классно, на сотню  долларов.  Преуспеваешь?  Вижу,  вижу.
Похвально. Признайся, не по молодому ли делу здесь? А? Негодник.
   - Я же говорил. У меня деловая встреча. - Ответил суховато.  Ему  стало
неловко. Завертел головой, словно кого-то отыскивая среди публики.  -  Мой
знакомый должен подойти через полчаса.
   - Нет, нет и нет! - Ветлугин еще выше поднял  брови  и  воздел  руки  к
потолку. - Я его не лицезрел столько, а он, скажите на милость, -  деловая
встреча. Никуда твой бизнесмен не денется. Удели мне эти тридцать минут.
   - Да неудобно. Вдруг придет раньше?
   - Почему неудобно? Я не  требую  чего-то  такого  невозможного.  Пойдем
посидим, пока он придет. У нас же есть о чем потолковать, что вспомнить, -
начал он убеждать назойливо. - С нашей последней  встречи  прошло  миллион
лет.  Это  в  конце  концов  невежливо   и   неприлично.   Моя   искренняя
привязанность и уважение к твоей  семье,  к  тебе  дает,  надеюсь,  право.
Ладно, не можешь тридцать, давай десять. Не больше.
   - Как-то несолидно, - нерешительно сопротивлялся  Уваров.  -  Истолкует
привратно, сочтет необязательностью.
   - Ты что, дитя малое? Потеряешься? Заблудишься без няньки?  -  Ветлугин
обнял  его  плечи.  -  Твой  партнер,  надеюсь,  интеллигентный  господин.
Подумаешь,  каких-то  пару  несчастных  минут  ты  побеседуешь  со  старым
приятелем. Я же не первый встречный. Впрочем, может, тебе запрещают? Так и
скажи, я не собираюсь навлечь чей-то гнев и быть  причиной  неприятностей,
Не навязываюсь в конце концов, это дело твоей совести.
   - Ничего мне никто не запрещает, - слабо огрызнулся  Уваров.  -  Просто
неудобно. Я вообще никогда не опаздываю.
   - Да почему ты должен опаздывать? Тотчас и вернешься.  А-а-а.  Понятно.
Шокирует моя персона? Вот в чем загвоздка. Прошу покорно  простить,  -  он
сделал трагическое лицо и поджал губы. - От меня многие отвернулись, когда
я попал в беду. Видите ли, оскорбила служба на Черном континенте. Будто  я
там рок выплясывал. Их не заботило, как я мучился и  страдал,  перебивался
черствой коркой и глотком  воды.  Все  сейчас  чего-то  опасаются.  Боятся
проиграть, продешевить, испачкаться о ближнего. Но ты...
   - Ничего я не опасаюсь. Откуда вы  взяли?  -  взъерепенился  Уваров.  -
Пойдемте, но предупреждаю - ненадолго. В другой раз мы можем...
   - Давно бы так, - перебил Ветлугин и засиял. - А то упрямится,  как  не
желающий отправляться в школу первоклашка. Спасибо, радость моя. Вижу, что
в тебе не ошибся. Пошли.
   Они протиснулись меж танцующих - народ постепенно прибывал. По винтовой
лестнице, застеленной красной дорожкой, поднялись на  второй  этаж.  Здесь
было потише, пахло чем-то конфетно-сладким. Вокруг  низенького  столика  с
круглыми никелированными шарами пепельниц - кожаные широкие кресла.  Стены
разрисованы экзотическими  цветами  и  диковинными  птицами,  похожими  на
павлинов.
   - Тут посидим? - Уваров указал на кресла.
   - Да ты что? - Ветлугин возмущенно выпучил глава и охватил его талию. -
Здесь? - сморщил нос. - В сенях? Фи!  Мы  рядом,  со  знакомыми  собрались
скоротать вечерок. Зайдем. Не бойся, не съедят - они вегетарианцы.
   - Ничего я не боюсь.
   - Тогда заходи. У меня друг - чудесный парень, тоже ученый - экономист.
Очаровательные приятельницы - студентки из его научного заведения.  Входи.
- Он притиснул его животом к розовой портьере. - Не стесняйся - все, свои,
- ладонью толкнул дверь и пропустил Уварова вперед.  Завопил  радостно:  -
Рекомендую! - лицо лоснилось и сияло. - Родственник и  коллега.  -  Сделал
жест рукой. - Сын товарища моего бедного отца Мишель Уваров.  Потомок  тех
самых исторических аристократов князей Уваровых. - Обернулся  к  гостю.  -
Мишель! Мои друзья.
   - Каких еще тех самых? - недоуменно спросил Уваров.
   - Это я разыгрываю. Нюансы.  Не  обеднеешь  от  помпы,  -  заговорщицки
подмигнул. - Ты же помнишь, люблю подурачиться.
   Комната напоминала эллипс. В  закруглении,  против  входа,  по  стенам,
облицованным золотисто-фиолетовым пластиком, - обтянутые красным  бархатом
диваны. Перед ними овальный стол, уставленный вазами с фруктами, блюдами и
тарелками с закусками. Масса  разнообразных  по  форме  и  цвету  бутылок.
Справа   большой    экран    кассетного    телевизора    с    подключенным
видеомагнитофоном. На  полу  пушистый  сине-зеленый,  как  морская  волна,
ковер.
   На диване в непринужденных позах мужчина, и три девушки. От Уварова  не
ускользнуло -  девушки  очень  молоды  и  красивы.  Блондинка,  шатенка  и
брюнетка. Волосы белокурой падали до пояса крупными пепельными кольцами. У
шатенки струились до плеч, отливая старой медью.  Черненькая  подстрижена,
как хорошенький озорник мальчишка. Мужчина,  длинный  и  тощий,  с  унылым
висячим носом и безбровым лицом, восседал между шатенкой и брюнеткой.  Он,
очевидно, собирался закусить и застыл с вилкой в руке и открытым ртом.
   Звучала тихая приятная мелодия. Голубоватым  облачком  плавал  душистый
табачный дымок.
   Едва они появились - музыка оборвалась,  и  присутствующие  разразились
приветственными возгласами, если бы встречали  самых  близких  и  желанных
друзей.
   - Прошу любить и жаловать! - воскликнул Ветлугин и простер обе  ладони.
- Представляю, Мишель, - сделал паузу. - Эрика!
   Блондинка встала и вызывающе тряхнула водопадом волос.
   - Габи!
   Поднялась шатенка и присела в книксене.
   - Кэрол!
   Вскочила брюнетка. Сверкнула черными глазами.
   - А это - Джорджи!
   Длинноносый поперхнулся, заерзал и уронил вилку. К  удивлению  Уварова,
когда он выпрямился, то оказался совсем невысоким. Просто творец  наградил
его весьма продолговатым туловищем и короткими ногами.
   - По-русски они ни бум-бум, -  прошептал  на  ухо  Ветлугин.  -  Можешь
говорить что угодно, если нужно по секрету. А открыто -  по-английски,  ты
же прекрасно изъясняешься. Видишь,  никаких  барьеров:  ни  словесных,  ни
прочих. Они народец современный - все естественно, как в матушке  природе.
- Он обернулся к сидящим за столом.
   - Прошу потчевать моего сводного брата и  нашего  дорогого  гостя,  как
принято у нас. Девочки! Ну что же вы, милые?
   Эрика подоспела первой. На ней было легкое  открытое  платье  какого-то
переливающегося апельсинового оттенка. Подол от пояса  вниз  рассекали  по
бокам разрезы, открывающие длинные ноги в черных  чулках.  С  улыбкой  она
подала Уварову пузатую рюмку. Он машинально взял и пригубил.  Рот  обожгло
крепким коньяком. Уваров сморщился и поставил рюмку на стол. Девушка нежно
обвила его шею руками. Пахнуло ароматом французских духов и теплом. По его
губам мазнули ее губы.
   - Браво! - Ветлугин захлопал в ладоши. - Оскоромили монаха.
   Примеру Эрики последовали Габи, одетая в бордовое платье с блестками, и
Кэрол, словно змея, затянутая в зеленовато-серебристое трико.
   Уваров почти не пил. Так, от случая к случаю и лишь легкие вина. Сделал
еще пару малюсеньких глоточков. Зажмурился и скривился.
   Ветлугин метнул быстрый взгляд на своего дружка, дернул  головой.  Тот,
закрытый спиной толстяка, всыпал в высокий бокал какой-то белесый порошок.
   - На! Охолонись! - Ветлугин  протянул  Уварову  бокал  с  прозрачной  и
пузырящейся жидкостью. - Амброзия - напиток  богов,  прямо  с  Олимпа.  Не
кривись - это совершенно безалкогольное.
   Уваров выпил до  дна.  Сразу  почувствовал  себя  легко  и  беззаботно,
захотелось  смеяться.  По  телу   помчались   тысячи   мелких,   щекотливо
покалывающих искорок.
   - Как? - Ветлугин пристально взглянул ему в глаза. -  Выпьешь  -  и  на
небесах! В объятиях всех ангелиц рая. На еще, не стесняйся.
   Уваров  осушил  второй  бокал.  Стало   веселее,   невесомее,   восторг
переполнял душу.
   - Садись. - Ветлугин указал на место меж Эрикой и Кэрол. -  С  ними  не
соскучишься. Девочки, развлекайте, голубушки.
   - Мне надо бежать,  спасибо  вам,  -  сказал  неуверенно  Уваров.  Язык
отяжелел и заплетался.
   - Успе-е-ешь, радость моя. - Ветлугин взмахнул рукой, показывая часы. -
И пяти минут еще не прошло. Давайте лучше выпьем.
   - Мне достаточно, - возразил Уваров и закрыл:  рюмку  ладонью.  Веселье
так и распирало  его,  рвалось  наружу.  Ничего  подобного  он  раньше  не
испытывал. Все казались милыми и родными. Даже постное лицо Джорджи  вроде
обрело осмысленное  выражение.  -  Простите,  но  мне  пора.  -  Улыбаясь,
попытался встать. Голова кружилась,  очки  соскользнули  в  салат.  Что-то
залопотал и грудью повалился на  стол,  будто  ухнул  в  липкую  и  вязкую
пучину.
   Ветлугин приподнял ему веко. Жестом изобразил взмах рефери на ринге.
   - Готов. Аут. Джорджи - шприц! Девки, за работу! Жива-а-а.
   Девушки бросились к Уварову. Ветлугин и Джорджи  отодвинули  от  дивана
стол и начали устанавливать видеомагнитофон...
   С неимоверным трудом Уваров разлепил словно склеенные веки. В висках  и
затылке чугунными шарами по булыжникам  перекатывалась  громыхающая  боль.
Малейшее движение вызывало тошноту. Губы запеклись. Пересохший язык распух
и царапал небо. Перед  глазами  пелена,  словно  смотрел  сквозь  кисею  в
каких-то крапинках. Он лежал совершенно  голый  на  широченной  деревянной
кровати. Привстал. К горлу подкатил ком. Огляделся мутным взглядом. Душно.
Пахнет приторным и терпким. На теле испарина.
   Комната - его  гостиничный  номер.  Из  кресла  у  журнального  столика
возникла какая-то тень. Поколебалась. Приняла очертания  человека.  Уваров
узнал Ветлугина.
   - Отошел? - Донеслось будто эхом издалека. - Хлебни содовой, полегчает.
- Подал ему стакан.
   Дрожащей рукой Уваров взял и выпил, клацая зубами о стекло.
   - Задал ты мне забот, радость моя. -  Ветлугин  присел  на  кровать.  -
Намучился с тобой выше горла.
   - Как я здесь очутился? Мне что, было  плохо?  -  Уваров  свесил  ноги,
прикрывшись простыней. - Который час?
   - Двенадцать без малого.
   - Двенадцать? - Уваров вскочил.  По  голове  словно  ударили  молотком.
Хрипло крикнул. - Мы же договорились в пять...
   -  Да,  двенадцать,  -  перебил  Ветлугин  внушительно.  -  И   сегодня
двадцатое.
   - Ну и что? При чем тут число? - В голове прояснялось медленно.
   - А то! Встретиться твоя  милость  должна  была  восемнадцатого.  Поезд
ушел. Референт, надеюсь, доложил шефу о том, что ты не  явился.  А  папаша
сообщил дочке, и сейчас оба в загородной обители поминают, как мне мнится,
не совсем добрыми словами своего незадачливого  зятька  и  женишка.  -  Он
злорадно усмехнулся.
   - Вы с ума сошли! - В голосе слышался ужас. - Этого не может быть! - Он
бросился искать одежду. - Вы думаете,  что  говорите?  Шутки  и  розыгрыши
неуместны.
   - Хе! Думаю ли я? А вот ты, любезнейший, видно, нет. Взгляни  на  часы,
они же у тебя с календарем.
   Уваров бросил взгляд на циферблат и убедился -  Ветлугин  прав.  Сердце
опустилось куда-то вниз, перехватило дыхание.
   - Где костюм? - Его мелко трясло.
   - Сядь и не гоношись.  Торопиться  некуда.  Время  вспять  не  течет  -
сделанного не воротишь. Сядь! - толкнул его в грудь.
   Уваров беспомощно плюхнулся на кровать.
   - Ты тут такого  навытворял,  что  не  до  одежды.  -  Ветлугин  встал,
прошелся по комнате и остановился против Уварова, засунув руки в  карманы,
выпятив круглый живот, обтянутый кремового цвета жилетом.
   - Что я навытворял? - Внутри похолодело, лоб вспотел, во рту  появилась
горечь. Надел выскальзывающие из пальцев очки.
   Ветлугин снова налил содовой и сунул стакан чуть ли не в лицо Уварову.
   - Отхлебни. Мозги прочистит, понадобится шевелить  ими  крепко.  Пей  и
успокойся.
   - Расскажите наконец, что случилось? Я ничего не понимаю.  -  Он  выпил
содовой. Слегка полегчало. Потер виски ладонями.
   - Не волнуйся и положись на меня. Теперь я твой  единственный  друг  и,
если хочешь, союзник и надежда. Не нервничай - вывернемся. Помогу охмурить
твою Мэри и ее батюшку. Все утрясется. Понял?
   - Ничего не понял. Что в  конце  концов  случилось?  -  Голос  противно
сорвался. - Я вас спрашиваю?
   - Третьего дня мы пили на брудершафт  и  лобызались  будто  неразлучные
сиамские двойняшки. - Он скривился. - Хочешь держать дистанцию? Это  не  в
твоих интересах, радость моя. Но я не стану подобно твоему  отцу  орать  и
возмущаться. Выставлять тебя за дверь. - Он  опустился  на  край  кровати.
Сказал ехидно: - Я слышал, будто Уваровы из купеческого сословия?
   - При чем тут сословие? Объясни!
   - А при том, что, вероятно, порода сказывается. Вел ты себя  прямо  как
эдакий  петушистый  ухарь-купчик,  ошалевший  от  свалившегося   на   него
сказочного наследства после почившего в бозе отче-прасола. Не перебивай! -
прикрикнул грубо, заметив, что ему хотят возразить. - Помалкивай и внемли.
- Достал сигареты и закурил. Выпустил Уварову дым в лицо. Тот поморщился и
попытался разогнать его ладонью.
   - Пригласил нас в отдельный кабинет шикарного ресторана.  Поназаказывал
сверхдорогих деликатесов и выпивку. Два дня резвился как шелудивый  щенок.
Сотенные купюры разбрасывал словно пахарь зерно.
   - Этого не может быть! - закричал Уваров. - У меня  не  было  наличных.
Вернее, имелось немного, а также чек на тридцать тысяч на акции. Где  они?
Чек - все, что у меня оставалось.
   - Не знаю, не знаю, - Ветлугин состроил гримасу.  -  Никакого  чека  не
видел. А прихоти твои оплатил я. Да-да. Влетело мне в  кругленькую  сумму.
Еще бы, "Мартель", шампанское "Мадам Клико", зернистая икорка.
   - Это ложь! - Голос опять сорвался. - Вранье. Я не мог  сделать  ничего
похожего. Ты подстроил и подло обокрал, как мерзкий карманный воришка.
   - Заткнись и слушай, раз ни  черта  не  помнишь!  -  Ветлугин  выплюнул
сигарету на ковер. - Если кто тебе и  поможет,  так  это  я.  Так  что  не
ерепенься и не привередничай, чистоплюй.
   Уваров тяжело опустился на кровать.  Ноги  подгибались,  часто  стучало
сердце, он задыхался.
   - Мы встретились в баре "Небеса". Ты уже был неможаху. Молчи!  С  тобой
три девицы - дорогие жрицы любви.
   - Какие девицы? Ты спятил?
   - Не знаю, не знаю. - Ветлугин словно не слышал возражений.  -  Заказал
отдельный кабинет. Пригласил нас и их. Я был с приятелем - есть свидетель.
Стоило твое хлебосольство солидных денежек. Я расплачивался,  ты  оказался
гол как сокол. Уразумел?
   - Клянусь, я совершенно не знаком ни с какими девушками!
   - Не клянись, бог накажет. Полюбуйся. Кто с  ними  развлекался?  Я  или
твое благородие? - Он повернулся к столику и включил видеомагнитофон.
   Засветился  экран.  Сначала  показалось:   на   нем   какой-то   клубок
извивающихся обнаженных тел. Затем Уваров. Цепенея от ужаса, различил трех
девушек и... себя. Да-да, это был он. Глаза прикрыты.  На  лице  идиотская
ухмылка, изо рта слюни. Изображение хлюпало,  стонало  и  взвизгивало.  Не
веря глазам, Уваров потянулся к экрану. Да, это, несомненно, он.
   -  Убедился?  Но  это  цветочки.  Заключительный  аккорд   был   вообще
сногсшибательным. Вероятно желая разделить  удовольствие  с  близкими,  ты
стал требовать, чтобы я немедля отослал  столь  пикантные  сюжетики  твоей
Мэри. Я, разумеется, отказался, чем и спас...
   - Врешь! Негодяй! - Уваров бросился на Ветлугина.  -  Ты  подстроил!  Я
тебя задушу!
   Ветлугин в испуге отшатнулся, заслоняясь ладонями. Истошно вскрикнул. В
комнату вбежал здоровенный детина. Скрутил Уварова  и  прижал  к  кровати.
Ветлугин отряхнул костюм и зловеще усмехнулся, оскалив зубы. Процедил:
   - Все, мистер Уваров, несостоявшийся муж и  компаньон.  За  оскорбление
того, кто собирался тебя спасти, ты поплатишься,  неблагодарный  цыпленок.
Когда-то твой отец  вытурил  меня  из  дому.  Оскорбили,  видите  ли,  его
моральные принципы. За деяния папочки ответ держать  тебе.  Долго  я  ждал
этой минуты.  До-олго.  За  каждым  твоим  шагом  следил.  Все  выведал  и
вычислил. Ты преуспевал. Теперь хватит, давай-ка делиться  твоей  фортуной
по-братски. Понял? На размышление пять минут. Или станешь  беспрекословно,
не рыпаясь, выполнять, что прикажу, или  тотчас  отправлю  известные  тебе
картиночки твоей девке и ее отцу. Решай, радость моя.
   - Мне нечего решать. Я даже не  желаю  разговаривать  с  вами.  А  Маше
объясню, и она поймет...
   - Объясню! Поймет! - перебил Ветлугин и передразнил. - Да тебя  туда  и
на порог не пустят, наивный кутенок. Можешь быть  уверен,  я  приму  меры.
Советую  не  выпендриваться,  а  передо   мной   извиниться.   Прощу,   не
злопамятный. Тем более дальнейшие аферы начнем прокручивать вместе, будешь
моим напарником. С твоей нареченной и тестем я  утрясу  -  комар  носа  не
подточит, не впервой. Ты устроишься в его фирму и станешь  поставлять  мне
кое-какую информацию. Уж я знаю, куда ее сплавить, само собой не  за  так.
За  подобное  выкладывают   солидные   деньжата.   Сейчас   это   называют
промышленным шпионажем, а по мне весьма доходным бизнесом. И мы с тобой...
   - Никаких дел у меня с вами быть не  может.  Так  и  знайте!  -  Уваров
вытянул шею и плюнул в его самодовольно ухмыляющуюся физиономию.
   - Ах так, - прошипел Ветлугин и вытерся платком. -  Ничего-о.  Об  этом
пожалеешь. Кре-епко пожалеешь. Мы тебя обломаем  как  миленького,  небо  с
овчинку покажется. На карачках приползешь, мокасины мне лобызать будешь.
   Где-то  внизу,  под  окнами,  надрывно  и   тревожно   провыла   сирена
полицейского автомобиля...


   - Негодяй отправил Машеньке кассеты и  подписал  как  письмо  от  меня.
Ничего не подозревая, она включила видеомагнитофон... Маша была слабенькой
и тем более болела. Она умерла от сердечного  приступа...  Так  я  лишился
любимого человека, средств к существованию и цели в  жизни...  Где  у  вас
туалет? Мне нужно умыться.
   - Направо. В конце коридора. Вас проводить? - Фрэнк заботливо поддержал
его под локоть.
   - Не стоит. Найду. - Он вышел.
   Несколько минут над столом висело  гнетущее  молчание.  Затем  раздался
голос доктора:
   - В клинику его доставили ночью, в мое дежурство. Вскрыл вены на  обеих
руках. Еле удалось спасти.  Теперь  отрабатывает  за  лечение.  А  подонок
Ветлугин скрылся. Видно, почувствовал  -  если  попадется  ему  на  глаза,
несдобровать.
   - Давайте соберемся завтра, - предложил Грег. -  Сегодня  разговора  не
получится. Бедный парень, я ему искренне сочувствую.  Утром  отправлюсь  к
старому знакомому, поговорю относительно денег, попрошу в  долг.  Будет  и
реальная основа для дальнейших планов.



4. ВИЗИТ К ГАНГСТЕРУ

   В подсиненном небе хлопьями мыльной пены плавали облачка. Верхние этажи
пунцово поблескивали отраженным в стеклах окон солнцем.  Непродолжительный
дождик прибил пыль. Над  мокрым  асфальтом  поднимался  легкий  парок.  Он
смягчал запах бензиновой гари, от нее еще не першило в горле и не зудело в
носу. В мутных ручейках вдоль тротуара кружились  клочки  бумаги,  окурки,
кожура апельсинов. Пахло прелыми  фруктами  и  дымом.  Взвизгивали  жалюзи
витрин, хлопали двери,  перекликались  с  хозяйками  разносчики  молока  и
газет.
   В небольшом сквере среди чахлых деревьев стоял аккуратненький оранжевый
автофургон. Из репродуктора на его крыше осипший голос призывал вступать в
армию спасения. От чего собирались спасать -  разобрать  было  невозможно:
поблизости почти с такого  же  микроавтобуса  неслись  призывы,  требующие
запретить атомное оружие.
   В   широкой   подворотне   приткнулись   передними   колесами,    будто
принюхивались друг  к  другу,  три  блестящих  никелем  и  красной  эмалью
мотоцикла. Владельцы их, одинаковые,  как  близнецы,  прыщавые  худосочные
подростки, одетые в черные куртки из искусственной  кожи,  белые  шлемы  и
перчатки  с  крагами,  неистово  жестикулируя,  выясняли   отношения.   На
багажниках машин притихли с  безразличным  видом  круглолицые  пустоглазые
девчонки.   На   спинах   нейлоновых   курточек    трафаретная    надпись:
"Собственность  "огненных  дьяволов".  Рабская   безысходность   малолеток
вызывала острую жалость.