ловкостью моряка он связал распятого капитана по рукам и  ногам  веревкой,
протянул под столом, и заткнул ему рот длинным шарфом, еще совсем  недавно
прикрывавшим подбородок губернатора Сент-Китта.
   - Ну-с, капитан Скарроу, мы с вами расстаемся, - сказал пират.  -  Если
бы у меня за спиной стояло хотя бы с полдюжины проворных ребят,  я  забрал
бы ваш корабль и груз вместе с ним, но  Крикун  Нэд  не  нашел  ни  одного
матроса в вашей команде, у которого было бы хоть  на  грош  смелости.  Тут
невдалеке болтается несколько суденышек, и мы захватим одно из них.  Когда
у капитана Шарки есть лодка, он может захватить рыболовное судно; когда  у
него есть  рыболов,  он  может  захватить  бригантину,  с  бригантиной  он
захватит трехмачтовый барк, а с барком он заполучит  полностью  оснащенный
боевой корабль. Так что поторопитесь в Лондон, а то как бы я не  вернулся,
чтобы взять в свое владение "Утреннюю звезду".
   Они вышли из каюты, и капитан Скарроу услышал, как в  замке  повернулся
ключ. Затем, пока он пытался освободиться от  пут,  послышался  топот  ног
вниз по трапу и затем на юте, где над кормой висел ялик. Капитан  все  еще
ворочался и напрягался, стараясь освободиться от веревки,  когда  до  него
донесся скрип фалов и всплеск воды при спуске ялика. В неистовом бешенстве
он рвал и дергал веревку до тех пор, пока с ободранными в кровь запястьями
и лодыжками не свалился наконец со  стола.  Через  мгновение  он  вскочил,
перепрыгнул через мертвого помощника,  вышиб  ногой  дверь  и  ринулся  на
палубу.
   - Эй! Питерсон, Армитэдж, Уилсон! -  вопил  он.  -  Хватайте  тесаки  и
пистолеты! Спустите большую шлюпку! Спустите гичку! Пират... Шарки...  вон
в том ялике! Боцман, свистать наверх вахту левого борта  и  посадить  всех
матросов в шлюпки!
   Шлепнулся на воду большой бот, шлепнулась на воду гичка, но  в  тот  же
миг рулевые старшины и матросы устремились к фалам и вскарабкались обратно
на палубу.
   - Шлюпки продырявлены! - кричали они. - Они протекают, как сито.
   Капитан свирепо выругался. Его перехитрили. Над ним  сверкало  звездное
безоблачное небо, не было ни малейшего  ветерка.  В  лунном  свете  белели
обвисшие, бесполезные  паруса.  В  отдалении  качалось  рыболовное  судно.
Рыбаки сгрудились у сетей.
   Совсем близко от них нырял и взбирался на волны маленький ялик.
   - Эти рыбаки уже, можно сказать, мертвецы! - сетовал капитан. - Ребята,
крикнем все вместе, чтобы предупредить их об опасности.
   Но уже было поздно.
   Ялик проскочил под бортовую  тень  рыбачьего  судна.  Быстро,  один  за
другим, прозвучали два пистолетных выстрела, послышался  вопль,  еще  один
выстрел, и затем наступила тишина. Рыбаки исчезли.  Затем,  неожиданно,  с
первым дуновением ветра, долетевшего откуда-то с берегов Суссекса, бушприт
рыболова  повернулся,  грот-парус  надулся,  и  суденышко  направилось   в
Атлантику.



   Артур Конан Дойль.
   Как капитан Шарки и Стивен Крэддок перехитрили друг друга

   -----------------------------------------------------------------------
   Симферополь, "Таврия", 1989.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 20 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Для  пиратского  корабля  старых  времен  кренгование  было  совершенно
необходимой операцией. Исключительная быстроходность корабля позволяла ему
не только догонять торговые суда, но и спасаться от преследования  военных
кораблей. Однако невозможно было сохранить прекрасные ходовые качества без
того, чтобы периодически - по крайней мере раз в год -  не  очищать  днище
судна от длинных шлейфов растений и  от  корки  из  ракушек,  которые  так
быстро облепляют дно корабля в тропических морях.
   В таких случаях Шарки избавлялся от лишнего груза и  вводил  корабль  в
какой-нибудь узкий морской залив, в котором при отливе  судно  оказывалось
на отмели; затем к мачтам корабля прикрепляли  блоки  и  тали,  с  помощью
которых наклоняли его на борт, и основательно скребли днище от ахтерштевня
до форштевня.
   В течение этих авральных недель корабль был, конечно, беззащитным,  но,
с другой стороны, к нему можно было приблизиться  только  на  посудине  не
тяжелее скорлупы; место для кренгования выбиралось потайное, укрытое, и, в
сущности говоря, большой опасности не было.
   Пиратские капитаны были так самоуверенны, что частенько,  оставив  свои
корабли под достаточной  охраной,  отправлялись  на  баркасе  в  охотничью
экспедицию или еще чаще с визитом в какой-нибудь отдаленный  городок,  где
они  кружили  голову  женщинам  своим  щегольством  и  галантностью   или,
откупорив на базарной площади бочку с вином, угрожали застрелить  каждого,
кто откажется с ними пить.
   Изредка пираты появлялись даже в таких крупных городах, как  Чарльстон,
и расхаживали там по улицам, гремя саблями и скандализируя благонамеренных
колонистов. Правда, такие  налеты  не  всегда  оставались  безнаказанными.
Однажды, например, визитеры вывели из  себя  губернатора  Мэйнарда,  и  он
отрубил голову Черной Бороде и насадил  ее  на  конец  бушприта.  Но,  как
правило, пират волен был задирать  кого  угодно,  надо  всеми  куражиться,
кутить с  проститутками,  пока  не  наступит  момент  его  возвращения  на
корабль.
   Только один пират никогда не переступал границы цивилизованного мира  -
это был зловещий Шарки с  барка  "Счастливое  избавление".  Возможно,  что
причиной этого был его угрюмый нрав и любовь к  уединению,  но,  вероятнее
всего, Шарки просто знал, насколько он хорошо известен на побережье, и  не
сомневался, что при виде его возмущенное население, как бы ни была  сильна
его охрана, непременно нападет на него. Поэтому он ни разу не  показывался
в городах.
   Когда его корабль становился на ремонт, Шарки оставлял его на попечение
Нэда Галлоуэя, квартирмейстера, уроженца Новой Англии, а  сам  отправлялся
на шлюпке в длительную экспедицию, иногда, как говорили, для  того,  чтобы
закопать свою долю награбленного добра, а иногда для охоты на диких  быков
на  Эспаньоле  [старое  название  острова  Гаити].  Копченые  бычьи   туши
обеспечивали его провизией на весь следующий рейс. В последнем случае барк
после кренгования подходил к установленному месту принять на борт капитана
и его добычу.
   Население островов жило надеждой, что Шарки  когда-нибудь  поймают  при
описанных выше обстоятельствах; и вот однажды  в  Кингстон  пришла  весть,
дававшая повод для снаряжения экспедиции с целью поимки Шарки.
   Весть принес старый дровосек,  который  попал  в  руки  пирата,  но  по
какой-то пьяной  прихоти  был  отпущен  на  волю,  хотя  его  основательно
отдубасили и раздробили ему нос. Сведения дровосека были свежие и  точные.
"Счастливое избавление" кренговали у  Торбека  на  юго-западном  побережье
Эспаньолы. Шарки с  четырьмя  матросами  охотился  на  отдаленном  острове
Ла-Ваш.
   Кровь сотен убитых им моряков взывала к отмщению,  и  теперь  казалось,
что этот зов не останется без ответа.
   Губернатор сэр Эдуард Комптон, горбоносый, краснолицый мужчина,  держал
тайный совет с комендантом и  главой  муниципалитета.  Он  был  в  крайнем
недоумении и ломал себе  голову,  как  использовать  предоставившуюся  ему
возможность. Единственный военный корабль находился довольно  далеко  -  в
Джемстауне, это было старое, неповоротливое посыльное  судно,  которое  не
могло ни догнать морского разбойника в  открытом  море,  ни  пробраться  в
мелководную бухту. В Кингстоне и Порт-Ройяле были форты и артиллеристы, но
для экспедиции не хватало пехотинцев.
   Можно было бы снарядить отряд из жителей  Кингстона  -  многие  из  них
питали непримиримую, кровавую вражду к Шарки. Но что дал бы  такой  поход?
Пиратов на судне было много, и  все  это  были  отчаянные  люди.  Конечно,
поймать Шарки и его четырех  спутников  дело  нетрудное  -  только  бы  их
разыскать; но попробуйте найти их на таком большом лесистом  острове,  как
Ла-Ваш, с его дикими горами и непроходимыми джунглями!
   Было обещано вознаграждение любому, кто сумеет  найти  обещающее  успех
решение, в результате чего к губернатору явился человек,  у  которого  был
готов своеобразный план. Больше того, он сам собрался его выполнить.
   Этим человеком оказался Стивен Крэддок, пуританин, много лет тому назад
свихнувшийся с пути истинного. Выходец из добропорядочной салемской семьи,
он своими дурными делами доказывал, какую реакцию может  вызвать  излишняя
суровость этой религии. Со всей своей силой и энергией, унаследованной  им
от  добродетельных  предков,  он  предавался  пороку.  Крэддок   отличался
изобретательностью, неустрашимостью и необычайным упорством  в  достижении
поставленной цели. Еще в дни его молодости дурная слава о нем обежала  все
побережье Америки.
   Это был тот  самый  Крэддок,  которого  в  штате  Виргиния  осудили  на
смертную казнь за убийство вождя индейского племени семинолов. И  хотя  он
избежал наказания, но всем было известно, что он подкупил свидетелей и дал
взятку судье.
   Впоследствии он стал работорговцем и даже,  как  намекали,  пиратом;  в
заливе Бенин его имя вызывало самые мрачные воспоминания. В конце  концов,
сколотив состояние, он вернулся на Ямайку, обосновался там  и  стал  вести
беспутный образ жизни.  Таков  был  этот  человек,  худощавый,  суровый  и
опасный, который пришел к губернатору со своим планом уничтожения Шарки.
   Сэр Эдуард принял его без особого энтузиазма:  хотя  до  него  и  дошли
слухи, что человек этот исправился и изменился к лучшему, губернатор видел
в нем паршивую овцу, которая  может  испортить  все  его  немногочисленное
стадо. Поэтому за тонкой завесой официальной сдержанной вежливости Крэддок
сразу почувствовал недоверие.
   - Вы можете не опасаться меня, сэр, - сказал он. - Я не тот, каким  был
раньше. Недавно, после многих черных  годин,  я  снова  увидел  свет.  Это
произошло благодаря помощи, оказанной мне преподобным Джоном Саймонсом  из
нашей местной церкви. Сэр, если вы нуждаетесь в духовной поддержке, беседы
с ним доставят вам удовольствие.
   Губернатор,  как  член  епископальной  церкви,   высокомерно   вздернул
подбородок перед визитером-пуританином:
   - Мистер Крэддок, вы пришли сюда, чтобы говорить со мной о Шарки.
   - Этот человек, Шарки, - сосуд гнева, - продолжал Крэддок. - Он слишком
высоко вознес свой рог. Мне было открыто, что если я смогу подсечь его рог
и уничтожить злодея, то это будет весьма благочестивым  делом;  оно  может
искупить многие мои отступления от веры в  прошлом.  Мне  ниспослан  план,
посредством которого я добьюсь его гибели.
   Собеседник чрезвычайно заинтересовал губернатора.  Веснушчатое  суровое
лицо его гостя выражало решимость. В конце концов это был  все  же  моряк,
закаленный в битвах, и если он в самом деле пылает желанием искупить  свое
прошлое, то лучшего человека для такой миссии не найти.
   - Это очень опасное дело, мистер Крэддок, - заметил губернатор.
   - Если меня постигнет смерть, может быть, она изгладит  воспоминания  о
дурно проведенной жизни. Мне нужно очень много искупить.
   Губернатор не нашел возможным возразить Крэддоку.
   - В чем заключается ваш план? - спросил губернатор.
   - Вы, вероятно, слышали, что барк пирата  "Счастливое  избавление"  был
приписан к нашему порту, а именно к Кингстону?
   - Да, он принадлежал мистеру Кодрингтону и был захвачен Шарки, так  как
барк был более быстроходным, нежели его  старый  шлюп.  Свое  судно  пират
после этого потопил, пробив у него борта, - ответил сэр Эдуард.
   - Это так. Но вряд ли вы знаете, что у мистера Кодрингтона  есть  точно
такой же барк, "Белая роза"; сейчас он как раз стоит в нашей гавани.  Этот
барк до того похож на "Счастливое избавление", что, не будь на  нем  белой
полосы, ни один человек в мире не смог бы их различить.
   - Ах, вот как! Ну и что из  того?  -  спросил  весьма  заинтересованный
губернатор; у него был вид человека, которого вот-вот осенит замечательная
идея.
   - С помощью этого корабля пират попадет нам в руки.
   - А каким образом?
   - Я закрашу полосу на "Белой розе" и во всем остальном подгоню  ее  под
"Счастливое избавление". Затем отправлюсь к  острову  Ла-Ваш,  на  котором
Шарки охотится на диких быков. Когда он нас увидит, он  безусловно  примет
наш корабль за свой и поднимется на борт навстречу своей погибели.
   План был до смешного прост, и тем не менее губернатору показалось,  что
он может увенчаться успехом. Без малейших колебаний он  разрешил  Крэддоку
делать все, что тот сочтет необходимым  для  достижения  намеченной  цели.
Однако сэр Эдуард был настроен не слишком оптимистически. Уже неоднократно
пытались изловить Шарки, и всякий раз пират оказывался  столь  же  хитрым,
сколь и жестоким. Но этот худощавый пуританин со своим черным прошлым  был
также и коварен и жесток.
   Состязание в хитроумии между двумя такими людьми, как Шарки и  Крэддок,
пробуждало в губернаторе спортивный задор, хотя он и видел,  что  идет  на
риск. Он поддержал и ободрил Крэддока, как подбодрил бы  своего  коня  или
бойцового петуха.
   Прежде всего нужно было торопиться, так как в  любой  день  кренгование
могло закончиться, и пираты не замедлят  выйти  в  море.  Но  работы  было
немного, а помощников нашлось сколько угодно, так  что  уже  на  следующий
день "Белая роза" выходила из гавани в море. Многие моряки в порту  хорошо
знали очертания и оснастку пиратского барка, и ни один из  них,  глядя  на
"Белую розу", не  заметил  ни  малейшей  разницы.  Белую  бортовую  полосу
закрасили, мачты и реи закоптили,  чтобы  придать  барку  облик  мрачного,
видавшего виды скитальца. На фор-марсель была нашита  огромная  заплата  в
форме ромба.
   Команда состояла из добровольцев; многие из них в  свое  время  плавали
под началом  Стивена  Крэддока:  помощник  капитана  Джошуа  Гирд,  старый
работорговец,  сопровождавший  его  во  многих   странствиях,   и   теперь
откликнулся на приглашение своего былого главаря.
   Барк летел по Карибскому морю. При виде фор-марселя с бубновой заплатой
всякая мелкая посудина разбегалась направо и налево, как испуганная форель
в заводи. К вечеру четвертого дня в пяти милях к северо-востоку  показался
мыс Абаку.
   На пятые сутки вечером они бросили якорь в  Черепашьем  заливе  острова
Ла-Ваш, где охотились Шарки и его четверо  сподвижников.  Остров  покрывал
густой лес. Пальмы и  подлесок  спускались  к  узкой  полосе  серебристого
песка, которая, как серп, окаймляла берег. На барке подняли черный флаг  и
красный вымпел, но  с  берега  не  последовало  никакого  ответа.  Крэддок
напрягал зрение в надежде, что вот-вот увидит, как  от  берега  отчаливает
ботик с Шарки, сидящим у шкотов. Но прошла ночь, миновал день и  еще  одна
ночь, но не видно было никаких признаков людей, которых  они  намеревались
заманить в ловушку. Видимо, "Белая роза" запоздала и пираты  уже  убрались
отсюда.
   На  следующее  утро  Крэддок  сошел  на  берег,  чтобы  проверить  свое
предположение. То, что он увидел, его успокоило. Совсем близко  от  берега
стояла поленница из свежесрубленного леса, какой употребляют для  копчения
мяса. Вокруг поленницы висели куски копченой говядины. Корабль пиратов еще
не забрал свою провизию. Следовательно, охотники  все  еще  находились  на
острове.
   Почему же они не показывались? Может быть, они обнаружили, что  это  не
их корабль? Или они охотились в глубине острова и еще  не  ждали  прибытия
своего барка? Крэддок терялся в догадках, но тут появился индеец-караиб  и
сообщил, что пираты все еще находятся на острове. Их  лагерь,  сказал  он,
разбит на расстоянии одного дня пути. Они украли у него жену,  самого  его
избили - на его коричневой коже виднелись красные полосы. Враги пиратов  -
его друзья, и он готов повести их к стоянке охотников.
   Лучшего Крэддок не мог бы и пожелать. На следующее утро  он  отправился
вместе с проводником-караибом во главе небольшого, вооруженного  до  зубов
отряда. Весь день они продирались сквозь заросли, карабкались на  скалы  и
продвигались все дальше и дальше в самое  сердце  пустынного  острова.  То
тут, то там они находили следы, оставленные охотниками,  -  кости  убитого
быка или следы ног на болоте, а однажды под вечер им почудилось,  что  они
услышали отдаленный треск выстрелов.
   Ночь они провели под деревьями и снова  выступили  в  путь  при  первых
проблесках рассвета. В полдень  они  увидали  хижины  из  древесной  коры.
Здесь, как уверял караиб, и был лагерь охотников. Но  хижины  были  пусты,
кругом царила тишина. Без  сомнения,  обитатели  хижин  ушли  на  охоту  и
вернутся лишь к вечеру; Крэддок и  его  люди  устроили  засаду  в  кустах,
окружавших лагерь. Но вечером никто не явился, и они провели  впустую  еще
одну ночь в лесу. Больше делать было нечего, и Крэддок  решил,  что  после
двухдневной отлучки пора возвращаться на барк.
   Обратный поход оказался менее трудным, так как они шли  по  проложенной
ими самими тропинке. Еще до вечера они  достигли  залива  и  увидели  свой
корабль, стоящий на якоре на прежнем месте. Их шлюпка находилась в кустах,
куда они ее подтянули перед выходом в лес. Они спустили  шлюпку  на  воду,
налегли на весла и направились к барку.
   - Что, не повезло? - крикнул Джошуа Гирд, когда шлюпка подошла к трапу.
   Помощник поджидал Крэддока на корме корабля. Лицо его было бледно.
   - Лагерь был пуст, но Шарки еще может сюда прийти,  -  сказал  Крэддок,
занося ногу на трап.
   На палубе послышался смех.
   - Я думаю, - сказал помощник,  -  что  лучше  нашим  людям  остаться  в
шлюпке.
   - Это почему же?
   - Когда вы подниметесь к нам на борт, сэр, вы поймете, почему.
   Помощник говорил каким-то странным, прерывающимся голосом.
   Кровь бросилась Крэддоку в лицо.
   - Это еще что такое, мистер Гирд? - заорал он, поднимаясь по  трапу.  -
Как вы смеете отдавать приказания команде моего корабля?
   Но как только он перелез  через  фальшборт  и  ступил  одной  ногой  на
палубу, какой-то бородач, которого Крэддок до того ни  разу  не  видел  на
корабле, неожиданно выхватил пистолет у него из-за пояса.  Крэддок  поймал
его за руку, но в то же мгновение стоящий рядом с  ним  малый  выдернул  у
Крэддока саблю.
   - Что за шутки? - закричал Крэддок, в ярости озираясь по  сторонам,  но
команда,  стоявшая  на  палубе   небольшими   группами,   посмеивалась   и
перешептывалась, и никто не  приходил  ему  на  помощь.  Даже  при  беглом
взгляде  Крэддоку  бросилось  в  глаза,  что  на  матросах  была  какая-то
необычайная одежда: на одних топорщились длиннополые костюмы для  верховой
езды, на других - бархатные кафтаны, у  многих  под  коленями  развевались
разноцветные ленты, - в общем, они скорее походили на  каких-то  модников,
чем матросов.
   Глядя на их нелепые фигуры, Крэддок ударил себя кулаком по  лбу,  чтобы
удостовериться, что все это происходит наяву. Палуба  была  гораздо  более
грязной, чем в тот день, когда он высаживался на берег; со всех  сторон  к
нему были обращены чужие, черные от загара лица.  Никого  из  этих  людей,
кроме Джошуа Гирда, он не знал. Неужели кто-то захватил судно во время его
отсутствия? А окружающие - уж не пираты ли они, не люди ли Шарки? При этой
мысли он ринулся к борту, чтобы прыгнуть в свою шлюпку, но  его  мгновенно
потащили на корму и втолкнули в открытую дверь его собственной каюты.
   И здесь все выглядело иначе, чем в то утро, когда он отсюда уходил. Все
было другое: и пол, и потолок, и  мебель.  У  него  обстановка  отличалась
строгой простотой. Здесь же все утопало в  роскоши  и  грязи:  драгоценные
бархатные шторы были покрыты винными пятнами, панели из  редкостных  пород
дерева - в оспинах от пистолетных выстрелов.
   На столе лежала огромная карта Карибского моря. Над ней  с  циркулем  в
руке сидел бритый бледнолицый человек.  На  нем  была  меховая  шапочка  и
кафтан из камчатной ткани цвета красного вина. У Крэддока даже веснушки