рится тут.  Для  меня  загадка,  как  Вы
проникли через их защитное поле, но ведь если есть  оружие,  всегда  можно
придумать и контроружие.
     - Вы действительно разведчик Империи? - быстро  спросил  Дейн,  глядя
мне в глаза. Я кивнул. - Вы здесь давно?
     - Шесть часов. Я здесь для того, чтобы узнать, что здесь  происходит.
Единственное, что мы знаем, это то, что каким-то образом власть  на  вашей
планете взяли в свои руки чужаки. Но как осуществляется эта власть, какова
их цель, каково оружие, как вскрыть их защиту - это должен узнать я.
     - Вы считаете, что это дело рук чужаков? - удивленно спросил Торн.  -
По-моему это маловероятно.
     - А чьих же это рук дело? - удивился теперь я.
     - Это Вам наверное лучше мог бы рассказать Дейн. Он в курсе секретных
контактов  нашего  правительства,  которые  я,  впрочем,   всегда   считал
самоубийственными.
     - Я не  могу  ничего  рассказать,  -  быстро  произнес  Дейн.  -  Это
государственная тайна, которая известна мне как муниципальному  советнику,
и не может быть разглашена.
     - Полноте, Дейн, - произнесла Лейла. - Какая  государственная  тайна,
если государства того уже и нет?
     За окном послышался глухой звук  приближающегося  вездехода.  Торн  и
Лейла встрепенулись, лицо Дейна  побледнело.  Парень  явно  струсил  и  не
пытается это  скрыть,  несмотря  на  присутствие  подруги.  Я  незаметными
движениями скоренько  проверил  готовность  своего  арсенала  и  продолжил
доедать обед. Похоже, что  мне  придется  сегодня  спасать  от  серых  еще
одного, не делать же это на голодный желудок! К тому же  вряд  ли  еще  на
этой  планетке  придется  мне  попробовать  что-то,  кроме  сублиматов  из
собственного запаса.
     Вездеход остановился у самого дома. Я  чуть  привстал  и  выглянул  в
окошко. Так и есть - шесть серых болванов отделились  от  машины  и  важно
направились к дому, а один остался в кабине. Раздался наглый  и  уверенный
стук в дверь.
     В гостиную вкатился маленький кибер и доложил:
     - Шесть господ из службы  безопасности  просят  выйти  муниципального
советника Дейна Орманти.
     - Спроси, не нужны ли им другие господа,  присутствующие  в  доме,  -
сказал Торн.
     - Нет, они спрашивают лишь господина советника.
     - Итак, Дейн, на этот раз за тобой, - задумчиво произнес Торн. -  Нам
осталось только бежать куда  глаза  глядят.  Не  повторите  ли  Вы  своего
героического поступка? - это он уже мне.
     - Может быть, - отвечаю я, - но с одним условием.
     - С каким? - спросила Лейла.
     - Дейн должен будет раскрыть мне ту самую государственную тайну.
     Дейн посмотрел на меня зло и обиженно,  не  произнося  ни  слова.  Мы
смотрели в глаза друг другу. Молчание затягивалось,  стук  у  дверей  стал
настойчивее, дверь явно пытались выломать.
     - Конечно, он расскажет. Скрывать нечего. Ведь правда, Дейн? -  Лейла
умоляюще посмотрела на него. - Ты все расскажешь?
     - Твой отец не одобрил бы этого, Лейла, - отозвался Дейн. - Я не хочу
спасать свою шкуру ценою измены.
     - Ее отец - в тюрьме! - жестко произнес вдруг  Торн.  -  То,  что  ты
можешь рассказать, является уже только тайной его врагов. Не будь идиотом.
     Раздался взрыв. Серые вышибли дверь гранатой и ворвались  в  дом.  Мы
оказались в гостиной под прицелом шести парализаторов.
     - О, здесь и господин Торн! - воскликнул один из серых. - А  за  Вами
уже отправились в другое место.
     - Благодарю, я знаю, - сухо ответил Торн.
     - А кто Вы, молодой человек? - его  парализатор  оказался  нацеленным
мне в лоб. Я промолчал.
     - Эй, парень, а ну отвечай, когда тебя спрашивает офицер,  -  взревел
один из серых.
     - Я скромный миссионер с далекой планеты, и несу Вам, дети мои, слово
божие, отпускаю грехи, лечу больную совесть...
     - А ну перестань паясничать, парень! - гаркнул офицер, меняя тон.
     Мне надо вывести их из себя. Тогда их распинать - делать нечего.
     - Я тебя еще раз спрашиваю, кто ты? - снова зашипел офицер.  -  А  то
сейчас поедешь с нами как подозрительный элемент!
     - Что же во мне подозрительного? - осведомился я.
     - Твоя щенячья наглость. Тебе видно мало били рожу.
     Он сделал шаг ко мне, готовясь ударить. Я как  можно  более  комичным
жестом  закрылся  руками  и  сжался  в  кресле.   Серые   расслабились   и
заухмылялись, один даже подкинул в руке залихватским жестом парализатор.
     Этого мгновенного  расслабления  для  меня  оказалось  достаточно.  В
следующие полсекунды я в прыжке взлетел в воздух, на лету послав офицера в
нокдаун и, делая сальто, выхватил парализатор и провел лучем  по  пяти  не
успевшим опомниться парням. За секунду  все  было  кончено,  серые  лежали
вповалку на полу гостиной. Дейн на всякий случай пальнул еще по офицеру из
парализатора.
     Впрочем, оставался еще парень в вездеходе. Я выпрыгнул в  окно,  и  в
этот момент он пальнул по мне из бластера. В прыжке я  успел  оттолкнуться
от рамы и перелетел луч. Он палил по мне выстрел за выстрелом, но я  легко
перемахивал через луч. Этому в школе рейнджеров на  первом  курсе  обучают
тринадцатилетних пацанов. Этот  серый,  похоже,  совсем  не  умел  владеть
бластером. Через его выстрелы перемахивать легче, чем на тренировке.
     В последнем прыжке я вышиб бластер у него из рук и нанес пару хороших
ударов. Парень выпал из кабины, как мешок с дерьмом. Вот так. Зачем лишний
раз вытаскивать парализатор, тратить на него заряды?
     Я вернулся в дом. Дейн с Лейлой выходили мне навстречу, неся  палатку
и рюкзак с припасами. Торн плелся сзади. Я оценил палатку Дейна:  он  явно
знал в этом деле толк. Это была лучшая модель для пешего туризма -  легкая
и самоставящаяся.
     - Ну что, решили драпать? - осведомился я.
     - Конечно, - ответил за всех Торн. - Нельзя же здесь оставаться.
     - И вы знаете, куда направитесь?
     Они замялись. Действительно, кроме леса  отправляться  им  было  явно
некуда. А в лесу долго не продержишься.
     - Итак, я свое дело сделал, - я пристально посмотрел Дейну в глаза. -
Теперь твоя очередь. Выкладывай, что за шашни были у вашего  правительства
и с кем?
     - Я ничего не обещал рассказывать! - истерически взвизгнул Дейн.
     - Да, но не рассказав мне всего, ты не сможешь покинуть этот дом.
     Дейн схватился за парализатор, но я легким движением перехватил его и
протянул Лейле.
     - Это бесполезно, - сказал я с усмешкой. - В  скорости  моей  реакции
убедиться ты имел возможность.
     - Ладно, - вдруг согласился Дейн.  -  Расскажу,  когда  доберемся  до
леса.


                             ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


     До леса мы добрались без приключений и вездеход  бросили  на  опушке.
Чтобы не оставлять следов, я сжег его аннигилирующей гранатой.
     Через час мы углубились в лес достаточно для того, чтобы я мог  опять
задать Дейну интересующий меня вопрос. Теперь он обещал публично, и деться
ему было некуда.
     - Ладно,  -  начал  он  свой  рассказ.  -  Года  четыре  назад   наше
муниципальное правительство получило лестное предложение от центра Зорана.
Лестное и очень выгодное.
     Ух ты, - подумал я. - Это уже интересно.
     Зоран, как мне известно, был фигурой загадочной. У него сначала  была
крупная  венчурная  фирма  на  Лендоре,  которая   специализировалась   на
финансировании  фундаментальных  разработок.  Потом  он  купил   несколько
крупных производств в Солнечной системе,  и  даже  был  членом  имперского
Совета, тайным советником Императора. Все его вложения  давали  неожиданно
быстрый эффект, поэтому вскоре его состояние достигло небывалой величины.
     Зоран  поддерживал  ведущих  ученых,  и  притягивал  их  к  себе  как
магнитом. Из  всех  императорских  советником  он  был  главным  лоббистом
ученого мира, вечно  настаивал  на  повышении  роли  ученых  в  управлении
Империей. В конце концов его притязания стали  неугодны  правительству,  и
Зоран попал в опалу. А через год он пропал без вести в  одной  из  дальних
экспедиций на краю Галактики, и правительство  поспешило  объявить  о  его
смерти. В своем завещании он назначил душеприказчиков, которым поручил  из
всех  его  средств  образовать  Центр   для   содействия   фундаментальным
исследованиям.
     С тех пор Центр развивался и рос вот уже  пятнадцать  лет,  существуя
как государство  в  государстве.  Его  могущество  было  баснословным,  он
производил большую часть фундаментальных разработок в Империи.  Но  ходили
слухи, что то, что публикуется и продается внедренческим и технологическим
фирмам - лишь верхушка айсберга. Подозревали, что у Центра есть еще тайные
лаборатории, тайные производства.  Что  он  работает  на  какую-то  далеко
идущую и  только  Правлению  Центра  известную  цель.  И,  наконец,  ходил
невероятный слух, что в действительности  руководит  тайной  деятельностью
Центра сам Зоран, который в той экспедиции остался жив и в здравом уме.  В
общем, Центр был тайной и легендой Галактики. Завесу секретности  над  его
деятельностью не удавалось особенно приподнять даже Корпусу Безопасности.
     - Так вот, - продолжал Дейн, - предложение Зорана заключалось в  том,
что наше Правительство без ведома  Империи  предоставит  часть  территории
планеты в лесах неподалеку от  Гондора  и  еще  в  нескольких  местах  для
размещения секретных лабораторий.
     - Но   ведь   размещение   незарегистрированных   в   Совете    Науки
исследовательских учреждений запрещено законом! - воскликнул я. -  Неужели
Вы пошли на прямое нарушение законов Империи?!
     - Сумма, которая была предложена за аренду земли, в три  с  половиной
раза превышала ординарные  бюджетные  доходы  всей  планеты.  Трудно  было
отказаться  от  столь  заманчивого  предложения.  Мы,  конечно,  поставили
условиями, чтобы там соблюдались экологические нормы, для очистки  совести
указали в договоре, что они не имеют права  производить  там  ничего,  что
противоречило бы имперскому законодательству... В общем,  так  на  планете
появились запретные зоны.
     - Интересно, и что же случилось с вашим правительством в результате?
     Дейн посмотрел на меня угрюмо и задумчиво продолжал:
     - Сначала все было в порядке, мы друг  другу  не  мешали.  Потом  они
усилили режим секретности и стали требовать от нас запрещения туризма, под
предлогом, что инопланетяне чуть ли не проникают  на  их  территории.  Они
предлагали скомпенсировать все потери от сокращения туризма, но на это  мы
пойти не могли. Туризм  -  основная  у  нас  индустрия,  она  дает  работу
четверти населения. Сокращение  туризма  было  бы  катастрофой.  Отношения
между нашим мэром и людьми из Центра накалялись, но члены Совета  были  не
до конца в курсе всех событий. Затем что-то произошло.
     - Что же?
     - Сначала убили мэра, а затем на Совете выступил представитель Центра
и заявил, что какие-то эксперименты входят в завершающую стадию,  что  это
имеет чрезвычайную важность для всей Галактики, и они не могут ставить все
это в зависимость от мелких местных интересов. У нас появился новый мэр, и
наш Совет от неожиданности даже  не  возражал.  А  потом  возражать  стало
поздно - появились серые, и  все  несогласные  стали  исчезать,  как  отец
Лейлы. А потом исчезло даже солнце и мы живем при  искусственном.  Кстати,
оно скоро зайдет за горизонт.
     Действительно вечерело. Я  подумал,  что  узнал  уже  достаточно  для
доклада Командору. Но черт возьми, возвращаться еще рано. Впереди еще  три
дня и четыре ночи. За это время можно выяснить черт-те что.
     - Всего  этого  следовало  ожидать,  -  грустно  произнес   Торн.   -
Связываться с учеными и их секретными делами - это всегда самоубийственно.
     - Почему, Торн? - удивленно спросила Лейла.
     - Мы живем здесь в провинции, вдали от ученых. Мы не  сталкивались  с
ними до сих пор и знаем о них лишь по выдуманным  ими  же  книжкам  об  их
прогрессивной роли в истории.  Но  правда  совсем  иная:  ученые  -  самые
страшные люди.
     Вот так поворотик! Этот Торн у них правда самый умный или завирается?
А впрочем, что же он имеет в виду? Я ведь действительно  с  этими  учеными
почти не встречался в жизни и не могу даже представить, что за люди.
     - Во всю историю человечества,  -  продолжал  тем  временем  Торн,  -
ученые пытались свести к познанию мира всю человеческую  деятельность.  На
самой заре человечества философ Платон выдвинул идею о том, что вся власть
в обществе, само государство, должно принадлежать философам.  Они,  будучи
самыми мудрыми, смогли бы рационально  организовывать  и  регламентировать
жизнь всех людей. В этом  его  разумном  мире  не  осталось  бы  чувств  и
человеческой свободы - все было подчинено познанию.
     - Но ведь этого ужаса не случилось? - испуганно спросила Лейла.
     - Нет, это была лишь мечта, но и программа. Спустя две тысячи  лет  в
Европе идея о том, что разум превыше  всего,  родилась  вновь.  Ее  адепты
четыре  столетия  атаковали  религию  и  культуру,  разрушали  все   устои
человеческого существования. Они выдвинули программу переоценки ценностей,
посчитав, что чисто умозрительно можно придумывать новые  ценности  взамен
тех, что были созданы всем человечеством за всю историю, даны  богом.  Они
провозгласили, что каждый может сам творить свое добро и свое зло.
     А потом они пришли к выводу,  что  познание  не  самоцель,  что  дело
заключается не в том, чтобы познать мир, но чтобы изменить его  по  своему
рациональному плану. Вот зачем нужно познание.  Для  такого  изменения  не
должно  быть  ограничений  -  считали  они  -  не  надо   ни   перед   чем
останавливаться. Так началась на  Земле  эпоха  Агрессии  Разума  -  самая
страшная из всех эпох.
     Одни рационалисты стали преобразовывать природу - имя им позитивисты,
а другие посчитали главным изменение человеческих отношений в соответствии
со своими теориями. И те и другие не  останавливались  ни  перед  чем  для
достижения своих целей. Одни создавали страшное оружие, другие  уничтожали
миллионы людей этим оружием ради своих целей и идей. И те и другие ставили
разум превыше всего - и превыше  человечности.  И  только  с  объединением
Земли накануне  космической  эры  на  основе  традиционых  гуманистических
ценностей, понимание, что  человек  и  его  чувства  и  интересы  -  всего
превыше, остановило чуму и положило конец эпохе Агрессии Разума.
     Все  властители  нашей  Империи   шестьсот   лет   ее   существования
поддерживали  во   всей   Галактике   мир   и   стабильность,   не   давая
гипертрофированно разрастись ничьим интересам, поставив  науку  на  службу
человечеству, а не человечество на службу науке.
     Все  это  особо  не  рассказывалось,  чтобы  не  возбуждать   лишнего
недоверия к ученым, так сильно распространенного в начале космической эры.
Но опасность возобновления их наступления существовала всегда.
     Она была предопределена самим характером научного познания  как  вида
человеческой деятельности. Ибо в  основе  познания  всегда  лежит  воля  к
власти. Неосознанное, вытесненное желание  властвовать,  которое  немногим
дано удовлетворить в миру и в сексе, заставляет людей  вставать  на  стезю
познания, толкает их на овладение все новыми тайнами природы.  Но  все  же
разве желание властвовать до конца можно удовлетворить лишь этим? И  тогда
ученые пишут книги о своем исключительном положении в обществе - разве  не
читали вы множества этих книг? - тогда  они  такого  положения  добиваются
всеми силами и способами. И Центр Зорана -  передовой  отряд  всей  ученой
братии.
     Они открыли здесь что-то, что позволило им почувствовать  свою  силу,
свою  способность  бросить  вызов  верховной  власти  Империи.  Они  могут
рассчитывать на поддержку многих своих  собратьев  и  коллег.  Они  готовы
вновь бороться за власть разума над людьми, они хотят создать тоталитарный
мир во всей Галактике, превратить людей в винтиков своей  машины.  У  этих
параноиков всегда наготове планы идеального преобразования  общества,  его
рациональной организации. Им наплевать на чувства отдельных людей.
     Но разум - порождение воли к смерти, которая противоположна создавшей
Вселенную и  Человека  воле  к  жизни,  негэнтропии.  Разум  -  порождение
энтропии, поэтому все их утопические  проекты  идеального  общества  столь
однообразны, столь высокоэнтропийны. Им претит частная свобода  и  частная
инициатива, через которые проявляется инстинкт жизни. Им надо свести все к
единообразию, но это единообразие - смерть!
     Наша Империя всегда строилась на поддержании разумного баланса  между
жизнью и смертью, энтропией  и  негэнтропией,  индивидуальной  свободой  и
рациональной организацией. Как только исчезнет это  равновесие  -  Империя
погибнет, распадется. А эпоха распада будет  означать  много  потерь,  ибо
любая  перестройка,  переход  от  одного  равновесия  к  другому,  сжирает
множество ресурсов.  Понадобятся  тысячелетия,  чтобы  Человечество  вновь
восстановило тот  уровень  культуры  и  экономики,  которого  мы  достигли
сейчас. Вот в чем опасность того, что задумал Зоран!

     На протяжении всей этой тирады Торна мы сидели, затаив  дыхание.  Его
голос все креп, тон его повышался. Я никогда не слышал столь  патетических
речей - ни в школе рейнджеров от преподавателей, ни потом  на  крейсерском
корабле, где не убеждали, а подавали команды.
     Во всяком случае не согласиться с Торном было невозможно.  Он  просто
знал о том, о чем нам предпочитали не рассказывать, считая это  внутренней
проблемой имперского начальства. По  крайней  мере  для  меня  прояснилась
история опалы Зорана и ее причины. Но я никогда не думал, что  головастики
могут быть  так  опасны  со  своей  паранойей.  Впрочем,  история  не  раз
показывала, что военное могущество земных  империй  оказывалось  бессильно
перед напором фанатиков.
     Прояснилось для меня и еще одно - чужаки на этой планетке явно ни при
чем.  Все  здешние  делишки  имели  вполне  человеческое  происхождение  и
конкретного виновника - Центр  Зорана.  У  меня  как-то  даже  отлегло  от
сердца, потому что с этими есть какие-то способы справиться, а  что  такое
чужаки - не разберется и сам Зоран.
     После слов Торна воцарилолсь молчание.  Мы  сидели  опустив  глаза  и
изредка переглядывались. Первая нарушила молчание Лейла:
     - Мой отец в руках людей Зорана, и мы должны его  спасти,  -  сказала
она просто. - Нам надо пойти туда.
     Впрочем, если я хочу что-либо узнать, то мне тоже надо как раз  туда.
Поэтому я негромко произношу:
     - Я с тобой, Лейла.
     Она улыбается мне поощрительно и сжимает мне руку.  Я  ловлю  нервный
взгляд Дейна. Он чертовски недоволен таким оборотом дела.
     - Я готов помочь тебе во  всем,  Лейла,  хотя  и  не  знаю,  как  это
сделать. Лаборатории Зорана неприступны.
     - Кто хочет, пройдет любые преграды, - добавляет Торн. - Я  с  тобой,
Лейла.
     Она благодарно улыбается всем нам троим. Я немного смущаюсь и говорю:
     - Но у нас есть только три дня на все.
     - Почему? удивленно спрашивает Лейла.
     Я молчу, не могу сказать ей правду.  Но  приказ  превыше  всего  -  я
должен покинуть планету в срок. А значит, покинуть их.

     Сумерки спустились быстро, ночь надвигалась все  сильнее  и  сильнее.
После бурного дня клонило в сон. Мы с Дейном и Торном  разделили  ночь  на
три вахты и мне выпало дежурить первому.
     Лейле я уступил свой спальник - невероятное нарушение  устава,  между
прочим - а парни забрались в палатку и мирно  там  посапывали.  Вокруг  не
чувствовалось ничего угрожающего - обычный ночной мир леса. Меня обступала
темнота, над головой стояло беззвездное небо.  Это  наводило  на  какое-то
лирическое настроение и заставляло думать о себе и о жизни. Ну  не  совсем
чтоб о жизни, но о чем-то очень важном. Например, о Лейле.
     Меня очень влекло к этой девушке. Во-первых  она  была  очень  хороша
собой. Во-вторых, за  первый  день  нашего