. Океан,
покрытый тьмой, не был виден. Я слышал слабый шелест бумажных полосок
над вентиляторами.
     Нагретый воздух с легким запахом озона, казалось, застыл. Абсо-
лютная тишина наполняла Станцию. Я подумал, что в нашем решении ос-
таться нет ничего героического. Эпоха героической борьбы, смелых эк-
спедиций, ужасных смертей, таких хотя бы, как гибель первой жертвы
океана, Фехнера, давно уже кончилась. Меня уже почти не интересовало,
кто "гости" Снаута или Сарториуса. "Через некоторое время, - подумал
я, - мы перестанем стыдиться друг друга и замыкаться в себе. Если мы
не сможем избавиться от "гостей", то привыкнем к ним и будем жить с
ними, а если их создатель изменит правила игры, мы приспособимся и к
новым, хотя некоторое время будем мучиться, метаться, а может быть,
даже тот или другой покончит с собой, но в конце концов все снова при-
дет в равновесие".
     Комнату наполняла темнота, сейчас очень похожая на земную. Уже
только контуры умывальника и зеркала белели во мраке. Я встал, на
ощупь нашел клочок ваты на полке, обтер влажным тампоном лицо и лег
навзничь на кровать. Где-то надо мной, похожий на трепетание бабочки,
поднимался и пропадал шелест у вентилятора. Я не видел даже окна, все
скрыл мрак, полоска неведомо откуда идущего тусклого света висела пе-
редо мной, я не знаю даже, на стене или в глубине пустыни, там, за ок-
ном. Я вспомнил, как ужаснул меня в прошлый раз пустой взор соляристи-
ческого пространства, и почти усмехнулся. Я не боялся его. Ничего не
боялся. Я поднес к глазам руку. Фосфоресцирующим веночком цифр светил-
ся циферблат часов. Через час должно было взойти голубое солнце. Я
наслаждался темнотой и глубоко дышал, пустой, свободный от всяких мыс-
лей.
     Пошевелившись, я почувствовал прижатую к бедру плоскую коробку
магнитофона. Да. Гибарян. Его голос, сохранившийся на пленке. Мне да-
же в голову не пришло воскресить его, послушать. Это было все, что я
мог для него сделать.
     Я взял магнитофон, чтобы спрятать его под кровать, и услышал ше-
лест и слабый скрип открывающейся двери.
     - Крис?..  - донесся до меня тихий голос, почти шепот. - Ты
здесь, Крис? Так темно.
     - Это ничего, - сказал я. - Не бойся. Иди сюда.


                          СОВЕЩАНИЕ


     Я лежал на спине без единой мысли. Темнота, заполняющая комнату,
сгущалась. Я слышал шаги. Стены пропадали. Что-то возносилось надо
мной все выше, безгранично высоко. Я застыл, пронизанный тьмой, объя-
тый ею без прикосновения. Я чувствовал ее упругую прозрачность. Где-то
очень далеко билось сердце. Я сосредоточил все внимание, остатки сил
на ожидании агонии. Она не приходила. Я только становился все меньше,
а невидимое небо, невидимые горизонты, пространство, лишенное форм,
туч, звезд, отступая и увеличиваясь, делало меня своим центром. Я Си-
лился втиснуться в то, на чем лежал, но подо мной уже не было ничего и
мрак ничего уже не скрывал. Я стиснул руки, закрыл ими лицо. Оно ис-
чезло. Руки прошли насквозь. хотелось кричать, выть...
     Комната была серо-голубой. Мебель, полки, углы стен - все как бы
нарисованное широкими матовыми мазками, все бесцветно - одни только
контуры. Прозрачная, жемчужная белизна за окном. Я был совершенно мок-
рый от пота. Я взглянул в ее сторону, она смотрела на меня.
     - У тебя затекла рука?
     - Что?
     Она подняла голову. Ее глаза были того же цвета, что и комната,
серые, сияющие между черными ресницами. Я почувствовал тепло ее шепо-
та, прежде чем понял слова.
     - Нет. А, да.
     Я обнял ее за плечо. От этого прикосновения по руке пробежали му-
рашки. Я медленно обнял ее другой рукой.
     - Ты видел плохой сон?
     - Сон? Да, сон. А ты не спала?
     - Не знаю. Может, и нет. Мне не хочется спать. Но ты спи. Почему
ты так смотришь?
     Я прикрыл глаза. Ее сердце билось рядом с моим, четко ритмично.
"Бутафория", - подумал я. Но меня ничего не удивляло, даже собствен-
ное безразличие. Страх и отчаяние были уже позади. Я дотронулся губа-
ми до ее шеи, потом поцеловал маленькое гладкое, как внутренность ра-
кушки, углубление у горла. И тут бился пульс.
     Я Поднялся на локте. Никакой зари, никакой мягкости рассвета, го-
ризонт обнимало голубое электрическое зарево, первый луч пронзил ком-
нату, как стрела, все заиграло отблесками, радужные огни изламывались
в зеркале, в дверных ручках, в никелированных трубках, казалось, что
свет ударяет в каждый встреченный предмет, как будто хочет что-то ос-
вободить, взорвать тесное помещение. Уже невозможно было смотреть. Я
отвернулся. Зрачки Хари стали совсем маленькими.
     - Разве уже день? - спросила она приглушенным голосом.
     Это был полусон, полуявь.
     - На этой планете всегда так, моя дорогая.
     - А мы?
     - Что мы?
     - Долго здесь будем?
     Мне хотелось смеяться. Но когда глухой звук вырвался из моей гру-
ди, он не был похож на смех.
     - Думаю, что достаточно долго. Ты против?
     Ее веки дрожали. Хари смотрела на меня внимательно. Она как буд-
то подмигнула мне, а может быть, мне это показалось. Потом подтянула
одеяло, и на ее плече порозовела маленькая треугольная родинка.
     - Почему ты так смотришь?
     - Ты очень красивая.
     Она улыбнулась. Но это была только вежливость, благодарность за
комплимент.
     - Правда? Ты смотришь, как будто... как будто...
     - Что?
     - Как будто чего-то ищешь.
     - Не выдумывай.
     - Нет, как будто думаешь, что со мной что-то случилось или я не
рассказала тебе чего-то.
     - Откуда ты это взяла?
     - Раз уж ты так отпираешься, то наверняка. Ладно, как хочешь.
     За пламенеющими окнами родился мертвый голубой зной. Заслонив ру-
кой глаза, я поискал очки. Они лежали на столе. Я присел на постели,
надел их и увидел ее отражение в зеркале. Хари чего-то ждала. Когда я
снова уселся рядом с ней, она усмехнулась:
     - А мне?
     Я вдруг сообразил:
     - Очки?
     Я встал и начал рыться в ящиках, на столе, под окном. Нашел две
пары, правда, обе слишком большие, и подал ей. Она померила одни и
другие. Они свалились у нее до половины носа.
     В этот момент заскрежетали заслонки. Мгновение, и внутри Станции,
которая, как черепаха, спряталась в своей скорлупе, наступила ночь. На
ощупь я снял с нее очки и вместе со своими положил под кровать.
     - Что будем делать? - спросила она.
     - То, что делают ночью, - спать..
     - Крис?
     - Что?
     - Может, сделать тебе новый компресс?
     - Нет, не нужно. Не нужно... дорогая.
     Сказав это, сам не понимаю почему, я вдруг обнял в темноте ее
тонкие плечи и, чувствуя их дрожь, поверил в нее. Хотя не знаю. Мне
вдруг показалось, что это я обманываю ее, а не она меня, что она нас-
тоящая.
     Я засыпал потом еще несколько раз, и все время меня вырывали из
дремы судороги, бешено колотящееся сердце медленно успокаивалось, я
прижимал ее к себе, смертельно усталый, она заботливо дотрагивалась до
моего лица, лба, очень осторожно проверяя, нет ли у меня жара. Это бы-
ла Хари. Самая настоящая. Другой быть не могло.
     От этой мысли что-то во мне изменилось. Я перестал бороться и
почти сразу же заснул.
     Разбудило меня легкое прикосновение. Лоб был охвачен приятным хо-
лодом. На лице лежало что-то влажное и мягкое. Потом это медленно под-
нялось, и я увидел склонившуюся надо мной Хари. Обеими руками она вы-
жимала марлю над фарфоровой мисочкой. Сбоку стояла бутылка с жидкос-
тью от ожогов. Она улыбнулась мне.
     - Ну и спишь же ты, - сказала она, снова положив марлю мне на
лоб. - Болит?
     - Нет.
     Я пошевелил кожей лба. Действительно, ожоги сейчас совершенно не
чувствовались.
     Хари сидела на краю постели, закутавшись в мужской купальный ха-
лат, белый, с оранжевыми полосами, ее черные волосы рассыпались по во-
ротнику. Рукава она подвернула до локтей, чтобы они не мешали.
     Я был дьявольски голоден, прошло уже часов двадцать, как у меня
ничего не было во рту. Когда Хари закончила процедуры, я встал. Вдруг
мой взгляд упал на два лежащих рядом одинаковых платья с красными пу-
говицами, первое, которое я помог ей снять, разрезав декольте, и вто-
рое, в котором пришла вчера. На этот раз она сама распорола шов ножни-
цами. Сказала, что, наверное, замок заело.
     Эти два одинаковых платьица были самым страшным из всего, что я
до сих пор пережил. Хари возилась у шкафика с лекарствами, наводя в
нем порядок. Я украдкой отвернулся от нее и до крови укусил себе руку.
Все еще глядя на эти два платьица, вернее, на одно и то же, повторен-
ное два раза, я начал пятиться к дверям. Вода по-прежнему с шумом тек-
ла из крана. Я отворил дверь, тихо выскользнул в коридор и осторожно
ее закрыл.
     Из комнаты доносился слабый шум воды, звяканье бутылок. Вдруг эти
звуки прекратились. В коридоре горели длинные потолочные лампы, неяс-
ное пятно отраженного света лежало на поверхности двери. Я стиснул зу-
бы и ждал, вцепившись в ручку, хотя не надеялся, что сумею ее удер-
жать. Резкий рывок чуть не выдернул ее у меня из руки, но дверь не от-
ворилась, только задрожала и начала ужасно трещать. Ошеломленный, я
выпустил ручку и отступил. С дверью происходило что-то невероятное: ее
гладкая пластмассовая поверхность изогнулась, как будто вдавленная с
моей стороны внутрь, в комнату. Покрытие начало откалываться мелкими
кусочками, обнажая сталь косяка, который напрягался все сильнее. Вдруг
я понял: вместо того чтобы толкнуть дверь, которая открывалась в кори-
дор она силилась отворить ее на себя. Отблеск света искривился на бе-
лой поверхности, как в вогнутом зеркале, раздался громкий хруст, и мо-
нолитная, до предела выгнутая плита треснула. Одновременно ручка, выр-
ванная из гнезда, влетела в комнату. Сразу в отверстии показались ок-
ровавленные руки и, оставляя красные следы на лаке, продолжали тянуть,
дверная плита сломалась пополам, косо повисла на петлях, и оранже-
во-белое существо с посиневшим мертвым лицом бросилось мне на грудь,
заходясь от слез.
     Если бы это зрелище меня не парализовало, я бы попытался убежать.
Хари судорожно хватала воздух и билась головой о мое плечо, а потом
стала медленно оседать на пол. Я подхватил ее, отнес в комнату, про-
тиснувшись мимо расколотой дверной створки, и положил на кровать.
Из-под ее сломанных ногтей сочилась кровь. Когда она повернула руку, я
увидел содранную до мяса ладонь. Я взглянул ей в лицо, открытые глаза
смотрели сквозь меня без всякого выражения.
     - Хари!
     Она ответила невнятным бормотанием.
     Я приблизил палец к ее глазу. Веко опустилось. Я подошел к шкафу
с лекарствами. Кровать скрипнула, Я обернулся. Она сидела выпрямив-
шись, глядя со страхом на свои окровавленные руки.
     - Крис, - простонала она, - я... я... что со мной?
     - Поранилась, выламывая дверь, - сказал я сухо.
     У меня что-то случилось с губами, особенно с нижней, как будто по
ней бегали мурашки. Пришлось ее прикусить.
     Хари с минуту разглядывала свисающие с косяка зазубренные куски
пластмассы, затем посмотрела на меня. Подбородок у нее задрожал, я ви-
дел усилие, с которым она пыталась побороть страх.
     Я отрезал кусок марли, вынул из шкафа присыпку на рану и возвра-
тился к кровати. Все, что я нес, вывалилось из моих внезапно ослабев-
ших рук, стеклянная баночка с желатиновой пенкой разбилась, но я даже
не наклонился. Лекарства были уже не нужны.
     Я поднял ее руку. Засохшая кровь еще окружала ногти тонкой каем-
кой, но все раны уже исчезли, а ладони затягивала молодая розовая ко-
жа. Шрамы бледнели просто на глазах.
     Я сел, погладил ее по лицу и попытался ей улыбнуться. Не могу
сказать, что мне это удалось.
     - Зачем ты это сделала, Хари?
     - Нет. Это... я?
     Она показала глазами на дверь.
     - Да. Не помнишь?
     - Нет. Я увидела, что тебя нет, страшно перепугалась и...
     - И что?
     - Начала тебя искать, подумала, что ты, может быть, в ванной...
     Только теперь я увидел, что шкаф сдвинут в сторону и открывает
вход в ванную.
     - А потом?
     - Побежала к двери.
     - Ну и?..
     - Не помню. Что-нибудь должно было случиться?
     - Что?
     - Не знаю.
     - А что ты помнишь? Что было потом?
     - Сидела здесь, на кровати.
     - А как я тебя принес, не помнишь?
     Она колебалась. Уголки губ опустились вниз, лицо напряглось.
     - Мне кажется... Может быть... Сама не знаю.
     Она опустила ноги на пол и встала. Подошла к разбитым дверям.
     - Крис!
     Я взял ее сзади за плечи. Она дрожала. Вдруг она быстро оберну-
лась и заглянула в мои глаза.
     - Крис, - шептала она. - Крис.
     - Успокойся.
     - Крис, а если... Крис, может быть, у меня эпилепсия?
     Эпилепсия, боже милостивый! Мне хотелось смеяться.
     - Ну что ты, дорогая. Просто двери, знаешь, тут такие, ну, такие
двери...
     Мы покинули комнату, когда с протяжным скрежетом открылись наруж-
ные заслонки, показав проваливающийся в океан солнечный диск, и напра-
вились в небольшую кухоньку в противоположном конце коридора. Мы хо-
зяйничали вместе с Хари, перетряхивая содержимое шкафчиков и холо-
дильников. Я быстро заметил, что она не слишком утруждала себя стряп-
ней и умела немного больше, чем открывать консервные банки, то есть
столько же, сколько я. Я проглотил содержимое двух таких банок и вы-
пил бесчисленное количество чашек кофе. Хари тоже ела, но так, как
иногда едят дети, не желая делать неприятное взрослым, даже без при-
нуждения, но механически и безразлично.
     Потом мы пошли в маленькую операционную, рядом с радиостанцией. У
меня был один план. Я сказал, что хочу на всякий случай ее осмотреть,
уселся на раскладное кресло и достал из стерилизатора шприц и иглу. Я
знал, где что находится, почти на память, так нас вымуштровали на Зем-
ле. Я взял каплю крови из ее пальца, сделал мазок, высушил в испарите-
ле и в высоком вакууме распылил на нем ионы серебра.
     Вещественность этой работы действовала успокаивающе. Хари, отды-
хая на подушках разложенного кресла, оглядывала заставленную прибора-
ми операционную.
     Тишину нарушил прерывистый зуммер внутреннего телефона. Я поднял
трубку.
     - Кельвин, - сказал я, не спуская глаз с Хари, которая с како-
го-то момента была совершенно апатична, как будто изнуренная пережива-
ниями последних часов.
     - Ты в операционной? Наконец-то! - услышал я вздох облегчения.
     Говорил Снаут. Я ждал, прижав трубку к уху.
     - У тебя "гость", а?
     - Да.
     - И ты занят?
     - Да.
     - Небольшое исследование, гм?
     - А что? Хочешь сыграть партию в шахматы?
     - Перестань, Кельвин. Сарториус хочет с тобой увидеться. Я имею в
виду - с нами.
     - Вот это новость! - Я был поражен. - А что с... - я остановился
и кончил: - Ты один?
     - Нет. Я неточно выразился. Он хочет поговорить с нами. Мы соеди-
нимся втроем по визиофонам, только заслони экран.
     - Ах так! Почему же он просто мне не позвонил? Стесняется?
     - Что-то в этом роде, - невнятно буркнул Снаут. - Ну так как?
     - Речь идет о том, чтобы поговорить? Скажем, через час. Хорошо?
     - Хорошо.
     Я видел на экране только его лицо, не больше ладони. Некоторое
время он внимательно смотрел мне в глаза. Наконец сказал с некоторым
колебанием:
     - Ну, как ты?
     - Сносно. А ты как?
     - Думаю, немного хуже, чем ты. Ты не мог бы...
     - Хочешь прийти ко мне? - догадался я. Посмотрел через плечо на
Хари. Она склонила голову на подушку и лежала, закинув ногу на ногу,
подбрасывая жестом безотчетной скуки серебристый шарик, которым окан-
чивалась цепочка у ручки кресла.
     - Оставь это, слышишь? Оставь, ты! - донесся до меня громкий го-
лос Снаута.
     Я увидел на экране его профиль. Остального я не слышал: он зак-
рыл рукой микрофон, - но видел его шевелящиеся губы.
     - Нет, не могу прийти. Может, потом. Итак, через час, - быстро
проговорил он, и экран погас.
     Я повесил трубку.
     - Кто это был? - равнодушно спросила Хари.
     - Да тут один... Снаут. Кибернетик. Ты его не знаешь.
     - Долго еще?
     - А что, тебе скучно? - спросил я.
     Я вложил первый из серии препаратов в кассету нейтринного микрос-
копа и по очереди нажал цветные ручки выключателей. Глухо загудели си-
ловые поля.
     - Развлечений тут не слишком много, и если моего скромного общес-
тва тебе окажется недостаточно, будет плохо, - говорил я рассеянно,
делая большие паузы между словами, одновременно стиснув обеими руками
большую черную головку, в которой блестел окуляр микроскопа, и вдавив
глаза в мягкую резиновую раковину. Хари сказала что-то, что до мена не
дошло. Я видел как будто с большой высоты огромную пустыню, залитую
серебряным блеском. На ней лежали покрытые легкой дымкой как бы пот-
рескавшиеся и выветрившиеся плоские скалистые холмики. Это были крас-
ные тельца. Я сделал изображение резким и, не отрывая глаз от окуля-
ров, все глубже погружался в пылающее серебро. Одновременно левой ру-
кой я вращал регулировочную ручку столика и, когда лежащий одиноко,
как валун, шарик оказался в перекрестье черных нитей, прибавил увели-
чение. Объектив как бы наезжал на деформированный с провалившейся се-
рединой эритроцит, который казался уже кружочком скального кратера с
черными резкими тенями в провалах кольцевой кромки. Потом кромка, ощи-
тинившаяся кристаллическим налетом ионов серебра, ушла за границу по-
ля микроскопа. Появились мутные, словно просвечивающие сквозь перели-
вающуюся воду контуры белка. Поймав в черное перекрестье одно из уп-
лотнений белковых обломков, я слегка подтолкнул рычаг увеличения, по-
том еще; вот-вот должен был показаться конец этой дороги вглубь, прип-
люснутая тень одной молекулы заполнила весь окуляр, изображение прояс-
нилось, - сейчас!
     Но ничего не произошло. Я должен был увидеть дрожащие пятнышки
атомов, похожие на колышущийся студень, но их не было. Экран пылал
девственным серебром. Я довел рычаг до конца. Гудение усилилось, ста-
ло гневным, но я ничего не видел. Повторяющийся звонкий сигнал давал
мне знать, что аппаратура перегружена. Я еще раз взглянул в серебря-
ную пустоту и выключил ток.
     Я взглянул на Хари. Она как раз открывала рот в зевке, который
ловко заменила улыбкой.
     - Ну, как там со мной? - спросила она.
     - Очень хорошо, - ответил я. - Думаю, что... лучше быть не может.
     Я все смотрел на нее, снова чувствуя эти проклятые мурашки в ниж-
ней губе. Что же произошло? Что это значило? Это тело, с виду такое
слабое и хрупкое - и в сущности неистребимое, - в основе своей оказа-
лось состоящим из... ничего? Я ударил кулаком цилиндрический корпус
микроскопа. Может быть, какая-нибудь неисправность? Может быть, не фо-
кусируются поля?.. Нет, я знал, что аппаратура в порядке. Я спустился
по всем ступенькам: клетки, белковый конгломерат, молекулы - все выг-
лядело точно так же, как в тысячах препаратов, которые я видел. Но
последний шаг вниз вел в никуда.
     Я взял у нее кровь из вены, перелил в мерный цилиндр, разделил на
порции и приступил к анализу. Он занял у меня больше времени, чем я
предполагал, я немного утратил навык. Реакции были в норме. Все. Хотя,
пожалуй...
     Я выпустил каплю концентрированной кислоты на красную бусинку.
Капля задымилась, посерела, покрылась налетом грязной пены. Разложе-
ние. Денатурация. Дальше, дальше! Я потянулся за пробиркой. Когда я
снова взглянул на каплю, тонкое стекло чуть не выпало у меня из рук.
     Под слоем грязной накипи, на самом дне пробирки, снова нарастала
темно-красная масса. Кровь, сожженная кислотой, восстанавливалась! Это
была бессмыслица! Это было невозможно!
     - Крис! - услышал я откуда-то очень издалека. - Телефон. Крис!
     - Что? Ах да, спасибо.
     Телефон звонил уже давно, но я только теперь его услышал. Я под-
нял трубку.
     - Кельвин.
     - Снаут. Я включил линию так, что мы можем говорить все трое од-
новременно.
     - Приветствую вас, доктор Кельвин, - раздался