лежать, тяжело  дыша  и
глядя в потолок.
     - А к-как жизнь, Шарль? - спросил Юрковский с интересом.
     - Жизьнь хороше-о, - сказал Моллар, бледно улыбаясь. - Только мало.
     Дауге лег и тоже уставился в потолок. "Мало, - подумал он, -  гораздо
меньше, чем хочется". Он выругался вполголоса по-латышски.
     - Что? - спросил Моллар.
     - Он ругается, - объяснил Юрковский.
     Моллар вдруг сказал высоким голосом: "Друзья мои!"  -  и  планетологи
разом повернулись к нему.
     - Друзья мои! - сказал Моллар. - Что мне дьелатть?  Ви  есть  опытные
межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да, геройи! Mon  dieu!  Ви
смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль  в  глаза  девушки.  -  Он
горестно помотал головой. - И я совсем не есть опытний. Мне страшно,  и  я
хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не  знаю  как.
Да, да, как надо сейчас говорить?
     Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими  глазами.  Дауге  неловко
пробормотал: "О черт"  -  и  оглянулся  на  Юрковского.  Юрковский  лежал,
заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.
     - О черт, - сказал Дауге. - Я уже и забыл.
     - М-могу  рассказать,  к-как  мне  однажды  х-хотели  ам-ампутировать
н-ногу, - предложил Юрковский.
     - Верно!  -  радостно  сказал  Дауге.  -  А  потом  вы,  Шарль,  тоже
расскажете что-нибудь веселенькое...
     - Ах, вы все шутите, - сказал Моллар.
     - А еще можно спеть, - сказал Дауге.  -  Я  про  это  читал.  Вы  нам
споете, Шарль?
     - Ах, - сказал Моллар. - Я совсем прокис.
     - Отнюдь, - сказал Дауге. - Вы замечательно держитесь, Шарль.  А  это
же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?
     - К-конечно, - сказал Юрковский. - З-замечательно.
     - А капитан не спит, - бодро продолжал Дауге. - Вы  заметили,  Шарль?
Он что-то задумал, наш капитан.
     - Да, - сказал Моллар. - Да! Наш капитан - это есть большая надежда.
     - Еще бы, - сказал Дауге. - Вы даже  не  знаете,  какая  это  большая
надежда.
     - М-метр девяносто пять, - сказал Юрковский.
     Моллар засмеялся.
     - Вы все шутите, - сказал он.
     - А мы пока будем болтать и  наблюдать,  -  сказал  Дауге.  -  Хотите
посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел. -
Он поднялся и приник к перископу.
     Юрковский увидел, как у него  вдруг  выгнулась  спина.  Дауге  обеими
руками взялся за нарамник.
     - Бог мой! - сказал он. - Планетолет!
     В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо
и во всех подробностях и находился,  по-видимому,  километрах  в  трех  от
"Тахмасиба". Это был фотонный грузовик  первого  класса  с  параболическим
отражателем, похожим на растопыренную юбку, с  круглой  жилой  гондолой  и
дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет  на  далеко
вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он
был серый, как на экране черно-белого кино.
     - Как же это? - пробормотал Дауге. - Неужели Петрушевский?
     - П-погляди на отражатель, - сказал Юрковский.
     Отражатель серого планетолета был обломан с края.
     - Тоже не повезло ребятам, - сказал Дауге.
     - О! - сказал Моллар. - А вон еще один.
     Второй планетолет - точно такой же - висел дальше и глубже первого.
     - И у этого обломан отражатель, - сказал Дауге.
     - Я з-знаю, - сказал неожиданно  Юрковский.  -  Это  наш  "Тахмасиб".
М-мираж.
     Это  был  двойной  мираж.  Несколько  радужных  пузырей  стремительно
поднялись из глубины, из  призраки  "Тахмасиба"  исказились,  задрожали  и
растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
     - Какие красивые пузыри! - сказал Моллар. - Они поют.
     Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь,  и  он  сморкался  и
морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они,  конечно,
не видели.
     - Вот, - сказал Дауге. - Ты говоришь, что здесь скучно.
     - Я н-не говорю, - сказал Юрковский.
     - Нет, говоришь, - сказал Дауге. - Ты брюзжишь, что скучно.
     Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь  остановить  было  нельзя.
Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но...
Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
     - А вон еще мираж, - сказал Дауге. - Но это не корабль.
     Юрковский заглянул в перископ. "Не может быть, - подумал он. -  Этого
не может быть. Не тут, не в Юпитере". Под "Тахмасибом" медленно проплывала
вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке.  Рядом
поднималась другая скала - голая, отвесная, изрезанная  глубокими  прямыми
трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких  же  острых  крутых
вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва
слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов.
     - Эт-то н-не мираж, - проговорил Юрковский. - Эт-то п-похоже на ядро.
     - Вздор, - сказал Дауге.
     - В-возможно, все-таки у Юпитера есть я-ядро.
     - Вздор, вздор, - нетерпеливо сказал Дауге.
     Горная цепь тянулась под "Тахмасибом", и не было ей конца.
     - Вон еще, - сказал Дауге.
     Выше скалистых зубьев выступил  темный  бесформенный  силуэт,  вырос,
превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас  же
за ним вслед появился другой, третий, а вдали,  едва  различимая,  бледным
пятном светилась округлая серая  масса.  Горный  хребет  внизу  постепенно
опускался и исчез из виду. Юрковский, не отрываясь от перископа, поднес  к
губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.
     - Быков, - позвал он. - Алексей.
     - Алеши нет, Володенька, - отозвался голос штурмана. Голос был сиплый
и задыхающийся. - Он в машине.
     - М-михаил, мы идем н-над с-скалами, - сказал Юрковский.
     - Над какими скалами? - испуганно спросил Михаил Антонович.
     Вдали прошла поразительно ровная, словно отполированная поверхность -
огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых  холмов.  Прошла  и
утонула в розовом.
     - М-мы еще не все п-понимаем, - сказал Юрковский.
     - Я сейчас посмотрю, Володенька, - сказал Михаил Антонович.
     За перископом проплывала еще одна горная  страна.  Она  плыла  высоко
вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это было  дикое,  фантастическое
зрелище, и Юрковский подумал сначала, что это опять мираж, но это  был  не
мираж. Тогда он понял и сказал:
     - Это не ядро, Иоганыч. Это кладбище.
     Дауге не понял.
     - Это кладбище миров, - сказал Юрковский. - Джуп проглотил их.
     Дауге долго молчал, а затем пробормотал:
     - Какие открытия...  Кольцо,  розовое  излучение,  кладбище  миров...
Жаль. Очень жаль.
     Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Он лежал ничком.
     Они стащили Моллара в амортизатор,  привели  его  в  чувство,  а  он,
измотанный, отекший, сразу  заснул,  словно  упал  в  обморок.  Потом  они
вернулись в  обсерваторный  отсек  и  снова  повисли  на  перископах.  Под
"Тахмасибом",  и  рядом  с  "Тахмасибом",  и  временами  над  "Тахмасибом"
медленно проплывали в потоках сжатого водорода несостоявшиеся миры - горы,
скалы, чудовищные потрескавшиеся  глыбы,  прозрачные  серые  облака  пыли.
Потом "Тахмасиб" отнесло в сторону, а в перископах остался только  пустой,
ровный розовый свет.
     - Устал как собака, - сказал Дауге. Он перевернулся на бок, и у  него
затрещали кости. - Слышишь?
     - Слышу, - сказал Юрковский. - Давай смотреть.
     - Давай, - сказал Дауге.
     - Я думал, это ядро, - сказал Юрковский.
     - Этого не могло быть, - сказал Дауге.
     Юрковский стал тереть лицо ладонями.
     - Это ты так говоришь, - сказал он. - Давай смотреть.
     Они еще многое увидели и услышали, или им казалось, что они увидели и
услышали, потому что оба они страшно устали, и в глазах иногда темнело,  и
тогда исчезали стены  обсерваторного  отсека  -  оставался  только  ровный
розовый свет. Они видели широкие неподвижные зигзаги молний, упиравшиеся в
тьму наверху и в розовую бездну внизу, и слышали, как  с  железным  громом
пульсируют в них лиловые разряды. Они видели какие-то колышущиеся  пленки,
проплывавшие с тонким свистом совсем рядом. Они  разглядывали  причудливые
тени во мгле, которые двигались и шевелились,  и  Дауге  спорил,  что  это
объемные тени, а Юрковский доказывал, что Дауге бредит. И они слышали вой,
и писк, и грохот, и странные звуки, похожие на голоса, и  Дауге  предложил
зафиксировать эти звуки на диктофоне, но тут заметил, что  Юрковский  спит
лежа на животе. Тогда он повернул Юрковского на спину и снова  вернулся  к
перископу.
     В открытую дверь отсека вползла, волоча брюхо по полу, Варечка, синяя
в крапинку, подобралась к Юрковскому и взгромоздилась к  нему  на  колени.
Дауге хотел прогнать ее, но у него уже совсем не было сил. Он даже не  мог
поднять голову. А Варечка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы  на
ее морде стояли ежом, и полумертвый хвост судорожно  подергивался  в  такт
дыханию.



               3. НАДО ПРОЩАТЬСЯ, А РАДИООПТИК НЕ ЗНАЕТ КАК

     Это было трудно, невообразимо трудно работать в таких условиях. Жилин
несколько раз терял сознание. Останавливалось сердце, и все заволакивалось
красной мутью. И во рту все время чувствовался привкус крови. Жилину  было
очень стыдно, потому что Быков продолжал работать неутомимо, размеренно  и
точно,  как  машина.  Быков  был  весь  мокрый  от  пота,  ему  тоже  было
невообразимо трудно, но он, по-видимому, умел  заставить  себя  не  терять
сознание. Уже через два часа у Жилина пропало всякое представление о  цели
работы, у него больше не осталось ни надежды, ни любви к жизни, но  каждый
раз, очнувшись, он продолжал  прерванную  работу,  потому  что  рядом  был
Быков. Однажды он очнулся и не нашел Быкова. Тогда он заплакал.  Но  Быков
скоро вернулся, поставил рядом с ним кастрюльку и сказал: "Ешь". Он поел и
снова взялся за работу. У Быкова было белое лицо и багровая отвисшая  шея.
Он тяжело и часто дышал. И он молчал. Жилин думал: "Если мы  выберемся,  я
не пойду в межзвездную экспедицию, я не пойду в экспедицию  на  Плутон,  я
никуда не пойду, пока не стану таким, как Быков. Таким обыкновенным и даже
скучным в обычное время. Таким хмурым и немножко даже смешным. Таким,  что
трудно было поверить, глядя на него, в легенду о  Голконде,  в  легенду  о
Каллисто и в другие легенды".  Жилин  помнил,  как  молодые  межпланетники
потихоньку посмеивались над Рыжим Пустынником  -  кстати,  откуда  взялось
такое странное прозвище?  -  но  он  никогда  не  видел,  чтобы  о  Быкове
отозвался пренебрежительно хоть один пилот или ученый старшего  поколения.
"Если я выберусь, я должен стать таким, как Быков. Если я не  выберусь,  я
должен умереть, как  Быков".  Когда  Жилин  терял  сознание,  Быков  молча
заканчивал его работу. Когда Жилин приходил в себя,  Быков  так  же  молча
возвращался на свое место.
     Потом Быков сказал: "Пошли" - и они  выбрались  из  камеры  магнитной
системы. У Жилина все плыло перед глазами, хотелось лечь, уткнуться  носом
во что-нибудь помягче и так лежать, пока не поднимут. Он выбирался  вторым
и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в  себя  и
тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал.
Жилин напрягся и вылез из люка. Он сел  на  корточки,  чтобы  как  следует
задраить крышку. Замок не слушался, и Жилин стал рвать  его  исцарапанными
пальцами. Быков возвышался рядом,  как  радиомачта,  и  смотрел  не  мигая
сверху вниз.
     - Сейчас, - торопливо сказал Жилин. - Сейчас...
     Замок, наконец, встал на место.
     - Готово, - сказал Жилин и выпрямился. Ноги тряслись в коленях.
     - Пошли, - сказал Быков.
     Они вернулись в  рубку.  Михаил  Антонович  спал  в  своем  кресле  у
вычислителя.  Он  громко  всхрапывал.  Вычислитель  был   включен.   Быков
перегнулся через штурмана, взял микрофон селектора и сказал:
     - Пассажирам собраться в кают-компании.
     - Что? - спросил Михаил Антонович, встрепенувшись. - Что, уже?
     - Уже, - сказал Быков. - Пойдем в кают-компанию.
     Но он пошел не  сразу  -  стоял  и  задумчиво  наблюдал,  как  Михаил
Антонович, болезненно морщась и постанывая, выбирается из кресла. Затем он
словно очнулся и сказал:
     - Пойдем.
     Они пошли в кают-компанию. Михаил Антонович сразу пробрался к  дивану
и сел, сложив руки на животе. Жилин тоже сел, чтобы не  тряслись  ноги,  и
стал смотреть в стол. На столе еще стояли стопкой грязные  тарелки.  Потом
дверь в коридор открылась, и ввалились пассажиры.  Планетологи  тащили  на
себе Моллара. Моллар висел, волоча ноги и обхватив планетологов за  плечи.
В руке у него был зажат носовой платок, весь в темных пятнах.
     Дауге и Юрковский молча усадили Моллар на диван и сели по обе стороны
от него. Жилин оглядел их. "Вот это да! - подумал он. - Неужели и  у  меня
такая морда?" Он украдкой ощупал лицо. Ему показалось,  что  щеки  у  него
очень тощие, а подбородок очень толстый, как  у  Михаила  Антоновича.  Под
кожей бегали мурашки, как  в  отсиженной  ноге.  "Отсидел  физиономию",  -
подумал Жилин.
     - Так, - сказал Быков. Он сидел на  стуле  в  углу  и  теперь  встал,
подошел к столу и тяжело оперся о него.
     Моллар неожиданно подмигнул Жилину и закрыл лицо  пятнистым  платком.
Быков холодно посмотрел на него. Затем он стал смотреть в стену.
     - Так, -  повторил  он.  -  Мы  были  заняты  пере-о-бо-ру-до-ва-нием
"Тахмасиба". Мы закончили пере-о-бо-ру-до-ва-ние. -  Это  слово  никак  не
давалось ему, но он упрямо дважды повторил его, выговаривая по  слогам.  -
Мы  теперь  можем  использовать  фотонный  двигатель,  и   я   решил   его
использовать. Но сначала я хочу поставить вас в  известность  о  возможных
последствиях. Предупреждаю: решение принято,  и  я  не  собираюсь  с  вами
советоваться и спрашивать вашего мнения...
     - Короче, Алексей, - сказал Дауге.
     - Решение принято, - сказал Быков. -  Но  я  считаю,  что  вы  вправе
знать, чем это все  может  кончиться.  Во-первых,  включение  фотореактора
может вызвать взрыв в сжатом водороде вокруг нас. Тогда  "Тахмасиб"  будет
разрушен полностью. Во-вторых,  первая  вспышка  плазмы  может  уничтожить
отражатель  -  возможно,  внешняя  поверхность   зеркала   уже   истончена
коррозией. Тогда мы останемся здесь  и...  В  общем,  понятно.  В-третьих,
наконец, "Тахмасиб" может благополучно выбраться из Юпитера и...
     - Понятно, - сказал Дауге.
     - И продовольствие будет доставлено на Амальтею, - сказал Быков.
     - П-продовольствие  б-будет  век  б-благодарить  Б-быкова,  -  сказал
Юрковский.
     Михаил Антонович робко улыбнулся. Ему было не смешно.
     Быков смотрел в стену.
     - Я намерен стартовать сейчас же, - сказал он. - Предлагаю пассажирам
занять места в амортизаторах. И  давайте  без  этих  ваших  штучек.  -  Он
посмотрел на планетологов. - Перегрузка будет восьмикратная, как  минимум.
Прошу выполнять. Бортинженер Жилин, проследите за выполнением и доложите.
     Он оглядел всех исподлобья, повернулся  и  ушел  в  рубку  на  прямых
ногах.
     - Mon dieu, - сказал Моллар. - Ну и жизьнь.
     У него опять пошла кровь из носа, и  он  принялся  слабо  сморкаться.
Дауге повертел головой и сказал:
     -  Нам  нужен  счастливчик.  Кто-нибудь  здесь  есть   везучий?   Нам
совершенно необходим счастливчик.
     Жилин встал.
     - Пора, товарищи,  -  сказал  он.  Ему  хотелось,  чтобы  все  скорее
кончилось. Ему очень хотелось, чтобы все уже  было  позади.  Все  остались
сидеть. - Пора, товарищи, - растерянно повторил он.
     - В-вероятность б-благоп-приятного и-исхода - п-процентов д-десять, -
задумчиво сказал Юрковский и принялся растирать щеки.
     Михаил Антонович, кряхтя, выбрался из дивана.
     - Мальчики, - сказал  он.  -  Надо,  кажется,  прощаться.  На  всякий
случай, знаете... Всякое может быть, - он жалостно улыбнулся.
     - Прощаться так прощаться, - сказал Дауге. - Давайте прощаться.
     - И я опьять не знайю как, - сказал Моллар.
     Юрковский поднялся.
     - В-вот что, - сказал он.  -  П-пошли  по  ам-мортизаторам.  С-сейчас
выйдет Б-быков, и т-тогда... Лучше мне сгореть.  Р-рука  у  него  тяжелая,
д-до сих п-пор помню. Д-десять лет.
     - Да-да, - заторопился Михаил Антонович. - Пошли, мальчики,  пошли...
Дайте я вас поцелую.
     Он поцеловал Дауге, потом Юрковского,  потом  повернулся  к  Моллару.
Моллара он поцеловал в лоб.
     - А ты где будешь, Миша? - спросил Дауге.
     Михаил Антонович поцеловал Жилина, всхлипнул и сказал:
     - В амортизаторе, как все.
     - А ты, Ваня?
     - Тоже, - сказал Жилин. Он придерживал Моллара за плечи.
     - А капитан?
     Они вышли в коридор, и снова все остановились.  Оставалось  несколько
шагов.
     - Алексей Петрович говорит, что не верит автоматике в Джупе, - сказал
Жилин. - Он сам поведет корабль.
     - Б-быков есть Быков, - сказал Юрковский, криво усмехаясь.  -  В-всех
н-немощных на своих п-плечах.
     Михаил Антонович, всхлипывая, пошел в свою каюту.
     - Я вам помогу, мсье Моллар, - сказал Жилин.
     - Да, - согласился Моллар и послушно обхватил Жилина за плечи.
     - Удачи и спокойной плазмы, - сказал Юрковский.
     Дауге кивнул, и они разошлись по своим каютам. Жилин ввел  Моллара  в
его каюту и уложил в амортизатор.
     - Как жизьнь, Ваньюшя-а? - сказал печально Моллар. - Хороше-о?
     - Хорошо, мсье Моллар, - сказал Жилин.
     - А как девушки?
     - Очень хорошо, - сказал Жилин. - На Амальтее чудесные девушки.
     Он вежливо улыбнулся, задвинул крышку  и  сразу  перестал  улыбаться.
"Хоть бы скорее все это кончилось!" - подумал он.
     Он шел по коридору, и коридор показался ему очень пустым. Он постучал
по крышке  каждого  амортизатора  и  прослушал  ответный  стук.  Потом  он
вернулся в рубку.
     Быков  сидел  на  месте  старшего  пилота.  Он  был  в  костюме   для
перегрузок. Костюм был похож на кокон шелкопряда, из  него  торчала  рыжая
растрепанная голова.  Быков  был  совершенно  обыкновенный,  только  очень
сердитый и усталый.
     - Все готово, Алексей Петрович, - сказал Жилин.
     - Хорошо, - сказал Быков. Он косо поглядел на Жилина. -  Не  боишься,
малек?
     - Нет, - сказал Жилин.
     Он не боялся. Он только хотел, чтобы все скорее кончилось. И еще  ему
вдруг очень захотелось увидеть  отца,  как  он  вылезает  из  стратоплана,
грузный, усатый, со шляпой в руке. И познакомить отца с Быковым.
     - Ступай, Иван, - сказал Быков. - Десять минут в твоем распоряжении.
     - Спокойной плазмы, Алексей Петрович, - сказал Жилин.
     - Спасибо, - сказал Быков. - Ступай.
     "Это надо выдержать, - подумал Жилин. - Черт, неужели я не  выдержу?"
Он подошел к двери своей каюты и  вдруг  увидел  Варечку.  Варечка  тяжело
ползла, прижимаясь к стене, волоча за  собой  сплющенный  с  боков  хвост.
Увидев Жилина, она подняла треугольную морду и медленно мигнула.
     - Эх ты, бедолага! - сказал Жилин.
     Он взял Варечку за отставшую  на  шее  кожу,  приволок  ее  в  каюту,
сдвинул крышку с амортизатора и поглядел на часы. Потом он бросил  Варечку
в амортизатор - она была очень тяжелая и грузно трепыхалась в  руках  -  и
залез сам. Он лежал в полной темноте,  слушал,  как  шумит  амортизирующая
смесь, а тело становилось легче и легче. Это было  очень  приятно,  только
Варечка все  время  дергалась  под  боком  и  колола  руку  шипами.  "Надо
выдержать, - подумал Жилин. - Как он выдерживает".
     В рубке Алексей Петрович Быков нажал большим пальцем рифленую клавишу
стартера.



                     ЭПИЛОГ. АМАЛЬТЕЯ, "ДЖЕЙ-СТАНЦИЯ"

            ДИРЕКТОР "ДЖЕЙ-СТАНЦИИ" НЕ ГЛЯДИТ НА ЗАХОД ЮПИТЕРА,
                        А ВАРЕЧКУ ДЕРГАЮТ ЗА ХВОСТ

     Заход Юпитера - это тоже очень красиво. Медленно гаснет желто-зеленое
зарево экзосферы, и одна за другой загораются звезды, как алмазные иглы на
чер