сторожно  взял
предмет и погрузил петлю в кашу. К его удивлению каша набралась на  петлю,
как если бы это была сплошная ложка. Подняв эту "ложку", Чарли увидел, что
и с нижней стороны ложки тоже набралась каша, причем содержимое не стекало
вниз.
     Осторожно он взял кашу в рот, и она оказалась настолько вкусной,  что
ему не мешала даже невидимая сетка внутри петли. Чарли испытующе  осмотрел
ложку и поставил эксперимент - всунул палец в петлю (при  этом  он  ощутил
лишь слабое сопротивление). Каша была очень вкусной, и у  Чарли  буквально
слюнки текли. Запах был совершенно незнаком ему, но он выскреб петлей все,
что было в чаше, надеясь, что ест такое блюдо не в последний раз.
     Удовлетворенный, по крайней мере физически, Чарли вздохнул и поднялся
с постели, а  подставка  с  остатками  бесшумно  скользнула  в  отверстие,
которое немедленно стало вновь частью стены.  "Обслуживание  на  дому",  -
пробормотал Чарли, одобрительно кивая головой.  Он  подошел  к  указанному
Филосом  шкафу  и  коснулся  орнамента  на   стене.   Раскрылась   дверца.
Внутренность шкафа была освещена все тем  же  серебристым  светом.  Бросив
осторожный взгляд на края овального проема неправильной формы -  ведь  эта
штука могла закрыться  совершенно  неожиданно  -  Чарли  заглянул  внутрь,
надеясь увидеть свои нормальные коричневые американские брюки. Их  там  не
было.
     Вместо брюк висели лишь несколько конструкций - другим словом их было
трудно определить - из жестких и мягких тканей.  Одни  были  накрахмалены,
другие прозрачны, но все были окрашены в яркие цвета  и  их  комбинации  -
красный, синий, зеленый, желтый и  их  оттенки.  Некоторые  одежды  просто
состояли из  кусков  ткани  разных  цветов,  простроченных  разнообразными
швами. Кроме того, здесь были и куски ткани неопределенного цвета, которые
скрывали цвет любого куска ткани при наложении на него. Эта ткань лежала в
виде прямоугольных лоскутов, драпировок, трубок, швов, фестонов, кусков  с
вышивкой на них, подрубленных  кусков.  Как  только  глаза  и  руки  Чарли
привыкли к этой пестроте, он уловил некую систему; всю  эту  одежду  можно
было рассортировать по видам. Некоторые платья имели крой  простой  ночной
рубашки, хотя спящему в  ней  должно  было  сниться,  что  он  заключен  в
дифракционную решетку. Была  здесь  и  нижняя  одежда  в  виде  просторных
панталон, обтягивающих трико, трусов, поясов и набедренных повязок разного
рода, а также килтов и  юбок  -  широких  и  узких,  длинных  и  коротких,
свободных и с кринолином. А что это - блестящее шириной в два дюйма в виде
ленты длиной восемь футов, отороченное  вдоль  верхнего  края  подвешенным
орнаментом в виде многих букв U? Где должно носить шарообразный предмет из
эластичного черного материала - на голове?
     Он поставил шар на голову и попытался удержать его там. Это оказалось
легко. Тогда Чарли наклонил голову, чтобы шар скатился вниз, но  этого  не
произошло. Шар остался на голове. Это было невозможно. Шар прилип к  нему.
Никакого давления на волосы Чарли не  испытывал  -  шар  стал  частью  его
головы.
     Чарли подошел к трем золотистым планкам, намереваясь положить на  них
руку и вызвать Филоса, но остановился. Нет, он раньше  оденется,  а  потом
будет звать помощь. Какими бы эти странные и разные люди не оказались,  он
все еще чувствовал нежелание, чтобы женщины помогали ему одеться.  Он  уже
вышел из этого возраста.
     Чарли вернулся к шкафу. Он быстро понял,  как  платье  висит  в  нем.
Плечиков в нашем понимании не было, но если платье расправить так, как  вы
хотели бы, чтобы оно висело, и прикоснуться к стенке шкафа справа, то  оно
и оставалось в таком положении. После этого можно было его сдвигать вправо
или влево, и оно  двигалось,  как  вдоль  натянутой  струны.  Если  платье
извлекалось из шкафа, то оно теряло свою форму и становилось просто куском
ткани.
     Чарли выбрал длинную одежду, имевшую вид песочных  часов,  к  которой
была прикреплена  длинная  узкая  лента.  Ткань  была  синей,  а  лента  -
ярко-красной. Чарли решил сделать с ее  помощью  нечто  вроде  трусов.  Он
стянул с себя белый халат. Черный шар, качался на голове  при  каждом  его
движении. Поместив часть платья без ленты на  животе,  протянув  остальное
между ногами и сзади, Чарли завершил одеяние, готовясь завязать  ленту  на
животе. Однако, прежде, чем ему это удалось,  концы  ленты  сами  приросли
один к другому без какого-либо следа  шва.  Он  потянул  за  ленту  -  она
растянулась, а затем медленно заняла прежнее  положение  плотно  и  удобно
охватывая талию. Все еще удивляясь, Чарли натянул материал одежды  спереди
так, чтобы она плотно  охватывала  его  сзади  и  между  ногами,  а  затем
отпустил ткань  так,  чтобы  свободный  материал  спадал  в  виде  фартука
спереди. Он повернулся и  изогнулся,  восхищенно  глядя  на  себя.  Одежда
совершенно подходила ему по размеру и, хотя ноги оставались с боков голыми
до самой талии, где имелась лишь красная лента, Чарли  все  же  чувствовал
себя достаточно одетым.
     Что касается других одеяний, то Чарли счел  их  излишними,  поскольку
климат был здесь, как  ему  показалось,  тропическим.  С  другой  стороны,
большинство здешних жителей носило одежду на верхней части тела,  хотя  бы
это была лишь нарукавная лента или что-то подобное.  Чарли  задумался  над
огромным количеством пышных нарядов в шкафу, ему на  глаза  попался  кусок
ткани темно-синего цвета, как и тот, что он уже одел. Он вытащил его.  Это
было нечто вроде пальто или плаща, казавшегося тяжелым, а бывшим на  самом
деле легче пуха. Ему понравилось, что не только цвет тканей совпадал, но и
отделка на плаще была красного цвета, как и поясная лента на  его  штанах.
Однако, одеть плащ оказалось не так-то просто, пока Чарли  не  понял,  что
это одежда такого же кроя, что и та, которую носил Сиес, - ее  нужно  было
носить не на плечах, а завязывать подмышками. У плаща был сзади  такой  же
высокий стоячий воротник, который сходился спереди у  горла.  Пуговиц  или
тесьмы не было - одежда удобно улеглась вокруг тела и как будто  приросла.
Талия подходила совершенно, и хотя  спереди  ткань  и  не  сходилась,  все
одеяние держалось на фигуре и не спадало. Юбка была не такая, как у  Сиеса
- сзади длиннее, чем спереди - а везде одинаковой, не длиннее ладони.
     Внизу шкафа хранилась обувь;  здесь  на  полочке  стоял  обязательный
минимум - выгнутые по форме стопы туфли, причем в некоторых из  них  пятка
не соединялась с носком, или же соединялась чем-либо видимым. Были здесь и
разнообразные сандалии - плетеные  с  пряжками,  сандалии  с  завязками  и
самоскрепляющимися лентами, мягкие и гибкие  сапожки  до  колен,  туфли  с
загнутыми носками,  наподобие  турецких,  туфли  на  платформе,  и  многие
другие, исключая обувь, которая могла бы стянуть или стеснить ноги.  Чарли
решил выбрать обувь по принципу цвета и довольно скоро  нашел  пару  почти
невесомых сапожек вроде как из замши, которая идеально гармонировала с его
туалетом - синим с красной отделкой. Чарли надеялся, что сапожки  подойдут
ему по размеру... и они оказались совершенно подходящими. Тогда он  понял,
что вся обувь в шкафу должна подходить ему или вообще всем, кто бы  ее  ни
носил.
     Довольный собой, Чарли еще раз, уже без всякой  надежды,  потянул  за
нелепый черный шар, болтавшийся на голове, подошел к планкам и  провел  по
ним рукой. С легким щелчком дверь растворилась,  и  вошел  Филос.  (Что  -
может, он стоял все восемь часов за дверью?). На этот раз Филос был одет в
широкий килт ярко-желтого цвета, такие же туфли и  черное  болеро,  одетое
как бы на спину. Но все  это  выглядело  на  нем  не  так  уж  плохо.  Его
выразительное смуглое лицо озарилось при виде Чарли.
     - Уже одет? Отлично! - он почему-то смутился.
     - Вроде все в порядке? - спросил Чарли. -  Неплохо  бы  посмотреть  в
зеркало.
     - Да, да, ответил Филос. - С твоего разрешения... - тут он  застыл  в
ожидании, как будто сейчас что-то должно было произойти.
     - Конечно, - ничего не оставалось ответить Чарли, и  тут  же  у  него
буквально дух перехватило.
     Филос сложил руки ладонями друг к другу и - исчез. Вместо него теперь
стоял другой человек, одетый в синюю одежду с высоким воротником,  красиво
обрамлявшим его несколько вытянутое  лицо,  штаны  плотно  обтягивали  его
стройные ноги, небольшой фартук висел спереди, голые  плечи  выступали  из
жакета, а на ногах были красивые туфли. В  довершение  картины  на  голове
раскачивался нелепый черный шар, но при этом вся  фигура  не  была  лишена
элегантности, если не считать лица, которое Чарли ничего не говорило.
     - В порядке? - Фигура исчезла и вновь появился Филос.
     Чарли разинул рот от удивления.
     - Как ты это сделал?
     - О, я забыл - ты еще не видел этого. - Филос протянул руку с кольцом
ярко-синего металла на пальце. Цвет кольца был такой же, что  и  петля  на
ложке, которой Чарли ел свой завтрак. -  Когда  я  касаюсь  кольца  другой
рукой, появляется очень хорошее зеркало. Тут Филос вновь коснулся  кольца,
и перед Чарли опять появилась и исчезла фигура в синем с нелепым шаром  на
голове.
     - Ну и  чудеса!  -  воскликнул  Чарли,  любивший  всякие  технические
новинки. - Но зачем постоянно таскать с собой зеркало? Можешь ты увидеть в
нем себя?
     - О, нет, - Филос, все еще с гримасой на лице, ухитрился одновременно
улыбнуться. - Это исключительно защитное устройство. Мы, на Лидоме,  редко
ссоримся, в частности, по этой  причине.  Представь,  что  ты  разгорячен,
взбудоражен  и  пристрастен  (Филос  попросту  имел  в  виду   "глупое   и
недостойное поведение"), и тут ты вдруг видишь самого себя со стороны!
     - Да, это охлаждает страсти, - согласился  Чарли.  -  Вот  почему  мы
всегда спрашиваем разрешения перед тем, как сделать это  в  обществе.  Это
чистая вежливость. Обычай этот очень  древен,  и  у  вас,  наверное,  есть
что-либо в этом роде. Человека  не  заставляют  раскрывать  себя  без  его
собственного желания.
     - У вас тут действительно чудеса, - восхитился Чарли.  -  Ну,  что...
прошел я испытание?
     Филос осмотрел  его  сверху  донизу,  и  его  его  смущение,  видимо,
усилилось.
     - Нормально, - произнес он несколько напряженно, - все в порядке.  Ты
выбрал очень хороший костюм. Пойдем?
     - Послушай, - остановил его Чарли, - ты что-то не договариваешь. Если
я выгляжу как-нибудь не так, то пора сказать мне об этом.
     - Ну, что ж, поскольку ты просишь меня... - Чарли  видел,  что  Филос
напрягается, тщательно выбирая слова, - тебе очень  нравится  эта...  э-э,
шляпа?
     - Просто она такая легкая, что я почти забыл о ней. - Черт побери,  я
приложил ее к голове, а теперь не могу снять.
     - Это пустяки, - Филос коснулся орнамента на стене, нырнул в  шкаф  и
достал оттуда нечто вроде рожка для обуви. - Вот, прикоснись этим.
     Чарли так и сделал, и черный шар  покатился,  подпрыгивая,  по  полу.
Чарли загнал его ногой внутрь и положил рожок на место. - Что это такое?
     - Разрядник? Он отбирает биостатический потенциал у материала.
     - А что, именно биостатическая сила  заставляет  одежду  прилипать  к
телу?
     - Да, поскольку одежда не  биологический  материал.  Спроси  об  этом
Сиеса: я сам это не совсем представляю.
     Чарли уставился на Филоса. - Ты  все  же  чего-то  не  договариваешь.
Выкладывай лучше все, как есть, Филос.
     Смущение Филоса еще более усилилось, и Чарли стало даже жаль его.
     - Лучше не надо. Когда над тобой в прошлый раз посмеялся Сиес, ты дал
ему такого пинка, что он летел через весь кабинет Милвиса.
     - Я сожалею об этом. Я был слишком расстроен тогда... Давай,  забудем
этот случай.
     - Знаешь ли ты, что ты надел себе на голову?
     - Нет.
     - Турнюр.
     - Хохоча, они вместе вышли из комнаты и отправились к Милвису.


     - Хорошее дело - игра в шары, - говорит Смит.
     - Популярная.
     - Стадное чувство, - Смит не хочет уколоть Герба, хотя  про  себя  он
смеется.
     Воцаряется молчание. Они выговорились и теперь оба соображали, что бы
еще сказать.  Герб  считает,  что  людям,  которые  находятся  вместе,  не
обязательно все время извергать слова, но он держит свое мнение при  себе,
так как Смит может подумать, что он начинает рассуждать о серьезных вещах.
     - Манжеты опять выходят из моды, - помолчав, изрекает Смит.
     - Угу. Миллионы парней сейчас перешивают брюки. Как  по-твоему,  куда
девают портные все манжеты? Куда идет весь этот материал?
     - Коврики делают.
     - Стоят одинаково, - Смит имеет в виду брюки без манжет.
     - Точно.
     Опять молчание.
     Вступает Герб:
     - У тебя много костюмов из немнущейся ткани?
     - Есть несколько. Все их носят.
     - Кто их стирает? -  Никто,  -  с  негодованием  бросает  Смит.  -  В
химчистках их чистят специальным способом, неплохо зарабатывают.
     - Не очень здорово.
     Смит пожимает плечами.
     - Что делать?
     - Да, - Герб чувствует, что и эта тема исчерпана.
     - О! Гляди, Фаррел.
     Герб видит ухмылку Смитти, который глядит через окно на окно  в  доме
напротив.
     - Что он там делает?
     - Телевизор смотрит. Гляди, какой стул.
     Герб поднимается и подходит  к  окну.  В  руках  у  него  пепельница,
которую он ставит на стол,  после  чего  Герб  возвращается  к  дивану.  С
расстояния в сто тридцать футов  не  должно  быть  замет  его  любопытного
взгляда.
     - Да, это гнутый стул.
     - Гнутый то гнутый, но он красный. Откуда у него красный стул?
     - Не спеши, Смитти. Он будет менять мебель.
     - ?
     - Помнишь, года два назад вошла в моду грубая  мебель,  стиль  ранчо.
Тогда он приобрел это большое зеленое кресло.  Увидишь,  что  будет  через
неделю. Раннеамериканский стиль.
     - О, да.
     - Запомни, через неделю.
     - Да-а.
     - Это я тебе говорю.
     - Как это у него получается менять мебель дважды за три года?
     - Может, родственники подкидывают?
     - Ты его знаешь?
     - Я? Что ты. Никогда даже не был у него. Мы почти не здороваемся.
     - Я думал, ему едва хватает.
     - Чего так?
     - Машина.
     - Так он тратит все на мебель.
     - Странные люди.
     - Почему странные?
     - Тилли видела, как его жена покупала черную патоку в супермаркете.
     - Черт, - морщится Герб, - все помешались на ней. Неудивительно,  что
у него такая машина. Его даже не волнует, что все видят, как он  ездит  на
ней уже восемнадцать месяцев.
     Опять молчание.
     Смит замечает:
     - Время мне уже браться за покраску.
     - И мне пора, - кивает головой Герб.
     По газону скользят лучи фар  -  на  дорожку  въезжает  фургон  Смита,
делает круг и скрывается под навесом. Двигатель смолкает. Дверцы  хлопают,
словно бросают  два  коротких  слова.  Приближаются  женские  голоса,  они
говорят одновременно, но не теряют нить  разговора.  Открывается  дверь  и
входит Тилли, а за ней Жанетт.


     Они шли по извилистым коридорам и дважды без труда возносились  вверх
по бездонным вертикальным шахтам. На этот раз туалет Милвиса был  особенно
впечатляющим и состоял из двух  лент:  белой,  обвернутой  вокруг  тела  и
правой ноги, и желто-пурпурной, обвивавшей туловище и левую  ногу.  Милвис
был один, он торжественно приветствовал Чарли и недвусмысленно одобрил его
синий наряд.
     - Я оставлю вас, - сказал Филос, на которого Милвис вообще не обратил
никакого внимания (что, впрочем, по мнению Чарли,  могло  означать  только
одобрение) до тех пор, пока тот не произнес этих слов, после  чего  Милвис
кивнул Филосу и на прощание улыбнулся.
     Чарли со своей стороны махнул ему рукой, и Филос покинул их.
     - Очень тактично, - одобрил Милвис. - Филос всегда  знает,  как  надо
поступить.
     - Он заботится обо мне, - сказал Чарли, думая  продолжить  эту  тему,
однако Милвис прервал его:
     - Хорошо, - произнес он, - наш Филос рассказал мне, что ты чувствуешь
себя намного лучше.
     - Скорее скажем, что я начинаю сознавать,  как  я  себя  чувствую,  -
отпарировал Чарли,  -  чего  нельзя  сказать  о  моменте,  когда  я  здесь
очутился.
     - Не самое приятное переживание.
     Чарли внимательно следил за Милвисом и его поведением. У него не было
никакого представления о  приблизительном  возрасте  этих  людей,  и  если
Милвис казался старше других, то, очевидно, это впечатление  создавало  то
явное уважение, которое ему оказывали окружающие, его сравнительно большой
рост, полное лицо и совершенно  необычное,  даже  для  здешних  обитателей
расстояние между глазами. Вообще же ничто в этих  людях  не  указывало  на
возраст в том смысле, в каком Чарли привык к этому.
     - Итак, ты хотел бы узнать все о нас.
     - Конечно.
     - Зачем?
     - Ведь это мой обратный билет.
     Эта фраза была настолько идиоматичной, что ее трудно было передать на
незнакомом языке, и Чарли понял это, как только произнес ее.
     У них, скорее всего, не было в языке слов "плата" или "билет";  слово
"билет" вышло в переводе в значении "ярлык" или "карточка".
     - Я имею в виду, - пояснил Чарли, - что, как  мне  сказали,  я  смогу
вернуться, когда ознакомлюсь со всем...
     - ...Всем, о чем ты будешь спрашивать...
     - ...И отреагирую на это, и тогда вы  будете  готовы  отправить  меня
туда, откуда я появился.
     - Я рад сообщить, что одобряю твои намерения,  -  у  Чарли  создалось
впечатление, что Милвис, без хвастовства, подчеркивает свою значимость.  -
Давай начнем.
     Почему-то последние слова прозвучали как шутка, и Чарли в  недоумении
рассмеялся, признавшись:
     - Я даже не представляю с чего.
     Когда-то ему очень нравилась мысль, которую он  вычитал,  кажется,  у
Чарли Форта, да, у него: "Начинай мерить окружность из любой точки."
     - Хорошо, тогда  я  хочу  узнать  о...  о  чем-нибудь  чисто  личном,
касающемся лидомца.
     Милвис протянул к Чарли руку.
     - Спрашивай, что хочешь.
     Неожиданно смутившись, Чарли не  смог  задать  вопрос  прямо.  Вместо
этого он спросил:
     - Прошлой ночью Филос  что-то  сказал,  как  раз  перед  тем,  как  я
заснул... Филос сказал, что на Лидоме никогда не было мужчин. И я сразу же
подумал, что он имеет в виду, что все вы - женщины. Когда я спросил его об
этом, он ответил отрицательно. Но, либо вы  мужчины,  либо  женщины,  ведь
так?
     Милвис не ответил, хотя продолжал неподвижно глядеть на Чарли  своими
добрыми широко расставленными глазами, сохраняя одобрительную  полу-улыбку
на губах. Несмотря на свое смущение, которое все усиливалось, Чарли не мог
не оценить методику Милвиса и восхитился ею. Если бы  у  него  были  такие
учителя! Милвис вроде бы  намекал:  Разберись  самостоятельно.  -  Однако,
такой метод не следует применят к человеку, не располагающему фактами.
     Чарли собрался  с  мыслями,  упорядочивая  все  неясные  впечатления,
касающиеся этого вопроса: развитость (но не  чрезмерная)  груди  и  размер
сосков; отсутствие широкоплечих и узкобедрых людей.  Что  касается  других
косметических характеристик, например, волос, то количество причесок  было
столь же велико, что и разнообразие одежд, хотя  в  целом  волосы  стригли
коротко.  Туалеты   же   лидомцев   отличались   совершенно   неповторимым
характером, и для Чарли это было одним из явных указаний на принадлежность
к женскому полу.
     Затем он задумался о том, как донести до Милвиса все,  что  он  хотел
высказать. Чарли уже мог бегло говорить по-лидомски, но все же  на  каждом
шагу он встречал языковые трудности. Чарли посмотрел  на  насупившегося  и
терпеливо ждущего Милвиса и сказал  сам  себе  по-лидомски:  "Я  гляжу  на
него". - Здесь Чарли впервые столкнулся с местоимением  "его",  которое  в
английским языке указывало на мужской род, а в лидомском -  вроде  как  бы
было бесполым, то есть не имело рода. В английском языке "оно" - безличное
местоимение, примерно, такое же