разговору. Что,
по-твоему, было необыкновенного в капитане Лугасе?
     Я напрягся. Это был тот Тодер, которого  я  знал!  Я  ничего  не  мог
добавить, кроме того, что вспомнил,  уходя  от  Питера  и  Лилит,  реакцию
Лугаса, когда я неосторожно спросил, не на Землю ли он собирается  лететь.
Наверное, он  испугался,  что  его  приняли  не  за  центаврианина,  а  за
землянина. Я высказал все свои соображения, и Тодер кивнул.
     - Ты видишь теперь, что действительно имеешь гораздо  больше  данных,
чем смог вложить в свою первоначальную  модель?  Способность  проникать  в
суть событий, подобно этому примеру, ведет все к большему  и  большему  их
пониманию.
     Я  понимал,  что  он  говорит  банальности.  Я  задержал  дыхание   и
попробовал выполнить еще одно  действие,  которому  он  давным-давно  учил
меня: исследовать предметы, на которых концентрировался  взгляд  человека,
чтобы определить направление его мыслей.
     Не изменял ли он направления взгляда на  несколько  мгновений  минуту
или две назад? Я осмотрелся вокруг, чтобы выяснить, на что он мог глядеть;
за  моей  спиной  висели  лишь  стенные  часы.  Наверняка,  взгляд  Тодера
уклонился в  их  сторону  случайно.  Хотя...  О!..  Допустим,  он  ожидает
посетителя. Но ведь ему  достаточно  сказать  мне:  "Рэй,  ты  пришел  без
предупреждения, а у меня назначено свидание. Прости, но не зайдешь  ли  ты
завтра?".
     Я прервал свои раздумья:
     - Тодер, я всегда предпочитал прямой путь  окольному.  Я  имел  время
исследовать своих мучителей прошлой ночью. Несмотря на маски и  измененные
голоса, я запомнил много деталей, которые должны помочь мне найти  их.  Вы
когда-то учили, что страдание является сильным мобилизующим  фактором  для
всех чувствующих существ. Мне пришлось много страдать в течение нескольких
часов. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне дать объяснение всему тому, что  я
видел, слышал и чувствовал во время допроса.
     Тодер в течение  двух  вздохов  обдумывал  ответ.  Наконец  он  пожал
плечами:
     - Рэй, в своем теперешнем состоянии ты теряешь даже  то,  что  узнал.
Иди домой,  отдохни.  Вернешься  ко  мне,  когда  придешь  в  себя,  и  мы
рассмотрим твое предложение!
     - Нет! - Я оказался на ногах, даже не осознав  этого.  -  Завтра  или
даже сейчас они могут быть на  центаврианском  корабле  и  скоро  окажутся
навсегда вне пределов досягаемости!
     - Если бы я сказал тебе сейчас, что они находятся на  пути  к  порту,
собираясь бежать с Марса, ты все равно не смог  бы  помешать  этому.  Будь
разумным, мальчик! - Он тоже поднялся со своего кресла.  -  Делай,  что  я
советую! Иди домой и отдохни.
     - Вы пытаетесь избавиться от меня, - не унимался я. - Почему?
     - Ко мне должен прийти человек с минуты на минуту, - ответил старик.
     - Но он еще не здесь. Я пришел к вам  без  предупреждения,  допустим.
Однако я помню, как вы в то время, когда я был вашим воспитанником, всегда
отказывались просто ждать,  говоря,  что  это  глупая  трата  драгоценного
времени.
     У меня уже почти не осталось никаких сил, и только мысль, что учитель
не был сейчас откровенен со мной, не позволяла мне удалиться. Я безнадежно
пытался докопаться до причины его неискренности.
     Прежде чем  он  смог  убедительно  ответить,  в  окне,  выходящем  на
пешеходный туннель, промелькнула фигура человека. Я тряхнул головой, в  ту
же секунду узнав его, я отказывался принять возникшее в сознании имя, пока
звук дверного звонка не подтвердил мою сумасшедшую мысль: "Его  посетитель
- Лугас! Из миллиардов людей в Галактике - Лугас!"
     Это было уже слишком. Я представил  жуткую  картину  заговора  против
меня, загнанного в клетку, в ловушку.  Потрясение  забрало  мои  последние
силы, и я  провалился  в  темноту,  которая  вот  уже  три  часа  угрожала
поглотить меня.
     Тодер...
     Лугас...
     Чувство юмора... самая дисциплинированная группа людей...
     Ничего...
     Темнота.



                                    8

     Прежде чем открыть глаза, я с треском потянулся, расправляя все  свои
суставы,  ощущая,  как  замечательно   лежать   в   собственной   кровати,
приспособленной к длине моего  тела.  На  скольких  мирах  и  на  скольких
кораблях между этими мирами я имел дело с гамаком, который носил  в  своем
мешке, потому что не было такой кровати, на которой я мог бы провести ночь
не просыпаясь от судорог и онемения!
     А комфорт нулевой гравитации...
     Эта мысль поразила меня. Я раскрыл глаза, думая, что не  увижу  того,
что предполагал, - спальню в своей квартире около космопорта.
     Однако комната была мне хорошо знакома. Но в таком случае откуда  это
ясное ощущение  нуль-гравитационной  кровати?  Если  бы  я  мог  позволить
наслаждаться ее покоем своим семи футам и  четырем  дюймам,  то  последним
местом, где я хотел  бы  это  делать,  должна  быть  моя  родная  планета.
Марсианская гравитация невысокая и прекрасно подходит мне.  А  если  бы  я
оказался на Земле, то...
     Мысли сделали резкий скачок.
     Отправиться на Землю! Отправиться на Землю?  Я  никогда  в  жизни  не
собирался  туда!  Я  хорошо   представлял   себя   среди   толпы   землян,
сгорбленного,  нервозного,  неловкого  великана  -  забавную  фигуру   для
развлечения  детей  и  зевак.  В  земноподобных  мирах  других  систем   я
сталкивался с таким отношением к себе. Суровое центаврианское воспитание и
дисциплинированная   вежливость   не   позволяли    проявиться    открытой
насмешливости  даже  у  детей.  А  дружелюбные  медведиане,  как  правило,
беззлобно улыбались, разглядывая марсианскую каланчу.
     Возможно, сон был причиной этого  странного  желания.  Я  нахмурился,
обеспокоенный мыслью, что сон был вызван реальными событиями моей жизни. И
неудивительно, что мое подсознание могло интерпретировать мое  вынужденное
пребывание на  Дарисе,  утомляющее  действие  гравитации  и  неспособность
избавиться  от  него  как  разновидность  психологической  аналогии  моего
негодования по поводу легального земного гражданства. И все-таки  я  лежал
на  нуль-гравитационной  кровати:   превосходные   вещи   были   на   этой
упадочно-расточительной планете, на которую я не хотел бы вернуться.
     Но было ли это на Хариголе?
     Да, там была медведианская девушка, высокая для своей  нации,  именно
по этой причине я и выбрал ее.
     - Конечно же, она была высокой! - сказал я вслух, внезапно испуганный
тем, что в моей памяти она возникла совсем крошечной.
     Наверное, мое сознание сохранило неточный образ:
     Ведь он сложился из  воспоминаний  о  запрокинутом  ко  мне  лице,  о
необходимости склоняться к ней, о всегда присутствующем рывке  гравитации,
не ощущаемой ею...
     Нет, конечно же, она была высокой, та  девушка,  с  которой  я  делил
нуль-гравитационную  кровать.  Решив  убедиться  в  этом,  я  потянулся  к
выдвижному ящику, где хранил своеобразные сувениры - память о тех, с кем я
уже не предполагал увидеться снова. На глаза мне попались  часы,  стоявшие
на прикроватной тумбочке, они показывали без пяти минут полдень.
     Если я спал так долго, то неудивительно, что моя голова была тяжелой.
Дома, на Марсе, я всегда  поднимался  с  рассветом,  и  только  усталость,
вызванная высокой гравитацией, могла заставить меня  спать  утром  так  же
хорошо, как и ночью.
     Я проверил  показания  других  приборов,  стоявших  рядом  с  часами:
счетчик давления - на десяти, счетчик влажности - на "малая",  температура
- около 21 градуса на теплой стороне.
     Я вспотел во сне. Только сейчас я обратил  на  эту  деталь  внимание.
Простыня, которой я  укрывался,  была  холодной  и  влажной.  При  высокой
температуре и влажности моя потливость не была бы странной, однако  к  ней
добавлялся еще и беспорядок в мыслях... Лихорадка?
     Разумнее всего было немедленно проверить себя  и  убедиться,  что  не
подцепил какой-нибудь вирус. Но меня совсем извели ощущения,  связанные  с
нуль-гравитационной кроватью, которые я никак не мог объяснить. В  большой
груде разных памятных вещиц я принялся искать стереокуб,  чтобы  проверить
свое предположение о той девушке с Харигола. Она была  высокой  -  не  для
марсианки,  естественно  (что-то  около  шести  с  половиной  футов),   но
исключительно  высокой  для  своей  нации,  с  золотистой  кожей,  черными
волосами, миндалевидными глазами. Очень  привлекательная.  Я  сделал  этот
снимок после полудня в карнавальный день у входа  в  сад  того  дома,  где
сдавались в аренду номера с нуль-гравитационными кроватями.
     Верхняя солнечная сторона стереокуба  блеснула  среди  разнообразного
хлама. Я взял его и мгновенно почувствовал полное разочарование.
     Девушка была высокой, все правильно. Мы  стояли  рядом,  и  моя  рука
обнимала ее  за  плечи.  Но  она  не  была  черноволосой,  золотокожей,  с
миндалевидными глазами. Она была смуглой блондинкой, с  карими  глазами  -
скандинавкой с примесью  ватусси,  ответственной  за  ее  высокий  рост  и
светло-коричневую кожу.
     Несколько  секунд   я   изумленно   таращился   на   куб,   не   веря
стереоизображению; затем швырнул его назад  в  ящик,  встал  с  кровати  и
направился в ванную. Ванна -  еще  один  заимствованный  у  Земли  термин.
Марсиане придумали лучший способ использования воды,  нежели  в  громадном
количестве нагревать ее, сидеть  в  ней,  развалившись,  и  затем  куда-то
выливать. Водяная пыль из воздушных распылителей более эффективно  очищает
кожу и удаляет  запах.  При  этом  не  надо  суетиться  с  полотенцем  или
осушающим устройством.
     В ванной я держал хороший набор медицинских аппаратов  и  препаратов.
Космонавты, путешествующие по разным мирам,  находятся  в  зависимости  от
медицинского  удостоверения,  поэтому  они  постоянно  следят   за   своим
иммунитетом. Я исследовал себя  более  тщательно,  чем  всегда.  Когда  из
аппарата выскользнула диагностическая карта, я положил  ее  на  светящийся
экран.
     Симптомы: ночная испарина,  долгий  сон,  нерациональное  восприятие,
путаница в памяти. Я прибавил к этому перечню растущее напряжение, хотя  и
не знал, было ли оно естественной реакцией на мое теперешнее состояние или
частью синдрома.
     Возможные  диагнозы:  болезнь   Лакхмана;   лихорадка   3-й   группы,
сопровождающаяся психическим расстройством (не  для  самолечения,  подумал
я); лихорадка 2-й группы, у некоторых сопровождается шоковой  реакцией  (а
это уже обнадеживает). Успокаивающе краткий текст.  Диагностические  карты
были  обычного  больничного  образца,  разработанного  для   дистанционной
компьютерной диагностики.
     Возможность болезни Лакхмана обеспокоила меня. Если коротко,  то  это
означало карантин с длительным лечением - не менее трех месяцев. Я  смочил
слюной специальную регенерирующую облатку и  полминуты  почти  со  страхом
ждал реакции, то есть ее позеленения. Она осталась белой.
     Лихорадка? Нервное возбуждение? Во всяком случае, совсем не то, что я
проверял. Температура тела  отличалась  на  пятнадцать  сотых  градуса  от
обычного утреннего уровня, но день уже далеко  продвинулся  вперед,  и  я,
вероятно, был в начале амплитуды моего вечернего подъема.
     У некоторых шоковая реакция... Я внимательно  просмотрел  контрольный
лист и нашел себя во второй субсекции.
     Какого рода шок я мог получить, чтобы так нарушился ход моих  мыслей?
Я мучительно пытался вспомнить события  вчерашнего  вечера.  Я  выходил  в
город, обедал в маленьком ресторане, где было  несколько  центавриан  или,
возможно, медведиан.
     Такого еще со мной никогда не случалось!  Я  не  смог  бы  перепутать
центаврианина и медведианина даже на темной стороне Плутона! Тем не  менее
я не мог вспомнить, кто из них был в ресторане.
     Оба? Мысль казалась вполне приемлемой, тем более я  не  знал  другого
ответа и решил  вспоминать  дальше.  Из-за  встречи  с  таким  количеством
инопланетян в марсианском районе я решил сделать  то,  что  как  марсианин
должен был делать часто, но не делал уже несколько лет. Я пошел к  Старому
Храму.
     Затем был разговор о так  называемой  "науке"  геральдике  и  о  моей
родословной. Я, кажется, испытал  чувство  гордости  за  свое  марсианское
происхождение, что согласовывалось с моим обычным образом мыслей, и, кроме
того, существовало не так уж много семейств, бывших уроженцами Марса шесть
поколений подряд. Какой-то ученый говорил о двенадцати  поколениях,  но  я
всегда думал, что геральдика просеивает звездную пыль...
     Я прижал руки к вискам. Куда все это меня заведет?  К  психиатру  для
срочного  лечения?  Во  мне  боролись  противоположные  чувства:  с  одной
стороны, я весьма скептически относился к генеалогии, а с другой  стороны,
я страшно гордился своим происхождением.
     Я постепенно привел свои мысли в равновесие. Начнем сначала. Я был  в
городе, и я шел к Старому Храму. Я...
     Бесполезно. Я шлепнул руками по бедрам и  пошел  одеваться.  Затем  я
заказал завтрак. Был  только  один  вывод  из  всех  этих  фактов:  что-то
ускользнуло от меня. Почему - я не мог предположить. Одежда... Я убедился,
что все мои вещи на месте, включая ценности и  документы,  которыми  могли
заинтересоваться грабители.
     Забавно. Непонятно еще было, как я попал домой, хотя то, что  я  спал
так долго, наводило меня на определенную мысль. Но наркотик еще должен был
остаться в организме. Я помочился перед тем, как подумал, что не  худо  бы
проверить наличие наркотика  в  моче.  А  то,  что  я  смог  выжать  после
завтрака, дало нейтральный результат.
     Однако эти проблемы не слишком беспокоили меня. Все было так,  словно
я принимал транквилизатор. И постепенно тревога, с  которой  я  проснулся,
рассеялась. Я удовлетворился мыслью,  что  кто-то,  по-видимому,  дал  мне
наркотик, и сейчас я испытывал последствия  от  его  действия.  Сегодня...
Сегодня, подумал я, может быть, снова пойти  к  Старому  Храму,  осмотреть
окрестности, взглянуть на пятнадцать знаменитых экспонатов. Освежить  свою
память о них. В конце концов, они были самыми  уникальными  предметами  на
Марсе.
     Я спустился на нижний уровень жилого блока и прошел в фойе  проверить
почтовый ящик. Я нашел  конверт,  адресованный  мне,  -  письмо  от  моего
бродяги отца, содержащее полусердечное приглашение приехать на  встречу  с
ним в ближайшее время. Я остановился. Он сейчас  был  в  Пегасе,  а  не  в
Вояджере,  но  он  не  объяснял,  почему  перебрался   туда.   Он   всегда
перемещался,  словно  шагал  сквозь  призрачные  образы  моих  собственных
скитаний.
     Может быть, это был страх, так как годы шли, а мы оба преуспевали все
меньше и  меньше.  Хорошо.  Наверное,  отец  ревновал  к  моим  успехам  и
квалификации. Он был, как  говорили  марсиане,  наемным  рабочим,  обычным
техником по обслуживанию, время от времени работающим как простой рабочий.
     Конечно,  мы  могли  бы  больше  и  лучше  работать   в   техническом
обслуживании. Были дыры в куполе, которые я видел...
     Где? Я вздрогнул. Где я был, что видел дыру в  крыше,  через  которую
сыпался песок?
     Забытое детское  воспоминание,  решил  я,  вытянутое  на  поверхность
необычно ярким сном последней ночи, - вернее, этого  утра,  потому  что  я
вспомнил трех детей, игравших под дождем из мелкого песка.
     - Рэй!
     Нет, это нельзя назвать верным объяснением. Я...
     - Рэй!
     Тяжело дыша,  ко  мне  приблизился  сгорбленный  старый  Гэс  Квизон,
заведующий этим блоком. Он был  земным  иммигрантом,  но  любезным  малым,
прожившим здесь двадцать пять лет.
     Я оставил свои тревожные размышления и приветствовал его.
     -  Тут  кое-кто  спрашивал  тебя  сегодня  утром,  -  сказал  он,   -
центаврианский офицер, майор Хоуск.
     - Центаврианин? - спросил  я  с  сожалением.  -  Гэс,  мое  последнее
путешествие было на Центавр. Я не заходил раньше так  далеко,  да  еще  на
центаврианском корабле. И после этого, скажу, я не собирался встречаться с
кем-нибудь из центавриан так скоро.
     - Думаю, тебя придется сделать это снова, - хихикнул Гэс. - Я слышал,
ты позволил им раз или два пригладить свои волосы, или нет? Мне  казалось,
ты всегда нейтрально относился и к ним, и к медведианам. Во всяком случае,
я сказал, что тебя нет дома, и он ушел, оставив адрес для встречи. Нужен?
     - Он сказал зачем? - Я был озадачен.
     - Нет. - Острые глаза Гэса всматривались в мое лицо. - Ты  не  знаешь
его?
     - Хоуск? Думаю, нет. И  если  он  майор,  я  сомневаюсь,  что  захочу
познакомиться с ним.
     Гэс усмехнулся и собрался уходить. Я остановил его вопросом.
     - Скажи одну вещь, Гэс! Как я попал домой прошлой ночью?
     - Ты не помнишь? Что ты делал, напился?
     Я стоял молча, понурив голову. Он пожал плечами:
     - Откуда я знаю? Я что, был здесь? Я сдал дежурство вечером, а ты еще
не вернулся к тому времени. Я думал, ты подцепил девочку и остался  у  нее
снова.



                                    9

     Смысл этого последнего маленького "снова" дошел до меня только тогда,
когда несколькими минутами позднее и несколькими сотнями футов  дальше  от
места, где оно было произнесено, я взглянул на циферблат часов с датой.
     Я  с  иронией  подумал  о  старом  глупом   анекдоте   о   велоуэрах,
барахтавшихся в грязи на Голдстар, жирных, почти полностью покрытых жидкой
грязью, смываемой только раз в год в сезон спаривания.
     - Какой сегодня день? - спросил один велоуэр другого.
     Прошло несколько часов.
     - Вторник.
     Прошло немного меньше.
     - Смешно! Я придерживаюсь мысли, что сегодня среда...
     И Гэс сказал: "Остался у нее снова".
     Где угодно, исключая Дарис, я мог позволить себе  двухдневный  кутеж,
но не на Марсе. Вне дома, в местах повышенной гравитации я тратил половину
времени на сон. Я был предусмотрительным: никогда не носил с  собой  денег
больше, чем мог позволить украсть, если придется быть мертвецки пьяным. Да
и в большинстве кварталов  удовольствий  в  мирах  медведианского  сектора
время дня едва ли имело значение вообще.
     Но на Марсе такого себе не позволишь.  Здесь  нет  средств  содержать
подобные заведения - источники недомоганий посещавших их космонавтов.
     На Марсе я как марсианин никогда не делал этого.  Я  чувствовал,  что
это было неприлично, хотя, будучи местным, я мог,  вероятно,  организовать
дело получше, чем иностранец. Я любил быть  дома,  где  мог  не  думать  о
деньгах. Марсианин никогда не ограбит бесчувственного человека; по крайней
мере, я не хотел иметь доказательства, что это прекрасное  утверждение  не
правильно, или убедиться  в  том,  что  такое  могло  случиться  благодаря
какому-нибудь грязному иммигранту или туристу, не  знакомому  с  правилами
Марсианской Чести.
     Тогда... где же я был,  что  делал  после  того,  как  ушел  в  город
предпоследней ночью?
     Не прошлой, а предпоследней ночью.
     Я остановился, повернул к ближайшему бару, который заметил, и сел  за
столик. Я вспотел и, конечно, по  более  серьезной  причине,  чем  слишком
высокие температура и влажность в моей квартире. Кто-то  усыпил  меня,  но
это было неполным объяснением, особенно учитывая то, что все вещи, которые
мог взять грабитель, сохранились. Я коснулся кончиками  пальцев  бумаг  во
внутреннем кармане, чтобы убедиться, что ничего не потерял.
     Я нашел стилограф и составил  список  фактов,  сохранившихся  в  моей
памяти. В результате я совсем перестал что-либо понимать. Что общего имеют
Старый Храм, девушка с миндалевидными глазами и золотистой кожей и кровать
с нулевой гравитацией? Какая связь  между  медведианами,  центаврианами  и
мной? Где я видел песчаные струйки, что текли из прохудившейся крыши?
     Я колебался, записывая последний вопрос.  Наверняка,  троих  игравших
детей я увидел во сне, и они появились из воспоминаний детства.
     Я имел возможность положить конец  этой  путанице.  Гэс  сказал,  что
центаврианин майор