Альберт Зеличенок

   ТРУДНО БЫТЬ ЛЕВОЙ

   (Из цикла "Купериада")

   Давно замечено, что самая чистая правда частенько выглядит  отъявлен-
ной ложью. Причина здесь в том, что жизнь устроена  довольно  нелепо,  и
опытный рассказчик, зная это, выправляет наиболее вопиющие нелогичности.
Увы, мне поступать так мешает совесть, и потому события в моем изложении
выглядят неправдоподобными. Мне уже это говорили. Однако поделать ничего
не могу: врать не умею. Вот и сейчас мне, конечно, никто не поверит.
   В тот день погода стояла расчудесная: не было ни дождя, ни ветра,  ни
холода, а отсутствие солнца и наличие туч никак  нельзя  считать  дурным
предзнаменованием. И потому во всем нижеследующем небеса никак не повин-
ны. В конце концов, это не они заставили нашего зама по  АХЧ  Фомина-За-
лихватского в одиночку спускать по лестнице трехстворчатый шкаф. Покидая
площадку четвертого этажа, Фомин не удержал шкаф, и этот монстр шестиде-
сятых годов, станцевав по ступеням, встретил пролетом ниже Куперовского,
который, ни о чем таком не думая, возвращался  из  столовой  на  рабочее
место.
   Любители фантастики, чей острый  нюх  помогает  им  находить  родовые
признаки "сайенс фикшн" даже в телефонной книге, уже,  конечно,  догада-
лись, что удар столь массивным предметом по ткани бытия не мог  остаться
без иррациональных последствий. О проницательные, вы не ошиблись.  Когда
шкаф подняли, Левы под ним не оказалось. На память  о  сотруднике  руко-
водству КБ осталась лишь вмятина от соприкосновения  макушки  с  дубовой
перегородкой. Как раз пониже инвентарного номера.


   Куперовский пришел в себя от  крайне  неприятного  запаха.  Казалось,
весь воздух был пропитан сложным букетом ароматов, в котором  выделялись
резкий дух свежеприготовленной резины  и  тяжкий  дурман  свежеувядающих
магнолий. Лева сидел в центре до неправдоподобия средневековой и до  бе-
зобразия алхимической лаборатории, на жестком деревянном кресле,  возне-
сенном на некий пьедестал, подножие которого окружала пентаграмма. Хозя-
ин лаборатории, старичок почтенно-подозрительного вида, с длинной черной
бородой и в черной же усыпанной блестками магической паре (халат +  кол-
пак), метался у стола, беспрерывно подливая, подсыпая, помешивая  и  при
этом не переставая бормотать. На Куперовского он взглянул лишь  однажды,
и то косвенно, без особого интереса.
   - Ну и долго я буду тут сидеть? -  спросил  наконец  Лева,  предвари-
тельно деликатно покашляв.
   - Я вас, собственно, и не приглашал, - отпарировал старик, не  отвле-
каясь от своих занятий.
   - Извините, - сказал Лева, - но не могли бы вы сказать, где я?
   - У меня в лаборатории, - огрызнулся ядовитый пенсионер, снимая пробу
с буровато-зеленого варева в толстостенной колбе. -  Если  хотите  более
точно - в квартале Ходячих Призраков, что расположен в центре  Нитгедай-
гена, каковой вечный город занимает ядро Нулевого Отражения, обеспечивая
его стабильность и первенство. Вы удовлетворены?
   - Какое Нулевое Отражение? - прошептал Лева, ощупывая шишку на  голо-
ве. - Где это? Неужели меня так сильно тряхнуло? Доктор, это излечимо?
   - Где вы видите врача, юноша? И не волнуйтесь за свой рассудок: не то
чтоб вас можно было назвать человеком в своем уме в полном смысле  этого
слова, но отклонение от вашего обычного уровня не столь уж велико.  Беда
в другом: вас так резко выбило из причинной ткани вашего Отражения,  что
вернуться назад представляется весьма и весьма проблематичным. Надо  же,
даже номер не читается.
   - А что такое Отражение? - спросил Лева, почувствовав,  что  старичку
очень хочется подробно и  обстоятельно  удовлетворить  чье-нибудь  любо-
пытство, вот только жертва никак не подворачивается.
   - О, это сложный вопрос, требующий многочасовой лекции. У нас нет та-
кого запаса времени, поэтому попробую коротко. Просто говоря, на Оси Ми-
ра расположен Оригинал, или Нулевое Отражение,  которое  порождает  само
себя, а также все другие Отражения, в частности - ваше, обеспечивая  по-
путно устойчивость Вселенной. В общем, все это довольно ясно, хотя  ере-
тики-олицентристы утверждают, что любое Отражение можно принять за нуле-
вое. По-моему, всякий непредубежденный человек согласится, что все это -
полнейшая чушь. Не правда ли?
   - Да-да, конечно, - осторожно сказал Куперовский.
   - Приятно видеть столь здравомыслящего юношу. Между прочим, смотрю  я
на вас и думаю, что вам не пришла еще пора возвращаться на свое  провин-
циальное отражение. Тем более, что, пока вы меня отвлекали разговорами и
нарушали технологию эксперимента, пространственно-временные  и  инфинит-
но-континуальные координаты вашей реальности  сместились,  и  определить
ваше первоначальное местостояние - задача не из простых. Вы  никогда  не
пробовали решать задачу 123 тел в семимерном  -  как  минимум  -  прост-
ранстве? Если нет, то знайте, что, согласно восьмому принципу  квантовой
магоматики, она неразрешима.
   - И что же делать? - слабым голосом осведомился Лева.
   - Ну, кроме квантовой магоматики, существуют еще волновая,  стохасти-
ческая и абстрактная. Да и я специализируюсь  как  раз  на  неразрешимых
проблемах, так что попробуем. Ну, а вам  пока  нечего  прохлаждаться  и,
кстати, впустую занимать Трон Люцифера, крайне необходимый мне для  опы-
тов. Между тем датчики отчетливо отмечают  под  вашей  невзрачной  внеш-
ностью романтическую душу Вечного Героя.  У  вас  никогда  не  возникало
стремления истребить миллион-другой человек? Или освободить какой-нибудь
мир от кровавого тирана, чтобы без помех управлять им самому? Не накаты-
вала на вас этакая печаль галактических масштабов с  терзаниями  себя  и
других?
   - Нет-нет, - испуганно замахал руками Левушка. - Наверно, ваше обору-
дование испортилось. Или батарейки сели. Ничего подобного я  в  себе  не
ощущаю.
   - Мои приборы не могут испортиться, ибо закляты. А питаются они энер-
гией Вечности, и она еще далеко не на исходе. Гм.  Попробуем  по  другим
качествам. Не бывает ли вам по утрам иногда так плохо-плохо, а порой так
хорошо-о? Не возникает ли у вас временами желания заснуть, и чтобы, ког-
да проснетесь, все уже было совсем по-другому? Бывает? Ну вот, а это ти-
пичные свойства Вечного Героя, да еще и с мерлиновым синдромом. А нет ли
чего-нибудь большого, красивого, о чем бы вы очень сожалели и  что  осо-
бенно хотели бы увидеть?
   - Да, - грустно сказал Куперовский. - Наш новый  японский  телевизор.
Сегодня вечером как раз КВН. Если, конечно, в правительстве никто не ум-
рет.
   - Ну, вот что, - рассердился чародей, - вы, конечно, как  хотите,  но
через 7 минут 43 секунды на троне рядом  с  вами  материализуется  демон
третьего разряда. У них сейчас сиеста, посему он, допускаю,  будет  сер-
дит. За это время я не успею отыскать достоверные координаты вашего  ми-
ра, а в любом другом месте вам придется стать Героем, хотя бы из чувства
самосохранения.
   - Вечным? - уже с надеждой спросил Лева.
   - Это как получится. Так как, будем рисковать или подождем демона?
   - Рискнем, - ответил Лева......

   И очутился на песке. Палило солнце. Рядом на бархане стоял верблюд  и
самозабвенно грыз какую-то колючку, косясь на Куперовского выпуклым  ка-
рим глазом. Все было до безобразия экзотично. Лева поднялся  и  отряхнул
штаны. Дромадер, видимо, воспринял это как сигнал, выплюнул  недоеденную
колючку и двинулся к горизонту. Лева, потенциальный  кандидат  в  Герои,
вздохнул и побрел вслед за ним. "Может быть, это мой верблюд? -  подумал
он. - Может, волшебник напоследок расщедрился? Почему бы и нет, в  конце
концов?"
   Действительно: почему бы и нет? Приключение вовсе не стало  бы  менее
интересным, преодолей Куперовский эту часть пути верхом. Даже  напротив:
на верблюде он смотрелся бы гораздо импозантнее. А еще лучше, если бы  я
- авторская воля! - раздобыл бы ему где-нибудь тюрбан,  халат  и  этакие
азиатские сапоги  с  загнутыми  носками.  Какое  величественное  зрелище
представлял бы тогда въезд моего героя в город! Насколько  охотнее  иные
поверили бы тогда всему дальнейшему. Однако даже в  интересах  фабулы  и
красоты стиля я не могу себе позволить отступить от  истины.  Правда  же
состоит в том, что Левушка не сумел заставить это паршивое животное  ос-
тановиться, а эксперимент по залезанию на движущегося (и больно лягающе-
гося) верблюда закончился провалом, хотя и обогатил  искусство  верховой
езды несколькими новыми кунштюками (как то: вис на зубах  с  синхронными
взмахами конечностей дромадера и потенциального всадника или двойной ак-
сель с горба в бархан на полном скаку - рискните повторить!). Увы, исти-
на вынуждает меня поведать читателю, что Лева вошел в  Иерусалим  (через
южные ворота - это примечание для любителей точности) именно  так:  пот-
ным, запыленным, с выпученными от переживаний и унижения глазами, покор-
но шагая - с отставанием метра в полтора - за верблюжьим хвостом.

   Как раз в это время Иерусалим, как и вся Иудея, был  охвачен  лихора-
дочным возбуждением. Ждали Мессию. Собственно говоря, Ожидание  Помазан-
ника - это национальная иудейская традиция, высшая квинтэссенция  науки,
искусства и спорта, нечто среднее между радостным предвкушением, нервной
дрожью, испугом и агонией. Я даже не знаю, как ввести  в  эту  атмосферу
человека, который сам ею не дышал. В качестве отдаленного подобия предс-
тавьте себе ощущение невесты перед первой брачной ночью с женихом, кото-
рого она горячо любит, при этом она давно - и многократно - не девствен-
ница, а он весьма ревнив, даже до насильственной смерти неверной избран-
ницы. Или вот вам еще аналогия: вообразите народ, который в едином поры-
ве вышел встречать поезд на Читтанугу, причем время прибытия неизвестно,
мест в вагонах наверняка на всех не хватит, и присутствующие находятся в
предэкстазном состоянии, готовом перейти во что потребуется - от  глубо-
кого уныния до общего ликования и от побития камнями до возведения  хра-
мов включительно. С учетом же того, что Мессия, собственно  говоря,  уже
приходил и ушел, ситуация становится еще более интересной. Развивая  вы-
шеприведенное железнодорожное сравнение, можно сказать, что все это  на-
поминает ожидание поезда на Читтанугу на остановочной платформе  станции
Малые Дербышки.
   Так вот, правоверные иудеи ждут Мессию уже давненько и - с небольшими
перерывами на более насущные заботы - непрерывно, но и в этом перманент-
ном процессе выделяются особенно экстремальные периоды, и вот как раз  в
такой момент Лева и явился в Иерусалим - грязный, исцарапанный и унижен-
ный верблюдом. Между тем Слава уже ждала его.
   Сразу же за воротами, под прямым углом к ним, располагались несколько
рядов скамеек, которые были густо покрыты людьми в  разноцветных  то  ли
хитонах, то ли халатах, с длинными полотенцами на головах,  с  кудрявыми
бородами и горящими от вожделения глазами. Лева, едва взглянув  на  них,
сразу же - и правильно - понял, что это евреи. Учитывая же их  количест-
во, нестесненность жестов и всего поведения и громкие голоса, он  сделал
вывод, что находится или в Израиле, или в Одессе. Однако песок, верблюды
и отсутствие поблизости моря говорили все-таки скорее в пользу Израиля.
   Сидящие на скамейках пристально оглядывали каждого проходившего в во-
рота и обменивались впечатлениями.
   - Ну, Марк, как тебе этот?
   - Этот прыщ в лапсердаке? Мойша, стыдись, сегодня еще только пятница,
а ты уже начал праздновать субботу. Почему у тебя блестят глаза,  Мойша?
В следующий раз сюда войдет ослица, и ты также спросишь, не Он ли это.
   - Ну хорошо, реб Марк, но вот этот точно не прыщ. Ты  погляди,  какой
хороший: голова как пивной котел, бицепсы как бедра у твоей Сарры.
   - Слушай, Мойша, тебе надо провериться: у тебя что-то с головой.  Это
просто меняла из Хайфы, я его знаю. К тому же еще и  одноглазый.  Скажи,
где написано, что Он будет одноглазый?
   - А где написано, что не будет?
   - Слушай, Мойша, зачем писать то, что и так всем понятно?  Просто  Он
такой, как и все мы, а значит - с двумя глазами.
   - Почему, Марк? Там как раз сказано, что Он будет не такой, как мы.
   - Да, не такой. Но безгрешный, в отличие от нас, убогих.  Безгрешный,
а не безглазый!
   - Погоди, Марк, а почему безгрешный не может  быть  безглазым?  Может
быть, его безгрешность была так велика, что на отсутствие глаза не обра-
тили внимания. Ты помнишь, как у Иоханана-оршечника родился сын?
   - Помню.
   - А ты помнишь, как его назвали? Рахиль. Когда на  третий  день  вино
кончилось, и к Иоханану вернулся разум, он сообразил, что Рахиль - женс-
кое имя. И он спросил раввина, который спал за тем же  столом,  то  есть
сначала разбудил, а потом уже спросил: "Реб Яков, почему  ты  дал  моему
сыну женское имя?" И реб Яков долго не мог ничего ответить,  потому  что
лежал своим благочестивым лицом в цимесе. А потом, когда  цимес  слизала
мать жены Иоханана - не пропадать же хорошему продукту за просто так?! -
раввин сказал: "Разве это был мальчик, дорогой Иоханан?  А  мне  показа-
лось, что девочка. Но разница была еще так невелика, а у меня такое пло-
хое зрение... Однако теперь  ничего  не  поделаешь,  уважаемый  Иоханан,
твоя... то есть твой Рахиль уже записан в мои книги, и теперь он  так  и
будет существовать под этим именем. И дай  Бог,  чтобы  это  было  самым
большим огорчением в его жизни!" Вот я и говорю: если реб Яков не  заме-
тил столь существенную разницу, то те, кто писали эти книги, вполне мог-
ли не предусмотреть такую мелочь, как отсутствие глаза. Прав я или  неп-
рав, а, Марк?
   - Погоди, Мойша, остановись, у меня от тебя начинается  сердцебиение.
Зачем ты через каждые два слова повторяешь "Иоханан"? У меня все в голо-
ве смешалось: раввин, сорок бочек твоих Иохананов и мальчик с  несущест-
венной разницей. И при чем тут Он? Какое все они имеют отношение к Нему?
И при чем тут, кстати, бедра моей жены? Не трогай бедра моей  жены!  Ос-
тавь в покое бедра моей жены! Если я еще раз  замечу,  что  ты  трогаешь
бедра Сарры, я...
   - Нет, Марк, ты не понял...
   - Все, все, Мойша, я уже успокоился. Я уже пришел в себя. Мойша,  пе-
ред тем, как говорить с тобой, надо плотно поесть и заткнуть уши  ватой.
Я забыл про это, Мойша, и Бог меня наказал. Хватит уже, Мойша,  а  то  я
могу тебя убить голыми руками.
   - Хорошо, хорошо, реб Марк, но только в последний раз. Как тебе этот,
Марк? Посмотри, у него два глаза, и кашмирский халат, и лошадь. Погляди,
какая под ним красивая лошадь, Марк!
   - Да, Мойша, под ним прекрасная лошадь. И да, Мойша, на нем халат,  и
тюрбан, и кривая сабля, Мойша, про которую ты зря ничего не сказал.  По-
тому что это араб, Мойша, чистокровный араб из пустыни,  и  каждая  пядь
его тела, и каждый клочок его одежды кричат: "Араб! Араб! Араб!" Ты  по-
нял меня, Мойша? Араб! Проклятый араб!
   - Да, я понял тебя, Марк, но где написано, что Он не может быть  ара-
бом?
   - Какой еще араб?! Там же  сказано  -  "из  рода  Давидова"!  Нет,  я
все-таки тебя убью! Держите меня, люди!
   Но никто их не удержал, и они убежали, причем первый все еще  пытался
спорить, а его преследователь вращал глазами, рычал, и изо  рта  у  него
шла пена. На них не обращали внимания,  видимо,  подобные  сценки  здесь
примелькались.

   - Ну, и как же уродились ваши хлеба, реб Исаак?
   - С Божьей помощью, прекрасно, реб Самуил. Когда  Он  придет,  будет,
чем Его накормить. А что ваши виноградники?
   - Ничего, реб Исаак, неплохо. В этом году пришлось нанимать  работни-
ков со стороны. Однако, как видите, я здесь, уже  второй  месяц,  с  тех
пор, как звездочеты опять предсказали Его скорое появление, и очень опа-
саюсь, что чужие люди без меня сами соберут мой урожай.
   - Так пошлите вместо себя сына.
   - А если они его убьют? Знаете, разные люди нанимаются в работники.
   - Ну и что ж, бывает. Зато потом вы сможете  на  законных  основаниях
убить их, вернуть урожай и ничего не платить за работу. Я часто так  де-
лаю. Очень выгодно получается. На то в наших еврейских  семьях  и  много
детей.
   - Спасибо, реб Исаак, спасибо. Обязательно  при  случае  воспользуюсь
вашим советом. Но я вам так скажу, реб Исаак. Все это крайне нехорошо со
стороны Мессии. Люди Его ждут, настраиваются,  бросают  дела,  накрывают
столы. Только на моей памяти звездочеты и всякие там нечестивые волхвы -
тьфу, мерзость какая, прости, Господи, - уже двадцать восемь раз  возве-
щали Его скорый приход. И что вы думаете - Он хоть раз явился?!  А  хло-
пот-то сколько! В доме прибирай, нищих оделяй, должникам прощай, в  гре-
хах кайся... Я уж последние  двенадцать  раз  готовился  по  сокращенной
программе, без должников и нищих. А то и разориться недолго. Если бы еще
деньги, затраченные на благотворительность, не облагались налогом...
   - К этому наверняка в будущем придут, реб Самуил, А то тяготы,  нава-
ленные на плечи богатых людей, столь велики, что этак и вера  может  по-
шатнуться. В дикие времена живем, реб Самуил, верим  каким-то  звездоче-
там, факирам, экстрасенсам приблудным. Сидели бы тихо, занимались  своим
делом...
   - Да, реб Исаак, и всему причиной - Он. В конце концов, обещал придти
- приходи! Не тяни время. Или уж оставь в покое Свой  народ,  дай  людям
делом заниматься. Сколько уж можно, в конце концов?!

   - О, Яхве, Бог отцов моих! Ты - Бог мой, Тебя от ранней зари  ищу  я;
Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей
и безводной...
   - Слушайте, молитесь потише. Вы думаете - вы один  здесь  правоверный
еврей? Тут все правоверные евреи. И не хуже вас, между прочим. Вы мешае-
те, в конце концов. Для молитв есть храм, а здесь площадь. Сидите и  ра-
дуйтесь, что места хватило. И что это вы землю нашу ругаете? Какая-ника-
кая, а родина. Обетованная, между прочим. Вот как кликну стражника - уз-
наете.

   Лева вдруг сообразил, что понимает каждое слово. Вокруг  говорили  на
идише, который Куперовский в свое  время  по  ошибке  выучил  с  помощью
родственников, собираясь в Израиль. Вот и пригодилось. Правда,  это  был
какой-то совсем другой Израиль, потому что в том Лева ничего не понимал,
и его не поняли. Возможно, судьба с самого начала готовила его к деяниям
здесь, в этих местах. Ведь назвал же его чародей Вечным Героем.
   Неожиданно какой-то старичок, дотоле спокойно сидевший  на  скамейке,
взвился, будто к нему внезапно подключили электрический ток, и  заскакал
козлом, выдирая и щедро разбрасывая небогатые кудри.
   - Вот Он! Вот! - завизжал он, бросаясь к Леве и тыча в него  пальцем.
- Шестое чувство подсказывает мне - это Он. Радуйтесь, евреи, Он пришел,
и теперь мы все наконец отдохнем. Пляшите и веселитесь,  евреи,  ибо  Он
явился, и узнал Его я, я, Авраам бен-Шмулик,  продавец  ковров  с  Пятой
улицы. Запомните, люди: Авраам бен-Шмулик, Пятая улица, синий дом,  луч-
шие ковры в Иерусалиме, открыто с шести до девятнадцати с  перерывом  на
обед и молитву. Но не спутайте с лавкой моего брата Аарона, та с  желтой
крышей, и таких ковров вы там не купите. Это я, я Его узнал,  бен-Шмулик
из синего дома, с 6 до 19, перерыв с 13 до 14. Приветствуйте Его, евреи!
   Люди сорвались со своих сидений и бросились на Куперовского.
   - Нет, нет! - в панике закричал он. - Я не знаю, кого вы ждете и  что
собираетесь с ним сделать, но это не я. Честное слово!
   Однако воплей его в поднявшемся гвалте никто не слышал. Толпа схвати-
ла Леву, подняла над собой и повлекла в неизвестном направлении.

   На следующий день на базаре только и разговоров было, что о вчерашнем
происшествии. Худощавые мальчишки на побегушках, всклокоченные  юноши  с
Талмудами, томные девы на выданье, многопудовые матроны в  париках,  со-
лидные отцы семейств - все обсуждали только одно.
   - Ну и как же Его опознали?
   - Судите сами: одет не по-нашему, но по  внешности  -  настоящий  ид.
Смотрит дико, кричит, руками размахивает - пророчествует. Вокруг  осмат-
ривается так, к