Нейрорадиологией Тому  Броктону было  пятьдесят восемь  и об отставке он не
помышлял.  Вдобавок  заведующий  Радиологией  Гарольд  Голдблатт  тоже  был
нейрорадиологом. Филипсу пришлось признать, что в своем стремительном росте
в этом  отделении он  достиг предела, и не из-за недостатка способностей, а
потому что два ближайшие места наверху были прочно заняты.Уже почти год как
Филипс начал  нерешительно подумывать  об уходе  из Медицинского  центра  в
другой госпиталь, где он мог бы рассчитывать на более высокую должность.
          Мартин свернул  в коридор,  ведущий в  хирургию. Миновав  двойные
двери с запретительной надписью, затем еще одни открывающиеся в обе стороны
двери, он  попал в  предоперационное помещение.  На множестве  находившихся
здесь каталок  лежали взволнованные  пациенты в  ожидании своей  очереди на
операцию. В конце этого большого помещения длинный стационарно закрепленный
белый стол  охранял вход  в тридцать  операционных  и  в  послеоперационные
палаты. Три  сестры в  зеленых  хирургических  одеждах  хлопотали  за  ним,
обеспечивая попадание нужных пациентов в нужные операционные для проведения
нужных операций.  Если учесть,  что каждые  сутки  здесь  проводится  около
двухсот операций, заняты они были постоянно.
          - Кто-нибудь может  мне сказать о пациенте Маннергейма? - спросил
Филипс, склонившись к столу.
          Все три  сестры подняли  головы и заговорили одновременно. Мартин
как один  из немногих  неженатых докторов  всегда был  в Хирургии  желанным
гостем. Осознав  происшедшее, сестры рассмеялись и стали церемонно уступать
друг другу.
          - Я, пожалуй, спрошу еще кого-нибудь, - сказал Филипс, делая вид,
что уходит.
          - Ой, нет! - вымолвила блондинка.
          - Мы  можем   обсудить  это  в  бельевой, - предложила  брюнетка.
Операционный участок  был тем единственным местом госпиталя, где условности
не имели  обычной силы.  Здесь царила  совершенно особая атмосфера. Филипсу
подумалось,  что   это  как-то  связано  с  ношением  одинаковой  для  всех
пижамоподобной одежды,  а также  с обстановкой  потенциального  кризиса,  в
которой намеки  сексуального характера  служили некоторой отдушиной. Как бы
то ни  было, Филипс  очень хорошо это помнил. До решения пойти в радиологию
он в течение года был здесь хирургом-стажером.
          - Какой   пациент    Маннергейма    вас    интересует? - спросила
блондинка. - Марино?
          - Совершенно верно, - ответил Филипс.
          - Она как-раз у вас за спиной, - сообщила блондинка.
          Филипс обернулся.  В нескольких  метрах от него на каталке лежала
женщина двадцати  одного года,  прикрытая простыней. Очевидно, сквозь туман
предоперационных медикаментов  она услышала  свое имя, и голова ее медленно
повернулась к Филипсу. Перед операцией ей наголо обрили череп и видом своим
она напомнила  Филипсу маленькую  певчую птичку, лишенную перьев. Он дважды
мельком  видел   ее   при   проведении   предоперационного   рентгеновского
обследования и теперь был потрясен тем, насколько она сейчас изменилась. Он
не представлял,  как она  мала и  тонка. Глаза  ее смотрели умоляюще, как у
покинутого ребенка,  и Филипсу оставалось только отвернуться, вновь обратив
внимание на  сестер. Одной  из причин его перехода из Хирургии в Радиологию
было осознание  того,  что  он  не  может  удержаться  от  сопереживания  с
некоторыми пациентами.
          - Почему ее  не взяли? - спросил  он сестру, возмущенный тем, что
больную оставили наедине с ее страхами.
          - Маннергейм  ждет   специальные   электроды   из   Гибсоновского
мемориального госпиталя, - сказала  блондинка. - Он хочет  записать сигналы
из той части мозга, которую собирается удалить.
          - Ясно... - произнес Филипс,  пытаясь  составить  план  на  утро.
Маннергейм имел обыкновение расстраивать все планы.
          - У Маннергейма два визитера из Японии, - добавила блондинка, - и
он на  этой неделе  устраивает большое  представление. Но они должны начать
буквально через пару минут. Нам просто некого было с ней послать.
          - О'кей, - произнес  Филипс,   уже   двинувшись   обратно   через
предоперационное помещение. - Когда Маннергейму потребуются локализационные
снимки, звоните прямо мне в кабинет. Это сэкономит несколько минут.
          На обратном  пути Мартин  вспомнил, что  нужно еще  побриться,  и
направился в  комнату отдыха  хирургов. В  8.10 она  была  почти  пустынна,
поскольку операции, начавшиеся в 7.30, были в самом разгаре, а до следующих
оставалось еще  довольно много  времени. Лишь  один хирург  разговаривал по
телефону со  своим биржевым маклером и рассеянно почесывался. Филипс прошел
в раздевалку  и покрутил цифровой замок узкого шкафчика, оставленного в его
пользовании стариком  Тони,  который  занимался  хозяйством  хирургического
отделения.
          Не успел  Филипс как  следует намылить  лицо,  как  его  заставил
вздрогнуть сигнал  аппарата персонального  вызова. Он  и не подозревал, как
напряжены у  него нервы.  Мартин взял  трубку висящего  на стене  телефона,
стараясь не  касаться ею  крема. Вызывала Хелен Уокер, его секретарша - она
сообщила, что Вильям Майклз появился и ждет его в кабинете.
          Филипс взялся за бритье с новой энергией. На него вновь нахлынуло
возбуждение  по   поводу  обещанного  Вильямом  сюрприза.  Он  протер  лицо
одеколоном и  натянул свое  длинное белое  пальто.  Проходя  через  комнату
отдыха, он  обратил внимание,  что хирург  все еще  разговаривает со  своим
брокером.
          На подходе  к  кабинету  Мартин  уже  почти  бежал.  Хелен  Уокер
испуганно подняла  голову от  машинки, когда  мимо пронеслась стремительная
фигура шефа.  Она привстала  и  потянулась  за  кипой  писем  и  телефонных
сообщений, но  передумала, когда дверь кабинета Филипса захлопнулась. Пожав
плечами, она продолжила печатание.
          Филипс, тяжело  дыша, привалился к двери. Майклз рассеянно листал
один из радиологических журналов Филипса.
          - Ну? - проговорил Филипс  возбужденно. На  Майклзе был  обычный,
плохо на  нем сидящий,  слегка поношенный твидовый пиджак, который он купил
во  время  учебы  на  третьем  курсе  МТИ.  В  свои  тридцать  он  выглядел
двадцатилетним; у  него были  такие светлые  волосы, что рядом с ним Филипс
казался шатеном.  Он улыбнулся,  при этом его небольшой рот выразил озорное
удовлетворение, а бледно-голубые глаза заблестели.
          - Что  такое? - поинтересовался   он  и  сделал  вид,  что  вновь
углубляется в журнал.
          - Перестань, - ответил  Филипс, - я   знаю,  ты   просто   хочешь
поиграть у меня на нервах. Беда в том, что тебе это хорошо удалось.
          - Не знаю,  что... - начал Майклз,  но продолжить  не смог. Одним
быстрым движением Филипс пересек комнату и вырвал у него журнал.
          - Не валяй  дурака, - произнес  Филипс. - Ты  знал,  что,  сказав
Хелен о  сюрпризе, сведешь  меня с  ума. Я  почти готов  был позвонить тебе
прошлой ночью в четыре часа. Теперь жалею, что не позвонил. Думаю, ты этого
заслуживаешь.
          - Ах да, сюрприз, - поддразнил Майклз. - Чуть было не забыл. - Он
нагнулся и  стал рыться в кейсе. Через минуту он извлек небольшой сверток в
темно-зеленой бумаге, перевязанный толстой желтой тесьмой.
          У Мартина вытянулось лицо.
          - Что это такое?
          Он ожидал увидеть листы бумаги, скорее всего машинные распечатки,
отражающие какой-то  успех в  их исследовании.  Никакого подарка  в обычном
смысле он не предполагал.
          - Это сюрприз, - сказал Майклз, протягивая сверток Филипсу.
          Филипс вновь  обратил взгляд  на подарок.  Его разочарование было
столь острым, что почти обратилось в злость.
          - Какого черта ты вздумал покупать мне подарок?
          - Потому что ты такой отличный партнер по исследованию, - ответил
тот, все еще протягивая сверток. - На, держи.
          Филипс подставил руку. Он уже оправился от шока и устыдился своей
реакции. Что  бы он  ни ощущал,  ему не  хотелось обижать  Майклза. В конце
концов, это красивый жест.
          Филипс поблагодарил, прикидывая при этом вес свертка. Сверток был
легкий, длиной сантиметров десять и толщиной два с половиной.
          - Ты не собираешься его открывать? - поинтересовался Майклз.
          - Собираюсь, - ответил  Филипс,   внимательно  посмотрев  в  лицо
Майклза. Покупка  подарка так  не вязалась  с личностью  этого  гениального
мальчишки из  отделения вычислительной  техники. И не потому, что он не был
дружелюбен и  щедр. Просто  он был  так погружен  в свои  исследования, что
обычно  забывал  о  вежливых  условностях.  По  существу,  за  четыре  года
совместной работы  Филипс ни  разу не  встречался с  Майклзом в неслужебной
обстановке  и  считал,  что  его  потрясающий  мозг  никогда  не  перестает
работать. Помимо  всего прочего,  именно ему  в  двадцать  шесть  лет  было
предложено возглавить  вновь созданный  в университете отдел искусственного
интеллекта. В  МТИ  он  стал  доктором  философии,  когда  ему  было  всего
девятнадцать.
          - Давай, - произнес Майклз с нетерпением.
          Филипс снял  тесьму и  церемонно опустил  ее в  завалы  на  своем
столе. За  ней последовала  темно-зеленая  бумага.  Под  бумагой  оказалась
черная коробка.
          - В этом есть некий символ.
          - Вот как?
          - Да, продолжал  Майклз. - Знаешь, как в психологии рассматривают
мозг - как черный ящик. Теперь тебе надо заглянуть вовнутрь.
          Филипс робко  улыбнулся. Он  не понял, о чем говорит Майклз. Сняв
крышку и  убрав какую-то  тряпицу, он,  к своему  удивлению,  извлек  затем
кассету, на наклейке которой были указаны "Слухи" Флитвуда Мака.
          - Какого черта? - улыбнулся  Филипс. Он терялся в догадках, зачем
Майклз купил ему запись Флитвуда Мака.
          - Еще символ, - пояснил  Майклз. - То, что  находится внутри, для
тебя будет слаще всякой музыки!
          Вся головоломка  вдруг обрела смысл. Филипс резко раскрыл коробку
и вынул кассету. Это не музыкальная запись. Это компьютерная программа.
          - И насколько мы продвинулись? - спросил Филипс почти шепотом.
          - Здесь все.
          - Да нет! - с недоверием вымолвил Филипс.
          - Помнишь свой  последний материал?  Это была  сказка. Она решила
проблему интерпретации плотности и границ. В этой программе учтено все, что
ты включил  во все  свои карты.  Она прочтет  любой  снимок  черепа,  если,
конечно, ты  вложишь ее  вон в ту установку. Майклз показал вглубь кабинета
Филипса. Там  на рабочем  столе стояла  электрическая установка  размером с
телевизор. Видно  было, что  это прототип,  а не  серийная модель. Передняя
стенка сделана  из простой  нержавеющей стали,  из  которой  торчали  болты
крепления. В  левом  верхнем  углу  видна  щель  для  установки  кассеты  с
программой. Из  боковых стенок  выходят два  электрических шнура:  один - к
пишущей машинке  для ввода  и вывода  информации, другой - к прямоугольному
ящику из нержавеющей стали шириной и длиной больше метра и высотой примерно
тридцать сантиметров. В щели на его передней стенке видны ролики для подачи
рентгеновских снимков.
          - Я этому не верю, - сказал Филипс, опасаясь, что это тоже шутка.
          - Мы тоже, - признал  Майклз. - Все  вдруг  как-то  сошлось. - Он
подошел поближе  и похлопал  по крышке вычислителя. - Вся проделанная тобой
работа по  анализу решения  задач  и  распознавания  образов  в  радиологии
показала не  только  необходимость  нового  оборудования,  но  и  путь  его
создания. Вот и все.
          - Внешне выглядит просто.
          - Как  и   обычно - внешность  обманчива.   А  внутренность  этой
установки произведет в компьютерном мире революцию.
          - Подумать  только,   как  она   изменит  всю   радиологию,  если
действительно сможет читать снимки!
          - Она будет  их читать,  - сказал  Майклз, - но в  программе  еще
могут быть  ошибки. Теперь от тебя требуется пропустить через программу как
можно больше снимков черепа, которые ты просматривал раньше. Если возникнут
проблемы, я  думаю, они  будут связаны с плохими негативами. Я имею в виду,
что программа  сочтет снимок  нормальным, а  в  действительности  патология
есть.
          - Это относится и к радиологам.
          - Ну, я думаю, программу мы сможем от этого освободить. Это будет
зависеть от  тебя. Теперь  попробуй эту штуку, но сначала включи ее. Думаю,
на это способен даже доктор медицины.
          - Без сомнения, - откликнулся  Филипс, - но, чтобы вставить вилку
в розетку, потребуется доктор философии.
          - Очень  хорошо, - засмеялся   Майклз. - Чувство  юмора   у  тебя
развивается. Воткнув вилку и включив установку, вставь кассету с программой
в центральный  блок. Тогда  выходной  принтер  сообщит  тебе,  когда  нужно
вложить снимок в лазерный сканер.
          - А как с ориентацией снимка?
          - Не  имеет   значения,  нужно  только,  чтобы  он  был  повернут
эмульсией вниз.
          - О'кей, - сказал Филипс,  потирая руки и глядя на установку, как
гордый родитель. - Я все же не могу поверить этому.
          - Я тоже  не могу, - согласился Майклз. - Кто мог подумать четыре
года назад,  что мы  добьемся такого успеха? Я еще помню тот день, когда ты
без предупреждения  пришел в  отделение вычислительной  техники и  жалобным
голосом спросил, не интересуется ли кто-нибудь распознаванием образов.
          - И   только    по   чистому    везению    я    натолкнулся    на
тебя, - откликнулся Филипс. - В то время я принимал тебя за старшекурсника.
Я даже не знал, что это за отдел искусственного интеллекта.
          - Везение играет  роль в  каждом научном достижении, - согласился
Майклз. - Но за  везением следует  масса тяжелого труда вроде того, который
тебе предстоит.  Не забудь:  чем больше  снимков черепа ты пропустишь через
программу, тем лучше - не только для выявления ошибок, но и потому, что эта
программа эвристическая.
          - Только  не   щеголяй  разными   умными  словами.   Что  значит:
"эвристическая"?
          - Оказывается,     тебе     не     нравятся     и     медицинские
термины, - улыбнулся Майклз. - Вот  уж не  думал, что врач будет жаловаться
на непонятные  слова. Эвристическая  программа - это  программа,  способная
обучаться.
          - Ты имеешь в виду, что эта штука будет совершенствоваться?
          - Ты попал  в  точку, - сказал  Майклз,  двигаясь  к  двери. - Но
теперь это  зависит от  тебя. И  заметь: тот  же формат  применим к  другим
разделам радиологии.  Поэтому в  свободное время,  если такое  у тебя вдруг
окажется, начинай  готовить материалы  по чтению  церебральных  ангиограмм.
Потом поговорим.
          Закрыв дверь  за Майклзом,  Филипс подошел  к  рабочему  столу  и
осмотрел установку для чтения снимков. Ему не терпелось немедленно начать с
ней работать,  но он  знал, что  этому мешает  бремя текущих  дел. Как бы в
подтверждение этого,  вошла Хелен  с кипой писем и телефонных сообщений и с
радостным известием,  что плохо  действует рентгеновский аппарат в одном из
кабинетов церебральной  ангиографии. Филипс  неохотно отвернулся  от  новой
машины.

4

          - Лиза Марино? - голос  заставил  Лизу  открыть  глаза.  Над  ней
склонилась сестра по имени Кэрол Бигелоу, на лице которой были видны только
темно-карие глаза.  На волосы  была накинута  ситцевая косынка,  лицо и рот
закрывала хирургическая маска.
          Лиза ощутила,  как сестра поднимает и поворачивает ее руку, чтобы
прочесть имя на браслете. Сестра опустила руку и похлопала по ней.
          - Готова, чтобы  мы привели  тебя  в  порядок? - спросила  Кэрол,
отпуская ногой тормоз каталки и отодвигая каталку от стены.
          - Не знаю, - призналась  Лиза, пытаясь  снизу  заглянуть  в  лицо
сестры. Но  Кэрол уже  отвернулась со словами: "Конечно, готова." и двинула
каталку мимо белого стола.
          Двери автоматически закрылись за ними, и Лиза начала свое роковое
путешествие по  коридору к  операционной N21.  Нейрохирургические  операции
обычно проводились  в операционных  с номерами с 20 по 23. При оборудовании
этих помещений  были учтены  особые требования  хирургии головного мозга. В
них  были   смонтированы  цейссовские  операционные  микроскопы,  замкнутые
телевизионные системы  со  средствами  записи  и  специальные  операционные
столы. Операционную  N21 окружала  смотровая галерея,  и именно  ее  больше
всего жаловал  доктор  Курт  Маннергейм,  шеф  нейрохирургии  и  заведующий
отделением медицинского института.
          Лиза надеялась  к этому  моменту уснуть,  но не смогла. Во всяком
случае, она,  похоже, отдавала себе отчет в происходящем, и чувства ее были
обострены. Даже  стерильный химический запах казался ей особенно острым. Ей
подумалось, что  еще не  поздно. Можно  встать с  каталки и  бежать. Она не
хотела операции, особенно на голове. Все что угодно, только не голова.
          Движение прекратилось.  Переведя взгляд,  она успела увидеть, как
сестра скрылась  за углом.  Лизину каталку, как автомобиль, припарковали на
обочине оживленной  магистрали.  Мимо  нее  группа  людей  везла  пациента,
которого постоянно  рвало. Один из санитаров, толкавших каталку, держал его
за подбородок, а голова выглядела кошмаром в бинтах.
          По  щекам  Лизы  потекли  слезы.  При  виде  этого  пациента  она
вспомнила о приближении своего мучительного испытания. Самую основную часть
ее существа  собирались грубо  вскрыть и вторгнуться в нее. Это не какая-то
периферийная ее  часть вроде  ноги или  руки, а голова...здесь заключена ее
личность и сама душа. Останется ли она после этого тем же человеком?
          В одиннадцать  лет у  Лизы был  острый приступ  аппендицита. В то
время эта  операция тоже страшила, но ничего подобного теперешним ощущениям
не было. Она была убеждена, что утратит свою индивидуальность, если не саму
жизнь. В  любом случае,  ей предстояло  быть разобранной  на части, которые
люди могли брать и изучать.
          Вновь появилась Кэрол Бигелоу.
          - Окей, Лиза, мы готовы тобой заняться.
          - Пожалуйста, - прошептала Лиза.
          - Ну-ну, Лиза.  Ты же  не хочешь,  чтобы доктор  Маннергейм видел
тебя в слезах.
          В слезах  она не  хотела показываться  ни перед  кем. В  ответ на
слова Кэрол  она покачала  головой, но  теперь она испытывала злость. Что с
ней  происходит?   Это  несправедливо.  Еще  год  назад  она  была  обычной
студенткой колледжа.  Она решила специализироваться в английском, надеясь в
дальнейшем поступить на юридический факультет. Ей нравился курс литературы,
она хорошо  училась, по  крайней мере, до встречи с Джимом Конвеем. Занятия
были заброшены,  но это  произошло всего около месяца назад. До Джима у нее
было  несколько   половых  контактов,   но   они   не   принесли   никакого
удовлетворения, и  ее удивляло, что по этому поводу поднимают такой шум. Но
с Джимом  все было  иначе. Она  сразу почувствовала, что с Джимом все пошло
так, как  надо. Лиза  проявила осторожность.  Таблеткам она  не доверяла, и
приложила усилия,  чтобы ей  поставили колпачок. Она отчетливо помнила, как
трудно ей  было набраться смелости в первый раз пойти в клинику гинекологии
и потом при необходимости вновь обращаться туда.
          Каталка въехала  в операционную.  Это было  квадратное  помещение
примерно семь  с половиной  на семь  с половиной  метров. Стены  облицованы
серой керамической  плиткой вплоть до застекленной галереи наверху. Большую
часть потолка занимали два больших хирургических светильника из нержавеющей
стали, по форме напоминающие литавры. В центре стоял операционный стол. Это
узкое уродливое сооружение напомнило Лизе какой-то языческий алтарь. Увидев
на одном  конце стола  круглый участок  с мягкой  обивкой  и  отверстием  в
центре, Лиза  инстинктивно поняла, что здесь будет располагаться ее голов