ема  должна  быть
обсуждена только среди нас - двадцати  трех,  кто  видел  центрогалактиан  и
Серебряную Орду.
   - Правда, - продолжал Луон, - и  то,  что  этого  оказалось  достаточным,
чтобы удовлетворить мое  правительство  и,  думаю,  правительства  остальных
цивилизаций. Но я спрашиваю тебя, друг Майлз,  будет  ли  этого  достаточно,
чтобы хватило всем двадцати трем, когда мы соберемся лицом к лицу.
   - Ладно. Ты  спросил  меня,  -  ответил  Майлз  и  перестал  коситься  на
заходящее солнце, осветившее своими лучами университетские здания,  деревья,
берега и реку: всю сцену картины Майлза. - И ты  решил  появиться  пораньше,
чтобы первым спросить меня про это.
   - Я был твоим первым помощником, - мягко напомнил ему Луон.
   - Точно, - подтвердил Майлз, выпрямляясь и отойдя с кистью в руке на  шаг
от холста, чтобы издалека взглянуть на созданное. - Все верно, друг Луон.  Я
дам тебе ответ. Я опять созвал всех нас, чтобы обсудить, как в конце  концов
забрать у центрогалактиан бразды правления Галактикой.
   Его слова прозвучали уверенно в теплом летнем воздухе. Но Луон  воспринял
их в тишине, которая все длилась и длилась.
   Майлз продолжал, не прерываясь, смотреть на холст.  Он  сделал  один  шаг
вперед и нанес еще несколько небольших мазков кистью номер  десять,  которую
слегка обмакнул в желтый. В конце концов позади него опять заговорил Луон:
   - Мои люди подумают об этом.  Если  ты,  друг  Майлз,  станешь  умственно
недееспособным,  я  отброшу  дружбу  и  уважение,   питаемое   к   тебе,   и
проинформирую остальных - как членов экипажа, так и их расы.
   - Как хочешь, - сказал Майлз. - Между тем,  почему  бы  тебе  немного  не
подумать  над  моими  словами?  Я  не  говорил  о  том,  что   мы   потесним
центрогалактиан завтра, или через год, или тысячу лет. Я имел в виду, что мы
в конце концов сместим их и надо обговорить это уже сейчас.
   - Разве ты забыл, - Луон перешел  почти  на  шепот,  -  о  количестве  их
кораблей, участвовавших в Боевом Порядке?  Неужели  ты  забыл  о  количестве
самих центрогалактиан, находившихся в каждом из них? И что мог сделать  один
из них с нашим кораблем и всем экипажем? Ты можешь себе вообразить,  сколько
их  живет  на  всех  планетах  в  центре  Галактики?  Ты  можешь  себе   это
представить,  и   вдобавок   тысячелетнее   техническое   превосходство,   и
по-прежнему продолжаешь настаивать на своем?
   - Точно так. Я не отказываюсь, -  спокойно  ответил  Майлз,  окончательно
положив свою кисть в банку с мутным скипидаром, стоящую на маленьком столике
слева от мольберта. - Потому что лицо цивилизации определяет  не  количество
или технология. Мы поняли это после нападения Орды.
   - Мы, друг Майлз? - глаза Луона сузились настолько,  что  превратились  в
желтые полоски на его сером лице.
   - Помнишь, как центрогалактиане оплошали  перед  всей  Галактикой,  когда
Орда пошла в наступление. Я не думаю, что ты забыл это.
   - Забыть? Никогда, - медленно произнес Луон. Его глаза снова расширились.
   - Подумай! - сказал Майлз, впервые повернувшись к нему лицом. - Ничто  не
исчезает так быстро, как память о великой борьбе. Вот  сейчас  наша  планета
потрясена и пробуждена к  жизни  своим  спасением  от  Орды.  Но  поколение,
помнящее это, разделившее со мной восприятие в  Боевом  Порядке,  не  вечно.
Сколько внуков будет помнить об этом?
   Он прервался, глядя на Луона.
   - Ну, немного, - неуверенно проговорил Луон. - Если твои люди  похожи  на
моих, когда-нибудь они забудут все. Это правда...
   - Разумеется, это  -  правда!  -  воскликнул  Майлз.  -  Через  несколько
столетий в памяти у них останется не то, что мы разбили Орду, а  только  то,
что оказали достаточно сильное сопротивление, чтобы заставить их искать себе
пищу в более доступном месте. Через тысячу лет они будут говорить  о  просто
одержанной победе. Через две тысячи - победа будет  легкой  и  закономерной.
Скоро, очень скоро пройдут следующие миллионы лет, и Орда вернется. И как мы
тогда приготовимся?
   Луон застыл.
   - Хорошо, - через секунду сказал он. - Но почему мы? Почему  не  оставить
управление и ответственность на  центрогалактианах  или  ком-нибудь  другом,
занявшем их место в  центре  Галактики?  У  них  есть  записи  о  предыдущем
нашествии Орды.
   - Да, есть записи, - согласился Майлз. Он посмотрел вниз на серокожего. -
Но это все. Вспомни, миллионы лет назад Орду не сумели даже остановить.  Она
пронеслась по этой Галактике, почти опустошив ее.
   Центрогалактиане, скорее всего,  одна  из  тех  развитых  технологических
цивилизаций, сумевших выжить. Но несмотря на это, в этот раз Орда сделала бы
все, как и в прошлый раз, если бы не мы. Мы! Двадцать три на  борту  "Боевой
Шлюпки"!
   - Ты должен согласиться, - тихо добавил Луон,  -  что  нам  сопутствовала
удача. Всем нам.
   - Нет, - возразил Майлз. - Я с этим не согласен. Дело не в удаче.
   Нечто более важное, чем удача, и это  нечто  будет  главной  темой  нашей
встречи.  Потому  что  у  нас  это  есть   -   надежда   и   сила,   которой
центрогалактиане не обдадут, и вот почему они оплошали.
   - Оплошали? - голос Луона был почти неслышим.
   - Они побежали. Мы остались и спасли всех. Из-за своих слепых  инстинктов
и из-за того, что я нашел нечто и разделил это с вами.
   Способность входить в состояние перегрузки  ума  и  тела.  Только  термин
"сверхсила" не правильный. Потому что на самом деле это прорыв в способность
созидать, чтобы сразу черпать из всех глубочайших резервуаров  ума  и  тела.
Помнишь свои ощущения, когда мы атаковали Орду и я протянулся ко всем вам  с
силой, бившей во мне?
   - Я помню, - ответил Луон.
   - Тогда ты помнишь, что центрогалактиане не имеют ничего подобного.
   Если бы они обладали этим, то мы бы почувствовали. Более того, им никогда
бы не пришлось убегать от Орды, если бы их естественная психосила могла быть
усилена подобно нашей при перегрузке.
   - Им хватило даже неусиленной, чтобы вернуться  и  сражаться,  -  вставил
Луон.
   - Да, когда они вернулись! Но все дело в том, что не они вернулись.
   Вначале мы безо всякой надежды, только по велению сердца, атаковали  Орду
и изменили ход сражения. Только это и ничто другое кардинально  повлияло  на
их решимость.
   - Друг Майлз, - пробормотал Луон, - мне кажется, что  ты  придаешь  этому
отличию слишком большое значение.
   - Это не просто отличие, - более спокойно ответил Майлз.  -  Это  отличие
говорит о центрогалактианах очень многое. Неужели ты не помнишь, как они  не
могли понять, даже после моего объяснения, почему для нас,  находившихся  на
борту "Боевой Шлюпки" и оставшихся в одиночестве, не было выбора, кроме  как
атаковать Серебряную Орду? Вспомни, как центрогалактиане  не  могли  уловить
это.
   - Они объяснили, что изменились в течение длительного  времени,  пока  их
цивилизация развивалась.
   - Изменились! Да! - почти  гневно  воскликнул  Майлз.  -  Они  изменились
настолько, что больше не могут нас понять. Но именно мы ввели их  в  бой,  и
это сражение закончилось успехом, несмотря  на  все  их  ранние  вычисления!
Неужели ты не понимаешь? Они давно подавили свои инстинкты, полагая, что это
пойдет им во благо. Но то, что они получили, не смогло их спасти,  и  только
наши инстинкты, заполнив их пустующее место, сделали это!
   - Я согласен, - ответил Луон, - со всем этим, друг Майлз. Может  быть,  у
нас есть нечто, чего лишились центрогалактиане,  и  может  быть,  отсутствие
этого у них открыло бы Галактику для Серебряной Орды, если  бы  нас  там  не
оказалось. Но  как  можешь  ты  строить  на  одном  мелком  инстинкте  некий
грандиозный план по замене повелителен нашего островка Вселенной?
   Майлз угрюмо улыбнулся. Он взял со  столика  чистый  кусок  белой  ткани,
обмакнул его в керосин из контейнера, стоящего рядом, и начал очищать руки и
предплечья от полос красной, серой и желтой краски.
   - Потому что он не мелкий, - продолжил он. - Ты, я,  все  мы  на  "Боевой
Шлюпке"  с  самого  начала   сделали   не   правильный   вывод   по   поводу
центрогалактиан.  Увидев,  насколько   они   стары   и   могущественны,   мы
бездоказательно приняли на веру, что  они  давным-давно  выиграли  все  свои
битвы со своим окружением, что они миновали ту точку, где должны  доказывать
свое право на выживание во Вселенной. Но мы ошиблись.
   Луон странно посмотрел на Майлза.
   - Я тебя не понимаю, - признался серокожий инопланетянин.
   - Я объясню,  -  Майлз  закончил  чистить  руки  и,  скомкав  намокший  и
испачканный кусок ткани,  бросил  его  в  большой  пакет  из-под  кофе,  уже
наполовину  заполненный  другими  кусками  испачканной  ткани.   -   Где-то,
продолжил он, - когда-то, может быть, наступит конец физической Вселенной.
   Но только тогда, когда больше не останется границ, откуда может появиться
что-то неизвестное и враждебное, для  любой  расы  заканчивается  борьба  за
выживание. До этих пор каждая раса должна отстаивать свои права.
   Единственная разница  заключается  только  в  том,  что  с  каждым  разом
источник угрозы будет находиться все дальше  и  дальше  по  мере  расширения
сферы безопасности. Мы, люди, Луон, - конечный продукт  развития  организма,
начавшегося с одной клетки, и он выиграл все сражения за  жизнь,  в  которые
его втянули. А что же с твоим народом?
   - То же самое, - пробормотал Луон. - Но ведь центрогалактиане тоже...
   - Нет, - отрезал Майлз. - Когда-то, может быть,  тысячу  лет  назад,  они
решили обменять свои инстинкты на другие способности. И в течение всех  этих
тысяч лет это казалось правильным решением. Но вернулась Серебряная  Орда  и
доказала его ошибочность. Центрогалактиане пережили Орду физически, но не  в
этом дело, потому что мы, а не они сами спасли их. Они оказались  уязвимы  и
не могут вернуться, чтобы подобрать потерянное. В любом случае их  дорога  в
будущее закончится тупиком.
   Майлз на секунду задержал свой взгляд на Луоне.
   - Вот почему мы заберем у них Галактику, - продолжил он. - Потому  что  с
этого момента они начнут умирать, подобно доисторическим существам, пошедшим
по не правильной ветви эволюции и в конце столкнувшимися с чем-то, с чем  не
могут справиться.
   - Нет, друг Майлз, - возразил Луон, - даже если они вымрут и мы займем их
место, если мы будем держаться наших инстинктов, как мы можем  получить  то,
что они получили, отказавшись от их инстинктов? Куда мы уйдем...
   - Другим путем, - сказал Майлз, - любой другой дорогой эволюции,  где  мы
сохраним инстинкт и чувство. Они не пытались пойти таким путем, или свернули
с него слишком рано. Они закрыли дверь перед сабли, через  которую  все  мы,
если повезет, попадем в гораздо большую Вселенную.
   - Большую? - произнес Луон, полный сомнения.
   - Разумеется, большую, - уверил его Майлз. - Возьми перегрузку.
   Именно инстинкт и чувство ввели тебя в это состояние. Ты можешь придумать
другой способ?
   - Но мы не можем все наше будущее сражаться с врагами, Майлз.
   Майлз улыбнулся.
   - Ты думаешь, это все, на что способна перегрузка? Это последнее, на  что
она пригодна. Это в корне - созидательная сила...
   Он замолчал и дружески положил руку на гладкое серое плечо.
   - Ты увидишь, - сказал Майлз. -  Ты  поймешь,  когда  я  объясню  это.  А
объясню я это всем вам с "Боевой Шлюпки", когда соберутся все остальные.  Он
опять прервался. - Это, кстати, напомнило мне, что нам пора вернуться, чтобы
поприветствовать появление остальных. Мэри?
   Она встала со своего стульчика,  держа  пальцем  страницу,  где  окончила
чтение, и пошла в сторону дороги.
   Но, повинуясь руке Майлза, Луон  остался  стоять.  Он  внезапно  нагнулся
вперед, всматриваясь в картину.  Майлз  ждал,  наблюдая  за  серым  лицом  с
резкими чертами, смотрящим на формы и краски на натянутом полотне.
   В  конце  концов  Луон  глубоко  вздохнул  и  оторвался  от  картины.  Он
повернулся к Майлзу, смотря в сторону и выше человека.
   - Ты вложил туда слишком много солнца, друг Майлз, - сказал он. Это...
   Майлз улыбнулся еще шире. Он слегка толкнул  плечо,  которое  по-прежнему
держал, повернув при этом Луона обратно к дороге, и они направились к ждущей
их машине.
   - Верно, - согласился Майлз, пока они шли. - Это тоже перегрузка.  Это  -
моя картина, и да, в ней много Солнца.
   Так они и шли. Но на самом деле Луон оказался прав. Хотя пейзаж  был  тем
самым, который Майлз рисовал в тот день, после  которого,  казалось,  прошли
годы, когда Солнце потускнело и покраснело, картина получилась другой.
   Хотя на картине  опять  виднелась  река,  ее  берега,  зеленые  поляны  и
университетские  здания  из  красного  кирпича,  они  казались   нереальными
посеревшими, потяжелевшими, запачкавшимися в старых, диких, животных  грехах
и человеческих глупостях. И снова кисть Майлза произвела  на  свет  творение
человека, осуждающего самого себя. Несмотря на все свои поиски, его  видение
не изменилось.
   Но добавилось нечто новое.
   Сейчас все пространство ярко освещал качественно новый солнечный свет. Он
заполнил каждый уголок пейзажа. Ничего не скрывая, высвечивая и жестокость и
грязь, он изменил весь смысл картины.
   Собранные, удерживаемые и связанные новым солнечным светом, река,  берега
и здания, казалось, смешались и слились  друг  с  другом  в  единую  парящую
структуру. Структуру, которую, можно уничтожить, но нельзя отвернуться от ее
простого, яростного и инстинктивного стремления... вверх - к свету.