, а я только учел. С обстоятельствами не надо бороться, их надо использовать. - Лис снова посмотрел на часы. - Без двадцати уже... Пора, наверно, побеспокоить.
     - Ровно в семь, - возразил Олег.
     - Какая разница? Звонок обычный или с дрежем?
     - "Дзы-ынь... дэынъ-дзынь... дзы-ынь..." - изобразил Олег.
     Сорвав со шпингалетов коридорную дверцу, Лис прошел вправо и остановился у пухлой обивки с бронзовой табличкой "131",
     - Шапку надвинь! - прошептал Олег. Отмахнувшись, Лис четыре раза надавил на кнопку, как только ему открыли, пальнул в проем из станнера. Толкнув дверь, он чуть сдвинул тело и поманил Олега.
     - Давай вместе, один не допру...
     - Ты что?.. Ты все делаешь не так! - горячо заговорил Шорохов. - Он не должен был тебя видеть, он...
     В прихожую выглянула средних лет женщина и, ойк> нув, сползла по стене. Лис воткнул станнер в ремень и взял Дрозда за ногу.
     - Все не так! - отчаянно повторил Олег.
     - Да... - крякнул Лис. - Бери его... На кухню, что ли?,. Нет, в комнату...
     - Он же все по-другому помнит! Как в первый раз было!
     - Ты неусидчив. Сорок минут перед тобой распинался... Сюда его неси... Сорок минут!.. А ты и не въехал. Не было никакого "первого раза", понятно?
     Они перенесли тело в спальню, но на кровать его закидывать поленились и положили на пол. Дрозд не двигался и смотрел строго туда, куда поворачивалась голова.
     - Как это "е было?! - спохватился Шорохов.
     Лис заволок в комнату женщину и пристроил ее рядом с парализованным оператором.
     - Баба должна быть местная, - пробормотал он. - Разберутся...
     - Но первый раз... - выдавил Олег.
     - Ты утомляешь, фрэнд. "Первый раз" - это какой? Когда Дрозду разбили лоб и куда-то отвезли? Во сколько это было?
     - Я же говорил: в семь вечера.
     - Вот! А сейчас еще без пятнадцати. И по башке его лупить не надо, он и так в кондиции. Разве нет?..
     Шорохов закусил губу.
     - Да...
     Лис порылся в гардеробе и достал оттуда плотный фланелевый мешочек на шнурке. Сделал он это совершенно уверенно - похоже, место, где лежали бриллианты, ему было известно.
     Он вышел из комнаты, и через секунду в туалете раздался рев бачка. Вернувшись, Лис скомкал пустой мешок и сунул его себе в плащ.
     - Не по силам ты ношу выбрал, Дроздяра...
     - Ты высыпал их в унитаз? - тревожно спросил Олег.
     - Считай, что камней здесь и не было.
     - Думаешь, Дрозд исправит свое вторжение?..
     - Думаю, найдется тот, кто все это компенсирует. И самого Дрозда.., тоже компенсирует... определенным образом. - Лис извлек мнемокорректор и выставил на дисплее: "реж. непрерыв., сектор 72-00-00". Закрыв мужчине и женщине по трое суток, он отрывисто произнес: - Без десяти семь. Надо идти.
     - Стой! Ты что, собрался их бросить?! Никто из наших не знает!..
     - Для нас это скорее хорошо, чем плохо.
     - А довести до конца?.. Их нужно передать Службе. Дрозда, по крайней мере
     - За доставку нарушителей мне не платят, - сказал Лис, направляясь к прихожей. - Идешь, нет?.. Или тут останешься? Чужую шишку получать.
     - Ты его все-таки сдал... - догадался Шорохов, - Но не Службе...
     - Тем, кого он собирался кинуть, - утвердительно закончил Лис.
     - И они сюда нагрянут, в семь часов ровно. И разобьют ему башку, и...
     - Зачем? Он и так лежит. Удар в лоб, поездка за город и прочее - это все могло быть. Но этого не будет. Нет причины - нет следствия.
     - Ты такой же предатель, как и Дрозд... - медленно выговорил Шорохов. - Просто сейчас твоя интересы совпали с интересами Службы. И то - частично,
     Лис вышел из квартиры и кинул ему в руки скрученный ремень.
     - Счастливо...
     На старт он не потратил ни одной лишней секунды - дата в синхронизаторе у Лиса была набрана загодя.
     Внизу тронулись оба лифта, и Шорохов, подозревая, что это едут за Дроздом, торопливо затюкал по маленьким клавишам.
     Лис лишил его возможности что-либо исправить - появился здесь утром и... ждал, вот и все. Как просто и как сложно... Олег снова ему позавидовал - но уже не благородно, а по-черному. Лису всего-то и нужно было, что время и место. Остальное - переменные, так он сказал. Все - переменные: Шорохов, Дрозд, женщина-посредник, успевшая разве что пискнуть, какой-то фантастический "Запорожец"...
     Шорохов посмотрел на табло и шмыгнул носом. Что его особенно смущало, так это красный "запор" и вообще вся история с поездкой Дрозда на двенадцатый километр. Откуда она взялась, если ее не было? И, главное, уже не будет...
     Видимо, оттуда же, откуда и разговор про сигареты "Новость", ответил себе Олег. Разговор, который помнит только он. Эти события - из плоскости вероятного, из некой несостоявшейся реальности, не вошедшей в чистовую редакцию магистрали. Вроде галлюцинации. Вроде ложной памяти. Там все это и осталось - в мусорном ведре, куда, кроме него, никто никогда не заглянет.
     Олег включил синхронизатор без одной минуты семь - оба лифта уже поднялись, и створки дрогнули, начиная раздвигаться. Не мудрствуя, он выбрал точку, где они расстались с Лопатиным, - половину пятого утра. Шорохов еще надеялся предупредить самого себя, но уже слабо - по логике вещей, "Вольво" Василия Вениаминовича в этом дворе и не появлялся.
     Он вышел из подъезда и огляделся. Логика торжествовала: машины не было. Шорохов постоял полчаса, выкурил три сигареты и, смертельно окоченев, пешком отправился к метро. Пока он добрел до станции, она уже открылась.
     "Почти утро... - подумал Олег отстранение. - Это скорее хорошо, чем плохо... Только вот вопрос: когда же мне спать?.."
     Теперь он понял, на что жаловался двойник и чем он пугал. Месяца не понадобилось, хватило и половины суток, чтобы прочувствовать это на себе: синхронизатор не дает дармового времени, а, наоборот, отнимает. Шорохов был принят в Службу около одиннадцати вечера и к семи утра умудрился дополнительно "сжечь" часов пять. Эта мысль кружила голову и не позволяла сосредоточиться.
     Таким, сонным и потерянным, Ася его и встретила. Она стояла у своего номера и пыталась вытащить застрявший ключ.
     - Не рановато собралась? - спросил Олег.
     - Шорох, милый, помоги, - сказала она, тоже довольно вяло. - Столько маялась, а тут еще такое счастье: к себе попасть не могу.
     - Слушай, Прелесть... Ты меня извини, ладно?
     - За что? - удивилась Ася. Как будто искренне.
     - За то... За ночной концерт...
     - Мне-то какое дело до твоих концертов? Значит, вместо того чтобы спать, ты тут развлекаешься, да? А я всю ночь пашу... Да ты сам знаешь...
     - Что я знаю? - насторожился Шорохов.
     - Здра-асте... Он же при тебе меня захомутал. Только вошла, не успела раздеться...
     - Кто "он"? - Олег наконец справился с замком, но в комнату Асю не пустил.
     - Лопатин... Ты что, Шорох, белены объелся? Ты мне сам трубку передал! Он на мобильник позвонил, мобильник был у тебя.
     - Ах да... - Олег прочистил горло. - Разве у меня?..
     - Ты же пьян, скотина... - Ася прищурилась. - У тебя глаза совершенно стеклянные. Дае-ешь, напарничек!..
     Шорохов ощупал куртку - принесенный официантом телефон так и лежал во внутреннем кармане. После вызова Лопатина Олег взял его с собой - не ломиться же к Асе в номер. По второму-то разу...
     - Ну чего встал? Не задерживай. Спать хочу, сил нет... - Она отвела его руку и, войдя к себе, презрительно повторила: - Дае-ешь...
     Олег хотел спросить ее еще, но тут в кармане завибрировала разбуженная трубка.
     - Привет, Шорох! - гаркнул Лопатин с омерзительной бодростью. - Отдохнул? К службе готов?
     - Вы это серьезно?..
     - Я специально тебя не трогал, - заявил шеф. - Прелесть ночью неотложную операцию отработала, а тебе я тайм-аут решил устроить. Потому, что сегодня... Сегодня, Шорох, тебя ждут великие дела! Я уже внизу.
     - Да... - вякнул Олег, - Да, Василий Вениаминович, я буду через минуту...нет,..через три.
     Ася заперла дверь и, не исключено, уже заснула.
     Шорохов вошел к себе в номер и удрученно опустился на стул возле стены. Он-то переживал, что не поставленная Дрозду шишка собьет филигранную настройку причинно-следственных связей... Ведь с этой шишкой из магистрали исчезла и целая событийная цепочка - пусть тонкая, но бесконечно длинная... А в это время кто-то рубанул сплеча и одним махом отсек здоровенный ломоть. Олег опасался, что создал новую редакцию реальности... Извольте: есть уже и новейшая. Без истории с Дроздом, без аврального ночного вызова... Вернее, с вызовом, но для Прелести. Сам же Олег, оказывается, дрых...
     Шорохов вышел из гостиницы и, энергично сбежав по ступенькам, направился к синему "Вольво". Он, как и обещал, задержался всего на три минуты. Сто восемьдесят секунд, в течение которых он проспал добрых десять часов. Затем поковырялся с корректором, пока строка на табло не приняла следующий вид: "реж. фрагмент., скал, сектор 00-00...00-00, выбор".
     Он закрыл себе все, касавшееся операции с Дроздом. Прикинул, что и во сколько делал по своему субъективному времени, и, набрав параметры, закрыл - подчистую. Иначе было невыносимо. Заодно Олег избавился и от похабного эпизода с проституткой - чтоб совесть не угрызалась понапрасну, раз уж сама Ася ничего не помнила. Шорохов оставил себе только один кусочек длительностью сорок минут - беседу с Лисом.
     После этого он умылся, позавтракал конфетой и к сто восьмидесятой секунде вернулся обратно.
     - Прекрасно выглядишь, - заявил Лопатин. - Ну что, мнемокорректор не так страшен? Простой пробел лучше, чем несколько версий одного и того же события.
     Шорохов напряг память, но не выжал из нее ровным счетом ничего. Он помнил лишь сам факт коррекции - да еще какой-то отдельный лоскут: черное окно, площадка у лифта, оператор по имени Лис... Это совсем не тревожило и сильно смахивало на давнишний сон.
     - А вы, Василий Вениаминович?.. Вы это помните? То, что я забыл.
     - Не помню, но знаю. Так, в общих чертах,.. Мне по должности положено.
     - И-и... что же там было?
     - Рутина, Шорох. Служба. Наша с тобой работа.

***

     На то, чтобы освоиться, у Олега был час. Он слонялся по тесной двухкомнатной квартире где-то в Кунцеве, постепенно погружаясь в чужой быт и все отчетливее понимая, что выпускной тест - это проверка не только для Рыжей, но и для него самого.
     Арендованные у местной ФСБ технари спешно развешивали "жучки" и камеры. На Олега они смотрели с профессиональным безучастием и лишь изредка, когда он явно мешал, нейтрально-вежливо просили посторониться. Ни он, ни квартира, ни объект слежки их не занимали совершенно - видимо, отношения между двумя Службами здесь были теплыми, и людей Лопатину прислали лучших.
     Сам Василий Вениаминович сидел возле дома в фээс-бэшной "Скорой помощи" и тоже ждал.
     Олег, посвистывая, вошел на кухню. Один из техников колупал пыльную сетку вентиляции, и Шорохов, чтобы его не раздражать, отвернулся. На столе стояла пустая, но не чистая пепельница, рядом лежал коробок спичек и открытая пачка "Явы". Других сигарет, насколько Олег заметил, в доме не водилось. Вздохнув, он сунул свой "Кент" в задний карман и закурил эти.
     Кухня, как и вся квартира, была неудобной, загаженной и, несомненно, обжитой. На полках теснились жестяные банки с крупами и всякими рожками-макаронами, в щербатой эмалированной раковине лежала тарелка с присохшими остатками картофельного пюре. В холодильнике, кроме нескольких свертков, оказалась черная кастрюлька, похожая на старушечий ночной горшок, а в ней - нечто похожее на его содержимое. Рыжая, несмотря на свою гиперкоммуникабельность, - хотя возможно, что как раз и благодаря ей, - была женщиной одинокой. И ее клон ничем от нее не отличался.
     Он - или, может, "она"? - вместе с полной копией памяти приобрел и все остальное: характер, темперамент, привычки. И судьбу. Клон очнулся в этой малометражке и начал жить - сразу, без паузы. Жить за Рыжую, которая тем временем высаживалась из автобуса на территории учебной базы.
     Сейчас ее - или все-таки "его"? - куда-то спровадили, и Рыжей предстояло на час-полтора вернуться к себе. Из душного июля - в морозный декабрь. Без последних шести месяцев. С большущей дыркой в памяти.
     Вскоре техники закончили и, по-прежнему не реагируя на Олега, удалились.
     Через несколько минут в квартиру поднялся взволнованный Лопатин. Следом за ним тащили носилки со спящей Рыжей.
     - Ну что, сориентировался? - спросил он.
     - Вроде бы... - сказал Шорохов, выкидывая окурок в форточку.
     - Тебе не надо вникать во все. Это и невозможно. Достаточно зацепиться за пару деталей, очень мелких и: очень обыденных, и на них играть. Прелесть - молодец. Не забыл, чем она на твоем тесте занималась?
     - Гм... - Олег помялся. - Как же забыть...
     - Она резала колбасу! - с восторгом произнес Лопатин. - Одно дело, когда незнакомая женщина крутит в руках бокал с шампанским, и совсем другое - когда она шурует у тебя в холодильнике. Гениально!.. Придумай для Ирины что-нибудь похожее.
     "Ирина! - спохватился Шорохов. - Действительно Ирина. А то все Рыжая да Рыжая..."
     Он был уверен, что вспомнил бы ее имя и сам, - как вспоминал многое, когда это требовалось, но подсказка Лопатина не помешала.
     Рыжую Иру, все еще в бессознательном состоянии, переложили на кровать. В одном из санитаров Олег признал солдатика, ежедневно подметавшего дорожку напротив школьного корпуса, но здороваться было вроде как неуместно: и белые халаты, и вся церемония смахивали на приготовления к похоронам. О том, что Рыжая не мертва, можно было лишь догадываться - выглядела она паршиво.
     "Санитар" вставил в пневматический шприц мягкую ампулу и, прижав ствол к тонкому предплечью Ирины, посмотрел на Василия Вениаминовича.
     - Давай... - сказал тот.
     Шприц коротко пшикнул - на бледной коже осталось маленькое красное пятнышко, словно от комариного укуса.
     - У тебя пять минут, - предупредил Лопатин Олега и вслед за помощниками покинул квартиру.
     Шорохов, спохватившись, метнулся на кухню. Как встретить Рыжую после пробуждения и чем ее озадачить, он все еще не придумал. Олег взял было сигареты, но тут же бросил. Снова сунулся в холодильник, но, наткнувшись взглядом на сальную кастрюлю, захлопнул дверцу. Фантазия буксовала.
     Чувствуя, что истекают уже последние секунды, Шорохов забежал в ванную и принялся сбрасывать с себя одежду.
     "А чего я так нервничаю?.. - подумал он и вдруг замер. - Рыжая тест не пройдет, это известно... Двойник сказал, что все провалятся..."
     Выйдя из ступора, Олег продолжил раздеваться в еще более ускоренном темпе.
     "Ничего пока не известно, никто пока не провалился... - шептал он, стягивая носки. - Это все в будущем, а будущее меняется... Оно только для них незыблемо, для тех, кого... да!.. А для нас, для вырванных из магистрали, оно в тумане. Его еще нет, оно только будет... потому оно и будущее..."
     Шорохов залез в темную ванну и, судорожно отвернув оба крана, перекинул рычажок смесителя. Спустя мгновение в комнате упал стул, и Рыжая сказала, весьма удивленно:
     - Бля!..
     Олег еле сдержался, чтоб не заржать, и взял кусок мыла, весь облепленный рыжими волосами. Мимо ванной протопали босые ноги, - он застыл и прислушался, - затем грохнула какая-то сковородка и зачиркали спички. Шорохов принялся поливать себя из душа. Сейчас она войдет... Она войдет и...
     - Да-а-а... - протянули на кухне. Включилось радио.
     - В Москве десять утра, и вы слушаете...
     - Какой "десять", козел драный?! - взорвалась Рыжая. - Какой, нахер, "десять"? Вы что, свихнулись все?!
     Приемник умолк, пятки прошлепали обратно, и она снова завалилась на кровать. Олег понял, что сюрприз под угрозой. Сняв с перекладины несвежее полотенце, он кое-как вытерся и начал одеваться. Халатиком он, в отличие от дальновидной Прелести, не запасся. Подумал: если Рыжая зайдет сейчас - будет глупо. Либо уж совсем голый, либо...
     Олег успел натянуть и носки, и джинсы, и все остальное. В ванную так никто и не заглянул.
     Отрепетировав у зеркала выражение крайнего безразличия, он вышел в коридор. Покосился на бусинку телекамеры возле вешалки, растерянно развел руками и направился в комнату. Нужно было совершить что-нибудь предельно прозаическое, и Шорохов совершил: достал платок и высморкался.
     - Как спалось? - спросил он.
     - Даё-моё!.. Вон, и по ящику тоже...
     Шорохов обернулся к телевизору - шел выпуск новостей, показывали репортаж о подготовке к Новому году.
     - Вчера еще лето было, - не глядя на Олега, проронила Рыжая. - Сегодня уже зима...
     - Зима, - равнодушно подтвердил он.
     - Да какая же зима, когда лето! Только... только, черт, холодно...
     Олег вздрогнул. "Холодно". Это было первое слово, которое он услышал от Аси, и оно врезалось ему в память, как легендарное "Поехали!" Гагарина или "Лед тронулся" Бендера-Миронова. Врезалось так, что, наверное, останется уже навсегда.
     Он помнил все - каждую Асину черточку, каждое движение. Проснувшись в чужом и невозможном декабре, он вцепился в нее, как в единственную частичку реальности. И все запомнил. Особенно морского конька... скрывшегося до весны под тонким черным свитером.
     А эта... валялась в постели, взбивая ногами комковатое одеяло и непрерывно почесывая терпкие подмышки. Она таращилась в телевизор и на Олега даже не смотрела. Рыжая, разумеется, его не узнала, но ей было все равно.
     "А что же тогда отмочил Иван Иванович? - озадачился Шорохов. - Если его даже к пересдаче не допустили... Что-нибудь похлеще? Вообще не проснулся? Или, наоборот, поднял хай? Кидался ножами?.."
     Вслед за Ивановым на ум опять пришла Прелесть и та сцена, когда Иван Иванович в очередной раз позабавил сокурсников дурацким вопросом. И... Ася ему ответила. В бункере она сказала, что Иванова не знает, тем не менее Шорохов отлично помнил их разговор. У них были дискуссии и раньше, и позже, но эти две реплики Олег мог воспроизвести почти дословно.
     Иванов: "Ясли самые крутые операторы создадут банду, кто их победит?"
     Ася: "Сначала надо определить, кто из оперов круче, а таких конкурсов Служба не проводит".
     Так или примерно так... И Прелесть не могла забыть Иванова, Кого угодно, только не этого долговязого чудака... Разве что ей скорректировали пару секторов... Нет, Иван Иванович учился с первого до последнего дня, и удалить его из памяти можно, лишь закрыв все полгода. Но в таком случае Ася не знала бы и Олега. Опять не то...
     - Эй, красавец... а ты чего здесь тусуешься? Ну, наконец-то...
     - Ты чей, красавец? Танькин? Это она тебя тут оставила или ты сам?.. - Рыжая выгнула шею и посмотрела на Олега снизу вверх. И приоткрыла рот.
     Этого еще не хватало... Да под тремя телекамерами...
     Шорохов отстранился и, отобрав у нее пульт, переключил канал. Надо было развивать тему провала в памяти, иначе зачем этот тест?
     - Красавец, но ведь сейчас лето!.. - жалобно промолвила Рыжая.
     На экране дети лепили снеговика.
     - Зима, Ирочка, - возразил Олег с садистским удовольствием.
     Он снова переключил программу - снова удачно: бульдозер сгребал колотый лед в огромную кучу.
     - Зима, милая, зима... - проговорил Шорохов. - Праздники на носу. Елка, шампусик... Погода только фиговая. Холодно.
     Олег беспомощно оглянулся на камеру, и сразу, будто этого - то ли слова, то ли взгляда - от него и ждали, в комнату вошел Василий Вениаминович.
     - Благодарю, Шорох.
     - Да за что?..
     - В принципе не за что. Скажем, за искреннее желание помочь ближнему.
     - Срезалась?..
     - Ты же сам видишь. - Лопатин, сняв шляпу, скрылся на кухне.
     Олег поплелся за ним, Рыжая тоже вроде засобиралась вставать, но как-то неспешно.
     - Я не согласен, - заявил Шорохов, усаживаясь через стол от Лопатина. Рядом получилось бы слишком интимно: табуретки на пяти квадратных метрах стояли плотно, двигать их было некуда. - Ситуация спорная, Василий Вениаминович, не правда л