Юлий БУРКИН

                           КОРОЛЕВА В ИЗГНАНИИ




                                  МАРИЯ


                                    1

     - Ну, вот мы и дома, - с явным облегчением сказал следователь, открыв
кабинет и усевшись. Это были его первые слова  с  того  момента,  как  они
влезли в машину. - Что ж, Мария Викторовна, давайте поговорим начистоту.
     Маша неопределенно кивнула. Ей казалось, все у нее внутри заковано  в
лед, и вряд ли этот лед когда-нибудь растает.
     - В первую очередь объясните мне, - продолжал следователь,  -  почему
вы не стали невидимой? Я знаю, вы умеете это.
     Так же неопределенно она пожала плечами. Почему  не  исчезла?  Она  и
сама еще не успела осмыслить это. Хотя... Что ей принес  ее  "божественный
дар"? Что кроме боли? Она потеряла дом и друзей, она потеряла себя  -  ту,
какой бы ей хотелось быть... Человек, которого она  любит,  предал  ее.  А
сейчас, когда она смогла простить его, он умирает... Когда-то  она  должна
была остановиться.
     - Будем молчать? - поинтересовался следователь, - или...
     Она подняла глаза и ТАК на него взглянула...
     - Что с ним? - спросила она шепотом.
     - Сейчас, - торопливо кивнул  следователь,  поднял  трубку  и  набрал
номер.
     - Алло, это прокуратура вас беспокоит. Это Зыков, следователь. Там  к
вам должны были доставить... Да, ножевое... Да-да, Кислицын... - Некоторое
время длилась пауза, во время которой Зыков покачивал  головой,  вникая  в
то, что слышал. - Спасибо, - сказал он наконец и положил трубку.
     - Сильный мальчик, - улыбнулся он Маше. - С ним - полный  порядок.  А
мы - будем говорить?
     - Будем, - согласилась она, ощущая как что-то оживает в ней. - Только
без абстрактных вопросов. Типа - почему не исчезла. Не исчезла и все.
     - Что ж, меня это устраивает, - сухо согласился  Зыков.  -  Я  многое
знаю о вас. С  точки  зрения  закона  вы  виновны.  Но  я  знаю,  что  вас
обманывали, и все, что вы совершали делалось не  по  собственной  воле.  -
Машу передернуло: она была не согласна с тем, что он  говорил,  и  она  не
нуждалась в подачках следователя. По его выходило, она  -  какая-то  тварь
бессловесная... Но он продолжал: - Так что обещаю: в крайнем случае -  два
года условно. А вы мне - адреса, имена, суммы...
     - Не надо со мной торговаться. Вы... - она  остановилась,  вспоминая,
как его звать. "Андрей Владимирович", -  подсказал  Зыков.  -  Вы,  Андрей
Владимирович, знать-то знаете, а вот понять еще не умеете. Я все могу.
     - Да ну, - запротестовал следователь. - Возможности ваши  ограничены.
Комната заперта, за дверью - охранник...
     - Я сейчас исчезну, - перебила его Маша, - и сколько бы вы не  бегали
по  этой  комнате,  вам  меня  не  поймать.  А  когда  подходящий   момент
представится  -  шарахну  чем-нибудь  тяжелым  по  голове.  Вот,   стулом,
например.
     - Стул привинчен.
     - Ну, ящиком от стола. Да просто пну между ног, так что загнетесь,  и
пистолет отберу. Пусть тогда ваш охранник приходит.
     - Начнете стрелять, сбежится вся прокуратура.
     - Вы в жмурки когда-нибудь играли? - недобро усмехнулась Маша. -  Так
вот, вы все - голите...
     Она блефовала, но и сама в тот момент верила в то, что говорит.
     Зыков озадаченно потер подбородок.
     - Ну ладно, ладно, - пошел он  на  перемирие,  -  один  ноль  в  вашу
пользу. Что мы как дети: а я - сильнее, а у меня брат есть...
     - Дайте бумагу и ручку. Напишу все, что знаю. Только не  потому,  что
ВЫ так хотите, а потому, что Я так хочу. Потому что все они - мизинца  его
не стоят.
     ...Информации оказалось не так-то много.  Где  искать  Копченого  или
Али-Бабу? Она не знала не только адресов, но даже настоящих имен всех этих
сошек.  Так,  некоторые  номера  телефонов,   автомобилей,   "криминальные
эпизоды". Однажды заезжали домой к Гоге, и визуально она  могла  бы  найти
его квартиру, но адреса не знала тоже.  Да  и  меньше  всего  ей  хотелось
"закладывать" именно Гогу.
     - Сколько ему дадут? - спросила она, протягивая Зонову лист.
     - Трудно сказать. "Восток - дело темное". Думаю, от трех до семи.
     - Я хочу взглянуть на него.
     - Не раньше завтрашнего дня. Так врач сказал: нельзя беспокоить.
     - Я не буду  его  беспокоить.  Он  меня  не  увидит...  -  И  тут  же
поправилась с горечью в голосе: - Он меня не видит.
     Зыков вскинул брови:
     - Из показаний следует, что вы не умеете возвращать людям способность
видеть вас. Или научились?
     - Нет, - ответила Маша. - Так я увижу его сегодня?
     - То, что знаем мы, врачам не объяснишь. Они не пустят.  Или  пустят,
но потом руководству моему пожалуются. Будут неприятности. Так что... - Он
что-то чиркнул на бумажке и протянул ее Маше. - Вот. Повестка. Явитесь  ко
мне завтра  в  двенадцать  ноль-ноль,  поедем  к  нему.  Хотя...  -  Зыков
испытующе  глянул  ей  в  лицо,  -  вы  могли  бы  воспользоваться  своими
способностями и пройти к нему невидимой, адрес больницы я вам дам.
     - Не надо,  -  двумя  пальцами  Маша  взяла  протянутую  бумажку.  И,
вставая, закончила, повторив: - Завтра в двенадцать ноль-ноль.
     ...Алкины родители были уже в курсе событий, но милая ее  рыжая  мама
делала вид, что "все как всегда". И это было даже хуже. Если бы Маше  было
куда пойти, она с удовольствием покинула этот гостеприимный, даже  слишком
гостеприимный дом. Но пойти было некуда. В  родном  городе  отправиться  в
гостиницу ей как-то не пришло в голову.
     - И что же ты теперь? - спрашивала мама Алки, хозяйничая на кухне.  -
Поступать будешь? Год, конечно, потеряла,  но  это  не  беда,  какие  наши
годы?!
     - Не знаю, -  уклончиво  отвечала  Маша.  Поступать?  Вот,  наверное,
удивилась бы эта добрая домашняя женщина, если  бы  узнала,  что  ее  юная
собеседница ухитрилась даже не закончить школу.
     -  А  чего  тут  думать?  Город  у  нас  маленький,  но  недаром  его
студенческим называют. Жить тут и не закончить вуз - просто не принято.
     Самым глупым в этой ситуации было то, что разговор явно был не  нужен
ни  Маше,  ни  алкиной  маме,  но  взаимная   вежливость   заставляла   их
поддерживать его.
     Алка краем глаза наблюдала за Машей и в один прекрасный момент  вдруг
заявила:
     - Ладно, мама, мы пошли спать.
     - Да ведь рано еще. Подождите, я ужин сделаю...
     Но Маша уже поднялась с облегчением со стула и  направилась  к  двери
вслед за Алкой.
     - Спокойной ночи, - недовольно сказала им в спину мама.
     - Ну что с тобой?! - накинулась на Машу Алка в комнате. - Чего ты как
замороженная? Леша жив, что еще тебе надо?
     - У тебя валерьянка есть?
     - Сейчас, - осеклась Алка. - Только в таблетках, вот. Подожди, я воды
принесу.
     - Не надо, - махнула рукой Маша и  проглотила  несколько  сладковатых
пилюль. - А снотворное?
     Алка молча протянула ей  стандарт.  Потом  вдруг  отдернула  руку  и,
оторвав от целлофановой упаковки две таблетки, выдала их Маше.
     - Да не бойся, травиться я не собираюсь, - усмехнулась та.
     - Кто тебя знает, - сделала Алка гримаску, потом вышла на  минутку  и
вернулась со стаканом воды. - На.
     Маша запила лекарство и забралась в  постель.  Глянула  на  Алку.  Та
смотрела на  нее  с  жалостью  и  участием,  но  самым  сильным  чувством,
написанным на ее лице было всепоглощающее любопытство. Маша сжалилась:
     - Завтра в двенадцать я к нему в  больницу  пойду.  Со  следователем.
Пойдешь со мной?
     - Конечно!
     Переодевшись в пижаму и погасив  свет,  Алка  забралась  к  Маше  под
одеяло, и некоторое время, лежа друг к другу спинами, они  активно  делали
вид, что спят. Наконец Алка не выдержала:
     - И все-таки я не понимаю. Зачем тебе все это? Исчезла бы и все.
     - Что - все? - Маша повернулась к Алке лицом. - Что -  все?  Опять  в
бега? Я хочу жить дома. Просто жить, понимаешь?
     - Просто жить? И деньги ты им вернула?
     Деньги. Про них она просто забыла, даже не  упомянула  в  показаниях.
Или это сработала подсознательная жадность?
     Нет. Действительно забыла.
     - В следующий раз - сдам.
     - Ну и зря. Если  бы  у  меня  были  такие  деньги,  я  бы...  -  Она
замолчала.
     - Что - ты  бы?  -  Покачала  головой  Маша,  чувствуя,  как  дремота
сковывает  ее  тело.  -  Подумай,  подумай.  Если  найдешь   им   классное
применение, я их не в милицию, а тебе отдам... Ну  ладно,  все.  Спокойной
ночи.
     И, снова повернувшись к стенке, она моментально уснула.
     ...Поднялись в половине девятого и целый час наводили марафет.  Потом
вышли из дома, поймали тачку и помчались в центр. Остановились у  магазина
"Фасон". Магазин работал с десяти и до открытия было еще минут пятнадцать.
Но Маша ждать не стала,  а  нажала  кнопку  звонка.  В  витрину  выглянула
пожилая женщина, молча указала на табличку с  расписанием.  Маша  в  ответ
покачала головой. Женщина кивнула и удалилась. Тут же  к  витрине  подошла
другая - знакомая Маше продавщица, улыбнулась ей и открыла дверь.
     - Вы извините, что так рано, - сказала Маша после приветствия, -  мне
нужно забрать свою одежду. Даже лучше у вас переодеться.
     - В это тряпье? - женщина с  изломом  приподняла  красивую  бровь.  -
Девочка, тебе нужно носить красивые дорогие вещи. И, поверь  мне,  я  знаю
жизнь: для этого тебе не нужно даже шевелить пальцем. К таким  как  ты,  а
таких мало, деньги липнут сами.
     У Маше по спине пробежал холодок. Ведь действительно  последние  годы
деньги сами липли к ней. Деньги, а не счастье.
     Продавщица говорила что-то еще, но Маша, не слушая ее, зашла за ширму
и переоделась в свой видавший виды джинсовый костюм, кроссовки  и,  сложив
новую одежду в сумку, вышла на улицу.
     - Да-а, - протянула Алка, увидев ее, -  вот  это  маскарад.  Ты  что,
милостыню просить собралась?
     - Врачи сказали, его нельзя беспокоить. А в этой одежде  он  меня  не
видит.
     ...К прокуратуре шли пешком, но все равно  добрались  немного  раньше
срока.



                                    2

     У входа в палату Зыков обернулся к девушкам.
     - Вам, - кивнул он Алке,  -  придется  подождать  тут.  А  вы,  Мария
Викторовна, войдете  вместе  со  мной,  но  своего  присутствия  ничем  не
выдавайте.
     Сопровождавший их дежурный врач вопросительно посмотрел на  них,  но,
не дождавшись разъяснений, промолчал.
     В палате стояло четыре кровати. Две из них  были  пусты  и  аккуратно
застелены, на одной сидел щуплый мужчина лет пятидесяти; Алексей лежал  на
койке возле окна.
     Тихо пройдя, Зыков сел на табурет, доктор остановился справа от него,
а Маша встала у изголовья. Атос (так Маша снова начала  называть  его  про
себя) лежал с закрытыми глазами и выглядел совсем неживым. Маша прижала  к
губам ладонь, чтобы не вскрикнуть.  Почему-то  больше  всего  ее  напугала
капельница, присосавшаяся трубочкой к его забинтованной руке.
     Атос застонал и открыл глаза. Отсутствующим взглядом обвел комнату.
     - Пить... - Это был даже не шепот. То,  что  он  сказал,  угадывалось
только по движению губ.
     - Пить вам пока нельзя, - отозвался врач. - Все, что вы  можете  себе
позволить - вот: смачивать губы. - Он взял с тумбочки стеклянное блюдце  с
водой и ватный тампон на палочке. - Можете держать?
     Атос еле заметно покачал головой.
     - Ну, потом будете это делать  сами,  -  и  доктор  осторожно  провел
тампоном по потрескавшимся лиловым губам Атоса. Тот закрыл глаза, сглотнул
и скривился от боли.
     - Еще, - прошептал он, не открывая глаз.
     Врач повторил процедуру, Атос поморщился - то ли от боли,  то  ли  от
удовольствия. Потом открыл  глаза  и  уже  более  осмысленно  взглянул  на
окружающее. Однако взгляд его без интереса скользнул по  лицам  доктора  и
следователя, поднялся вверх...
     - Маша, - через силу улыбнулся он. - Маша...
     Она чуть было не закричала в ответ. Ты видишь меня, видишь!.. Но нет,
он смотрит не в глаза, не в лицо, он смотрит... Проклятье! Как  она  могла
забыть снять новые часики! Атос их раньше не видел,  и  теперь  они  висят
прямо над его головой...
     А он вновь прикрыл веки, застонал и затих.
     Зыков настороженно смотрел то на него, то на Машу.
     - Все, все, все, - засуетился  врач.  -  Он  впал  в  бессознательное
состояние. Все-таки еще рано, он слишком слаб. Давайте  перенесем  встречу
на завтра?
     Зыков кивнул, поднялся и глазами сделал знак Маше: "Идем".
     Она, не отрывая  ладонь  от  губ,  отрицательно  замотала  головой  и
свободной рукой еще крепче вцепилась в металлическую спинку кровати.
     Зыков взял ее за локоть и настойчиво потянул к себе. Несколько секунд
она сопротивлялась, затем разомкнула  пальцы  и,  как  механическая  кукла
двинулась за ним к двери.
     Они были уже на пороге, когда Атос вновь застонал. Маша  замерла,  но
Зыков просто вытолкнул ее в коридор и  прикрыл  дверь.  Доктор  остался  в
палате.
     - Ну что он?! Как?! - Налетела на них Алка.
     - Жив, жив, - успокаивающе хмыкнул Зыков. - Дуракам везет. Поехали-ка
ко мне. Поговорим. И вы, - кивнул он Алке, - то же.
     ...С Алкой следователь говорил недолго, к  тому  же  она  спешила  на
занятия. Следующей Зыков вызвал в кабинет Машу.
     - Присаживайтесь.
     Маша села. И вдруг остро почувствовала страх и жалость  к  себе.  Как
будто вся жизнь ее будет теперь состоять из таких вот пыльных  милицейских
комнат и пропахших лекарствами палат, нестерпимого чувства вины и  утраты.
Это длилось мгновение, но не ушло совсем, а вечным  пониманием  спряталось
где-то в глубине ее сознания.
     - Ну-с, милая, - произнес Зыков и вальяжно откинулся на спинку стула.
- А вот теперь-то мы поговорим серьезно.
     Все в нем изменилось - поза, выражение лица,  интонации.  Все  дышало
самоуверенностью и самодовольством.
     -  Я  по-моему  все  написала,  -  ответила  Маша,  специально   чуть
нагловато, чтобы сбить накатившую на следователя спесь.
     - Не-ет, Мария Викторовна, нет, милая, - Зыков принялся раскачиваться
на стуле, - вовсе даже не все. Это - так... - он двумя пальцами поднял  со
стола исписанный ею на прошлом допросе листок, - фрагменты... - И  листок,
отпущенный им, спланировал на пол. - А меня интересует все.  Вся  история.
Вся, понимаете? До мельчайших подробностей.
     - Но мы же договорились...
     - Договорились, - с легкой иронией  в  голосе  перебил  он  так,  как
говорят иногда с детьми, - а теперь передоговорились.
     Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:
     - Где деньги, сука!
     Такой поворот, наверное,  сработал  бы  безотказно,  будь  перед  ним
обыкновенная девушка. Но Маша... Мария. Ее уверенность  в  себе,  сознание
вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в  последние
дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.
     - По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном?  -  спросила
она стеклянным слегка дрожащим голосом.
     - Прекрасное самообладание.  -  Зыков  потер  подбородок  ладонью  и,
буравяще глядя Маше в  глаза,  почти  любуясь  ею,  пальцами  другой  руки
принялся барабанить по столу.
     Абсолютно спокойной Маша оставалась  только  внешне.  В  душе  же  ее
что-то дрогнуло. "Почему?!  Почему  он  вдруг  решил,  что  на  нее  можно
кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно,
чуть ли не со страхом... Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах?
Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее - первое.  Денег  мне  не
жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так... Война так война".
     - "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна? -  следователь
вновь неожиданно сменил интонацию  на  подчеркнуто  корректную.  -  Да  по
такому, что  вы  -  прекрасная  актриса.  Только  на  хитрую  жопу,  Мария
Викторовна, есть, извините, член с винтом!..
     - Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.
     - На место! - рявкнул Зыков.
     На место Маша не села, но остановилась:
     - Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.
     -  Исчезнешь?  -  следователь  ухмыльнулся.  -  Ну-ну,  давай,  а  мы
посмотрим... Чего  ж  раньше  не  исчезла?  Это  же  элементарно,  Ватсон:
девочка-невидимка  дает  вдруг  себя  арестовать...  девочка-невидимка  не
желает незаметно пройти в больницу... И наконец: девочку-невидимку  узнает
ее заколдованный принц!
     Ах вот в чем дело! Следователь просто  решил,  что  она  по  каким-то
причинам потеряла свои сверхъестественные  способности,  если  они  вообще
были, и это не легенда. Что ж, все логично.  И  он  перестал  бояться  ее,
перестал быть эдаким старшим товарищем - предупредительным и участливым, а
стал - грубым и вульгарным... ментом.
     "Вульгарным ментом", - повторила про себя Маша, и вдруг это выражение
показалось ей до невозможности смешным.
     Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того,  что
все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом,
убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.
     - Актриса, актриса! - восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.
     - Вульгарный мент, - вслух произнесла она в ответ, сразу  успокоилась
и, утерев выступившие слезы, продолжила: - Значит, говоришь, я  разучилась
исчезать. Давай проверим.
     На миг легкая неуверенность коснулась ее  сердца.  А  может  быть  он
прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может  быть,  ее
давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?
     Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в
глаза, дала ему посыл...
     Знакомый толчок в виски, знакомый звон в ушах. Знакомое  выражение  в
глазах следователя.
     То, как он повел себя в дальнейшем, характеризует его,  как  человека
действительно умного и прозорливого. А может быть - просто трусливого,  но
способного держать себя в руках.
     - Ладно, - напряженно сказал он пустоте перед собой. -  Два  -  ноль.
Только, Мария Викторовна, пожалуйста, без  излишеств.  Думаю,  вы  уже  не
сидите на стуле, так что не бойтесь. Я сдаю оружие. - Он расстегнул кобуру
и выложил на стол пистолет. - Но брать  его  не  советую.  Из  соображений
вашей же пользы.
     К пистолету Маша не притронулась.
     - Сейчас я вызову конвойного, - продолжал  он  уже  спокойнее.  -  Он
проводит вас к выходу. - Он нажал кнопку под столом, затем чиркнул  что-то
на бумажке:
     - Это - повестка на завтра. Тут будет  другой  следователь.  Я,  сами
понимаете, не справился.
     Маша не притронулась и к повестке.
     Дверь отворилась, вошел молодой милиционер.
     - Ну что ж, жаль,  что  так  вышло.  -  Следователь  поднялся.  -  До
свидания. Или прощайте?
     - Второе, - лаконично ответила Маша.
     Конвойный удивленно покосился на нее.
     - Проводите девушку, - вздохнул Зыков.
     Выходя, Маша с опаской поглядывала на следователя: сейчас  не  трудно
было определить ее местоположение, не схватится ли он за пистолет.  Только
потом она поняла, что если бы он сделал это и сумел убить ее, он никому не
смог бы объяснить этот  поступок,  и  это  стоило  бы  ему,  как  минимум,
карьеры.



                                    3

     "Моя душа принадлежит хаосу, - с легким испугом думала Маша, шагая по
тротуару. Как иначе расценивать ту эйфорию, в которой я сейчас  нахожусь?"
Ведь, выходит, не тяжелое состояние Атоса более всего угнетало ее,  а  тот
моральный  запрет,  который  наложила  она  на  свой  дар,  решение   жить
"нормальной" СКУЧНОЙ жизнью. Но вот запрет снят, и как же легко  стало  на
душе.
     "Вульгарный мент", - вспомнила она и опять хихикнула  сама  с  собой.
Может быть, все-таки, потому ей так хорошо, что она разоблачила лицемера и
победила его? Он был таким беспомощным, таким униженным!
     Как бы там ни было, ей было хорошо, и  она  прекр