Может
быть, просто старается отвлечься. Это очень хорошо  -  уметь  отвлечься  в
такие минуты. Планетологи, наверное, тоже работают, сбрасывают бомбозонды.
Так мне и не удалось увидеть, как взрывается очередь  бомбозондов.  И  еще
многого мне не удалось увидеть. Например, говорят, что очень хорош  Юпитер
с Амальтеи. И мне очень хотелось участвовать в межзвездной экспедиции  или
в какой-нибудь экспедиции Следопытов -  ученых,  которые  ищут  на  других
планетах следы  пришельцев  из  других  миров...  Потом  говорят,  что  на
"Джей-станциях"  есть  славные  девушки,  и  хорошо   было   бы   с   ними
познакомиться, а потом рассказать об  этом  Пере  Хунту,  который  получил
распределение на лунные трассы и был этому  рад,  чудак.  Забавно,  Михаил
Антонович фальшивит, словно нарочно. У него  жена  и  двое  детей...  Нет,
трое, и старшей дочке уже шестнадцать лет, - он все обещал нас познакомить
и каждый раз этак залихватски подмигивал, но познакомиться теперь  уже  не
придется. Многое теперь уже не придется. Отец будет очень расстроен -  ах,
как  нехорошо!  Как  это  все  нескладно  получилось   -   в   первом   же
самостоятельном рейсе! Хорошо, что я тогда поссорился  с  ней,  -  подумал
вдруг Жилин. - Теперь все проще, а могло бы быть очень сложно. Вот Михаилу
Антоновичу гораздо хуже, чем мне. И капитану хуже,  чем  мне.  У  капитана
жена - очень красивая женщина, веселая и, кажется, умница.  Она  провожала
его и ни о чем таком не думала, а  может  быть,  и  думала,  но  это  было
незаметно, но скорее всего, не думала, потому что уже привыкла. Человек ко
всему может привыкнуть. Я, например, привык к  перегрузкам,  хотя  сначала
было очень плохо,  и  я  думал  даже,  что  меня  переведут  на  факультет
дистанционного  управления.  В  Школе  это   называлось   "отправиться   к
девочкам": на факультете было много девушек, обыкновенных хороших девушек,
с ними  всегда  было  весело  и  интересно,  но  все-таки  "отправиться  к
девочкам" считалось зазорным. Совершенно  непонятно  почему.  Девушки  шли
работать на разные Спу и на станции и базы на других планетах  и  работали
не хуже ребят. Иногда даже лучше. Все равно,  -  подумал  Жилин,  -  очень
хорошо, что мы тогда поссорились. Каково бы  ей  сейчас  было!"  Он  вдруг
бессмысленно уставился на  треснувшую  пластину  печатной  схемы,  которую
держал в руках.
     "...Мы целовались в Большом Парке и потом на  набережной  под  белыми
статуями, и я провожал ее домой, и мы долго еще целовались в  парадном6  и
по лестнице все время почему-то ходили люди, хотя было уже поздно.  И  она
очень боялась, что вдруг пройдет мимо ее мама и спросит: "А что  ты  здесь
делаешь, Валя, и кто этот молодой человек?" Это было летом, в белые  ночи.
И потом я приехал на зимние каникулы, и мы снова встретились, и все  было,
как раньше, только в парке лежал снег и голые сучья шевелились  на  низком
сером  небе.  Поднимался  ветер,  нас  заносило  порошей,  мы   совершенно
закоченели и побежали греться в кафе на  улице  Межпланетников.  Мы  очень
обрадовались, что там совсем нет народу, сели у окна и  смотрели,  как  по
улице проносятся автомобили. Я поспорил, что знаю все марки автомобилей, и
проспорил: подошла великолепная приземистая машина, и я не знал,  что  это
такое. Я вышел узнать, и мне сказали,  что  это  "Золотой  Дракон",  новый
японский атомокар. Мы спорили на три  желания.  Тогда  казалось,  что  это
самое главное, что это будет всегда - и зимой, и летом,  и  на  набережной
под белыми статуями, и в Большом Парке, и в театре,  где  она  была  очень
красивая в черном платье с белым воротником и все  время  толкала  меня  в
бок, чтобы я не хохотал слишком громко. Но однажды она не пришла,  как  мы
договорились, и я по видеофону условился снова, и она опять  не  пришла  и
перестала писать мне письма, когда я вернулся в Школу. Я все  не  верил  и
писал длинные письма, очень глупые, но  тогда  я  еще  не  знал,  что  они
глупые. А через год я увидел  ее  в  нашем  клубе.  Она  была  с  какой-то
девчонкой и не узнала меня. Мне показалось тогда, что все пропало, но  это
прошло к концу пятого курса, и непонятно даже, почему это мне  сейчас  все
вспомнилось. Наверное, потому, что теперь все равно. Я мог бы и не  думать
об этом, но раз уж все равно..."
     Гулко хлопнул люк. Голос Быкова сказал:
     - Ну что, Михаил?
     - Заканчиваем первый виток, Алешенька. Упали на пятьсот километров.
     - Так... - Было слышно, как по полу пнули пластмассовыми осколками. -
Так, значит. Связи с Амальтеей, конечно, нет.
     - Приемник молчит, - вздохнув, сказал Михаил Антонович. -  Передатчик
работает, но ведь здесь такие радиобури...
     - Что твои расчеты?
     - Я уже почти кончил, Алешенька. Получается так, что мы провалимся на
шесть-семь мегаметров и там повиснем. Будем плавать, как  говорит  Володя.
Давление огромное, но нас не раздавит, это ясно. Только будет очень тяжело
- там сила тяжести два - два с половиной "же".
     - Угу, - сказал Быков. Он некоторое время молчал, затем сказал:  -  У
тебя какая-нибудь идея есть?
     - Что?
     - Я говорю, у тебя какая-нибудь идея есть? Как отсюда выбраться?
     - Что ты, Алешенька! - Штурман говорил ласково, почти заискивающе.  -
Какие уж тут идеи! Это же  Юпитер.  Я  как-то  даже  и  не  слыхал,  чтобы
отсюда... выбирались.
     Наступило долгое молчание. Жилин снова принялся  работать,  быстро  и
бесшумно. Потом Михаил Антонович вдруг сказал:
     - Ты не вспоминай о ней, Алешенька. Тут уж лучше не вспоминать, а  то
так гадко становится, право...
     - А я и не вспоминаю, - сказал Быков неприятным голосом.  -  И  тебе,
штурман, не советую. Иван! - заорал он.
     - Да? - откликнулся Жилин, заторопившись.
     - Ты все возишься?
     - Сейчас кончаю.
     Было слышно, как капитан идет к нему, пиная пластмассовые осколки.
     - Мусор, - бормотал он. - Кабак. Бедлам.
     Он вышел из-за кожуха и опустился рядом с Жилиным на корточки.
     - Сейчас кончаю, - повторил Жилин.
     - А ты не торопишься, бортинженер, - сказал Быков сердито.
     Он засопел и принялся вытаскивать из футляра  запасные  блоки.  Жилин
подвинулся немного, чтобы освободить ему место. Они  оба  были  широкие  и
громадные, и им было немного  тесно  перед  комбайном.  Работали  молча  и
быстро, и было слышно, как Михаил Антонович снова запустил  вычислитель  и
замурлыкал.
     Когда сборка окончилась, Быков позвал:
     - Михаил, иди сюда.
     Он выпрямился и вытер пот со лба. Потом отодвинул ногой  груду  битых
пластин и включил общий контроль. На экране комбайна вспыхнула  трехмерная
схема отражателя. Изображение медленно поворачивалось.
     - Ой-ей-ей, - сказал Михаил Антонович.
     Тик-тик-тик - поползла из вывода голубая лента записи.
     - А микропробоин мало, - негромко сказал Жилин.
     - Что микропробоины, - сказал Быков и нагнулся к самому экрану. - Вот
где главная-то сволочь.
     Схема отражателя была окрашена в синий цвет. На синем  белели  рваные
пятна. Это были места, где либо пробило слои мезовещества, либо  разрушило
систему контрольных ячеек. Белых пятен было много, а  на  краю  отражателя
они сливались в неровную белую кляксу, занимавшую не менее  восьмой  части
поверхности параболоида.
     Михаил Антонович махнул рукой и вернулся к вычислителю.
     - Петарды пускать таким отражателем, - пробормотал Жилин.
     Он потянулся за комбинезоном, вытряхнул из него  Варечку  и  принялся
одеваться: в рубке снова стало холодно. Быков все  еще  стоял,  глядел  на
экран и грыз ноготь. Потом он подобрал ленту записи и бегло просмотрел ее.
     - Жилин, - сказал вдруг он. - Бери два сигма-тестера, проверь питание
и ступай в кессон. Я буду тебя там ждать. Михаил,  бросай  все  и  займись
креплением пробоин. Все бросай, я сказал.
     -  Куда  ты  собрался,  Лешенька?  -  спросил  Михаил   Антонович   с
удивлением.
     - Наружу, - коротко ответил Быков и вышел.
     - Зачем? - спросил Михаил Антонович, повернувшись к Жилину.
     Жилин  пожал  плечами.  Он  не  знал  зачем.   Починить   зеркало   в
Пространстве,  в  рейсе,  без   специалистов-мезохимиков,   без   огромных
кристаллизаторов, без реакторных печей просто немыслимо. Так же немыслимо,
как, например, притянуть Луну к Земле голыми руками. А  в  таком  виде,  в
таком состоянии, как сейчас,  с  отбитым  краем,  отражатель  мог  придать
"Тахмасибу"  только  вращательное  движение.  Такое  же,  как   в   момент
катастрофы.
     - Чепуха какая-то, - сказал Жилин нерешительно.
     Он посмотрел на Михаила Антоновича, а Михаил Антонович  посмотрел  на
него. Они молчали, и вдруг  оба  страшно  заторопились.  Михаил  Антонович
суетливо собрал свои листки и поспешно сказал:
     - Ну, иди. Иди, Ванюша, ступай скорее.
     В кессоне Быков и Жилин влезли в пустолазные скафандры и с  некоторым
трудом втиснулись в лифт. Коробка лифта стремительно понеслась вниз  вдоль
гигантской трубы фотореактора, на которую нанизывались все узлы корабля  -
от жилой гондолы до параболического отражателя.
     - Хорошо, - сказал Быков.
     - Что хорошо? - спросил Жилин.
     Лифт остановился.
     - Хорошо, что лифт работает, - ответил Быков.
     - А, - разочарованно вздохнул Жилин.
     - Мог бы и не работать, - строго сказал Быков.  -  Лез  бы  ты  тогда
двести метров туда и обратно.
     Они  вышли  из  шахты  лифта  и  остановились  на  верхней   площадке
параболоида.  Вниз  покато  уходил  черный  рубчатый   купол   отражателя.
Отражатель был огромен - семьсот пятьдесят метров в длину и полкилометра в
растворе. Края его не было видно отсюда.  Над  головой  нависал  громадный
серебристый диск грузового отсека. По сторонам его, далеко  вынесенные  на
кронштейнах, полыхали бесшумным голубым пламенем жерла водородных ракет. А
вокруг странно мерцал необычайный и грозный мир.
     Слева  тянулась  стена  рыжего  тумана.  Далеко  внизу,  невообразимо
глубоко под ногами, туман расслаивался на  жирные  тугие  ряды  облаков  с
темными прогалинами между  ними.  Еще  дальше  и  еще  глубже  эти  облака
сливались в плотную коричневатую гладь.  Справа  стояло  сплошное  розовое
марево, и Жилин вдруг увидел Солнце - ослепительный ярко-розовый маленький
диск.
     - Начали, - сказал Быков. Он сунул  Жилину  моток  тонкого  троса.  -
Закрепи в шахте, - сказал он.
     На другом конце троса он сделал петлю  и  затянул  ее  вокруг  пояса.
Затем он повесил себе на шею оба тестера и перекинул ногу через перила.
     - Вытравливай понемногу, - сказал он. - Я пошел.
     Жилин стоял возле самых перил, вцепившись в  трос  обеими  руками,  и
смотрел,  как  толстая  неуклюжая  фигура  в  блестящем  панцире  медленно
сползает за выпуклость купола. Панцирь отсвечивал  розовым,  и  на  черном
рубчатом куполе тоже лежали неподвижные розовые блики.
     - Живее вытравливай, - сказал в шлемофоне сердитый голос Быкова.
     Фигура в панцире скрылась, и на рубчатой поверхности осталась  только
блестящая тугая нитка троса. Жилин стал смотреть на Солнце. Иногда розовый
диск затягивала мгла, тогда  он  становился  еще  более  резким  и  совсем
красным. Жилин поглядел  под  ноги  и  увидел  на  площадке  свою  смутную
розоватую тень.
     - Гляди, Иван, - сказал голос Быкова. - Вниз гляди, вниз!
     Жилин поглядел. Глубоко внизу из коричневой глади странным  призраком
выплыл исполинский  белесый  бугор,  похожий  на  чудовищную  поганку.  Он
медленно раздавался вширь, и  можно  было  различить  на  его  поверхности
шевелящийся, словно клубок змей, струйчатый узор.
     - Экзосферный протуберанец,  -  сказал  Быков.  -  Большая  редкость,
кажется. Вот черт, надо бы ребятам показать.
     Он имел в виду планетологов. Бугор вдруг засветился изнутри  дрожащим
сиреневым светом.
     - Ух ты!.. - невольно сказал Жилин.
     - Вытравливай, - сказал Быков.
     Жилин вытравил еще немного троса, не  спуская  глаз  с  протуберанца.
Сначала ему показалось, что "Тахмасиб" летит  прямо  на  протуберанец,  но
через минуту он понял, что корабль  пройдет  гораздо  левее.  Протуберанец
оторвался от коричневой глади и поплыл в розовое марево, волоча  за  собой
клейкий хвост желтых прозрачных нитей. В нитях опять  вспыхнуло  сиреневое
зарево и быстро погасло. Протуберанец растаял в розовом свете.
     Быков работал долго. Несколько раз он поднимался на площадку, немного
отдыхал и снова спускался, каждый раз выбирая новое направление. Когда  он
поднялся в третий раз, у него был только один тестер.
     - Уронил, - коротко сказал он.
     Жилин терпеливо вытравливал трос, упираясь ногой в  перила.  В  таком
положении он чувствовал себя очень устойчиво и мог озираться по  сторонам.
Но по сторонам ничего не менялось. Только когда капитан поднялся в  шестой
раз и буркнул: "Довольно. Пошли", Жилин вдруг подумал, что рыжая  туманная
стена слева - облачная поверхность Юпитера - стала заметно ближе.
     В рубке было чисто. Михаил Антонович вымел осколки и теперь сидел  на
своем обычном месте, нахохлившись, в меховой  куртке  поверх  комбинезона.
Изо рта у него шел пар - в рубке было холодно. Быков сел  в  кресло,  упер
руки в колени и пристально поглядел сначала на штурмана, потом на  Жилина.
Штурман и Жилин ждали.
     - Ты закрепил пробоины? - спросил Быков штурмана.
     Михаил Антонович несколько раз кивнул.
     - Есть шанс, - сказал Быков.
     Михаил Антонович выпрямился и шумно перевел  дух.  Жилин  глотнул  от
волнения.
     - Есть шанс, - повторил Быков. - Но он очень маленький. И  совершенно
фантастический.
     - Говори, Алешенька, - тихо попросил штурман.
     - Сейчас скажу, - сказал Быков и прокашлялся. - Шестнадцать процентов
отражателя вышли из строя. Вопрос такой: можем ли  мы  заставить  работать
остальные восемьдесят четыре? Даже меньше, чем восемьдесят четыре,  потому
что процентов десять еще не контролируется - разрушена система контрольных
ячеек.
     Штурман и Жилин молчали, вытянув шеи.
     - Можем, - сказал Быков. - Во всяком случае, можем попробовать.  Надо
сместить точку  сгорания  плазмы  так,  чтобы  скомпенсировать  асимметрию
поврежденного отражателя.
     - Ясно, - сказал Жилин дрожащим голосом.
     Быков поглядел на него.
     - Это наше единственный шанс. Мы с  Иваном  займемся  переориентацией
магнитных ловушек. Иван вполне может работать. Ты, Миша,  рассчитаешь  нам
новое положение точки сгорания в соответствии со схемой повреждения. Схему
ты сейчас получишь. Это сумасшедшая работа, но это наш единственный шанс.
     Он смотрел на штурмана, и Михаил Антонович поднял голову и встретился
с ним глазами. Они отлично и сразу поняли друг друга. Что можно не успеть.
Что там внизу, в условиях чудовищного давления, коррозия начнет  разъедать
корпус корабля - и корабль может растаять, как рафинад в кипятке,  раньше,
чем они закончат работу. Что нечего и  думать  скомпенсировать  асимметрию
полностью.  Что  никто  и  никогда  не  пытался  водить  корабли  с  такой
компенсацией, на двигателе, ослабленном по меньшей мере в полтора раза...
     - Это наш единственный шанс, - громко сказал Быков.
     - Я сделаю, Лешенька, - сказал Михаил Антонович.  -  Это  нетрудно  -
рассчитать новую точку. Я сделаю.
     - Схему мертвых участков я тебе сейчас дам, - повторил Быков. - И нам
надо страшно спешить. Скоро начнется  перегрузка,  и  будет  очень  трудно
работать. А если мы  провалимся  очень  глубоко,  станет  опасно  включать
двигатель, потому что возможна цепная реакция  в  сжатом  водороде.  -  Он
подумал и добавил: - И мы превратимся в газ.
     -  Ясно,  -  сказал  Жилин.  Ему  хотелось  начать  сию  же   минуту,
немедленно.
     Михаил Антонович протянул  руку  с  коротенькими  пальцами  и  сказал
тонким голосом:
     - Схему, Лешенька, схему.
     На панели аварийного пульта замигали три красных огонька.
     - Ну вот, - сказал Михаил Антонович. - В аварийных ракетах  кончается
горючее.
     - Наплевать, - сказал Быков и встал.



                        ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЮДИ В БЕЗДНЕ

                        1. ПЛАНЕТОЛОГИ ЗАБАВЛЯЮТСЯ,
                      А ШТУРМАН УЛИЧЕН В КОНТРАБАНДЕ

     - З-заряжай, - сказал Юрковский.
     Он висел у перископа, втиснув лицо  в  замшевый  нарамник.  Он  висел
горизонтально, животом вниз, растопырив ноги и локти, и  рядом  плавали  в
воздухе толстый дневник наблюдений и авторучка. Моллар лихо откатил крышку
казенника, вытянул из стеллажа обойму бомбозондов и, подталкивая ее сверху
и снизу, с трудом загнал в  прямоугольную  щель  зарядной  камеры.  Обойма
медленно и бесшумно скользнула на место. Моллар  накатил  крышку,  щелкнул
замком и сказал:
     - Готов, Вольдемар.
     Моллар прекрасно держался в условиях невесомости. Правда,  иногда  он
делал резкие  неосторожные  движения  и  повисал  под  потолком,  и  тогда
приходилось стаскивать его обратно, и  его  иногда  подташнивало,  но  для
новичка, впервые попавшего в невесомость, он держался очень хорошо.
     - Готов, - сказал Дауге от экзосферного спектрографа.
     - З-залп, - скомандовал Юрковский.
     Дауге нажал на спуск. Ду-ду-ду-ду - глухо  заурчало  в  казеннике.  И
сейчас же - тик-тик-тик - затрещал затвор спектрографа. Юрковский увидел в
перископ, как в  оранжевом  тумане,  сквозь  который  теперь  проваливался
"Тахмасиб", один за другим вспыхивали и стремительно уносились вверх белые
клубки пламени. Двадцать вспышек, двадцать лопнувших бомбозондов,  несущих
мезонные излучатели.
     - С-славно, - сказал Юрковский негромко.
     За бортом росло давление. Бомбозонды рвались все ближе.  Они  слишком
быстро тормозились.
     Дауге громко говорил в диктофон, заглядывая  в  отсчетное  устройство
спектроанализатора:
     - Молекулярный водород - восемьдесят один и тридцать  пять,  гелий  -
семь и одиннадцать, метан - четыре  и  шестнадцать,  аммиак  -  один  ноль
один... Усиливается неотождествленная линия...  Говорил  я  им:  поставьте
считывающий автомат, неудобно же так...
     - П-падаем, - сказал Юрковский. - Как  мы  п-падаем...  М-метана  уже
только ч-четыре...
     Дауге, ловко поворачиваясь, снимал отсчеты с приборов.
     - Пока Кангрен прав, - сказал он. - Ну  вот,  батиметр  уже  отказал.
Давление триста атмосфер. Больше нам давление не мерять.
     - Ладно, - сказал Юрковский. - З-заряжай.
     - Стоит ли? - сказал Дауге. - Батиметр отказал.  Синхронизация  будет
нарушена.
     - Д-давай попробуем, - сказал Юрковский. - З-заряжай.
     Он оглянулся на Моллара. Моллар тихонько раскачивался  под  потолком,
грустно улыбаясь.
     - Стащи его, Григорий, - сказал Юрковский.
     Дауге привстал, схватил Моллара за ногу и стащил вниз.
     - Шарль, - сказал он терпеливо. -  Не  делайте  порывистых  движений.
Зацепитесь носками вот здесь и держитесь.
     Моллар тяжко вздохнул  и  откатил  крышку  казенника.  Пустая  обойма
выплыла из зарядной камеры, стукнула его в грудь  и  медленно  полетела  к
Юрковскому. Юрковский увернулся.
     - О, опьять! - сказал Моллар виновато. - Простите, Володья.  О,  этот
невесомость!
     - З-заряжай, заряжай, - сказал Юрковский.
     - Солнце, - сказал вдруг Дауге.
     Юрковский припал к перископу. В оранжевом тумане на несколько  секунд
появился смутный красноватый диск.
     - Это последний раз, - сказал Дауге, кашлянув.
     - Ви  уже  три  раза  говорили  "последний  раз",  -  сказал  Моллар,
накатывая крышку. Он нагнулся,  проверяя  замок.  -  Прощай,  Солнце,  как
говорилль капитан Немо. Но получилось, что  не  последний  раз.  Я  готов,
Вольдемар.
     - И я готов, - сказал Дауге. - Может быть, все-таки кончим?
     В обсерваторный отсек, лязгая по  полу  магнитными  подковами,  вошел
Быков.
     - Кончайте работу, - сказал он угрюмо.
     - П-поч-чему? - спросил Юрковский, обернувшись.
     - Большое давление за бортом. Еще полчаса, и ваши бомбы будут рваться
в этом отсеке.
     - З-залп, - торопливо с