опытам.
   Весьма возможно, что об этой кровавой  странице  фашистского  произвола
больше  ничего  и  не  удалось   бы   узнать,   если   бы   в   одной   из
психоневрологических  клиник  Советского  Союза   не   обнаружили   одного
больного,  повторявшего  в  бреду  имя   Тиммеля.   Его   состояние   было
безнадежным. Из бессвязных, лишенных всякой осмысленности рассказов  почти
ничего нельзя было установить. Но в  бреду  он  упорно  повторял  немецкие
слова: "Включить магнетрон!",  "Включить  магнетрон!"  и  имя  -  Тиммель,
Тиммель, Тиммель. Он погиб. Вскрытие показало, что  у  него  были  удалены
лобные  доли  коры  головного  мозга.  Имя  Тиммеля  и  характер  операции
указывали на тайну Браунвальда.
   С момента обнаружения этого больного розыски жертв Браунвальда начались
по всем клиникам Союза. В клинике профессора Шаврова  около  полутора  лет
находился на излечении по поводу  энцефалита  больной,  также  со  страхом
повторявший слова: "Включить магнетрон!"
   - Можно было предположить, что и он подвергся "опытам" в Браунвальде, -
закончил свой рассказ Титов по дороге в клинику.
   Машина уже миновала  прямую  стрелу  просеки,  идущей  от  института  к
железнодорожной станции, и Титов притормозил ее у шлагбаума.
   - Это очень прискорбная история, Иван Алексеевич. В ней многое  неясно.
Как, например, удалось  установить,  что  больной  из  клиники  профессора
Шаврова   тоже   побывал   в   Браунвальде?   Ведь   его   не   подвергали
нейрохирургической операции - у него был энцефалит!
   - Нет, его не оперировали. К сожалению, когда мы узнали о нем,  он  был
уже в очень  тяжелом  состоянии  и  скоро  скончался.  С  ним  не  удалось
побеседовать,  но  он,  вероятно,  и  сам  не  знал,  что  был  именно   в
Браунвальде. Фашисты доставляли туда людей в закрытых автомобилях. Попадая
в подземные клиники, никто из несчастных не  знал,  где  он  находится.  А
предположить, что он был в  Браунвальде,  можно  было  потому,  что  и  он
выкрикивал немецкие слова: "Включить магнетрон!"
   - Зависимость довольно слабая.
   Титов внимательно посмотрел на собеседника. Восторженный,  увлекающийся
и вместе с тем, как видно, рассудительный, он все больше и больше  начинал
нравиться немало  повидавшему  на  своем  веку  и  хорошо  знавшему  людей
ученому. Титов нарочно рассказал Егорову о Браунвальдском  деле  несколько
схематично, чтобы  определить,  как  тот  отнесется  к  нему,  как  сумеет
разобраться в неясных, сложных вопросах.
   - Зависимость,  говорите,  слабая?  Ну,  что  же,  пожалуй,  вы  правы,
действительно слабая. Но  кроме  этого  больного,  были  найдены  еще  три
человека.
   - Оперированные? - живо спросил Егоров.
   - Нет.  Все  они  находились  на  излечении  по  поводу  летаргического
энцефалита.
   - Летаргического энцефалита? Так, может быть, в  Браунвальде  над  ними
экспериментировали с вирусом энцефалита?
   - Нет, на это не похоже.
   - Почему?
   Титов долго не отвечал, задумчиво глядя в окно машины. За окном  бежали
жиденькие толпы березок,  мелькали  иногда  разлапистые  ели  -  солнечный
подмосковный денек казался бесконечно далеким от встававших перед  Титовым
картин Браунвальда. Но вот лесок кончился, и шоссе побежало вдоль излучины
широкой реки. Титов круто свернул и медленно повел машину через мост.
   - Мне самому удалось беседовать с одним из больных, - продолжал  Титов.
- Он был в лучшем состоянии, чем остальные, и из этой беседы я мог кое-что
уяснить. Содержали их, как он  говорил,  очень  хорошо.  Давали  приличное
питание. Работать заставляли, как видно, только для того, чтобы поддержать
нормальное  физическое  состояние  организма  -  "эксперимент",  по   всей
вероятности,  мог  быть  проведен  только  на  вполне  здоровом  человеке.
Заметьте себе, Петр Аниканович, никаких  лекарств  внутрь  им  не  давали,
никаких впрыскиваний не делали. Я специально уточнял  это  обстоятельство.
Обращение с ними было хорошее до тех пор...
   - До тех пор? - с тревогой переспросил Егоров.
   - Пока они не попадали в "рентгеновский кабинет".
   - Куда? - изумился Егоров, поправляя очки.
   - Больной называл это помещение рентгеновским кабинетом.  "В  нем  было
много всяческой аппаратуры, знаете, наподобие той, -  говорил  он,  -  что
бывает  в  рентгеновских  кабинетах.  Даже  темно  было   так,   как   при
просвечивании. Ну вот, после того, как меня просветили, я и заболел, и уже
больше  не  попал  в  отделение,  где  нас  хорошо   содержали".   Больной
рассказывал, что болезнь протекала бурно. Повысилась температура, начались
страшные головные боли, и он стал... спать!  Спал  он  в  течение  долгого
времени, сколько - определить не мог. Спал, как  думает,  недели  две  или
может быть больше. Истощал, обессилел, начал слепнуть. Что было  дальше  -
не помнит. Состояние этого больного вскоре,  тоже  резко  ухудшилось  и  в
бреду...
   - Выкрикивал - "Включить магнетрон"?
   - Да.
   -   Магнетрон,   магнетрон...   Неужели   немцы   пытались    применить
биоизлучатели?  Неужели   они   пробовали   воздействовать   на   организм
человека...
   Егоров замолчал. Машина нырнула в туннель, проходивший под  каналом,  и
некоторое время ехала в полумраке. Егоров протер очки и  продолжал  только
тогда, когда автомобиль снова вырвался на солнечный простор.
   - Неужели  немцы  экспериментировали  с  биоизлучателями?  -  задумчиво
повторил Егоров. - Но почему тогда люди заболевали энцефалитом?
   - Вот это-то и непонятно. Ведь энцефалит, то есть воспаление  головного
мозга, болезнь инфекционная, не так ли?
   - Совершенно верно,  инфекционная.  Однако  возбудитель  энцефалита  до
настоящего  времени  не  найден.   Установлено,   что   он   относится   к
фильтрующимся вирусам. Попытки выделить культуру этого возбудителя пока не
увенчались успехом.
   -  Вот  видите,  вопрос  еще  больше  осложняется.  Значит,  природа  и
происхождение энцефалита изучены пока слабо?
   - Да, но диагностика и симптоматика описаны весьма подробно.
   - В  этом  мало  утешительного.  Так  вот,  Петр  Аниканович,  было  бы
небезынтересно установить, какого типа эксперименты проводились над людьми
в Браунвальде. С тех пор, как там злодействовали  ученые  изверги,  прошло
порядочно времени. При подходе наших войск они, конечно, все уничтожили. -
Титов помолчал. - Все ли? А если где-то сохранено основное? Ведь  мы  даже
не  знаем,  кто  жив  из  тех,  кто  занимался  этими  гнусными  делами  в
Браунвальде... Может, кто-то  остался  и  могут,  убежден  в  этом,  могут
найтись последователи...
   Дальнейший путь к клинике проехали молча. Машина медленно  продвигалась
с потоком автомобилей, подолгу  простаивала  у  перекрестков  и,  наконец,
выбравшись из  центра  города,  понеслась  по  широкому  проспекту,  вдоль
которого тянулись ряды старых лип.
   Клинический корпус находился в  глубине  институтского  парка.  Не  раз
бывавший здесь Титов, выйдя из машины,  уверенно  направился  по  аллее  к
старинному четырехэтажному зданию.
   Титов шагал торопливо и, как бы извиняясь за  свое  нетерпение,  сказал
Егорову:
   - Надо спешить - состояние больного, как мне говорили,  безнадежное,  а
ведь это, пожалуй, последняя возможность. Обследование клиник закончено, и
ни в одной из них уже нет больных, о которых можно было  бы  предположить,
что они побывали в Браунвальде.
   - Удастся ли что-нибудь узнать? - озабоченно проговорил Егоров.
   - Посмотрим.
   В клинике ждали Титова и  Егорова.  Их  немедленно  провели  в  кабинет
Пылаева.
   Навстречу им поднялся невысокого роста,  широкоплечий,  еще  молодой  и
очень подвижной человек. Он быстро вышел из-за стола и поспешил к  Титову,
на ходу протягивая руку.
   - Здравствуйте, Иван Алексеевич, здравствуйте.  Очень  хорошо,  что  вы
поторопились приехать.
   Титов познакомил Пылаева с  Егоровым  и  спросил,  как  чувствует  себя
интересующий их больной.
   - Я же говорю, Иван Алексеевич, вы очень хорошо сделали, что поспешили.
Больной очень плох. Думаю, что его часы сочтены.
   Пылаев вызвал дежурного  врача  и  попросил  его  приготовить  все  для
посещения больного в палате N 10.
   - А тем временем, - Пылаев быстро перебрал лежащие перед ним бумаги,  -
я думаю,  вам  будет  небезынтересно  ознакомиться  вот  с  этой  историей
болезни.  Только  сегодня  я  получил  письмо   от   своего   коллеги   из
Верхнегорской психоневрологической больницы. Там  содержался  больной,  по
всей вероятности, также побывавший в Браунвальде.
   - Вы говорите содержался?
   Пылаев кивнул головой.
   - Так, значит, он...
   - Да, - тихо произнес Пылаев, - больной скончался, - Пылаев посмотрел в
карточку истории болезни, - скончался четыре дня тому назад.
   - А кто с ним говорил? - живо спросил Титов. - Почему вы  думаете,  что
он был в Браунвальде?
   - А вот прочтите.
   Титов торопливо просматривал мелко исписанные  листы  истории  болезни,
спеша найти то место, которое подтверждало бы догадку Пылаева.

   "...Зрение  падает,  -  с  трудом  различает  предметы.  На  окружающее
реагирует слабо, обычно лежит в постели с закрытыми глазами. Тошнота...
   28.02. Общее состояние ухудшается с каждым днем.  Жалуется  на  сильную
головную  боль  и  головокружение.  Сидеть  в  постели  не   может   из-за
расстройства статики.
   1.03. Состояние тяжелое, лежит неподвижно в  постели...  Тонус  мышц  в
конечностях понижен - гипотония...
   ...В следующие дни у больного  наблюдалось  беспокойство,  плохой  сон.
Кричит,  говорит  что-то  бессвязное;  речь  невыразительная,  понять   не
удается...
   2.04. Больной беспокоен... Резко выраженное слабоумие...
   3.05 ...Все время кричит, конфабуляция. Так, например, говорит,  что  к
нему приходил Рихард Тиммель. В действительности посетителей не было..."

   - Петр Аниканович, - подскочил  Титов  со  стула,  -  Петр  Аниканович!
Читайте: "Приходил Рихард Тиммель".
   Егоров склонился над подрагивавшим в  пальцах  Титова  листком  истории
болезни.
   "Приходил Рихард Тиммель", и  дальше  следовала  сухая,  точная  запись
внимательно следившего за больным врача: "в  действительности  посетителей
не было".
   Титов и Егоров продолжали вместе читать историю болезни:

   "...В дальнейшем истощение нарастало... Общее  состояние  ухудшалось...
Отвечает с трудом, тихим голосом...  пульс  учащенный,  110-120  ударов  в
минуту.
   11.05. Больной скончался при  явлениях  нарастающего  упадка  сердечной
деятельности.
   Вскрытие. 12.05 (профессор Иванов). Очаговый  склероз  мягких  мозговых
оболочек. Атрофия мышц сердца и печени... Энцефалит.
   При микроскопическом исследовании..."

   Титов передал историю болезни Пылаеву.
   - Да, Виктор Васильевич, вы правы. Можно с уверенностью сказать, что  и
этот больной побывал на "объекте" у Рихарда Тиммеля. И  у  этого  больного
был энцефалит. Нет сомнения: заражение энцефалитом проводилось фашистскими
экспериментаторами. Но как они это делали, вот что надо узнать. Пожалуй, в
этом и состоит  загадка  Браунвальда.  Скажите,  какой  диагноз  поставлен
больному из палаты номер десять?
   - Тоже энцефалит. Когда он к нам  поступил,  мы  выяснили,  что  острая
форма протекала со всеми признаками летаргического энцефалита.
   - И заболел он?..
   - В конце сорок четвертого года...
   - Ага, значит, так же, как и в  предыдущих  четырех  случаях.  Скажите,
Виктор Васильевич, при этом заболевании часты смертельные исходы?
   - Прогноз в отношении выздоровления очень плохой. Смерть  наступает  от
общего истощения и присоединившихся болезней. А в случаях,  когда  больные
побывали в адских условиях Браунвальда, когда они побывали в лагерях...
   - Я понимаю вас, Виктор Васильевич. Скажите,  имеются  ли  какие-нибудь
средства лечения?
   - Для лечения энцефалита, как известно, специальных средств  нет.  Было
испробовано очень  многое,  но  пока  без  особых  результатов.  Некоторое
улучшение дает лечение скополамином. Положительный эффект  отмечается  при
применении физических методов лечения. Так, например, известное  улучшение
отмечается при применении рентгенотермии.
   - При рентгенотермии? - переспросил Егоров.
   - Да,  рентгенотермия  проводится  обычно  с  центрированием  лучей  на
область ножек мозга и подкорковых узлов.
   - Но этому больному вы рентгенотермию не  давали.  Не  так  ли,  Виктор
Васильевич.
   - Так.
   Егоров посмотрел на Титова и, увидев в его глазах одобрение, продолжал:
   - Если позволите, Виктор Васильевич, я вам больше скажу:  вы  пробовали
применить рентгенотермию, и вам это не  удалось  -  больной  не  переносил
одного вида рентгеновских установок. Верно?
   - Верно, - ответил Пылаев и переглянулся с Титовым.
   - Я думаю, Виктор Васильевич, - удовлетворенно закончил Егоров, -  этот
больной не выносит вида рентгеновской установки потому, что она напоминает
ему  применявшуюся  фашистами  аппаратуру.  И  этот  больной   побывал   в
Браунвальде!
   В кабинет вошел дежурный врач с халатами  для  Титова  и  Егорова.  Его
спокойное полное лицо выражало озабоченность.  Он  подошел  к  Пылаеву  и,
оглянувшись на посетителей, тихо проговорил:
   - Состояние все  время  ухудшается.  Резкое  двигательное  возбуждение.
Пульс сто пятнадцать.
   - Пойдемте, товарищи, - порывисто встал  Пылаев,  -  пойдемте.  Сейчас,
пожалуй, еще можно будет попробовать поговорить с больным,  но  уже  через
полчаса... боюсь, что через полчаса будет поздно.


   Просторная, блещущая белизной палата N_10 находилась на  первом  этаже.
Высокие окна настежь распахнуты, и живительный майский воздух  так  прочно
поселился в палате,  что  в  ней  не  ощущается  характерного  больничного
запаха.
   Больной лежит у окна,  на  широкой  кровати  с  гнутыми  хромированными
спинками, покрытый тонким кремовым  одеялом.  Скрученный,  с  согнутыми  в
коленях ногами, с подведенными к груди руками. Время от времени он  кивает
головой. Видно, как под одеялом часто и мелко вздрагивает нога, а  лицо  с
устремленным в одну точку взглядом уже ничего не видящих глаз  неподвижно,
ничего не выражает, кажется бессмысленным.
   Трудно поверить, что в этом  изуродованном  болезнью  теле  еще  бьется
жизнь. - Титов заговорил с ним мягко, задушевно, но больной почему-то стал
беспокоиться и болезненно вскрикнул:
   - Ты кто?
   - Не волнуйтесь, -  участливо  проговорил  Иван  Алексеевич,  осторожно
прикасаясь к его сухой,  горячей  ладони,  -  я  только  хочу  знать,  кто
издевался над вами, кто сделал с вами все это?
   Губы больного зашевелились, Титов низко наклонился над ним, стараясь не
пропустить ни одного слова из  того,  что  еле  внятно  шептал  умирающий.
Слепой провел по морщинам  на  лице  Титова  пальцами  и  ясно,  отчетливо
произнес:
   - Да, ты тоже видел горе!
   Больной умолк. Начался очередной приступ судорог. Стало тихо  -  слышен
едва уловимый шелест зелени за окном. Легкий ветерок приносит запах  травы
и жасмина. Струи живительного  весеннего  воздуха  льются  в  палату,  где
человек уходит из жизни.
   Титов не рискует больше нарушать эту тишину и  долго  сидит  у  постели
молча, с зажатыми между колен руками.
   У больного вдруг прекратились  судороги,  он  весь  выпрямился  и  стал
совсем неподвижным. Титов взглянул на врачей. Врач подошел  к  больному  и
взял его руку, проверяя пульс.
   Больной вдруг неожиданно громко сказал:
   - О-о-о, проклятый!
   - Кто? - быстро спросил Титов.
   - Кранге.


   Загадка Браунвальда продолжала оставаться загадкой.
   В  клиниках  больше  не  было  больных,  о  которых   можно   было   бы
предположить, что они побывали в лапах Рихарда Тиммеля. Собранные сведения
были весьма скудными. Оставалось одно -  тщательно  изучать  материалы  по
энцефалиту,  узнавать  все  возможное  о  людях,  так  или  иначе  имевших
отношение к опытам на "объекте 55".
   Егоров с первых  же  дней  пребывания  в  институте  увлекся  тематикой
лабораторий  и,  помимо  работы  по  предложенной  ему   теме,   продолжал
заниматься загадкой Браунвальда. Титов представил молодому ученому  полную
самостоятельность в этом вопросе. Самому  ему  удавалось  заниматься  этим
лишь урывками - дела по основной тематике в  последнее  время  отнимали  у
него все больше и больше времени.
   Накануне сдачи  темы  Титова  пригласил  к  себе  в  кабинет  профессор
Сибирцев.
   - Иван Алексеевич, у вас на завтра все подготовлено?
   - Все, Федор Федорович.
   - Нескладно получается. Столько  готовились,  столько  сил  положили  и
вот... - старик суетливо перебирал  бумаги  на  столе  и  как-то  виновато
поглядывал  на  Титова,  -  а  сдать  тему  завтра  не  удастся.   Вы   не
расстраивайтесь, Иван Алексеевич. Ничего особенного, а просто... применять
вашу новую аппаратуру придется  несколько  своеобразно.  Так  сказать,  на
месте преступления.
   - Ничего не понимаю!
   - Сейчас объясню вам, Иван Алексеевич. Сейчас  объясню.  Вам,  кажется,
приходилось бывать в филиале?
   - В каком?
   - В Петровском.
   - Бывал, Федор Федорович.
   - Ну вот и хорошо. - Сибирцев  продолжал  посматривать  на  Титова  еще
исподлобья, но в глазах его уже можно было уловить улыбку. - Хорошо,  Иван
Алексеевич. Тем легче вам будет помочь капитану Боброву.
   - Что, есть какие-нибудь сигналы от капитана Боброва? - не без  тревоги
спросил Титов.
   - Мне сообщили о том, что  приборы,  которые  мы  поставляем  в  филиал
института, начинают шалить. Началось это недавно, и, кажется, виною  всему
техник Никитин.
   - Вот как! - Титов  сейчас  же  вспомнил  те  времена,  когда  работами
института усиленно интересовался американский  ученый  Эверс.  -  Странно.
Теперь... Люди, которых принимают в филиал, проверяются и...
   - Э, проверка, проверка! Здесь дело поинтересней. Никитин работает  уже
давно в филиале. Переведен туда из Центрального института, а  вот  недавно
обнаружилось, что, как только он входит в помещение  лаборатории,  приборы
начинают шалить. Выходит - они работают нормально.
   -  Ну,  знаете,  Федор  Федорович,  это  мистика  какая-то.  Хорошо  ли
разобрались во всем этом?
   - Думаю, хорошо. У меня есть сведения, что проверяли тщательно.
   - Так, значит, Никитин...
   - Неизвестно, неизвестно. Может быть, дело и не  в  Никитине.  Там  уже
несколько дней находится капитан Бобров. Он считает,  что  разрешать  этот
вопрос надо с технической стороны и  через  свое  начальство  обратился  с
просьбой помочь ему. Надо будет подготовить наши портативные приборы  типа
24-16 и выехать в Петровское.


   Был теплый летний вечер.
   Полный  забот  и  волнений  трудовой  день  окончился.   Титов   поздно
возвращался домой. Выйдя за ограду института, он направился к  поселку  по
густой, тянувшейся вдоль новых, уже зажигавшихся  вечерними  огнями  домов
аллее.
   Жара сменилась вечерней прохладой. В институтском  поселке  было  тихо.
Только изредка по отполированному машинами асфальту  проносились  легковые
автомобили да из распахнутых окон слышались звуки радио.
   В квартире по-холостяцки пусто. Открыв на кухне банку консервов и вынув
из портфеля сверток с провизией, Иван Алексеевич  наскоро  пообедал  здесь
же, за накрытым клеенкой кухонным столом. Затем  прошел  к  себе,  включил
приемник, и комната наполнилась  звуками  мелодии,  которая  лилась  тихо,
действовала успокаивающе  и  не  мешала  работать.  Титов  низко  наклонил
пластмассовый колпак настольной лампы, вырывавшей из темноты яркий круг, и
стал, как обычно, просматривать иностранные газеты и журналы.  Прочитывать
самому вороха литературы, в которой могли  попасться  крупицы  необходимых
сведений, конечно, физически невозможно. Титов разработал  целую  систему,
пользуясь которой, читал лишь отобранное для него сотрудниками.
   Много раз он возвращался к статье инженера Крайнгольца, перечитывая  ее
снова и снова. Да, Сибирцев, безусловно, прав.
   Статья весьма интересная. Теперь, когда стало известно,  что  п