авилось, и все. Я не знаю, как сделать...
   - Ладно, угомонись, - вздохнул Цунь, - И так сойдет...
   Маргус выбросил обугленную тряпку в мусорный ящик с кривоватой надписью
"Make  me  empty",  ополоснул  унитаз,  вмиг засиявший  снежной  белизной  и
осторожно спросил:
   - Сергей... А почему ты рассердился?
   - Почему, почему... По кочану, блин! Ты что - не врубаешься?!
   - Нет... Не врубаюсь.
   -  Ну ептыть, Маргус!.. Сейчас дежурный глянет на  твое очко  и на  мой
умывальник, и что? Задерет меня по самые помидоры! Скажет: чтоб так же было!
Да я же сдохну в этом умывальнике... - всхлипнул Цунь от жалости к себе.
   - А ты разве так не сможешь? - искренне удивился Маргус.
   - Да я же не железный, как некоторые! - Цунь уже готов был дать в морду
этому недоумку.
   - Ну... если разрешишь,  я могу тебе помочь,  - нерешительно  предложил
Ауриньш, - Это не будет являться нарушением дисциплины?
   -  Не  будет  являться, -  быстро  успокоился Цунь, -  Ладно, уговорил.
Короче, смотри, что тут сделать надо...
   Полчаса  спустя Цунь скромно,  но  с  достоинством доложил дежурному по
роте о том, что порядок на вверенных объектах наведен.
   - Че-го?!  - оторопел от такой наглости  дежурный,  - Ты?  Мне?  Хочешь
сказать? Что уже все отхерачили?!
   -  Так точно, товарищ сержант, -  ответствовал Колдин тоном  Курчатова,
докладывающего Сталину о создании атомной  бомбы,  - Все  сделано, разрешите
представить?
   - Ах ты, мой хороший! - расплылся в каннибальской улыбке сержант, - Ну,
идем,  солнышко, идем...  - и, облизываясь, дежурный  проследовал в санузел,
предвкушая  скорую  расправу  над  оборзевшей  салажней. Цунь  скромно шагал
следом - а что такого, ничего особенного, ну, навели порядок, подумаешь...
   Из санузла сержант выплыл с отвисшей челюстью и воззрился на дневальных
растерянным взглядом.
   - Ну ни хера себе вы гиганты! - наконец, выдохнул он.
   Колдин  скромно  сиял.  Ауриньш  соображал:  хвалит  их  дежурный,  или
наоборот?
   -  Так, я  не понял - почему порядок не наводится? - возник из коридора
старшина, страдающий ранней бессонницей.
   -  Да уже  навели, в  общем,  - быстро вышел  сержант из ступора,  -  Я
проверил: кое-где еще недостатки устранят, а так - ничо, потянет.
   -  Д-да? - язвительно глянул на  него Фомин. Дескать,  добер ты больно,
сержант, дешевый авторитет хочешь заработать у желторотиков...
   С  этой мыслью  он шагнул  в  туалет. Да там  ее и  оставил.  Но все же
самообладание у Фомы было, чего говорить.
   - Ну что, студенты - будем считать, реабилитировались, - снисходительно
изрек он, - Бардака еще много оставили, но вообще стараетесь, вижу.
   -  Так  требую  же!  -  весело  возмутился  дежурный.  Дескать,   успех
подчиненного - в первую очередь заслуга командира.
   - А как  же, - тонко  ухмыльнулся  Фомин, -  У  успеха  отцов  до фига,
знаем... Ауриньш!
   - Я! - вытянулся Маргус.
   - Первый раз в наряде?
   - Так точно.
   - Внеочередное увольнение тебе от меня, молодец.
   -  Ну дык ептыть, моя же  школа, товарищ старшина! - нагло встрял Цунь.
Каким-то образом он уже начал просекать, что скромность и  карьера - понятия
несовместимые.
   - А тебе еще  надо наряд до конца дотащить без залетов, понятно? Ладно,
если до смены все у вас будет нормально - оба в  субботу  в  город  пойдете.
Завтра перед строем объявим.
   И, не  сговариваясь, чумазые и пованивающие тем,  чем должны пованивать
дневальные  после  уборки сортира, парни  вытянулись  и гаркнули  искренне и
вдохновенно:
   - Служим! Советскому! Союзу!





Глава 5. Кабальеро



   Надо представлять  себе, что такое увольнение для первокурсника девятой
роты. По  уставу  разрешается отпускать в  увольнение одновременно  не более
трети личного состава подразделения. В роте четыре курса. Вопрос: кто больше
нуждается  в  увольнении?   Старшекурсник,  которому   и...  ну,  скажем,  в
библиотеку сходить надо - для  курсовой работы материал подобрать, и невесту
присмотреть пора - выпуск не за горами, и к относительно вольной  офицерской
жизни пора уже  помаленьку привыкать, да  и вообще - он что, в  свое время в
казарме не  насиделся? Или балбес-первокурсник, который в город ходит только
для того, чтобы в  пельменной  пожрать  до  отвала (будто  его, паразита,  в
училище не кормят!), да по своей лопоухости  попасться  патрулю с нарушением
формы  одежды  или  с  кружкой пива  в тощей  лапке  - обеспечив  тем  самым
командира  внеплановым  клистиром? Поэтому  в  увольнение  заслуженно  ходят
преимущественно  старшекурсники,  отдавая желторотикам  на растерзание  свой
ужин  - они  и тому несказанно  рады.  Словом,  легче  представить  бомжа  в
"кадиллаке", чем первокурсника девятой роты в увольнении.
   Можно  себе  представить,  к  а  к  готовились Цунь с Маргусом  к этому
событию. "Войну и мир" читали? Сборы  Наташи Ростовой на первый бал помните?
Так  вот  ерунда  эти  сборы  по  сравнению  с подготовкой  первокурсника  к
увольнению.
   ...  До построения увольняемых еще полчаса, а два счастливчика уже тихо
сияют,  не  смея  присесть,  дабы  не  помять парадных брюк, отутюженных  до
фанерной  твердости.  Цунь  одолжил  у  кого  только   можно  кучу  значков,
расторговав свое масло на две недели вперед и самодовольно косился на грудь,
увешанную  наградами,  почти как у генсека-бровеносца.  Китель  Маргуса  был
девственно чист.
   -  Ну ты ваще, Марик! - критически оглядел его Колдин, - Что, ни одного
знака найти не смог?
   - А зачем? - не понял Ауриньш, - Мне еще ничего не давали.
   -  Уй, да ладно! Офигенно честный, что ли? - поморщился Цунь, - На вот,
хоть моего  "разника" нацепи! - он великодушно  достал из тумбочки свой знак
парашютиста  со  скромной  единичкой  на  подвеске (себе  он  уже  привинтил
почетный знак "парашютист-отличник"  с  накладной цифрой "50",  одолженный у
Мамонта за две пайки масла и воскресные яйца).
   - Я еще не прыгал, так нельзя, - скромно отверг Маргус щедрый дар.
   -  Да  фигня  какая, прыгнешь еще!  А то что  такое: десантник - и  без
знака!
   -  У меня в военном билете этот знак не записан, - заупрямился Ауриньш,
- Патруль может проверить и будет нехорошо.
   - Уф-ф, ну ты и артист! - покачал головой Колдин, - Ладно, фиг с тобой.
Ну хоть комсомольский значок прикрути, елки!
   - Я же не комсомолец! - удивился Маргус.
   - Да  кого колышет:  комсомолец -  не комсомолец! - рассердился Цунь, -
Главное, чтоб значок был - без него вообще в город не выпустят!
   Поразмыслив, Ауриньш пришел к выводу, что комсомольский значок на форме
- это не отличительный знак приверженца  политической организации, а элемент
формы  одежды.   Или  свидетельство  лояльности  властям.  В  любом  случае,
отказываться было  нецелесообразно, и Колдин сноровисто продырявил новенький
китель Маргуса.
   -  Ну вот, - удовлетворенно похлопал  он его по  груди, украшенной алым
флажком с профилем Дедушки Ленина, - Хоть немного на человека похож стал!
   Пройдя  недолгую,  но  несколько  унизительную  процедуру инструктажа у
дежурного по училищу ("Правую  штанину задрать! Показать носки!"), Колдин  с
Ауриньшем наконец вышли в город.
   - Ну что, Марик, - Цунь жадно озирался по сторонам, - Пошли?!
   - А куда? - Маргус невозмутимо оглядывал улицу.
   - "Куда-куда"! На  волю!  В пампасы! - терпкий пьянящий воздух  свободы
уже начал гулять в крови, словно бокал шампанского, - В ДОФ пойдем!
   - А что это?
   -  Дом офицеров, - авторитетно разъяснил Колдин,  -  На танцы. Все туда
ходят. Полтинник есть?
   - Что есть?
   - Пятьдесят копеек, на билет.
   - Нет, - немного растерялся Ауриньш, - Мне не давали...
   - Разводят халявщиков в вашем институте, - сварливо проворчал  Цунь,  -
Ладно, пошли. Помни  мою доброту! - и он подкинул  на  ладони рупь, неведомо
как уцелевший от буфета.

   Дом офицеров стоял на углу улицы  Подбельского - "Подбелки", Рязанского
Бродвея  и Арбата. Это в  столицах дома  офицеров располагаются скромно, без
претензий. А Рязань в первую очередь знаменита своими офицерами, как Хохлома
-  ложками,  или  Иваново  - невестами:  четыре военных  училища  в  городе!
Естественно, Дом офицеров являлся одним из самых престижных заведений города
и располагался в самом престижном месте.
   Солидное  здание постройки  прошлого  века было  выкрашено классической
светлой  охрой.  И  архитектура,  и  интерьер  Дома  призваны  были  служить
утверждению о незыблемости традиций славного российского  офицерства: мрамор
широких  ступеней  лестницы  с  красной  ковровой  дорожкой,  прижатой к ним
блестящими  латунными  прутьями;  тяжелый  бархат  портьер;  тусклое  сияние
массивных  латунных  ручек   на   могучих   дверях,  вызывающих   в   памяти
Верещагинские "Врата Тамерлана"; антикварная люстра, отражающаяся в натертом
паркете...
   Живую  ноту  современности  вносили  во  все  это  строгое  великолепие
разухабистая музыка, обычная  для дешевых  ресторанов,  да базарная толкотня
перед окошком кассы.
   - Очень много людей, - озабоченно  проговорил Маргус, когда они подошли
к кассе, - Может быть, придем сюда в другой раз?
   - Ты что, больной? Когда он еще будет, этот  другой  раз! Стой здесь  и
никуда  не  сваливай,  -  строго  напутствовал  его  Цунь  и шустрым  вьюном
ввинтился в толпу.
   Выросший  под  жарким  азиатским солнцем, в гомоне  и  суете  восточных
базаров, он  в любой толкучке чувствовал себя как  рыба  в воде.  Через пять
минут он выбрался наружу - помятый, встрепанный, но торжествующий.
   - Держи! - протянул он билет Ауриньшу, - Учись, салага, пока я жив!

   В  танцевальном зале не  то  что  яблоку  - горошине было негде упасть.
Основным фоном цветовой гаммы зала служила  унылая зелень парадных мундиров,
разбавленная  яркими мазками  разноцветных погон  и  петлиц,  легкомысленных
платьиц девчонок. Правда, многих посетительниц назвать девчонками можно было
лишь  с очень большой  натяжкой - ох, далеко не первый  год посещали они сей
памятник   архитектуры  в   надежде  подцепить  мужа-офицерика.   И   посему
приветственно подмигивали томящимся у  стенки начальникам  патрулей, отлично
помня этих строгих капитанов и майоров еще  юными розовощекими курсантиками.
Начальники   патрулей   делали  вид,  что  поглощены  службой  и   подавляли
ностальгические вздохи.
   - Марик, смотри - телки! - восхищенно выдохнул Цунь, - Живые!
   -  Где?  - завертел  Ауриньш белобрысой  головой,  словно перископом, -
Здесь нет телок, только девушки...
   - А я про кого говорю? - начал нетерпеливо притоптывать Колдин, - Айда!
-  и  он  решительно  потащил  Маргуса к ближайшей стайке  девчонок, скромно
топтавшихся у стены и постреливавших взглядами по сторонам.
   - Девчонки, привет! - бодро подкатил к ним Цунь с бородатой шуточкой, -
Вам сережки не нужны?
   Девчонки, однако, на нее купились.
   - А что  за сережки? -  живо  заинтересовались они -  эпоха  тотального
дефицита, что вы хотите.
   - Один - я, а второй Сережка - вот он, тоже вот такой пацан!
   Девчонки  покатились.  Спустя минуту парни  уже  были  взяты на абордаж
мертвой бульдожьей хваткой - словно по заказу, объявили белый танец и Серегу
прицепила  к  себе дородная розовощекая блондинка, мечта Кустодиева.  Маргус
достался низенькой грудастой брюнетке - она уверенно проталкивала его сквозь
толпу танцующих и преданно  смотрела ему  в лицо, словно боровичок из травы:
тебя Сережа зовут?  а меня  Лариса, ах, не  Сережа, ну он прикольщик,  а как
тебя?  Маргус? ой, а ты  откуда? из  Риги?  ой,  ну  я так  и подумала,  мне
блондины  ваще  нравятся так,  я сразу  подумала  ты прибалт, ты на  артиста
одного похож, уф-ф,  тут  так душно, у меня аж смотри, как сердце  бьется, -
деловито прижала она ладонь Маргуса к своему могучему бюсту.
   - Есть небольшая тахикардия, - спокойно отозвался Маргус, мягко отнимая
руку, - Но не страшно, Вам только курить не надо - вредно...
   - Ой, да ладно! Кто сейчас не  курит?  У вас  в  Риге ваще все девчонки
дымят, я туда за шмотками ездила, что - не видела? Ой, музыка уже кончилась,
чего такие короткие песни гоняют, мы еще потанцуем, да, Марик?
   - Спасибо, - Маргус вежливо проводил ее на место, - Благодарю Вас.
   -  Дорогие гости,  внимание! -  разнесся вдруг с  эстрады бодрый  голос
молодящейся тетеньки-массовика, - А сейчас мы проведем конкурс! Победитель в
этом конкурсе  получит вот этот зам-мечательный приз!  -  и она торжествующе
продемонстрировала кремовый торт размером с том энциклопедии.
   Вожделеющий  гул  разнесся  по  залу.  Еще  бы.  Не  верьте  хвастливым
россказням курсантов о том, какие они отпетые пьяницы - на самом деле больше
всего курсант любит пожрать, а уж если дело касается сладкого - тут уж он...
ну,  пусть не  Родину продаст,  но на многое  способен, на  многое. А что вы
хотите -  организмы молодые, здоровые, растущие, постоянные дикие нагрузки -
энергии  требуется,  как реактивному истребителю,  а  углеводов в  армейском
рационе - строго по норме.
   -  Этот  приз получит пара,  которая  лучше всех  исполнит...  Танго! -
провозгласила тетенька, не сумев полностью скрыть в голосе злорадные нотки.
   Гул толпы  мгновенно стал  возмущенно-разочарованным.  Ну  не падлы, а?
Нашли танцоров.
   - Ну же, товарищи! - ярмарочным голосом зазывала  массовичка, - Смелее!
Смотрите, какой замечательный приз! - все у нее шло по плану, у заразы.
   Из  казны  Дома  офицеров  положено  выделять  средства  на  такие  вот
мероприятия. Сотрудниками Дома  покупается на казенные деньги шикарный торт,
объявляется невыполнимое задание, и за отсутствием желающих  принять участие
в  конкурсе приз  остается  организаторам.  И  по окончании  танцев уверенно
съедается под чаек или  что-нибудь покрепче: не пропадать же добру. Если  же
вдруг появляется  дерзкий  претендент  на  приз,  то  претендент  этот,  как
правило, оказывается пьяненьким и только по этой причине решившимся на столь
безрассудный поступок. Его тут же с удовольствием сцапывает патруль - а  как
же, им тоже план выполнять надо. Беспроигрышная лотерея, короче говоря.
   - У-у, с-сволочи! - страдальчески шмыгнул носом Цунь, - Издеваются  над
людьми! Блин,  хотела  же  меня маманя  в детстве  на танцы отдать  - чего я
уперся, ишак отвязанный...
   Окружающие высказывались примерно в том же духе.
   - Сергей,  а почему никто не выходит? - невинно поинтересовался Маргус,
оглядываясь  по  сторонам,  -  Мне кажется,  этот приз  хотели  бы  получить
многие...
   - Марик, паразит такой, хоть ты не издевайся! - возмутился Цунь, - Иди,
да спляши, раз такой умный! Маргус Лиепа...
   - Сергей, почему  ты так нервничаешь? - недоуменно проговорил Маргус, -
Если ты этот приз так хочешь, я могу его взять.
   - Э-э, Марик, ну тебя на фиг! - встревожился Цунь, - Ты что, чокнулся -
четыре патруля в зале! Повяжут в момент и смыться не успеешь!
   - Зачем повяжут? - не понял Маргус, - Она же сама предлагает?
   -  Так танцевать же надо, деловая колбаса!  Т а н г  о!  Ты хоть  слово
такое слышал?!
   - Да, я слышал. Я по телевизору  видел один раз. Я смогу. - Ауриньш уже
не смотрел на Серегу, а внимательно оглядывался вокруг.
   -  Вот, - остановился он на ком-то прицельным взглядом, -  Мне  кажется
она подойдет, антропометрия хорошая...
   Мягко,   но  непреклонно  раздвигая  плечом  толпу,   он  направился  к
неприметной девчонке в черном платьице, одиноко скучавшей у  колонны. Серега
глянул на  нее - и аж затосковал от  жалости.  Маргус, козел ты электронный,
что ж  ты делаешь, а? Девчонку и так судьба обидела: такая страшненькая, что
даже  поддатые солдаты на нее  не клюют, так еще  и ты  над ней поиздеваться
решил.  И  ведь хрен  остановишь  гада - у  него там  уже какая-то программа
врубилась!
   Маргус  меж  тем  приблизился к  девушке  и, вытянувшись  перед  ней  в
струнку, уронил в поклоне свою гладко причесанную белобрысую башку. Сказать,
что девчонка  растерялась -  значит,  ничего не сказать.  Опешила, обомлела,
вспыхнула, бедная - аж глаза слезами  набухли, отшатнулась  было смыться, да
куда там:  все  уже это  дело  заметили, мигом расступились  и  стоят, гады,
заржать  готовые. А  Маргус все стоит -  стройный,  элегантный,  как графин:
прибалт -  он  и есть прибалт, недаром  только  им  и доверяют у нас в  кино
эсэсовцев, да иностранцев играть. И девчонка перед ним  вздохнуть не смеет -
нет, ну как же  ее угораздило такой  страшненькой-то уродиться? Разве только
что волосы у нее шикарные  - вороные, тяжелые, конским хвостом  схвачены, да
фигурка,  в  общем, ничего  - стройненькая  такая, тонконогая. И  тут она  с
Маргусом  взглядом  встретилась  -  и  будто отключилась:  чуть  улыбнулась,
ресницы  опустила  (да они у  нее  какие длинные,  оказывается!) и  в  самом
настоящем  реверансе  присела!  Тут  уж все притихли  и  быстренько к стенам
оттянулись, чтобы им простор дать - для маневра, значит.
   Маргус  уверенно,  словно  только этим всю  жизнь  и  занимался,  вывел
девушку в центр зала. И они замерли в классической позе - стройные,  легкие.
Сама меньше всего ожидавшая такого развития событий массовичка ткнула пухлым
пальчиком  в клавишу  магнитофона.  Запись оказалась  на  удивление хорошей:
чисто  и  сильно   вступил  старомодный  оркестр   и  его  звукам  мгновенно
откликнулись тела танцоров.
   То, что происходило дальше - трудно передать словами. Исчез гарнизонный
зал с аляповатой лепниной на потолке. Припала эстрада с пошленькой группой и
накрашенной солисткой. Улетучился неистребимый  казарменный запах, исходящий
от  десятков  разгоряченных  тел.  В  зале  воцарилась аргентинская  ночь  -
знойная, страстная, с шумом океанского  прибоя и шелестом пальмовых листьев.
И королевской парой  этой ночи  были эти ребята - Бог ты мой,  к  а к же они
танцевали!!  Лед и пламень - ни убавить, ни прибавить. Сдержанно-холодный, с
отточенными,  властными движениями  белокурый  Ауриньш,  пожираемый  изнутри
синим  огнем  еле сдерживаемой страсти. И  - порхающая  вокруг него угольной
тропической  бабочкой,  обжигающая  его  черным  пламенем девчонка с ледяным
сердцем,  в самый  последний  момент  властно не  позволяющая  пересечь  ему
последнюю, самую тонкую грань страсти. Зал ошеломленно смотрел на них и было
совершенно  ясно  - научиться т  а к танцевать -  невозможно, как невозможно
научиться у птиц летать, для этого надо самому родиться птицей.
   Прозвучал  последний аккорд и танцоры замерли, брошенные  друг  к другу
последним  порывом:  Маргус одной рукой обнимал  девчонку  за талию,  другой
рукой подхватил ее дерзко вздернутое бедро. Одна рука девчонки обхватила шею
Маргуса,  другая - легла ему на грудь, готовая как оттолкнуть, так и прижать
к  себе. И  - глаза в глаза,  сердце  к  сердцу - вместе с бешеной  страстью
столько целомудрия было в этих двоих, что ни одна зараза даже не  гыгыкнула,
ни одной соленой  шуточки не прозвучало. Только штык-нож патрульного неловко
звякнул в звенящей тишине.
   Танцоры изящно, по  всем  правилам,  поклонились. И вот тогда  грохнули
аплодисменты! И  восторженный  свист,  и  вопли! Девчонка,  словно  внезапно
проснувшись, растерянно  озиралась  по  сторонам  и  стремительно  краснела.
Маргус  что-то тихо говорил ей,  мягко  похлопывая  по ладошке, а к  ним уже
спешила-спотыкалась восторженная тетенька-массовичка с тортищем на вытянутых
руках.
   - Зам-мечательно!! - провозгласила она рыдающим голосом, - Я с огромным
удовольствием вручаю  этот приз... Как, ребята, вас зовут?... Лиле Марлиной,
радиоинститут и Маргусу Ауриньшу, десантное училище! Похлопаем, товарищи!!
   - Спасибо, сударыня, спасибо! - подхватил у нее  торт расторопный Цунь,
- Нам уже пора, у нас увольнение кончается.
   - Ой, мальчишки, вы что - уходите? -  окружили их  знакомые девчонки, -
Да вы что - идемте к нам! Чаю попьем, поболтаем!
   - Не, не, девочки - в  другой раз! - решительно отмел все поползновения
Колдин,  - Вы мне телефончик  оставьте, мы к вам потом обязательно з