетку.
Это, кстати, лишний  раз  доказывает,  как  трудно  нам  перестроить  свою
психологию,  когда  мы  имеем