бинация с ловлей на живца не могла  не
обернуться богатым уловом. Итак,  на  сегодня  представление  явно  было
закончено. Казнить-то всегда успеется. Если бы эпидемию к этому  моменту
уже удалось остановить, то Император мог бы позволить своим подданным  в
полной мере насладиться страданиями и болью этой пары. Но не теперь.
   "Нет лучшего лекаря, чем отравитель", - гласит анданорская поговорка.
И если сейчас земной партизан отправится по частям в большое путешествие
по желудкам хищных тварей, то народ,  не  без  помощи  Ктора,  наверняка
припомнит  Императору  древнюю  мудрость,   если   эпидемия   не   будет
остановлена. Тем более что увлекательная интрига с репортажами о  поимке
и допросах земного партизана должна была если не отвлечь  анданорцев  от
мучительного страха перед лихорадкой, то хотя  бы  немного  скрасить  их
досуг.
   - Остановите казнь! - властно велел Император.
   Однако Ктор, который должен был в то же мгновение  передать  указание
владыки Империи в Зрелищный  Центр,  медлил.  По  анданорской  традиции,
одной из тех, ненавистных Императору, что заставляли его делиться частью
власти со жрецом, связь с распорядителем торжеств  осуществлялась  через
перстень, нанизанный именно на  жреческий  палец.  Император  заметил  в
глазах жреца страх перед своей царственной особой пополам с ненавистью и
коварством. Неприятная, удушающая смесь.
   - О повелитель! Но казнь уже началась, и не в традициях Анданора... -
начал было жрец тянуть драгоценные секунды. О, как он хотел  бы  сейчас,
чтобы стингры  прикончили  этих  двоих  прямо  на  сцене!  Любая  ошибка
Императора могла заставить народ увидеть  именно  в  нем,  Кюре,  своего
истинного защитника и покровителя. Однако взгляд Императора, упавший  на
Ктора, был таким, что жрец, осознав, что перегнул  палку  на  этот  раз,
торопливо вскинул руку с перстнем к покрывшимся предательским  трусливым
потом губам и  распорядился  прекратить  зрелище.  И  если  голос  жреца
заметно  срывался  от  страха,  то  сердце  билось  в  бессильной  злобе
заключенным в грудную клетку стингром, словно обгладывая ребра  изнутри.
Ктору показалось, что оно  того  и  гляди  выскочит  наружу  и  загрызет
Императора, сделает,  наконец,  то,  чего  Ктор  все  еще  не  мог  себе
позволить.
   К слову, Император был статным, высоким, мускулистым  и  широкоплечим
мужчиной средних лет, с  короткой  жесткой  бородой  и  не  предвещавшим
ничего доброго взглядом  выразительных,  изумрудных,  как  у  смертельно
ядовитой  анданорской  снежной  змейки-лиссандры,  глаз.   Жрец   же   -
небольшого роста, узкий в груди, был потомственным вершителем воли богов
Анданора, из которых  одним  из  самых  почитаемых  был  сам  Император.
Император не имел имени, иначе все хвалебные песни и гимны в  его  честь
пришлось бы  переписывать,  когда  место  очередного  умершего  носителя
высочайшей власти Анданора занимал преемник. Атак - даже  самые  древние
песнопения в честь Императора не теряли своей актуальности  до  нынешних
времен.
   В общем-то, в делах светских, каковым  являлась  казнь,  распоряжался
всем исключительно Император. Жрец сейчас явно переступил границы  своих
полномочий.
   -  Известно  ли  тебе,  Ктор,  -  глубоким  спокойным  голосом  начал
Император после внушительной паузы, - что твоя  заминка  могла  нарушить
мои планы и, стало быть, граничит с изменой Анданору?
   - Да,  Император,  -  откликнулся  жрец,  успевший  уже  пасть  перед
повелителем на  колени  и  сконцентрировавший  взгляд,  как  подобает  в
подобных случаях, на носке  левого  императорского  сапожка,  шитого  из
черной кожи, с россыпями бриллиантов, мелких и крупных,  символизирующих
звездное небо.
   - Следовательно, я готов  рассмотреть  твои  извинения,  -  подбодрил
божественный Ктора голосом, не предвещавшим добра.
   - Мне нет оправданий, -  заученно,  без  малейшей  паузы  откликнулся
жрец. - Простите меня, благодатнейший, недостойного. Моя голова всегда в
вашей ладони, ваш меч всегда у моей шеи.
   Император имел полное право убить Ктора за такое  своеволие,  но  оба
знали - если он умрет, то Анданору не избежать гражданской войны.  Жрецы
любят Ктора. А народ не будет знать, за кем ему идти. В истории Анданора
было  три  гражданских  войны,   произошедших   вследствие   умерщвления
Императором Верховного жреца. Две из них кончились победой Императора; в
результате третьей  каста  жрецов  ликвидировала  старого  Императора  и
посадила на престол своего ставленника из  императорской  фамилии.  Ктор
справедливо предполагал, что едва ли Повелитель пойдет  на  конфронтацию
теперь, когда эпидемия ослабила и деморализовала Империю.
   Тем временем Император зевнул и как ни  в  чем  не  бывало  продолжил
смотреть  на  площадку  стереовизора.  Из-за  этой  же  самой   эпидемии
Император и не смог лично присутствовать в Зрелищном Центре. Ктор  читал
секретный   доклад   касты   Анданорских   Здравохранителей.   Он    был
неутешителен.
   Впрочем, у жрецов также покуда  не  выходило  задобрить  богов.  Ктор
обращался и к каждому из 10 высших богов, им были принесены человеческие
жертвы; младшие жрецы обращались  поименно  к  каждому  из  100  великих
богов, закалывая в жертву животных всех известных планет;  даже  каждому
из 1000 служебных божеств были принесены в жертву курения священных трав
и  прочтены  заклятия  по  полному  чину;  не   помогало   ничто.   Ктор
удовлетворенно услышал зевок  и  понял,  что  прощен.  Жрец  поднялся  с
мраморных плит тронного зала дворца и взглянул на площадку стереовизора.
   Сразу же после реплики жреца, брошенной в перстень, из сцены  выросли
прутья, отгородившие Владимира и Лею  от  хищников.  Маленькая,  уютная,
двухместная клетка. В которой Володя и Лея были теперь вдвоем.
   А о том, что последует дальше, думать не то  что  не  хотелось  -  не
моглось. Сейчас, на сцене, под лучами прожекторов,  Володя  ощущал,  что
они с Леей  теперь  одни  -  совсем  одни.  Володя  знал,  что  эти,  не
Императором - Богом -  дарованные  им  секунды  принадлежат  только  им,
никому  больше.  Словно  опять  они  плыли  в  космосе   в   двухместном
звездолете, почти вне времени и почти вне пространства. Жаль, что  скоро
все-таки придется расставаться - Володя сейчас ощущал Лею так ярко,  так
остро, как никогда раньше. Даже минуты близости не дарили Володе  такого
острого единения с возлюбленной, как эти странные, запредельные какие-то
мгновения, будто проводимые ими в тишине и покое в самом центре  бурного
циклона, в который давно уже превратилась их жизнь.
   - Благодарю Тя, Господи, - тихо шепнул Володя, возведя глаза вверх, -
за нашу эту встречу. Прости меня за ропот и за сомнения  и  дай  вынести
то, что нам еще вынести предстоит.
   - А что, так тоже можно?  -  негромко  спросила  Лея,  когда  Володин
взгляд вновь опустился и коснулся ее глаз.
   - Что? - не понял Володя, нежно погладив свободной  рукой  прохладную
кисть Леи, уже лежавшую в его ладони.
   - Ну, молиться, - сказала девушка. - Без книжки, без заученных  слов.
Так тоже можно?
   - Можно, - сказал Володя,  и  Лея  залюбовалась,  какая  у  ее  мужа,
оказывается, может быть красивая улыбка.
   Глаза Леи  вдруг  брызнули  слезами,  текущими  теперь  и  по  смешно
сжавшимся, как у плачущей девочки, щекам, и по  нежным,  таким  близким,
таким привычным,  но  таким  новым  сейчас  губам,  которые  уже  словно
растворялись в вечности, на  пороге  которой  сейчас  проще  -  ".  лисе
молодые люди, и Володя не поцеловал их, а лишь нежно коснулся пальцем.
   - Володенька... - сдавленным шепотом сказала Лея. - Ты  прости  меня,
пожалуйста, что я так... с тобой обошлась.
   - О чем речь, - улыбнулся Володя, трогая пальцами  щеку  Леи.  -  Вот
только хорошо бы нам надолго не расставаться, чтобы если уж судьба нам с
тобой умереть, то поскорее и вместе.
   - Давай просить Бога, - сказала вдруг Лея, - чтоб всегда вместе.
   Володя с любовью смотрел в глаза Леи и чувствовал, и  как  много  ему
нужно еще сказать своей  милой.  Ему  казалось,  что  они  только-только
встретились, что у них все еще только начинается. Но Владимир с болью  в
сердце понимал, что эти чудесные мгновения - сон, сказка, чудо... И  что
если они и будут где-нибудь вместе, то лишь в лучшем мире, куда - теперь
он верил в это особенно остро - их заберет Господь.
   В этот момент - Владимир хотел уже поцеловать Лею в губы на прощание,
но  не  успел  -  на  него  навалились  со  спины   несколько   могучего
телосложения анданорцев в  белом,  и  потому  Владимир,  ощущавший  себя
ребенком в их мощных умелых руках, сумел лишь крикнуть жене:
   - Я люблю тебя, милая!
   - Арта ан алорэ, жди меня!  -  выдохнула  в  ответ  Лея,  и  Владимир
осознал, что его уже унесли со сцены в  потайной  коридор  и  теперь  на
весу, как котенка, волокли куда-то вниз, ярус за ярусом.
 
*** 
 
   - Господи,  сделай  так,  чтобы  Лею  не  скормили  теперь  стинграм,
Господи, помоги ей, - твердил Владимир шепотом, и слова молитвы помогали
ему не думать о том, что ждет их обоих. -  Господи,  сделай  так,  чтобы
хоть сегодня она осталась жить...
 
*** 
 
   Император сидел на троне и думал. Что ему было  делать  с  девчонкой?
Конечно, проще и, должно быть, правильнее  всего  было  бы  скормить  ее
стинграм.  Собственно,  именно  такой  исход  для   Леи   и   входил   в
первоначальные планы Императора. Однако...  Однако,  если  партизан  мог
хоть  как-то  повлиять  на  ход  болезни,  если  он  действительно  имел
противоядие или хотя бы нить к его обретению, то что вернее всего  могло
бы заставить его пойти на сотрудничество с  Анданором?  Император  знал,
как сложно подбирать ключи к  сердцам  дикарей.  Боль,  увы,  не  всегда
оказывалась универсальным средством. В данном же  случае  Император  уже
имел ключ, самый бесхитростный, древнее боли, - это была  самочка,  ради
которой пойманный дикарь уже практически пошел  на  предательство  своей
планеты.
   Император  был  знатоком  и  ценителем  охоты,  особенно  на   гронон
исполинских  лягушек,  чье  мясо  весьма  вкусно   и   обладает   тонким
наркотическим действием. Когда  разъяренный  грон,  преследуя  охотника,
падает в ловчую яму, его никогда не убивают, не выяснив, какого он пола.
Ибо если поймалась самка - то это  триумф  охотника.  Тогда  в  пленницу
выстреливают заряд,  содержащий  половой  гормон,  за  считанные  минуты
приводящий добычу в  состояние  возбуждения.  Обыкновенно  самки  тронов
весьма целомудренны и лишь раз в году  подпускают  к  себе  самцов.  Под
воздействием  же  препарата  приманка  со  свойственной  тронам  тяжелой
грацией вальяжно располагается на  дне  ловчей  ямы,  словно  на  мягкой
перине,  и  принимается  протяжными,  полными  сладострастия   даже   на
человеческий  вкус  криками  призывать  к  себе  кавалеров.  И  если  на
расстоянии дня пути обитает в своей пещере хотя бы один грон, его мощнее
магнита притянет этот волнующий голос и выведет через снежные равнины  и
ледяные торосы прямиком к ловчей яме... А ведь фоны далеко  не  глупы  и
могли бы, кажется, сообразить, что если самка зовет их  зимой,  то  дело
может окончиться только разделочным столом на кухне. Что делать - любовь
делает самцов глупыми. И не только у тронов.
   Конечно, со стороны Императора было не  совсем  честно  вовсе  лишать
вожделенного зрелища граждан  Анданора.  Но  остаться  без  ключа  перед
запертой дверью сердца земного партизана, когда каждый день  промедления
оборачивается неминуемой гибелью сотен тех же граждан,  владыка  Империи
себе позволить не мог. Пусть это и не приведет к росту его  популярности
- он не Ктор, чтобы ставить любовь подданных к собственной персоне  выше
жизней тех же подданных. Разумеется, в арсенале Императора был и гипноз,
и  неклеточное  сканирование  мозга,   однако   владыка   Анданора   мог
перечислить   и   десяток   иных   методик,   способных   помочь   бойцу
Сопротивления, так сказать, бесследно уйти из жизни. И капсула яда, а то
и бомба, имплантированная в  мозг  и  активизирующаяся  от  определенной
последовательности мыслей,  пусть  стихотворения,  была  даже  не  самым
изощренным способом уйти от ответа в спасительное небытие. Нет, загонять
партизана в угол было нельзя. Во всяком случае, не теперь.
   Император принял решение.
   - Остановить казнь, - приказал он Ктору. - Лея нужна мне живой.
   Ктор еле слышно прошипел указание распорядителю торжества, на сей раз
без малейшего промедления и  с  нескрываемой  радостью  в  подлых  своих
глазенках. А Император и  не  сомневался,  что  завтра  же  и  без  того
нездоровую Империю зазнобит  пересудами  о  лживости  и  нерешительности
Императора, отменившего им же самим назначенную и такую  долгожданную  и
красивую казнь. И капища богов Анданора с  верными  Ктору  жрецами,  как
всегда, будут эпицентрами  слухов  и  кривотолков.  Император  с  тоской
подумал,  что  воздух  слишком   уж   наэлектризован,   чтобы   избежать
сокрушительной снежной бури. Но только бы не сейчас, о боги,  только  бы
не сейчас...
 
Глава 35 
ЗЕЛЕНОЕ ПЯТНО ГНЕВА 
 
   Володя сразу понял, пред кем его  бросили,  лицом  в  мраморный  пол,
накачанные  штурмовики.  Этот  человек  привык   считать   себя   богом,
поддерживаемый в этом всем населением планеты. Да и видел его  Володя  в
одной из передач стереовидения - не его даже, а то ли статую его, то  ли
бюст, не упомнить уже. Одно Володя знал наверняка -  это  сам  Император
Великой Империи Анданор. И Владимир так или иначе удостоился аудиенции у
действительно  могущественного  владыки.  У  того,  по  чьей  воле  была
захвачена Земля. У того, кто хоксировал Силлур. Император  смотрелся  не
просто величественно - ощущалось, что для  него  не  требовалось  усилий
быть таковым. Ничего из себя не строя и не изображая,  он  действительно
был Императором.
   Повелитель Анданора негромко сказал гвардейцам  нечто  на  незнакомом
Владимиру  языке  -  а  это  был  специальный,  внутренний  язык,   язык
императорской гвардии. Он был глубоко засекречен, и его не  знал  никто,
кроме Императора и самих гвардейцев. Трижды за почти  бесконечно  долгую
историю Анданора он разглашался или выведывался противником  -  и  после
казни виновного его всякий раз  полностью  составляли  заново,  с  нуля.
После слов Императора Володю вновь подняли  и,  как  был,  прислонили  к
светло-серой   стене   тронного   зала,   оказавшейся   очень   странной
консистенции. Стена была даже не как студень, но как кисель  или  жидкая
манная каша, и казалось странным, как это она вообще стоит вертикально и
не стекает к  императорскому  трону.  Штурмовики  вдавили  руки  и  ноги
Владимира в податливую массу и отпрянули на мгновение. И вот за эту долю
секунды - а Владимир был почти уверен, что сейчас просто шмякнется  всем
телом на пол, столь зыбким было  странное  вещество,  -  стена  внезапно
затвердела до каменной плотности, и Володя ощутил на собственном  опыте,
каково это - быть заживо вмурованным в полностью затвердевший цемент.  С
невольной тревогой Владимир отметил, что в ловушке оказались и  руки  по
локоть, и ноги выше колена, наискосок; и спина, и задняя часть головы до
самых ушей также были внутри стены - увяз  каждый  волосок.  А  вот  все
беззащитные места - грудь, лицо, живот, то, что ниже  живота,  -  теперь
было доступно для любых пыток и издевательств. Что  и  говорить  -  сама
конструкция стены, простая, как и все гениальное, явственно указывала на
то,  сколь  серьезно  и  со  знанием  дела  работают   на   Анданоре   с
заключенными. Повелитель знаком велел гвардейцам  удалиться,  что  те  и
проделали, пятясь с благоговением на лице.
   -  Здравствуй,  Владимир,  -  почти  без  акцента  сказал   Император
по-русски.
   - Приветствую вас, Император, - ответил Володя, хорошо  понимая,  что
одно неверное слово - и аудиенция будет закончена и его передадут в руки
охочих до пыток палачей.
   Володя подумал, что если он ошибся и это не сам правитель, а, скажем,
один из министров, то ему все  равно  будет  лестно  услышать,  что  его
спутали с Императором.
   - Перейдем сразу к делу,  -  сказал  Император,  бесшумно  ступая  по
мраморному полу, от встречи с которым до сих пор болел и  зудел  Володин
нос, а вот почесать-то его теперь было никак нельзя, руки-то -  в  стену
вмурованы.
   - Отвечай мне просто, честно и кратко. Владимир хотел  было  кивнуть,
но, словно схваченный за волосы невидимой рукой, ответил без жестов:
   - Хорошо.
   - Итак, - сказал Император, - ты член Сопротивления?
   - Да.
   - Это ты соблазнил  Лею?  -  Император  удовлетворенно  опустился  на
массивный золотой поручень своего трона, обращенный к стене, лучше,  чем
паутина муху, сковавшей Владимира.
   - Да, - кратко ответил Володя  с  тайной  надеждой,  что  этот  ответ
позволит хоть немного смягчить участь его жены.
   - Ты сделал это при помощи гипноза? - спросил Император.
   Володя задумался на мгновение и решил, что,  быть  может,  тут  можно
тоже блефануть, как с Зубцовым.
   - Да, - соврал он.
   И увидел, что стена напротив, по  другую  сторону  от  трона,  обрела
вдруг концентрированно  красный  цвет  по  центру,  словно  там  вскочил
волдырь диаметром метра два, с размытыми  краями,  расположенный  строго
напротив Владимира.
   На  губах  Императора  заиграла   многозначительная   удовлетворенная
улыбка, он легко поднялся с поручня -  его  густо-черный  плащ  внезапно
заиграл в лучах люстры переливами спектра, будто сотканный из  неведомой
землянам алмазной ткани, - и, подойдя к Владимиру, ударил его в  челюсть
рукой, облаченной в золотую  кольчужную  перчатку.  Володина  голова  не
могла не только уклониться, будучи вмонтированной в  стену,  но  даже  и
просто дернуться от удара, и оттого боль от столь жесткого соударения  с
императорской дланью была почти невыносимой.
   - Читал ли ты сказку про Пиноккио, Владимир? - совсем  уж  неожиданно
для Володи спросил Император.
   - Д-да, - запинаясь, ответил пленник, отметив при этом, что от  этого
ответа пятно на стене напротив бесследно исчезло.
   Император  обернулся,  демонстративно   взглянул   на   рассосавшуюся
красноту противоположной стенки и назидательно сказал Владимиру,  подняв
указательный палец:
   - У деревянного человечка из земной сказки, когда он врал,  рос  нос.
Помнишь?
   - Да, - односложно откликнулся Владимир, сглотнув.
   - У обычных, не деревянных, людей, когда  они  врут,  краснеют  щеки.
Так?
   - Да, - вновь покорно  ответил  Володя,  уже  сообразив,  что  в  эту
"чудесную" стену вмонтировано нечто наподобие детектора лжи.
   - У такого же матерого партизана, как  ты,  -  с  полуулыбкой  молвил
правитель, - конечно, ни нос не вырастет, ни  щеки  не  покраснеют.  Но,
услышав ложь в адрес  моей  божественной  особы,  -  Император  возвысил
голос, - краснеют стены этого дворца. Тебе ясно?
   - Ясно, - отозвался Володя.
   - К тому же, - доверительно  добавил  Император  после  паузы,  -  та
стена, где ты болтаешься, стала еще краснее, чем  та,  что  напротив.  Я
другую стенку специально для тебя включил, чтобы  виднее  было,  за  что
тебя будут наказывать. Понял?
   - Да, - ответил Владимир.
   - Итак, - продолжил допрос Император, - ответь мне -  ты  намеревался
мне лгать?
   - Нет... - автоматически начал было оправдываться Владимир,  и  прямо
на его глазах стена напротив стыдливо заалела от его ответа.
   А спустя секунду видимый мир покрылся болезненными пятнами  синего  и
оранжевого  цветов  -  Император  ударил  его  в  левый  глаз  куда  как
основательнее, чем прежде. Владимир застонал - зрение восстановилось,  и
лишь теперь  его  накрыла  волна  настоящей  боли,  секунду  назад  было
предисловие.
   - Больно? - спросил  Император  без  тени  участия  в  голосе,  глядя
Владимиру прямо в подбитый  глаз.  Володя  понял,  что  это  вопрос,  на
который он также обязан дать краткий и правдивый  ответ,  и