ой песни.
     "Злоба, -  подумал  он.  -  О  Злоба,  неужели  ты  никогда  меня  не
оставишь?"
     Это был, конечно, сон, но лишь Атон знал это.  Увлеченный  иллюзорным
соблазном, он по глупости обо всем забыл. В его сознании он не стоял  один
в туннеле, женщина в гневе не убегала. Было поражение, да, но не полное.
     Когда они пошли по мрачному туннелю,  Кристина  взяла  его  за  руку.
Светлая блузка и темная юбка говорили о ее фигуре лучше всякой наготы.
     - Люба, - сказал он, - я хочу извиниться за случившееся. Но ты должна
понять, какую боль причиняет мне эта песня. Когда...
     Она потащила его  за  локоть.  Сквозь  куртку  он  чувствовал  нежное
прикосновение ее пальцев.
     - Меня зовут Кристина, - сказала она.
     Они свернули в боковой туннель. Постепенно расширяясь, он вел вниз.
     - Твой интерес ко мне застал меня врасплох, - продолжал он,  сознавая
неуклюжесть своего объяснения. - Я никогда не думал о тебе как о  женщине,
Люба.
     - Почему ты зовешь меня "Люба"? - спросила она. -  Взгляни  на  меня,
Атон. Я Кристина. Кретинка-Кристинка, пещерная девушка.
     Он посмотрел на нее.
     - Возможно, - сказал он. - Я не признал тебя одетой.
     - Спасибо.
     Он провел ее к креслу и сел рядом.
     - Я не думал, что в Хтоне есть такое. У нас на  "Иокасте"  был  театр
для команды, но я ни разу туда не ходил...
     Атон растерянно замолк. Ее рука  коснулась  его  паха  и  расстегнула
застежку брюк. Потом пальцы проникли внутрь,  двинулись  вниз,  в  поисках
того, что там скрывается. Он попробовал воспротивиться, но тут  обернулись
люди в соседних креслах, и чтобы не выставлять себя напоказ, ему  пришлось
умолкнуть.
     На большом экране появилась фигура.  Атон  сосредоточил  внимание  на
экране. По крутой тропе взбирался  человек;  сильный  мужчина  в  античном
одеянии; молодой мужчина, облаченный в ниспадающие складки неопределенного
цвета. Всего один мужчина, но исполненный глубокого смысла. Дорога  позади
него   уходила   по   каменистому,   мшистому   склону   -   необыкновенно
привлекательный пейзаж.
     Картина сменилась другой. На переднем плане виднелся резкий  обрыв  с
пугающим намеком на глубину. Тропа поднималась, словно шла через  перевал:
в поле зрения выделялся покатый холм, а окружающий пейзаж стушевался. Двое
мужчин, поднявшись по разным склонам и  встретившись  на  вершине,  стояли
лицом друг к  другу.  Справа  -  сильный  молодой  человек  из  предыдущей
картины; слева - пожилой мужчина в таком же одеянии. Они то ли беседовали,
то ли спорили. Рука старика была поднята в повелительном жесте.
     Третий кадр  более  динамичный:  тело  юноши  искривлено  в  яростном
движении,  руки  раскинуты,  лицо  искажено.  Пожилой  мужчина  завис  над
пропастью - он раскинул руки, словно по-птичьи отталкивался от  воздуха  -
но не летел, а падал. У них произошла ссора,  спор,  возможно,  стычка  за
право пройти первому. Как знать, если образы обрывочны и  бессловесны?  Но
все было совершено - и бесповоротно.  Далеко  внизу  находилось  невидимое
глазу узкое русло реки - Атон удивился, откуда он это знал.
     Еще одна картина, вряд ли связанная с предыдущими: огромное  животное
с могучими сложенными крыльями и чувственной грудью  зрелой  женщины.  Рот
вопросительно приоткрыт, словно загадывает загадку, и все.
     Невыразимый ужас охватил  Атона,  приступ  тошноты  от  отвращения  к
чудовищу скрутил желудок и бросил в жар.
     Вскоре ощущения переменились. Он глянул вниз и  увидел,  что  к  нему
безжалостно, словно клещи, тянется женская  рука.  Нет,  это  был  шнур  -
змееподобный, кроваво-красный в полумраке  -  связывающий  их  животы.  Он
видел женское лицо, не лицо Лазы, которая убила бы  его,  а  другое  лицо,
невероятно прелестное и злое.
     Атон попытался освободиться, но не смог сдвинуться с места.  Страшную
душевную боль причиняло растяжение упругой связки, которое  извлекало  его
корень прочь из плоти. Внезапно из  этой  боли  вырвалась  мелодия,  и  он
познал, наконец, завершение.
     Атон проснулся от  звука  приближающихся  шагов,  обливаясь  холодным
потом, дрожа и понимая, что он обязан выбраться из Хтона.



                                    3

     - Пятый.
     На этот раз голос принадлежал мужчине. Кристине не понадобилось много
времени, чтобы наябедничать. Он  обернулся  и  увидел  Счетовода  с  двумя
дюжими помощниками.
     - Я не дотрагивался до нее, - сообщил Атон.
     Счетовод был суров.
     - Знаю. Поэтому я здесь.
     Атон настороженно взглянул на двух других. Он понял их задачу и узнал
одного из них.
     - Потому что Кретинка строила мне глазки?
     - Отчасти, - без обиняков заявил Счетовод.  -  Она  не  должна  этого
делать. Но ты-то ее отверг.
     - Не хотел неприятностей.
     - Не хотел! - взорвался Счетовод. - Проклятый чужак! Ты выставил меня
на посмешище всему Хтону, как будто моя девушка не стоит того, чтобы с ней
переспать. Приставая к ней, ты мог, в конце концов, чего-то добиться. Если
ты этого не хотел, мог бы сразу сказать "Нет", но нет же, ты...
     - Все не так. Я хотел ее, но...
     Глаза Счетовода оценивали:
     - "Но"?.. Чего ты боялся? Снаружи никто тебя больше не увидит. Теперь
ты живешь по-нашему.  Никаких  церемоний,  никаких  двусмысленностей.  Она
хотела тебя, и я разрешил ей развлечься. Здесь внизу ты не сможешь  зачать
ублюдков, если это тебя  так  беспокоит.  В  нашем  климате  все  к  черту
отторгается.
     - Я знал. Я...
     - Из-за тебя, Пятый, я потерял лицо. Есть только один способ  вернуть
его.
     - Не только... - начал Атон, но  Счетовод  уже  дал  сигнал,  и  двое
мужчин приблизились к нему. Оба мускулистые, один из числа  встречавших  у
лифта. Оба сбросили меха.
     Атон увидел, что разумного пути к отступлению нет. Он  облизал  губы,
но мех снимать не стал. В самом ли деле он хотел объяснить?
     Время. Координация. Решение. Атон прыгнул. Первый получил босой ногой
в солнечное сплетение, не успев ничего осознать, и начал падать,  сжимаясь
в комок. Не успел он коснуться земли, как Атон  занялся  его  спутником  -
запустил тренированную  ладонь  во  всклокоченную  бороду  и  стремительно
дернул вниз. Мозолистые костяшки пальцев свободной руки глухо хрустнули  о
затылок противника.
     Первый без сознания беспомощно к чему-то  тянулся.  Другой  умирал  с
проломленным черепом. Все заняло от силы четыре секунды.
     Пораженный Счетовод потупился.
     - Космогард, - сказал он.
     - Ты же сам хотел, чтоб  все  без  обмана,  -  Атон  чувствовал,  что
заслужил его уважение. - Я хотел объяснить.
     Счетовод оттащил мужчин и вернулся один.
     - Хорошо. Я не могу сводить с  тобой  счеты  таким  образом.  Я  знаю
только одного человека, который дерется так же, но он... недосягаем.
     - Космогард? - с интересом спросил Атон.
     - Креллевод.
     Атону  хотелось  бы  его   увидеть.   Члены   гильдии,   выращивающей
смертоносную траву  крелль,  культивировали  древнее  искусство  каратэ  -
кара-атэ, бой без оружия -  в  ином  направлении,  нежели  их  космические
собратья. И те, и другие наносили удар, чтобы  отключить,  искалечить  или
убить; но за ударом космогарда скрывалась убийственная мощь, а  за  ударом
креллевода  -  наука  смерти.  Какая  школа  выше?  Этот  вопрос,  по  его
сведениям, никогда не задавали.
     - Где он?
     - Внизу, его зовут Старшой.
     Счетовод сменил тему.
     - Я признаю свое поражение и забуду о нем. Но я хочу знать одну вещь,
хотя это не совсем мое дело. Готов с тобой обменяться.
     Атон понял важность предложения - в таком-то  месте,  где  информация
ценится дороже собственности.
     - Я тоже хочу кое-что знать, - сказал он. - Честные ответы?
     Но тут же понял,  что  вопрос  ошибочный.  Человек,  мошенничавший  с
информацией, долго бы здесь не прожил.
     - Давай задавать вопросы, - сказал Счетовод. - Сделка заключена.
     - Устройство Хтона.
     - Причина, по которой ты ее отверг.
     Атон с запозданием понял, почему Счетовод оборвал его объяснение.  Он
не   мог   допустить   свободного   знания.   Проще   сразу   же   вызвать
недоброжелательство,  чем  потом  распутывать  клубок.  Это  был   честный
человек, в стиле Хтона.
     - Ответ может тебе не понравиться, - сказал Атон.
     - Я хочу начистоту.
     Они переглянулись и кивнули.
     - Тебе кажется, здесь слишком тихо? - издалека начал Счетовод.  -  Не
удивительно.  Это  только  часть  Хтона  -  лучшая  его  часть.  Примерные
заключенные:    безвредные    невротики,    политические,    предсказуемые
сумасшедшие. У нас легкая жизнь, потому что мы избраны, знаем друг  друга,
и мы - высшая инстанция. Но внизу... туда путь есть, а назад нет. Всех,  с
кем мы не можем справиться, бросают в дыру и  забывают  о  них.  Там-то  и
находится рудник; мы спускаем вниз еду,  а  они  посылают  наверх  добытые
гранаты.
     - Тюрьма в тюрьме!
     - Верно. Снаружи думают, что мы все - одна большая несчастная  семья,
занятая драками и добычей. Может, внизу  так  и  есть.  Не  знаю.  Но  нам
нравится, что здесь тихо, и мы поступаем с шахтой так же, как внешний  мир
с нами: нет гранатов - нет пищи.  Нам  первым  достается  еда;  и  нам  не
приходится много работать,  разве  что  для  поддержания  привычного  хода
вещей. Мы не можем выбраться - но живем, в общем, неплохо. Порой  спускают
новичка, вроде тебя, это на время разнообразит жизнь, пока  мы  не  ставим
его на место.
     - Не выбраться, - сказал Атон.
     - Наши пещеры  заперты.  Это  удерживает  нас  внутри,  а  чудовищ  -
снаружи. Внизу... никто не знает, где заканчиваются туннели и что в них.
     Неисследованные пещеры! Единственная надежда на побег. Иначе говоря -
столкнуться  с  тюрьмой,  которой  страшатся  самые  отпетые  заключенные,
смешаться  с  людьми,  слишком  порочными,  чтобы   принимать   какие-либо
нравственные запреты. Ничего другого не оставалось.
     - Насчет Кретинки, - сказал Атон, делая свой ход и зная  продолжение.
- Не при чем ни она, ни ты. Она - славная девушка; я бы овладел  ей,  если
бы мог. Но что-то остановило меня, что-то, с чем мне не совладать.
     - Остановило  космогарда  в  такой  интересный  момент?  Странный  ты
человек! Ты и твоя проклятая книга.
     Атон произнес слово, приговорившее его:
     - Миньонетка.
     Счетовод уставился на него:
     - Я слышал об этом. Сказки... ты хочешь сказать, что встречал ее? Они
в самом деле существуют?
     Атон не ответил. Счетовод отступил.
     - Я слышал о том, что они делают. О мужчинах, которые... - его голос,
до этого дружелюбный, стал безучастным. - Неприятность в тебе. А я  послал
к тебе Кретинку.
     Счетовод принял решение:
     - Я не хочу знать больше. Ты не  наш,  Пятый.  Ты  должен  спуститься
вниз. Меня не волнует, сколько людей ты убьешь: с нами ты не останешься.
     Такой реакции Атон и ожидал.
     - Никаких убийств, - сказал он. - Я пошел.



                                  $ 381

                                   ОДИН


     Хвея была пасторальным миром без пасторальных животных. Ее  невысокие
горы и тихие долины  не  требовали  борьбы.  Постройки  не  заполняли  всю
поверхность, лишь несколько угловатых  объектов  человеческой  цивилизации
уродовали естественный пейзаж. Население было небольшое и  избранное,  оно
едва бы заполнило самый маленький из городов мегаполисной Земли.  Основное
занятие было одно, как и предмет экспорта: хвеи.
     Маленький мальчик бродил по круговым полям Династии  Пятых,  стараясь
не наступать на зеленые цветы, тянувшиеся к нему. Слишком юный,  чтобы  их
выращивать, он мог быть лишь их другом.  Растения  вокруг  него  выступали
совокупной  личностью,  почти  осязаемой  аурой,  которая   ласкала   его,
успокаивала...
     Вчера ему исполнилось семь лет, и он все еще  благоговел  перед  этим
чудом - очередной год так внезапно свалился на него. На восьмом году жизни
планета стала меньше, и он хотел исследовать ее вдоль и поперек и  освоить
новые измерения.
     В руках он нес большой тяжелый предмет - подарок  на  день  рождения.
Это была книга  в  лоснящемся  водонепроницаемом  переплете,  с  блестящей
металлической застежкой, снабженной цифровым замком. Витиеватые  буквы  на
обложке гласили: ДЗЛ, а ниже от руки было приписано его имя: АТОН ПЯТЫЙ.
     Девственный лес Хвеи подступал к  самым  садам,  деревья  были  менее
восприимчивы к настроению человека, чем выращиваемые растения, но  так  же
дружелюбны. Мальчик вошел в  тень  леса,  оглянувшись  напоследок  на  дом
своего отца, Аврелия, далеко  за  полем.  Атон  постоял  у  новой  садовой
беседки,  построенной  в  этом  году,  застенчиво  поглядывая  на  высокую
остроконечную крышу и обдумывая чересчур огромные для  него  мысли.  Потом
заглянул за  беседку,  где  горячее  черное  шоссе  извивалось  в  сторону
космопорта - асфальт, ведущий за его мальчишеские горизонты.
     В эту минуту задумчивости послышались звуки  музыки,  несомые  слабым
ветром, - слишком воздушные, чтобы быть реальными. Мальчик  остановился  и
прислушался, - он поворачивал голову то туда, то  сюда,  улавливая  напев,
его музыкальный слух был неразвит, но  не  поддаться  неотразимой  красоте
мелодии было невозможно.
     Песня поднималась и опускалась призрачными  завываниями  -  тончайшая
мелодия, исполняемая на каком-то сказочном инструменте. В ней были и трели
птиц, и журчание неприметного ручейка, и изящные звуки полузабытых мелодий
древних трубадуров. Атону вспомнилась музыка, в которой позднее  он  узнал
"Зеленые рукава" и "Римские фонтаны", а также более старые и новые вещи  -
и он был очарован.
     Песня прервалась незаконченной. Семилетний  мальчик  забыл  обо  всех
делах, охваченный желанием услышать окончание. Он обязательно  должен  его
услышать.
     Волнующая мелодия послышалась опять, и он, прижав  к  груди  огромную
книгу, пошел вслед за своим любопытством  в  лес.  Очарование  росло,  все
крепче цепляясь за его разум; прекраснее этой вещи  он  еще  не  слышал...
Громадные деревья сами, казалось, реагировали на песню, замирая и позволяя
ей плыть меж ними. Атон дотрагивался до стволов, храбрился, когда проходил
мимо бездонного лесного колодца (он боялся  его  черной  глубины),  и  шел
дальше.
     Теперь он различал музыку  более  отчетливо,  но  она  завела  его  в
незнакомую часть леса. Послышался женский  голос,  в  котором  угадывались
обертоны обещания и восторга. Ему в  контрапункт  аккомпанировали  изящные
арпеджио нежнозвучного струнного инструмента. Женщина пела песню, и  смысл
едва слышных слов вполне соответствовал настроению леса и дня.
     Атон вышел на поляну и заглянул за высокие папоротники,  вздымавшиеся
вдоль ее края. Здесь он  увидел  лесную  нимфу  -  молодую  женщину  такой
потрясающей и изысканной красоты, что  даже  ребенок,  едва  перешагнувший
рубеж семи  лет,  смог  понять,  что  на  его  планете  подобных  ей  нет.
Завороженный, он смотрел и слушал.
     Нимфа почувствовала чужое  присутствие  в  папоротнике  и  замолчала.
"Нет!" - хотелось крикнуть ему, когда песня прервалась посреди припева, но
она уже отложила инструмент.
     - Подойди ко мне, молодой человек,  -  сказала  нимфа  отчетливо,  но
негромко. Неожиданно обнаруженный, он робко направился к ней.
     - Как тебя зовут? - спросила она.
     - Атон Пятый, - ответил он, гордый своим звучным именем. - Вчера  мне
исполнилось семь.
     - Семь, - повторила она, заставив его почувствовать, что это и впрямь
солидный возраст. - А что ты несешь? - спросила она, дотронувшись до книги
и улыбнувшись.
     - Это моя книга, - сказал он со скромным тщеславием.  -  На  ней  мое
имя.
     - Можно взглянуть?
     Атон сделал шаг назад:
     - Она моя!
     Нимфа взглянула на него, и мальчик устыдился своего эгоизма.
     - Она заперта, - объяснил он.
     - А ты умеешь читать, Атон?
     Он   хотел   объяснить,   что   заглавные    буквы    ДЗЛ    означают
"Древнеземлянская литература", а остальные - его собственное  имя  в  знак
того, что книга принадлежит ему. Но когда  мальчик  встретил  ее  глубокий
молчаливый взгляд, слова застряли в его горле.
     - Она заперта.
     - Никто не должен знать шифр, - сказала нимфа. - Но я закрою глаза, и
ты откроешь ее сам.
     Она закрыла глаза,  ее  черты  были  спокойны  и  совершенны,  как  у
изваяния, и Атон, почувствовав, что ему доверяют, нисколько  не  смутился.
Он принялся возиться с  замком,  набирая  недавно  выученный  набор  цифр.
Застежка щелкнула и распахнулась, показались тонированные листы.
     При этом звуке ее глаза открылись, и взгляд  снова  упал  на  него  -
теплый и ясный, как луч солнца. Мальчик сунул том в ее ждущие  руки  и  со
страхом наблюдал, как она перелистывает тонкие страницы.
     - Прекрасная книга, Атон! - похвалила она, и он от гордости зарделся.
- Ты должен выучить старинный язык - английский, а это нелегко,  поскольку
символы в нем не всегда соответствуют словам.  Они  не  так  ясны,  как  в
галактическом. Как думаешь, сможешь?
     - Не знаю.
     Она улыбнулась.
     - Сможешь, если захочешь, - она нашла какое  то  место  и  разгладила
лист. - Сейчас ты ребенок, Атон,  но  эта  книга  будет  для  тебя  многое
значить. Вот как Вордсворт говорит о бессмертии детства:

                         О радость! В нашем пепле
                         Жизнь теплится еще,
                         Природа помнит вечно,
                         Что мигом утекло.

     Атон слушал, не понимая.
     - Звучит туманно, - сказала нимфа, - поскольку _т_в_о_и_  символы  не
вполне совпадают с символами поэта. Но когда ты начнешь  схватывать  суть,
язык поэзии станет для тебя прямым путем к истине. Ты поймешь  его,  Атон,
вероятно, когда тебе исполнится два  раза  по  семь.  Кем,  интересно,  ты
станешь тогда, что будешь делать?
     - Я буду выращивать хвеи, - сказал он.
     - Расскажи мне о хвеях.
     И Атон рассказал о зеленых  цветах,  растущих  на  полях  в  ожидании
любви, и о том, что когда человек срывает цветок, тот любит его и остается
зеленым, пока человек жив, и не может пережить его отсутствия, и что когда
владелец цветка взрослеет и собирается  жениться,  он  отдает  хвею  своей
суженой, и цветок живет, если она любит его, и  умирает,  если  ее  любовь
неискренна, а если цветок не умирает, они женятся, и муж  забирает  цветок
обратно и никогда уже больше не проверяет ее любовь,  и  что  хвеи  растут
только на Хвее, планете, названной в их честь, или, возможно, наоборот,  и
что их рассылают по всему  человеческому  сектору  галактики,  потому  что
люди, где бы они ни жили, хотят знать, что они любимы.
     - Верно, - сказала нимфа, когда  у  мальчика  прервалось  дыхание.  -
Любовь - самая мучительная вещь на свете. Но скажи мне,  молодой  человек,
неужели ты в самом деле знаешь, что это такое?
     - Нет, - признался он, ибо его красноречивые слова  были  повторением
рассказов взрослых. Он задумался, верно ли  он  расслышал  ее  определение
любви.
     Потом она сказала ему нечто, весьма необычное.
     - Посмотри на меня. Посмотри, Атон, и скажи, что я прекрасна.
     Мальчик послушно посмотрел ей в лицо, но  увидел  лишь  темно-зеленые
глаза и волосы - огонь и дым, горящие и кружащиеся на ветру.
     - Да, - сказал он, находя  в  этом  неожиданное  удовольствие.  -  Ты
прекрасна, как пламя над водой, когда отец выжигает весной болото.
     Нимфа  рассмеялась  с  легким  отзвуком  недавней  музыки,  восприняв
комплимент буквально.
     - Пожалуй, я  и  в  самом  деле  такова,  -  согласилась  она.  Потом
протянула руку и подняла холодными пальцами его подбородок, так что он еще
раз посмотрел ей в глаза. Воздействие было гипнотическим. - Ты никогда  не
увидишь такой прекрасной женщины, как я, - сказала она, и  он  понял,  что
вынужден ей безусловно поверить и, покуда жив, не сможет оспорить ее слов.
     Она