ельным.  Конечно,
нужно заранее готовиться к значительным нарушениям в природе этих  областей.
Вероятно, появятся новые реки, в некоторых местах русла старых рек не смогут
вместить  нового  притока  подпочвенных  вод,   будет   угрожать   опасность
наводнений,  появится  много  новых  провальных  озер.   Придется   заняться
подготовкой и устройством новых вместилищ для стока вод,  заранее  проводить
русла новых рек  и  каналов,  реконструировать  фундаменты  под  зданиями  и
железнодорожные пути, искусственно заморозить некоторые рудники и шахты.  Но
если еще в полуварварский период своей истории  маленькая  Голландия  смогла
отвоевать себе землю у сурового моря, то  неужели  нашу  великую  страну,  в
период ее расцвета, в эпоху могучего  развития  науки,  техники  и  плановой
организации сил, смогут остановить какие-то подпочвенные воды и задержать  в
нашем движении к высшей культуре? Нет! Никогда!
   Бурный взрыв оваций был ответом на речь старого ученого. Но овации сейчас
же оборвались, как только Тихон Иванович нетерпеливо поднял руку.
   - И пусть не говорят нам, - продолжал старый ученый, - что,  дескать,  мы
достигли уже всего  необходимого,  отлично  приспособились  к  существующему
порядку вещей и нам нечего бросаться, как они  говорят,  в  авантюры.  Жизнь
только в движении! В непрерывном движении вперед.  Мы  еще  только  начинаем
жить по-настоящему, и стыдно нам уклоняться от зова  жизни.  Проект  Лаврова
является именно таким призывом  жизни.  И  мы  не  смеем  отказываться  идти
навстречу этому призыву, если  мы  хотим  быть  достойными  нашего  великого
прошлого, нашего прекрасного настоящего и еще более чудесного будущего!
   Заключительные слова академика вызвали восторг. Раздались крики: "Браво!"
"Да здравствует проект Лаврова!" Многие устремились к трибуне и, стоя внизу,
приветствовали  старого  ученого,  медленно   спускавшегося   по   ступеням.
Непрерывный звонок председателя  даже  через  десятки  усилителей  был  едва
слышен.
   На трибуне появился молодой человек, высокий, смуглый, с длинными черными
волосами  и  горящими  глазами.  Энергичными  движениями  рук  он   требовал
внимания.
   - Мы, молодежь, хотим действовать, - начал  наконец  молодой  человек,  -
работать, творить! Мы хотим тоже оставить  свой  след  на  земле,  след,  не
стираемый веками!  Мы  тоже  хотим  служить  нашей  родине,  всему  будущему
человечеству, как наши героические отцы и деды. Пусть даже с риском, пусть с
жертвами! Мы не боимся их, мы без страха пойдем на  жертвы,  потому  что  мы
хотим подвига! Я предлагаю сейчас же организовать сбор  подписей  и  просить
наше  правительство   немедленно   учредить   комиссию   для   практического
рассмотрения и дальнейшей разработки проекта Лаврова. Да здравствует  Лавров
и его проект!
   Закончив под грохот  аплодисментов  и  крики  "ура"  свою  речь,  молодой
человек быстро сошел с трибуны и скрылся в толпе.
   Председатель едва успел спросить его:
   - Кто говорил? Ваша фамилия?
   - Красницкий, - ответил молодой человек.
   - Собрать подписи! Пусть  президиум  раздаст  листы!  Раздайте  листы!  -
слышались крики из разных концов зала.
   Через минуту из рук в руки, из одного ряда в другой  по  всему  огромному
залу началось перепархивание белых листов, быстро  покрывавшихся  сотнями  и
тысячами подписей...
   Среди гула оживленных разговоров раздался голос председателя:
   - Внимание! Внимание! Даю Тбилиси! Смотрите и слушайте Тбилиси!
   Огромный серебристый экран позади президиума вдруг  засветился  трепетным
розовым светом, его гладкая поверхность  быстро  начала  как  будто  уходить
куда-то вглубь. Еще мгновение - и  рядом  с  залом  Дворца  Советов,  словно
продолжение его,  возник  новый  огромный  зал  с  бесконечной  перспективой
боковых колонн, несущих на себе обширный подковообразный балкон. Зал и  этот
балкон с амфитеатром были полны  взволнованным  народом,  президиум  занимал
свои обычные  места  над  трибуной,  на  трибуне  стоял  человек  с  черными
курчавыми волосами, и его голос разносился теперь одновременно  под  сводами
московского и тбилисского дворцов:
   -  ...Выслушав  доклад  профессора  Грацианова  и  возражения   академика
Карелина, мы единодушно присоединяемся к почину наших московских  товарищей!
Да здравствует Лавров и его проект!
   - Внимание! -  послышался  голос  председателя.  -  Смотрите  и  слушайте
Харьков!
   Еще через пять минут:
   - Сейчас будет Минск!
   Потом:
   - Мурманск!
   - Владивосток!
   - Сталинград!

   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   ПОСЕВЫ

   Весеннее солнце припекало, но  в  большом  универсальном  магазине,  окна
которого были затемнены шторами, было прохладно.
   Инфракрасный сторож36 тихо закрыл за Березиным дверь магазина,  не  давая
выхода наружу прохладному кондиционированному воздуху.
   Лавров снял берет и вытер лоб. Плотный,  краснолицый  спутник  последовал
его  примеру.  Лицо  этого  человека  было  гладко  выбрито,  под  узенькими
прищуренными глазами висели припухлые мешочки,  как  у  людей  с  нездоровым
сердцем, но с толстых красных губ не сходила  веселая,  добродушная  улыбка.
Глаза его находились в непрерывном движении, они быстро скользили по  всему,
что встречалось на пути, лишь на мгновение останавливаясь на  той  или  иной
детали, и тогда казалось,  что  этот  зоркий  фотоаппарат  цепко  хватает  и
фиксирует  на  бесконечной  пленке  памяти  все,  на   чем   останавливается
обостренное внимание человека.
   Это был московский корреспондент  иностранных  газет  Эрик  Гоберти.  Его
статьи и корреспонденции были всегда увлекательны и талантливы.
   Одни читатели восхищались его работами,  другие  нападали  на  него.  Уже
десять лет Гоберти жил в Стране Советов и следил за ростом и  расцветом  ее.
Каждое достижение  Советского  Союза,  каждый  новый  интересный  завод  или
электростанция,  рекорд  советских  летчиков  или   советских   хлопководов,
открытие советских ученых, каждый новый шаг в развитии страны - все умел  он
ярко и увлекательно показать в своей очередной  корреспонденции  и  завоевал
себе в Советской стране уважение.
   - Ну, - сказал Лавров, взглянув на часы, - мне нужно  в  гастрономическое
отделение.
   - В гастрономию и мне, - заявил Гоберти.
   - Ну что же, пойдемте все, - присоединился Березин.
   Прошли через фруктовое отделение, потом через отделение мясных  и  рыбных
продуктов.   Многие    встречные    узнавали    Лаврова,    останавливались,
приветствовали его, пожимали ему руки. Гоберти  при  одной  такой  остановке
случайно взглянул на Березина. Тот криво улыбнулся ему, чуть  заметно  пожал
плечами и отвернулся. Гоберти, недоумевая и силясь что-то понять,  продолжал
наблюдать. Но Березин спешил вперед, не оглядываясь.
   Наконец, при одной  немного  затянувшейся  встрече  с  двумя  восторженно
настроенными молодыми  женщинами,  Березин  повернулся  и  с  досадой,  едва
дождавшись их ухода, громко сказал:
   - Что же ты мешкаешь, Сергей? До сих пор еще не привык к своей славе?
   - Ладно, ладно, - краснея отвечал Лавров. - Неудобно же обрывать...
   Гоберти напряженно наблюдал и слушал. Его маленькие серые  глазки  горели
острым любопытством.
   В гастрономическом отделении Лавров нажал кнопку в  столе  возле  вазы  с
образцами  икры,  просунул  в  щель  свою  адресную  карточку  и   небольшой
квадратный талон.
   - Странно все-таки, - говорил Гоберти, отбирая себе продукты: - как это в
Советском Союзе сохранились еще вещи, за которые нужно расплачиваться!
   - Их совсем не так много, - возразил  Лавров,  -  лишь  наиболее  редкие.
Некоторые сорта дорогой рыбы, икра, старинные гравюры, геликоптеры. Все  это
уж не  такие  предметы  первой  необходимости  и  не  так  их  много,  чтобы
пользоваться ими без некоторых ограничений. Советскую икру,  например,  весь
мир требует. Другой такой не найти. Надо же с вами поделиться. Ну,  я  бегу,
мне еще нужно в художественное  отделение.  Хочу  порыться  в  гравюрах.  До
свиданья, господин Гоберти! До свиданья,  Николай!  Когда  же  ты  навестишь
Ирину или меня?
   - Работы много, Сергей, и своей и, так сказать, твоей, - криво усмехнулся
Березин. - Твой ответ на мою статью принес мне  много  неожиданностей  -  не
скрою, довольно неприятных. Собираю теперь материал для возражений.
   - Неожиданностей? - пожал плечами  Лавров.  -  Если  бы  ты,  прежде  чем
печатать  свою   статью,   предварительно   поговорил   со   мной,   никаких
неожиданностей не было бы. Ведь все мои аргументы - не секрет.  Ну,  прощай!
Заходи...
   Он помахал рукой и быстро вышел.
   Оставшиеся некоторое время молчали.
   Гоберти первый прервал молчание.
   - Господин Березин, -  сказал  он,  незаметно  наблюдая  за  своим  новым
знакомым, - вы считаете ответ Лаврова на вашу статью неисчерпывающим?
   - Далеко нет, господин Гоберти, - ответил Березн, нетерпеливо  передернув
плечами. - Нужно только хорошо разобраться в ней. Это еще не последнее слово
в нашей дискуссии.
   - Помню, вы что-то писали о теплопроводности... Да, да,  припоминаю...  о
низкой теплопроводности горных пород. Так, кажется?
   - Да, об этом.
   - Вы хотели сказать, что эти горные породы, то есть шахты, скоро остынут,
перестанут согревать воду Гольфстрима и вся постройка окажется  бесполезной?
Я верно передаю вашу мысль?
   - Совершенно верно.
   - Что же Лавров ответил на это?
   Березин досадливо пожал плечами и минуту помолчал.
   - Он рассчитывает, - нехотя начал Березин, - встретить  внизу,  под  дном
океана, большие гнезда радиоактивных пород - уран, торий, актинии. Усиленный
процесс распада  этих  элементов  доставит  шахтам  дополнительный  источник
тепла. Это источник вечный, незатухающий.
   Березин  оживился  и,  сам  того  не  замечая,  говорил  с   возрастающим
увлечением:
   - Вы понимаете, раньше думали, что  внутриземная  теплота  -  это  просто
остатки солнечного тепла еще с тех времен, когда Земля только отделилась  от
Солнца. Это, конечно, неправильно. Ученые уже давно  подсчитали,  что  этого
запаса тепла хватило бы нашей планета только на двадцать два миллиона лет, а
в действительности она существует около трех миллиардов лет.
   - Ого, разница большая! Так откуда же берется земная теплота?
   - Из собственных ресурсов планеты - вот откуда! - воскликнул  Березин.  -
Вы понимаете,  уран,  например,  содержится  во  многих  горных  породах,  а
особенно в гранитах. Он постоянно, непрерывно распадается и  превращается  в
другие элементы - тяжелый свинец и легкий газ гелий. А распад и  превращение
всегда связаны с выделением  тепла,  с  повышением  температуры  тех  горных
пород, в которых эти процессы совершаются.
   - Вот как! И этого достаточно, чтобы обезопасить шахты от остывания?
   - О да! - воскликнул Березин и, словно  спохватившись,  потухшим  голосом
добавил: - То есть так думает Лавров... Но  некоторые  ученые  считают,  что
залежи радиоактивных пород встретить на глубине не удастся...
   - Вот как, - задумчиво произнес Гоберти, тихонько  барабаня  пальцами  по
столу. - Гм... гм... Я три дня назад вернулся в Москву. Должен вам  сказать,
что статья ваша  произвела  фурор  в  заграничных  журналистских  кругах.  Я
слышал, что какая-то французская газета собирается перепечатать ее.
   - Да? Очень рад... Не знаете ли, какая газета?
   -  Нет,  не  знаю.   Но,   во   всяком   случае,   этой   статьей   очень
заинтересовалась.  Вам,  конечно,  известно,  что  проект   Лаврова   сильно
взбудоражил некоторые круги на Западе?  Все  прогрессивные  круги  и  печать
сразу подняли его на щит. И могу добавить -  с  большим  энтузиазмом.  Но  я
говорю о других кругах. Они взволнованы не меньше, но без внешнего шума.
   - О ком вы говорите?
   - Я говорю о некоторых, правда довольно узких деловых  кругах.  Там  меня
положительно разрывали на части, надеясь  узнать  какие-либо  подробности  о
проекте.
   - В самом деле? Почему бы так? Кажется,  именно  там  достаточно  трезвых
людей, - с горечью заметил Березин.
   -  Люди  там  трезвые...  трезвее,  пожалуй,  нигде  не   найти,   но   и
предусмотрительные. Особенно если они кровно, то есть акциями и дивидендами,
связаны с судьбой Суэцкого канала.
   Березин удивленно поднял глаза.
   - Об этом я не думал.
   - А тут есть о чем подумать, - серьезно сказал  Гоберти.  -  Если  вы  не
спешите, посидим здесь, поговорим... Вон в том уголке нам никто не помешает.
Мне хотелось бы поговорить с вами. Не скрою от вас, -  продолжал  он,  когда
они удобно расположились в уединенном углу зала, среди пышно  разросшихся  в
кадках розовых кустов, - не скрою от  вас,  что  хотя  мои  личные  симпатии
полностью на стороне товарища Лаврова и его проекта, но мои  корреспонденции
являются, в сущности, лишь  отражением  советской  действительности.  Проект
Лаврова был с восторгом принят общественностью  вашей  страны.  С  таким  же
энтузиазмом приняли его по моим корреспонденциям широкие народные  массы  за
границей. Но я скажу, что проект имеет, к сожалению, не очень  много  шансов
на реализацию...
   - Почему вы так думаете? - оживившись, спросил Березин.
   Гоберти  минуту  помолчал,  внимательно  всматриваясь   в   лицо   своего
собеседника.
   - Видите ли, - сказал он наконец, - решит дело, как  вы  сами  понимаете,
советское правительство. Оно должно будет учесть не только  энтузиазм  масс,
не только производственные, хозяйственные и технические возможности  страны,
но  также  и  некоторые  другие  факторы,  которые  широкая   общественность
предусмотреть не в состоянии...
   - Что же это за факторы? - нетерпеливо перебил Березин.
   - Внешние, - коротко ответил Гоберти. -  Интересы  некоторых  иностранных
кругов.  Проект  затрагивает   самые   жизненные   интересы   международного
Акционерного общества  Суэцкого  канала,  -  продолжал  он  после  минутного
молчания, - и это общество кровно заинтересовано в судьбе  проекта  Лаврова.
Ведь если он будет реализован и  Северный  морской  путь  будет  открыт  для
безопасной навигации в течение круглого года, то это убьет Суэцкий канал!  Я
полагаю, что эти  круги  предпримут  попытку  тем  или  иным  путем  оказать
давление на советское правительство, чтобы устранить эту  угрозу  дивидендам
акционеров общества Суэцкого канала.
   - М-да! Пожалуй, вы правы, - задумчиво ответил Березин.
   - Видите, - рассмеялся Гоберти, не спуская с него пристального взгляда, -
видите, на каких невидимых нитях висят и слава  и  жизненные  успехи  вашего
друга.
   Березин исподлобья  бросил  на  Гоберти  быстрый  взгляд,  но  ничего  не
ответил.
   - Не в этом, конечно, дело, - добродушно продолжал Гоберти. - Дело в том,
что если вы боретесь против  проекта  Лаврова  из  соображений,  разумеется,
патриотических, то кое-кто за границей, несомненно, сочувствует вам в  этом.
Вот почему там проявили такой интерес к вашей  статье,  направленной  против
проекта. Кстати,  когда  вы  думаете  изготовить  ваш  ответ  на  возражения
Лаврова?
   - Примерно через декаду, - медленно и угрюмо ответил Березин, не поднимая
головы.
   - Хотите, я передам вашу новую статью в свою газету? - спросил Гоберти. -
Это  докажет  беспристрастие  редакции,   если   после   моих   восторженных
корреспонденции будет помещена ваша статья. Я  уверен,  что  она  несомненно
будет иметь большое влияние на мировое общественное мнение.
   Березин не сразу ответил.
   - Если в вашу газету... - нерешительно сказал он наконец. - Что ж... надо
подумать... Газета дружественная.
   - Это было бы замечательно! Кстати, я тоже через  декаду  отправляю  свою
корреспонденцию о назначении правительственной комиссии по проекту  Лаврова.
Вы, кажется, включены в  эту  комиссию  как  один  из  самых  серьезных  его
оппонентов?
   - Да. Но имейте в виду: если я дам статью, то только при условии, что она
пойдет без подписи.
   - Простите, - замявшись, сказал Гоберти, - но ваша  подпись  должна  быть
под статьей... Иначе редакция может не поверить, что она принадлежит  именно
вашему перу.
   - Ну хорошо! Оригинал я подпишу, но  в  печати  статья  должна  появиться
анонимно.
   - Это, конечно, ваше право. Значит, договорились? - весело сказал Гоберти
вставая.
   Выйдя на улицу, новые друзья очутились под  тенистыми  кронами  кленов  и
платанов. Березин нес букет свежих цветов, Гоберти - свои пакеты и коробки.
   Множество  бесшумных  электромобилей  разнообразных   форм   и   окрасок,
одноместных и двухместных злектроциклов  быстро  мчались  вверх  и  вниз  по
улице. По-весеннему празднично одетые  люди  заполняли  тротуары;  высоко  в
воздухе носились  стаями  аэромобили,  геликоптеры  и  орнитоптеры;  они  то
взмывали с крыш окружающих зданий, то садились на них.
   Гоберти  и  Березин,   погруженные   каждый   в   свои   мысли,   изредка
перебрасываясь словами,  спустились  к  площади.  Навстречу  им  по  подъему
двигался эскалатор, переполненный людьми.
   Площадь была большая, овальная, окруженная высокими зданиями. В центре на
зеленом острове газонов, среди струй кольцевого фонтана,  высился  бронзовый
памятник знаменитому русскому ученому Ломоносову.
   Свернув с улицы на площадь Ломоносова, Гоберти и Березин вышли в  подъезд
первого дома и по мягко освещенной лестнице-эскалатору спустился в огромный,
залитый светом подземный зал. В центральной части между двумя рядами колонн,
слепо поблескивая матовыми поляризованными стеклами37 фар и кабин, стояли  в
ряд  заснувшие  электромобили.  По   сторонам   вытянулись   одноместные   и
двухместные электроциклы с открытыми сиденьями  вроде  кресел.  Среди  машин
бродили люди и, выбрав подходящую, уезжали. Гоберти и Бере-зин  остановились
у четырехместного электромобиля с прозрачной верхней частью кузова.
   Березин сел за рулевую баранку. Машина медленно, с чуть  слышным  певучим
гудением электромотора прошла  по  подъемному  тоннелю.  Впереди  показалось
широкое пятно света - выход на улицу.
   - Вам куда, господин Гоберти? - спросил Березин, осторожно выводя  машину
на стеклянною мостовую.
   - Мне недалеко, на Клязьму. Хочу  навестить  приятеля,  поудить,  кстати,
рыбу и отдохнуть возле воды. А вам?
   - Гораздо ближе, на Москву-реку, Фрунзенская набережная.
   - С букетом? - добродушно усмехнулся Гоберти.
   - Как видите...
   - Эх, молодежь! - с грустной завистью вздохнул Гоберти. - Вся жизнь  ваша
- как букет.
   - Не всегда, к сожалению,  -  проговорил  угрюмо  Березин.  -  В  букетах
попадаются и цветы с шипами.
   -  Розы,  например?!  -  заметил  Гоберти,  искоса  прищуренными  глазами
посмотрев на своего спутника.
   - Чаще всего... Вы не возражаете, если мы раньше поедем на  набережную  и
там я передам вам машину?
   - Пожалуйста, мне не к спеху... Вам не  кажется,  что  в  кабине  немного
душно?
   -  Да,  солнце  припекает.  Прибавьте  прохлады.  Рычажок   кондиционного
аппарата возле вас.
   Машина неслышно мчалась. Бежали мимо  широкие  улицы,  обсаженные  рядами
тенистых деревьев, тротуары с пестрым  потоком  людей.  Мелькали  освещенные
тоннели под перекрестками, проносились мимо зеленые острова садов и скверов,
площади с ровными, как ковер, газонами и  фонтанами,  окутанными  сверкающей
пылью.
   Гоберти и Березин  молчали.  Еще  через  десять  минут,  у  полукруглого,
окаймленного колоннами подъезда на гранитной набережной Москвы-реки, Березин
простился со своим спутником. С плохо скрываемым  волнением,  чувствуя  себя
словно перед решительным сражением, он начал  поднисаться  по  эскалатору  к
Ирине...
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   ПОСЕВЫ
   (Продолжение)

   В сущности, ничего особенного не произошло. Березин  предчувствовал  этот
результат. Правда, маленькая надежда чуть теплилась  в  его  груди,  но  она
улетучилась, как  только  он  начал  этот  разговор...  Последний  разговор.
Неужели последний?
   Опять, как два с лишним года назад, Березин сидел  на  той  же  скамье  у
фонтана во внутреннем двор