разрешения от  обетов, они  получат его,  но  разрешение  придет  не
раньше, чем через полгода, и в этом тоже можно было не сомневаться.
 Эх, если бы они подали прошение пораньше...
 Но они  не подали.  Оба понимали,  что без этого разрешения никакой
свадьбы не  будет. Без таинства брака они даже не прикоснутся друг к
другу.
 - По  крайней  мере,  -  всхлипнула  Клотильда,  стараясь  выдавить
улыбку, когда  они расставались, - по крайней мере, тебе не придется
волноваться насчет  моей неверности.  Уж если  я  не  нарушила  моих
обетов ради тебя, я вряд ли нарушу их ради другого.
 - Я  не волнуюсь,  - ответил  он тогда. Сейчас, под сияющим синевой
небом Флориды,  под антенными  мачтами, тянущимися  к  пышным  белым
облакам,  сейчас   он  все-таки   волновался.  Армейский  полковник,
вызвавшийся показать ему центр, видел, что Каймана что-то гнетет, но
никак не мог сообразить, в чем дело.
 - Это совершенно безопасно, - выстрелил он наугад. - На вашем месте
я нисколько не сомневался бы насчет низкой орбиты.
 Кайман оторвался от личных переживаний.
 - Уверяю  вас, я тоже не сомневаюсь, тем более, что даже не знаю, о
чем идет речь.
 - Ох.  Ну, дело  в том,  что мы  выведем вашу  птичку и  два других
корабля  на   более  низкую  орбиту,  чем  обычно.  Двести  двадцать
километров вместо четырехсот. Причины чисто политические. Терпеть не
могу, когда  эти чинуши  командуют, что нам делать, но в этом случае
особой разницы и в самом деле нет.
 Кайман  глянул  на  часы.  Прежде  чем  возвращаться  на  последнюю
примерку марсианского  скафандра, нужно  было убить еще целый час, и
ему меньше всего хотелось проводить это время в тягостных раздумьях.
Он безошибочно  угадал в  полковнике одного  из  тех  счастливчиков,
которых хлебом  не корми,  дай поговорить о своей работе. Оставалось
только время  от  времени  понимающе  хмыкать,  чтобы  полковник  не
углублялся в слишком долгие объяснения. Кайман понимающе хмыкнул.
 - Видите  ли, отец  Кайман, -  увлеченно начал  полковник, -  у вас
будет большой  корабль. Слишком  большой, чтобы  запустить его одной
ракетой. Поэтому  мы запускаем  три птички,  и  вы  состыкуетесь  на
орбите -  двести  двадцать  на  двести  тридцать  пять,  оптимальная
орбита, и я думаю, что мы уложимся в средства... а кроме того...
 Кайман кивал,  не особенно прислушиваясь к словам. Он и так назубок
знал план  полета - это входило в полученный им приказ. Единственным
неясным  вопросом  оставалось,  кто  займет  в  марсианском  корабле
оставшиеся два  места, но и это решится в ближайшие дни. Один должен
быть пилотом, он останется на орбите, когда остальные трое втиснутся
в посадочный  аппарат и  опустятся на  поверхность Марса.  Четвертым
членом экипажа  в идеале  был бы  человек, который  мог бы  в случае
необходимости подменить  и пилота,  и ареолога,  и  киборга  -  увы,
такого человека  в природе  не существовало.  А время уже поджимало.
Трое людей  - трое  неизмененных людей, поправился он - будут лишены
способности Роджера  гулять по  Марсу  без  скафандра.  Им  придется
пройти через  такую же  примерку, как  и Кайману,  а потом будут еще
заключительные тренировки, которые пригодятся всем, даже Роджеру.
 А до старта оставалось только тридцать три дня.
 Полковник тем временем закончил с маневрами сближения и стыковки, и
подбирался к графику событий на всем долгом пути к Марсу.
 - Минуточку,  полковник, -  перебил его Кайман. - Я не совсем понял
ваше замечание насчет политических причин. Какое это имеет отношение
к нашему старту?
 - Да эти чертовы экологи, - презрительно буркнул полковник. - Снова
подняли шум. Наши носители, "Тексас Твин", это мощные машины. Тяга в
двадцать раз  больше,  чем  у  "Сатурна".  Ну,  и  выхлоп,  конечно,
приличный. Что-то  около двадцати  пяти тонн водного пара в секунду,
умножим на  три птички  - в общем, очень много водного пара. И вроде
бы существует возможность - нет, скажу честно, так оно и есть - этот
чертов, прошу  прощения, святой  отец, этот  водяной пар  на  высоте
нормальной орбиты  свяжет свободные  электроны на  довольно  большом
участке неба.  Это обнаружили  еще давно,  сейчас,  секундочку,  по-
моему, еще  в  семьдесят  третьем  или  семьдесят  четвертом,  когда
запустили  первый   "Спэйслэб".  Когда   померили,  оказалось,   что
свободные электроны  вышибло на  участке атмосферы  от Иллинойса  до
Лабрадора. Кстати,  как раз  это защищает  вас от  солнечных ожогов.
Среди всего  прочего. Они поглощают ультрафиолет от Солнца. Конечно,
рак кожи, солнечные ожоги, уничтожение фауны -  все это реально, все
это может  случиться! Но  сейчас-то президент даже не о нас печется!
ННА, вот  кто его  достает. Предъявили  ему ультиматум, что если наш
запуск  нарушит   их  атмосферу,  они  будут  расценивать  это,  как
"враждебный акт".  Враждебный акт!  А как это называется, когда пять
ядерных подлодок  фигуряют вокруг Кейп Мэй, Нью-Джерси? Говорят, что
это океанографические  суда, но  кто использует  ударные подлодки  в
океанографии, кто угодно, только не наш флот, и в любом случае...
 - И в любом случае, - полковник наконец-то вспомнил о собеседнике и
смущенно улыбнулся,  - ничего  страшного. Мы  просто выведем  вас на
орбиту стыковки чуть ниже слоя свободных электронов. Потратим больше
топлива, и  в конечном  итоге это кончится еще большим загрязнением,
так мне  кажется. Но  их драгоценные  электрончики останутся  целы и
невредимы -  это если  они дотянут  через Атлантику  до  Африки,  не
говоря уже об Азии...
 - Это  было очень интересно, полковник, - вежливо перебил Кайман. -
Но мне, к сожалению, уже пора возвращаться.

 Его ждали.
 - Ну-ка, примерьте, - усмехнулся физиотерапевт.
 "Примеривание" занимало  двадцать минут  усердной работы, даже если
помогала вся  команда. Кайман  настоял на  том,  чтобы  сделать  все
самому.  В  космическом  корабле  ему  смогут  помочь  только  члены
экипажа, которые  и так  будут заняты  своими делами,  а в аварийной
ситуации помощи  не будет  вовсе никакой.  Он хотел  быть готовым  к
любой аварийной  ситуации. На  одевание ушел час, и еще десять минут
на то,  чтобы выбраться  из скафандра, после того, как проверили все
параметры и  убедились, что все в норме. А после этого надо было еще
померить все остальные костюмы.
 Когда он закончил с этим, снаружи уже наступила теплая осенняя ночь
Флориды. Он  глянул на  свои облачения,  разложенные  на  столах,  и
усмехнулся.   Указав на  полоску антенны связи, свисавшую с манжета,
на противорадиационный  плащ, защищающий  при солнечных вспышках, на
белье, которое  он будет  носить под  всеми этими костюмами, заметил
хозяевам:
 - Вы  меня неплохо  снарядили. Тут  и орарь, и риза, и стихарь. Еще
немного, и я смело смогу отслужить мессу.
 На самом  деле он  уже включил  в свой  личный резерв  веса  полное
облачение священнослужителя, серьезно потеснившее книги, музыкальные
кассеты и  фотографии  сестры  Клотильды.  Но  говорить  об  этом  с
мирянами он не собирался.
 - Где тут у вас можно перекусить? Бифштекс или эти красные люцианы,
которых вы так расхваливаете? А потом спать...
 Тут вперед  шагнул ЭмПи3, который уже два часа подпирал стену, то и
дело посматривая на часы.
 - Прошу  прощения, святой  отец, -  сказал он.  - Вас ждут в другом
месте, и вы должны прибыть туда через, ээ, через двадцать минут.
 - В каком еще месте? Мне завтра лететь...
 - Прошу  прощения, сэр.  Мне приказано  доставить вас  на  авиабазу
Патрик, в  административный корпус.  Думаю, что  там вам объяснят, в
чем дело.
 - Капрал,  - расправил  плечи  священник.  -  Я  не  подлежу  вашей
юрисдикции. И советую сначала объяснить, что вы от меня хотите.
 - Нет, сэр, - послушно согласился ЭмПи. - Не подлежите, сэр. Но мне
приказано доставить вас, и со всем должным уважением, сэр, я выполню
этот приказ.
 Физиотерапевт тронул Каймана за плечо.
 - Ступай,  Дон, -  усмехнулся он.  - Мне  кажется,  что  ты  и  так
заносишься очень высоко.
 Поворчав, Кайман  позволил проводить  себя  к  джипу  на  воздушной
подушке. Водитель  спешил. Даже  не глядя в сторону дороги, он сразу
направил машину к океану, примерился и проскочил полосу прибоя между
двумя волнами.  Потом он  повернул на  юг и  дал полный  газ,  через
десять секунд  они уже летели минимум на ста пятидесяти километрах в
час. Даже  на полной  тяге подъемных  двигателей, в  трех метрах над
средним уровнем воды, пляшущие внизу волны так раскачивали и дергали
машину, что  Кайман мгновенно  начал сглатывать  слюну и озираться в
поисках  гигиенического   пакетика  на   случай   весьма   вероятной
необходимости. Он  попробовал упросить  капрала сбросить газ. "Прошу
прощения, сэр". Кажется, это было его любимое выражение.
 Они  успели   добраться  до   базы  Патрик   прежде,  чем   Каймана
действительно стошнило,  а оказавшись  над  сушей,  водитель  сбавил
скорость до  разумного. Кайман  еле выбрался  наружу, и жадно вдыхал
влажный, свежий  ночной воздух,  пока не  появились еще  двое  ЭмПи,
извещенные об  их прибытии  по радио.  Козырнув, они проводили его в
белое оштукатуренное здание.
 Не прошло  и десяти  минут, как  он был  раздет догола и обыскан, и
только тогда сообразил, что занесся действительно очень высоко.

 Самолет президента приземлился на базе Патрик в 4:00. Кайман дремал
в шезлонге,  прикрыв ноги  пледом. Его  вежливо потрясли  за  плечо,
разбудили и  провели к  трапу. Заправщики  наполняли баки самолета в
удивительной, непривычной  тишине. Не  было слышно ни разговоров, ни
лязга бронзовых  штуцеров об  алюминиевые  горловины,  только  тихое
урчание насосов.
 Кто-то очень  важный, кажется, спал. Кайман от всей души желал того
же. Его  усадили в  раскладное  кресло,  пристегнули  и  оставили  в
одиночестве. Не  успела стюардесса из женской вспомогательной службы
выйти, как самолет уже выруливал к взлетной полосе.

____________________
 3 MP,  читается "ЭмПи",  сокращение  от  Military  Police  (Военная
полиция)

 Дон попытался заснуть, но камердинер президента разбудил его, когда
машина еще набирала высоту.
     - Президент ждет вас.
 Козлиная бородка  президента была аккуратно подстрижена, подбородок
вокруг свежевыбрит.  Сейчас президент  Дешатен напоминал собственный
портрет кисти  Джильберта Стюарта.  Он полулежал  в кресле с кожаной
обивкой, уткнувшись невидящим взглядом в иллюминатор, и слушал через
наушники какую-то  запись. Рядом  с его локтем дымилась полная чашка
кофе, а  у кофейника  ожидала еще  одна, пустая.  Возле чашки лежала
плоская коробочка  из красной кожи, с тисненым серебряным крестом на
крышке.
 Дэш не  стал томить его ожиданием. Он оглянулся, улыбнулся и стянул
наушники.
 -  Спасибо,   что  позволили   мне  похитить   вас,  отец   Кайман.
Присаживайтесь. Если хотите, наливайте кофе.
 - Спасибо.
 Камердинер молнией метнулся к столику, наполнил чашку и снова занял
свое место за спиной Дона Каймана. Кайман не стал оглядываться: он и
так знал,  что "камердинер" будет следить за каждым его движением, и
потому избегал резких движений.
 - За последние сорок восемь часов я пересек столько световых зон, -
начал президент,  - что  уже забыл,  на  что  похож  настоящий  мир.
Мюнхен, Бейрут,  Рим... Я  залетел в  Рим за Верном Скэньоном, и там
узнал о беде с Роджером. Это меня порядком напугало, святой отец. Вы
ведь чуть не потеряли его, а?
 - Я ареолог, господин президент. Я не могу отвечать за это.
 - Бросьте,  святой отец.  Я не  ищу козла  отпущения, если до этого
дойдет, их и так хватит. Я просто хочу знать, что произошло.
 - Уверен,  что генерал  Скэньон мог  бы рассказать вам куда больше,
чем я, господин президент, - сухо ответил Кайман.
 - Если  бы я  решил остановиться  на версии  Скэньона, -  терпеливо
сказал президент,  - я не останавливался бы, чтобы подобрать вас. Вы
были там.  А он  - нет.  Он был  в Риме,  на этой конференции "Мир В
Небеси", в Ватикане.
 Кайман торопливо отхлебнул кофе.
 - Да, мы были на волоске. Я думаю, его не полностью информировали о
том, что  произойдет. Была  эпидемия гриппа,  и  у  нас  не  хватало
сотрудников. И Брэда не было на месте.
 - Уже не в первый раз, - заметил президент.
 Кайман пожал плечами и не стал развивать эту тему.
 - Его  кастрировали, господин  президент. То,  что султаны называли
совершенной кастрацией,  член и  все остальное.  Ему они  больше  не
понадобятся: сейчас  он потребляет  так мало пищи, что для выделения
вполне хватает  и заднего  прохода, так  что  половые  органы  стали
просто слабым  местом в  конструкции. И  речи не  могло быть  о том,
чтобы оставить их, господин президент.
 - А  как насчет  этой - как ее - простатэктомии? Это что, тоже было
слабым местом?
 - Об  этом вам в самом деле лучше спросить у кого-нибудь из врачей,
господин президент.
 - Я  спрашиваю у  тебя.  Скэньон  говорил  что-то  насчет  "папской
болезни", так что это должно быть тебе знакомо.
 Кайман улыбнулся.
 - Это  старое  выражение,  еще  с  тех  времен,  когда  духовенство
сохраняло целомудрие. Да, я могу вам кое-что рассказать, в семинарии
мы немало  говорили об  этом. Простата  выделяет жидкость - немного,
всего несколько  капель в  день. Если у мужчины не бывает эякуляций,
то эта  жидкость  просто  выводится  вместе  с  мочой.  Но  если  он
сексуально возбудится,  то жидкости  выделяется больше,  и выводится
она не вся. Она накапливается, и этот застой приводит к воспалению.
 - Значит, ему вырезали простату.
 - И  имплантировали стероидную капсулу, господин президент. Поэтому
превратиться  в   женщину  ему   не  грозит.   Физически  он  сейчас
завершенный и автономный евнух - я хочу сказать, система.
 - Это называется фрейдовской оговоркой, - кивнул президент.
 Кайман пожал плечами.
 - Если  даже вы  так думаете,  - повысил голос президент, - то как,
черт возьми, по-вашему, должен чувствовать себя сам Торравэй?
 - Я понимаю, что ему нелегко, господин президент.
 - Насколько  я знаю, - продолжал президент, - вы не только ареолог,
Дон, вы  еще и консультант по вопросам брака. И получается это у вас
не очень  хорошо, верно? Его блядовитая женушка дает нашему мальчику
прикурить.
 - У Дори множество проблем.
 - У  Дори одна  проблема. Та  же, что  и у всех нас. Она к такой-то
маме валит  нашу программу,  а мы  не  можем  допустить,  чтобы  это
случилось. Ты можешь прочистить ей мозги?
 - Нет.
 - Брось, Дон, я не хочу сказать - превратить ее в идеальную жену! Я
имею в  виду -  ты можешь устроить, чтобы она хоть немного успокоила
его, чтобы  у него  хотя бы  не было  больше таких  приступов? Пусть
передаст ему  привет, пусть пообещает, что будет ждать, пусть пошлет
валентинку, когда  он будет  на Марсе!  Бог свидетель, Торравэй и не
ждет большего. Но уж на это у него есть право.
 - Я могу попытаться, - безнадежно ответил Кайман.
 - А  я переговорю  с Брэдом,  - мрачно  добавил президент. - Я ведь
говорил, я всем вам говорил: проект должен сработать. И мне плевать,
что у  кого-то не  варит башка, а у кого-то чешется передок. Я хочу,
чтобы Торравэй был на Марсе, и я хочу, чтобы он был там счастлив.
 Самолет лег  на крыло, меняя курс, чтобы обогнуть движение над Нью-
Орлеаном,  и   в  иллюминаторе   сверкнули   первые   лучи   солнца,
отразившиеся  от   маслянисто-гладких  вод   Мексиканского   залива.
Президент с раздражением прищурился.
 - И вот что я тебе еще скажу, отец Кайман. Мне кажется, что Роджеру
будет лучше оплакивать гибель своей жены в автомобильной катастрофе,
чем думать, чем она занимается, когда мужа нету дома. Мне не хочется
так думать,  Кайман, но  выбор у  меня невелик,  и я  должен выбрать
наименьшее зло.
 - А  сейчас, -  президент неожиданно  усмехнулся, - у меня есть для
тебя кое-что от Его Святейшества. В подарок, взгляни-ка.
 Кайман  удивленно  приоткрыл  красную  коробочку.  Внутри  кожаного
футляра, на  пурпурном бархате  свернулись четки.  Аве Мария  были в
форме розовых  бутончиков из  слоновой кости,  Патер  Ностеры  -  из
резного хрусталя.
 - У  них интересная  история, -  продолжал президент. - Их прислали
Игнатию Лойоле  из одной миссии в Японии, а потом они провели двести
лет в  Южной  Америке,  в  -  как  это  называется?  -  парагвайских
редукциях? В  общем-то, это  музейный экспонат,  но Его Святейшество
просил передать их тебе.
 - Я...я.. не знаю, что сказать, - выдавил Кайман.
 - И с ними его благословение, - президент откинулся в кресле и как-
то вдруг постарел. - Молитесь, святой отец. Я не католик, и не знаю,
как вы  относитесь к  этим вещам.  Но я хочу, чтобы вы помолились за
Дори Торравэй.  Чтобы вправить  ей мозги,  чтобы  она  помогла  мужу
продержаться еще  немного. А  если не  получится, тогда вам придется
молить Бога за всех за нас.

 Вернувшись из президентского салона, Кайман пристегнулся в кресле и
заставил себя  проспать час,  остававшийся до Тонки. Усталость взяла
верх над  беспокойством, и он быстро задремал. Беспокоился не только
он. Мы  неправильно оценили  величину травмы  Торравэя, связанную  с
потерей гениталий, и чуть не потеряли его.
 Сбой был  критический. Мы  не могли  рисковать так  еще раз. Мы уже
организовали Роджеру  усиленную психиатрическую  поддержку, а  схемы
ранцевого компьютера  в Рочестере  были изменены,  чтобы следить  за
серьезными психическими  нагрузками и  реагировать прежде, чем более
медленные человеческие синапсы Роджера забьются в конвульсиях.
 Положение в  мире развивалось  согласно прогнозам. В Нью-Йорке, как
обычно, бунтовали,  напряжение на  Ближнем  Востоке  достигло  такой
точки, что  не выдерживали  никакие предохранители, а Новая Народная
Азия разразилась  потоком нот  протеста против истребления каракатиц
на Тихом  Океане. Планета быстро приближалась к критической массе, и
по нашим  прогнозам, уже через два года будущее человеческой расы на
Земле  оказывалось  под  вопросом.  Мы  не  могли  допустить  этого.
Марсианская экспедиция обязана была увенчаться успехом.

 Когда Роджер  пришел  в  себя  после  припадка,  он  не  осознавал,
насколько был  близок к смерти. Он только знал, что поражен, поражен
в  самое   болезненное  и  уязвимое  место.  Это  было  опустошение,
абсолютное и  безнадежное. Он  не просто  потерял Дори.  Он перестал
быть мужчиной.  Боль была слишком сильной, чтобы унять ее рыданиями.
Даже если  бы он мог плакать. Боль была такой, словно один за другим
рвали зубы  без анестезии,  настолько острой,  что это  был  уже  не
сигнал тревоги,  а часть  окружающего  мира,  с  которой  оставалось
только смириться и терпеть.
 Дверь открылась, и вошла незнакомая медсестра.
 - Привет. Я вижу, вы уже проснулись.
 Она подошла к постели и потрогала его лоб теплыми пальцами.
 - Меня  зовут Сьюли Карпентер. На самом деле Сюзан Ли, но все зовут
меня Сьюли.
 Убрала руку и улыбнулась.
 - Вы,  наверное, думаете:  "Делать ей нечего, проверять температуру
рукой", верно?  Я и так видела ее на мониторе, но уж такая я, должно
быть, старомодная девушка.
 Торравэй едва ли слышал, что она говорила. Он смотрел на нее, и был
целиком поглощен  этим занятием.  Уж  не  промежуточная  ли  система
сыграла с ним шутку? Высокая, зеленоглазая, темноволосая... она была
так похожа  на Дори,  что он невольно стал менять режим зрения своих
стрекозиных глаз.  Включил увеличение,  так что на ее коже, покрытой
еле заметными  веснушками,  стали  видны  мельчайшие  поры,  поменял
цветовые  индексы,   снизил  чувствительность,  и  ее  лицо  покрыла
сумеречная тень. Не помогло. Она все равно была похожа на Дори.
 Медсестра оглядела дублирующие мониторы у стены.
 - И  в самом деле неплохо, полковник, - заметила она через плечо. -
Сейчас принесу завтрак. Чего-нибудь еще хотите?
 Роджер стряхнул оцепенение и сел.
 - Чего уж тут хотеть, - с горечью ответил он.
 - Что  вы, полковник!  - в  ее глазах  мелькнуло  потрясение.  -  Я
хотела... простите,  ради Бога,  я не имею никакого права говорить с
вами таким  тоном, но уж если и есть кто-то, кт