бросился обратно,
на ходу вытаскивая игольник. Лапин что-то сказал ему в спину, но Гусеву
было не до того. Он занимал позицию. И как только в оконном проеме
показалась нога, которую переносили через подоконник, Гусев трижды нажал
на спуск.
  Нога на секунду зависла, а потом безвольно упала на карниз, и в соседней
комнате снова раздался грохот падающего тела. Гусев убрал оружие и достал
трансивер. Краем уха он услышал, что на этот раз дверь открыли, и вокруг
подстреленного клиента началась деловитая суета.
  - Алексей, спускайся в машину. Концерт окончен.
  - Лихо ты его! Как так вышло?
  - Спускайся в машину. - Гусев прицепил рацию на пояс и вдруг поймал себя
на желании перед выходом в коридор расстегнуть кобуру "беретты".
  - У вас будут очень, очень, очень большие неприятности, - донесся до него
голос Лапина.
  - Заткнись, малявка, - сказал Гусев устало. - У меня все неприятности в
далеком прошлом.
  Отодвинул дознавателя плечом, вышел из комнаты и зашагал, не оглядываясь,
к лифту.


  ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  Трудно представить, что происходило в душе не по возрасту угрюмого
двенадцатилетнего мальчика, видевшего все это изо дня в день Наверное,
именно отроческие годы Влада, омытые реками крови, превратили его в
нравственного калеку
У проходной Новодевичьего оказалось неожиданно людно. За черными "Волгами"
и широкими плечами охранников с трудом просматривался длиннющий
правительственный "ЗИЛ".
  Гусев загнал "двадцать седьмую" на тротуар. К машине тут же заспешил некто
при костюме с галстуком, занося руку для отмашки - вали отсюда, не
положено Гусев вышел и захлопнул дверцу.
  - Машину разрешаю не сторожить, - бросил он подскочившему охраннику. Тот
оторопело заморгал.
  - Ты что, новенький, что ли? - сочувственно улыбнулся Гусев, отстегивая
свой значок и предъявляя его тыльной стороной, где размещались имя, личный
номер и крохотная фотография. - Кто это здесь? Литвинов9
- Н-нет, - пробормотал охранник, бегая глазами с фотографии на лицо Гусева
и обратно. - Гусев приехал
  - Тем более не стой на дороге, - посоветовал Гусев, цепляя значок на грудь.
  - Да, проходите... Пожалуйста.
  Больше Гусева не задерживали. Он быстрым шагом прошел на кладбище и
привычно запетлял между участками. Мелькающие там и сям люди в костюмах
его не трогали, а некоторые даже издали кланялись.
  За могильной оградой примостился на узкой лавочке пожилой грузный мужчина
в черном плаще.
  Гусев бесцеремонно оттолкнул начальника охраны, загораживавшего путь, и
остановился в проеме раскрытой калитки.
  Пожилой мужчина с трудом повернул голову.
  - Здравствуй, Паша, - сказал он. На суровом лице обозначилось нечто
похожее на улыбку. - Не ждал. Давненько мы... Навещаешь, значит. Молодец.
  - Я-то знаю, что мне здесь делать, - процедил Гусев сквозь зубы. - А вам?
Грехи не так замаливают. Положено свечки зажигать и лбом об пол биться.
Хотя да, вы же атеист...
  - Я часто здесь бываю, - вздохнул пожилой. - И напрасно ты, Паша. Нет за
мной никакой вины. Гусев оглянулся на начальника охраны.
  - Здорово, Пэ, - сказал тот. - Как на работе дела?
  - Исчезни, - распорядился Гусев. - Нам поговорить нужно.
  Пожилой, секунду помедлив, кивнул. Начальник охраны, состроив оскорбленное
лицо, отошел шагов на десять и принялся что-то бормотать себе в воротник.
Гусев пробрался в тесную ограду, подвинул на скамейке пожилого и сел рядом.
  - Ладно, Александр Петрович, - сказал он. - Не стану я вас сегодня
травить, пожалею. Что было, то было, ничего уже не изменишь. Тем более
того, кто мне правду рассказал, вы ликвидировали. Так что и на мне тоже
невинная жертва висит. А сейчас меня интересует другое. Что там с Димкой
Беловым приключилось?
  - Какой-то дряни твой Димка накушался. Вот и все. Под капельницей сейчас
лежит. Подлечится - на работу выйдет. Я бы его, конечно, на пушечный
выстрел к Кремлю не подпустил, да отца жалко.
  - Никогда бы не подумал...
  - Павел, - перебил Гусева пожилой. - Ты живешь в реальном мире. А твой
дружок Белов видит его только из окна служебной машины с персональным
шофером. Ты знаешь этот мир и даже способен влиять на него. Белов - нет.
Более того, он бы никогда не поменялся с тобой местами. Вот и вся история.
Это я отдал приказ на выбраковку Белова, когда узнал, что он учудил. Вижу
- не удивляешься. Правильно. Ты, разумеется, приказ не выполнил и спас
Дмитрию его бесполезную шкуру и бездарную голову. И особой благодарности я
к тебе не испытываю. Мы установили эти законы и тоже обязаны им
подчиняться.
  Гусев достал сигареты и закурил.
  - Тогда отпустите своих детей на волю, - сказал он. - Чтобы они не сходили
с ума. Из-за отрыва от реальности.
  - Поздно уже, Павел. Я-то согласен с тобой. Но поздно. Одному тебе
повезло, и то потому, что ты так яростно рвался из нашего круга наружу.
Теперь я понимаю, насколько ты был прав. Теперь.
  - Я не ваш, и мне не повезло, - огрызнулся Гусев. - Я просто выбрал свой
путь.
  Пожилой снова повернул голову и попытался заглянуть Гусеву в глаза. Тот
отвел взгляд.
  - У меня, кроме тебя, больше никого нет, Паша, - негромко сказал пожилой.
  - Меня у вас никогда и не было, Александр Петрович. И никогда не говорите,
что обязаны подчиняться тем законам, которые вы установили. А то ведь я
могу и вспомнить, где работаю. И провести выбраковку на месте, без всяких
заявок и доказательств вины.
  - Я не делал этого, Паша. Та катастрофа была полной случайностью. А
человек, который якобы раскрыл тебе глаза, всего лишь хотел стравить нас.
Он меня ненавидел и тебя ненавидел, потому что ты сын своего отца.
Какое-то время я думал, что он сам причастен к катастрофе. Но оказалось -
нет. Паша, в том, что произошло, никто не виноват.
  - Я не ищу виноватых. Я просто хочу разобраться.
  - Ты был мертв. У тебя не было лица - сплошная рана. Ни одной целой кости.
И мы действительно были уверены, что за гибелью Лебедевых кто-то стоял.
Тебя необходимо было спрятать, неужели ты не понимаешь? Тем более что о
вашей смерти уже прошло официальное сообщение... А потом, когда ситуация
прояснилась... Все равно нужно было что-то с тобой решать. Ты нуждался в
опеке. Ты сам не помнишь, наверное, как нуждался.
  Гусев закусил губу.
  - И знаешь... - пробормотал его пожилой собеседник. - Даже сейчас, дай мне
возможность пережить эту историю заново...
  - Спасибо, Александр Петрович, за чужую жизнь, - произнес Гусев
патетически. - За чужую физиономию и чужую фамилию. За чужую психологию и
чужие манеры тоже спасибо. Хотите, в ножки поклонюсь?
  - Ты можешь не верить мне ни в чем, - лицо пожилого страдальчески
морщилось, казалось, он сейчас расплачется, - но я всегда любил тебя, как
родного сына.
  - Откуда вам это знать...
  - Если бы у меня были свои дети... И если бы ты не оттолкнул меня так...
так... жестоко...
  - Жестоко - это мое нормальное состояние, - фыркнул Гусев. - Кстати, о
жестокости. Когда начнется отстрел выбраковщиков?
  - Что? - очень естественно удивился пожилой.
  - В ближайшее время должна быть запущена программа ликвидации
выбраковщиков. Меня интересует - когда именно? И что их ждет - прямой
отстрел или все-таки пожизненное.
  Пожилой внимательно присмотрелся к Гусеву.
  - Ты, случаем, не это?.. - спросил он. - Не того?..
  - Я пока что трезв и до сих пор нормален.
  - М-м... А я уж подумал... Да нет, какой отстрел, ты что... В принципе
вопрос АСБ пока что не рассматривался, есть только черновые наработки.
Скорее всего отправим всех на пенсию, где-то через год-два.
  - Ах, на пенсию... И молодых тоже?
  - Каких еще молодых?
  - Которых завербовали совсем недавно. Тысячами завербовали.
  - Я ничего об этом не знаю, Паша. Тысячами? Не может быть такого. Откуда у
тебя информация?
  - Мое дело намекнуть. Ваше дело разобраться. Без лишнего шума, как это у
вас замечательно получается. Вы же умеете действовать тихо, правда,
Александр Петрович? Машинку под откос столкнуть, человечка прихлопнуть,
мальчишке двадцать лет мозги пудрить...
  - Я же признался тебе! - почти крикнул пожилой. - Я мог бы все тогда
отрицать! Но я сказал тебе всю правду! И ты права не имеешь так со мной
обращаться, права не имеешь!!!
  Гусев молча забросил окурок на соседнюю могилу.
  - И я тебе, между прочим, тоже могу напомнить кое-что, - сказал пожилой,
остывая. - Ты у нас тоже не без греха.
  - Я?! А при чем тут я? "Указ сто два" не я писал. АСБ не я организовывал.
  - Александр Петрович! - позвал издалека начальник охраны. - Вас первая
линия просит... И вообще пора.
  - Я перезвоню!
  - Есть.
  - Значит, так, Павел, - твердо сказал пожилой. - На вопросы твои я
ответил. Теперь позволь один дельный совет.
  - Ну? - Гусев неприязненно прищурился. Давно уже он советы этого человека
не принимал близко к сердцу и не следовал им. Но послушать не отказывался.
Особенно теперь.
  - Бросай ты эту чертову работу.
  - Вот как?
  - Да, бросай. Напиши заявление, тебя отпустят без лишних расспросов. А как
уволишься, сразу приходи ко мне. Тогда и поговорим.
  - Не хочу в Мексику, - сказал Гусев. - И в Африку не хочу. Вообще никуда
отсюда драпать не намерен. Сам заварил кашу, сам и отхлебну сколько влезет.
  - Идиот, - резюмировал пожилой. Именно резюмировал, подвел черту под
разговором. - Я тебе не предлагаю бежать. Ты просто ненадолго уедешь.
Здесь намечается одно дело... Короче говоря, я не хочу, чтобы меня
шантажировали. Тобой шантажировали, твоей жизнью, понял? Хочу отнять кое у
кого лишний козырь.
  - Тем более не уеду! - обрадовался Гусев. Пожилой с усилием поднялся на
ноги.
  - Подумай, - сказал он. - Времени тебе неделя. Иначе силой выдворю из
страны. Надоело с тобой церемониться. Да... Чуть не забыл. Ты идешь на
Государственную премию. За идею акции "Табак убивает". Сиди гордись.
Утопист хренов. Великий идеолог. Господи, это же надо - двадцатилетним
сопляком ВЫДУмать такую... Просто так, для развлечения, в порядке бреда. А
мы, козлы старые...
  - Но работает ведь, - напомнил Гусев.
  - Лучше бы не работало. Как ты сам-то куришь теперь?
  - Я не про табак.
  - Гадюка, - вздохнул пожилой. - Откуда в тебе столько яда?
  - Оттуда же, откуда у старого козла привычка соваться в файлы
двадцатилетнего сопляка, - парировал Гусев. - И выдавать их за разработку
несуществующего департамента. Когда сопляку уже тридцать и он обо всем
забыл.
  - Но сопляком все равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, - сказал
пожилой. - Очень тебя прошу. Сил нет любить этакое чудовище. Выбраковщик...
  Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом пропихнул себя
через калитку и зашагал прочь.
  - До свидания, - бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал, что так
будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и расчетливым, готовым
договариваться и слушаться голоса разума.
  Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к могиле.
  Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных надписей,
вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и мальчик. Даты
рождения. Имена.
  Леонид Лебедев и Павел Лебедев.
  И дата смерти - одна.
  Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно потрогал
кончиками пальцев свое лицо.
  Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил "двадцать седьмую" и
перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность
порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы
негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда
Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно - у них оказалась
настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр своего ведомого
Гусев только мысленно кивал.
  - Ты машину что, насовсем скоммуниздил? - спросил Валюшок, трогая
"двадцать седьмую" с места и уверенно вклиниваясь в поток. - В личную
собственность?
  - Считай - подарили.
  - И кого тебе пришлось для этого убить? Гусев беззлобно толкнул Валюшка
локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить
Гусева в нормальное состояние.
  - Помнишь того психа, которого мы выручили?
  - Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если застрелю
беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно - настоящей
пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не
сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает... Тебе приходилось?..
  Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и
он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел
считать людей злыми.
  Гусев его замешательства, казалось, не заметил.
  - Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, - сказал он. -
Эта формула из "птички" - право оказать сопротивление - специально была
придумана. Ее основная задача - психологически защитить выбраковщика. Мы
же действительно не убийцы, хотя и очень много шутим на этот счет. Что
тоже нас характеризует как относительно нормальных людей.
  - М-м... Да, наверное. Так что там про этого самоубийцу?
  - Обычная история. Кстати, он все-таки преступил закон, мы просто не
знали. Наркотиков поел слегка. Ну, в общем, его отец позвонил директору
Агентства и сказал: того, кто моего сына выручил, - наградить. А потом еще
полчаса распинался о том, как признателен выбраковке и готов ее всемерно
поддержать в рамках своих полномочий. Коих у него, как у министра
внутренних дел, выше крыши. После чего, сам понимаешь, директор вызвал
нашего босса и приказал - дать герою все, что попросит. А босс, недолго
думая, пошел и лично занес в памятку дежурного:
  "Гусеву дать ВС‚!" Я и взял "двадцать седьмую". Она же тебе нравится,
верно?
  - Ну, в принципе... Вообще-то я на следующей неделе "Порше" беру. Гусев
вытаращил глаза.
  - А ты кого застрелил? - спросил он. Валюшок беззаботно рассмеялся.
  - Это старый "девятьсот сорок четвертый", - объяснил он. - Атмосферный
последнего выпуска, ему уже под двадцать. Хотя в очень приличном
состоянии. Пять тысяч рублей все удовольствие. Вложу еще штуки две и буду
кататься.
  - Может, и мне тоже завести какую-нибудь таратайку?
  - Почему нет? Кстати, давно хотел спросить - отчего ты в свободное время
ходишь пешком?
  - Да черт его знает. Ленивый, наверное. А потом, у меня руки не из того
места растут, чтобы гайки крутить. Замена масла там, предохранители всякие
- это я еще могу, а если что-то сложное... Опять-таки не выпьешь уже...
  - Ну, по чуть-чуть...
  - И нарваться на конфискацию транспортного средства?
  - Да кто ж его у тебя конфискует? У выбраковщика? Менты, что ли?
  - А пусть и менты. Я очень законопослушный.
  - Раньше не замечал.
  - Спасибо большое. Нет, я уж лучше ножками... Пьяный выбраковшик и так
угроза обществу. А уж за рулем... Кстати, о руле. - Гусев посмотрел на
часы. Судя по всему, разговор он поддерживал так, для порядка, а на самом
деле все это время напряженно о чем-то размышлял. - Не туда мы рулим, Леха.
  - Это ты в каком смысле? - насторожился Валю-шок.
  - В самом прямом. Давай-ка разворачивай аппарат. Понеслись в Крылатское.
Проведаем нашего психа.
  Валюшок, не говоря ни слова, принялся искать разворот.


  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  Интересно, что в народе Влад был, судя по всему, довольно популярен.
Причины этого - в основном психологического свойства.
  По дороге Гусев отыскал в записной книжке полезный телефон, и Валюшку
пришлось выслушать длиннющую беседу с каким-то Василь Васильичем, из
которой он уяснил только, что Гусев с Васильичем друг друга весьма
уважают. Загадочные намеки и странные аббревиатуры Валюшка быстро утомили,
и ведомый целиком сконцентрировался на дороге. Наконец Гусев выключил
трансивер и с довольным видом закурил.
  - Все в порядке? - спросил Валюшок.
  - На месте видно будет. В принципе Васильич мужик влиятельный, но его
возможности тоже ограниченны. Информацию для размышления подбросить,
словечко, где надо, замолвить - это всегда пожалуйста. А рычагов серьезных
- фигушки. Такой же честный наемник, как мы с тобой. Ладно, нечто
существенное он нам дал. Теперь мы знаем, где искать. Между прочим,
кое-кто только что пропустил левый поворот. Нужно было уйти на боковую
дорожку. Извини, я заболтался, недоглядел.
  -Дальше развернемся, - преспокойно сообщил Валюшок. Для него, в отличие от
Гусева, таких ерундовых проблем не существовало. Он всегда мог дальше
развернуться. Гусев тяжко переживал свои промахи и старался поэтому не
совершать их вовсе. А Валюшок просто исправлял допущенные ошибки. Легко.
  Развернуться им удалось не скоро. В первую очередь это сделать мешал
Гусев, который принципиально отказывался включать спецсигнал и кидаться
этаким маленьким, но злым бульдозером через двойную осевую, когда для
таких асоциальных маневров не было служебной надобности. Из-за его
щепетильности "двадцать седьмая" сделала несколько лишних километров.
Вернувшись к нужному перекрестку, Валю-шок не удержался и нарушил -
свернул направо под перечеркнутую стрелку на знаке. От бдительного ока
мента, тосковавшего в "стакане" посреди Рублевки, машину удачно заслонил
длинный автобус.
  - ...и потом еще раз направо, - подсказал Гусев. - Знаешь, Леха, а я ведь
редкостный тормоз. Я нам пропуск не заказал. Как-то не догадался.
  - Так у нас же "вездеход"! - удивился Валюшок.
  - Ага. Только эта вездеходность кончается у стен Кремля. А Центральная
клиническая больница - почти то же самое, что Кремль. Ладно, прорвемся
как-нибудь. Все равно засветимся, вратари номер запишут...
  "Двадцать седьмая" проехала через узкий коридор с металлическими
отсекателями и затормозила у шлагбаума на въезде в Ц КБ. К машине тут же
подошел "вратарь" - молодой парень с полосатым жезлом, в распахнутой
телогрейке, накинутой поверх невнятного мундира. Присмотрелся к номерам,
оглянулся на будку КПП, из которой таращились замшелые деды в фуражках, и
сделал Валюшку знак рукой - отвали.
  - Совсем охамели, - заключил Гусев и полез из машины. - Раньше хоть
спрашивали, кто такой... Ты не дергайся, ладно?
  Валюшок закурил и приготовился не дергаться. Гусев с "вратарем" завели
беседу, причем "вратарь" изо всех сил пыжился и расправлял плечи. Из КПП
выполз дедуля лет семидесяти и вознамерился было "вратарю" помочь, но тут
Валюшок уловил характерное движение Гусева - тот взялся рукой за свой
лацкан и слегка им взмахнул. После чего дед мигом убрался на место, а
"вратарь" как-то сразу присмирел. Даже тут значок АСБ исправно работал. Но
пускать Гусева на свою территорию охрана все-таки не собиралась. Она уже
не чувствовала себя так уверенно, как раньше, но все равно до упора качала
права. Валюшок курил и ждал, когда же на свет божий появится самый
убедительный аргумент Гусева - "беретта". Ему было очень интересно, хватит
ли у ведущего пороху с боем прорваться на такой серьезный объект, как
знаменитая "Кремлевка".
  Но Гусев, похоже, не хотел лишнего шума. Он зашел на КПП и теперь
разговаривал с дедулями. "Вратарь" сверлил недобрым взглядом машину
выбраковщиков и конкретно Валюшка.
  Сзади подъехал фургон "Скорой" - не какая-нибудь "Газель" задрипанная, а
"Шевроле". Громадная махина нависла над "двадцать седьмой" и нетерпеливо
гуднула. "Вратарь" снова попытался мановением руки сдвинуть Валюшка с
места, но тот сделал вид, что его эти жесты не касаются. И на всякий
случай высвободил игольник.
  "Скорая" гудела, Валюшок курил. Из будки выскочил разъяренный Гусев и
что-то такое бросил на ходу в адрес "вратаря", что тот весь покрылся
красными пятнами. Шлагбаум пошел вверх. Гусев запрыгнул на место и хлопнул
дверью так, что едва не развалил машину.
  - Вперед! - скомандовал он. - Ну, с-суки! Режимный объект, видите ли!
Закон им, понимаешь ли, не писан! Ладно, гады, я вернусь! Узнаете у меня,
что такое стоять на боевом посту... В зоне боевых действий ваш пост
окажется... Тогда посмотрим, у кого тут есть полномочия, а у кого их
нет... Прости, Леха. Разозлили они меня дальше некуда.
  - Я все ждал, когда же ты ствол достанешь, - поддакнул Валюшок.
  - Сегодня нельзя