нала, жаловалась, проклинала врагов певучая бронза. В
полусне Синяке казалось, что ему опять семнадцать лет, он снова
сидит на развалинах дома, и вновь уходят из Ахена великолепные
защитники города, оставляя его на милость Косматого Бьярни.
Звенят колокола, колыхаются знамена, сверкают шпаги,
развеваются перья на плюмажах - алое, золотое, синее, белое;
начищенные кирасы; лоснящиеся кони...
      Синяка сильно вздрогнул и открыл глаза. В первое мгновение
он испытал облегчение от того, что находится в лесу, так далеко от
проклятого города. Но звон не уходил. Грозная бронза наполняла
гудением всю долину.
      Над чародеем склонилась большая черная тень. Шершавая
ладонь царапнула его щеку.
      - Господин Синяка, - прошептал великан, - чего это тут у них
такое, а? Может, удрать нам, пока не поздно?
      Синяка сел. Великан озирался по сторонам, его глазки
тревожно бегали.
      - Чего ты опять боишься, Пузан? - спросил Синяка, зевая.
      - Я больше о вас забочусь, - обиделся великан.
      - Ладно, не ворчи. Пойдем лучше, посмотрим, что случилось.
      У огромного котла стоял один из воинов Фарзоя и изо всех сил
ударял по бронзовому днищу рукоятью меча. Вокруг уже собралось
почти все племя. Наконец, вперед вышел сам вождь, Фарзой, сын
Фарсана. Он тронул воина за плечо и произнес несколько слов,
которых Синяка не расслышал. Они дождались, пока утихнет
последний гулкий отзвук потревоженной бронзы, и воин,
подсаженный сильными руками, поднялся на котел.
      Теперь он был хорошо виден. Злые черные брови,
разлетавшиеся под белыми волосами, подчеркивали его сходство с
той девушкой, что носила в прическе красные стрелы и в день
появления Синяки с великаном в поселке морастов помогала
Асантао выпекать хлеб. Ему было около сорока лет.
      Он поднял руки к подбородку и дернул завязки плаща. Плащ
упал, прошуршав в полной тишине, и все увидели, что одежда
покрыта пятнами крови. Рядом с Синякой сжал губы Мела. Аэйта не
было видно.
      Молчание нарушил тяжелый голос вождя.
      - Говори, Фратак.
      Фратак сказал:
      - Сегодня они напали на нас у Дерева Восьми Клыков.
      Ему не нужно было объяснять, кто такие "они". Мела отчетливо
скрипнул зубами.
      - Нас было пятеро, их больше двадцати, - продолжал Фратак. -
Их вождь силен и полон дьявольского ума. - Внезапно плечи его
поникли. Казалось, он едва держится на ногах. - Они сожгли
дерево... - выговорил он с трудом.
      Синяка почти физически ощутил, как волна ужаса
прокатилась по всему племени.
      В эту минуту вождь выступил вперед и негромко, но очень
отчетливо спросил:
      - Кто убит?
      Фратак беззвучно пошевелил губами, прежде чем ответить:
      - Алким, Афан, Кой и Меса...
      Синяка ожидал горестного женского вопля, но все по-
прежнему молчали. Потом глухой мужской голос из толпы
проговорил:
      - Зачем ты остался жив, если они погибли?
      Фратак побледнел и пошатнулся, но ответил еще тише:
      - Чтобы сказать вам об этом...
      Но голос был неумолим:
      - Как же ты уцелел?
      Вместо Фратака ответил вождь:
      - Он жив, и этого довольно.
      Похоже, эти слова были приказом, потому что больше
вопросов не было. Фратак обессиленно опустился на землю. Возле
него уже стояла Асантао. Теплые карие глаза колдуньи быстро
отыскали в толпе Синяку.
      - Помоги мне отнести его к дому, - сказала она так просто,
точно Синяка всю жизнь ходил у нее в помощниках.
      Он не стал возражать.
      Когда Фратак уже спал, измученный болью и усталостью,
Синяка спросил чародейку:
      - Скажи, Асантао, эти убитые воины - Меса, Кой, Алким и... -
Он запнулся.
      - Афан, - спокойно подсказала она, ничуть не удивленная тем,
что он запоминал их имена. - Что ты хочешь узнать о них?
      - Разве в племени не осталось их близких?
      - Почему же нет? Алким и Афан - братья, у них жив отец, у
Месы три сестры, а Кой был младшим из пятерых...
      Синяка помолчал, собираясь с мыслями и не зная, как лучше
задать вопрос, а потом набрался духу и спросил прямо:
      - Почему же никто не плачет по ним?
      Асантао пожала плечами.
      - Слезы прольются, беды остаются, - ответила она пословицей.
- Печаль не мочит, она жжет. - Глаза чародейки потемнели. -
Черная Тиргатао ходит по полю битвы с огненным рогом в руке.
Она выжигает радость из душ тех, кто остался в живых. Если бы
печаль поливала нас водой, мы перестали бы быть воинами. - Она
помолчала немного, а потом заключила: - Горькое это пламя. Кого
опалил огонь Тиргатао, тому вода уже не покажется сладкой.
      Раненый застонал во сне. Асантао помогла ему лечь удобнее.
      Синяка вспомнил об еще одной непонятной вещи.
      - Что это за Дерево Восьми Клыков?
      Асантао обтирала кровь раненого со своих рук.
      - Это тайна, - коротко ответила она.
      Синяка вздохнул.
      - Тайна так тайна, - пробормотал он, решив не спорить.
      Пузан, обдиравший перья с утки позади дома, обиженно
встрял:
      - Вишь какие гордые... секреты все у них. Вы, господин
Синяка, только зря время тратите на эту мелюзгу. Верно замечено:
чем меньше нечисть размерами, тем больше в ней гонору и всякой
вредности...
      - Заткнись, - оборвал его Синяка.
      Асантао низко наклонила голову, убирая в свою корзину
коробки с порошками и травами, и Синяка заметил это.
      - Он обидел тебя, - сказал он ей тихо. - Я убью этого
ублюдка!
      Женщина вдруг улыбнулась.
      - Он не отвечает. Мне довольно того, что ты думаешь не так,
как он.
      - Не отвечает? Кое за что он сейчас ответит. - Синяка
возвысил голос. - Пузан, иди сюда!
      Великан предстал с очень недовольным видом. Перья утки
прилипли к его локтям, кровавые пятна имелись на щеке и под
носом, где он, видимо, убил слепня.
      - Чего? - спросил он. - Я делом занят. Для вас же стараюсь...
      Он заметил, что Синяка по-настоящему сердится, и слегка
присел в испуге.
      - Пузан, ты меня знаешь, - с легким нажимом проговорил
Синяка. - Если еще раз позволишь себе...
      Великан быстро-быстро заморгал.
      - Не... - сказал он жалобно, и его рот с готовностью
расплылся в плаксивой гримасе. - Ни в жизнь. Клянусь кишками
Торфинна, чтоб он вернулся, паразит! Я же все это любя и
исключительно потому, что вы великий, и я вам предан, а они это...
не уважают.
      - Вон отсюда, - сказал Синяка.
      Великан с видимым облегчением удалился. Из-за дома
доносилось теперь сопение, вызывающее, но не чрезмерно наглое.
      - Зря ты с ним так, - сказала Асантао, пристально посмотрев
на Синяку. - Он тебя любит.
      - Знаю, - буркнул Синяка.
      Вечером он решил найти Аэйта. Свистнул ящерке, которая
подбежала из темноты и ткнулась носом в сапог. Синяка
наклонился и взял ее на руки. Пачкая его рубаху золой,
саламандра развалилась у него на плече, видимо, решив, что
пришла пора отдохнуть. Но Синяка легонько потрогал ее пальцем.
      - Найди мне этого парнишку, Аэйта, - сказал он. -
Пожалуйста.
      Рубиновые глазки на миг блеснули, коготки царапнули плечо, и
саламандра снова замерла, уютно пригревшись на плече. Она
упорно не слышала никаких просьб.
      - Ах ты, ленивая жирная скотина, - прошептал Синяка. - Я
ведь могу тебе приказать.
      На этот раз ящерка дернулась довольно сильно. Она помнила,
как он поймал ее, и ей совсем не хотелось снова корчиться,
придавленной его чудовищной властью. К тому же, в силу своей
безмозглости, человек не понимал, какую боль ей тогда причинил.
      Ящерка стремительно скользнула в траву, оставляя за собой
только огненную полоску в темноте. Синяка сел, скрестив ноги, и
стал ждать.
      Ждать ему пришлось недолго. Аэйт, как всегда, выступил из
пустоты, бесшумный, точно тень.
      - Привет, - произнес он, радуясь тому, что Синяка от него
шарахнулся. Саламандра высунулась у парнишки из-за пазухи и
нахально уставилась на своего хозяина немигающими красными
глазами. Эти двое были так довольны собой, что Синяке захотелось
испортить им настроение.
      - Ты не боишься, Аэйт, что эта дуреха спалит на тебе одежду?
      Саламандра юркнула обратно. Из-под кожаной куртки Аэйта
донеслось обиженное шипение.
      - Ай! - вскрикнул Аэйт. - Она царапается.
      Саламандра притихла. Синяка решительно запустил руку
Аэйту за ворот и вытащил оттуда извивающуюся ящерку.
      - Нечего ей тут делать. Это мое имущество.
      - Рабовладелец, - хмыкнул Аэйт, следя за тем, как саламандра
развалилась посреди потухшего костра и вызывающе замерцала.
      Синяка предложил юноше чаю, но тот отказался.
      - Что у тебя стряслось? - спросил он.
      - Собственно, ничего, - смущенно ответил Синяка. - Я хотел у
тебя кое-что узнать. Асантао говорит, что это тайна...
      - Какая?
      - Дерево Восьми Клыков, - прямо сказал Синяка.
      Аэйт долго молчал. Чужеземец спрашивал о том, за что его
самого чуть не выгнали в болота умирать от одиночества и голода.
И Асантао решила, что Синяке лучше этой тайны не знать. Но, с
другой стороны, дерева больше нет, значит, и тайны больше нет...
      - Это святыня союза воинов, - сказал, наконец, Аэйт еле
слышно. - Она дает силу убивать и оставаться в живых. Она
приносила нам удачу. В него врезаны две кабаньих челюсти с
клыками... То есть, так было... - Он помрачнел.
      Синяка искоса посмотрел на него, но больше ни о чем
спрашивать не стал.


      Девушка с красными стрелами в волосах стояла перед
вождем. Фарзой жестом показал ей на мягкую шкуру,
расстеленную на пороге его дома. Там были разложены ножи,
стрелы, два лука - Фарзой разбирал свое оружие, полагая, что
скоро оно ему понадобится. Отодвинув в сторону связку стрел,
девушка осторожно села. Фарзой наклонился к ней и коснулся ее
щеки.
      - Фрат, - сказал он негромко, - твой отец вернулся один,
оставив у соляного озера четверых убитых.
      Черные брови Фрат сошлись в дугу.
      - Его позор - мое несчастье, - ответила она.
      - Ты только тень, - сказал вождь, - а твой отец - хороший
воин. Не терзай себя понапрасну. Я рад, что Фратак жив. Клянусь
богами, Фрат, не будь ты женщиной, ты давно уже вошла бы в
воинский союз.
      Фрат склонила голову.
      - Ты хотел сказать мне только это?
      - Нет, - ответил вождь. - Мне нужно знать, что у них на уме.
Зачем они сожгли дерево, приносящее удачу? Ждет ли нас война
из-за соли или можно будет поделить озеро между нашими
племенами? Я должен прочитать мысли их вождя. Приведи сюда
зумпфа, Фрат.
      Девушка гибко поднялась, готовая идти.
      - Живого, - добавил Фарзой, глядя ей вслед.
      Ее не было в деревне несколько дней. Она ушла, взяв с собой
немного хлеба, нож и веревку, и никто не проявлял беспокойства о
ее судьбе. Даже Фратак оставался совершенно безразличен.
Исподтишка наблюдая за ним, Синяка только дивился: как ему
удается целыми днями лежать в доме Асантао, есть, пить,
принимать заботы колдуньи и ни с кем не разговаривать? Синяка
спросил об этом Аэйта, но паренек только пожал плечами.
      - В их роду все такие, - пояснил он.
      Фрат вернулась к вечеру третьего дня. Она выступила словно
из ничего, внезапно показавшись у большого костра. Но не прошло
и двух минут, как вся деревня уже знала, что тень Фратака здесь,
хотя ни шума, ни крика ее появление не вызвало. Люди сходились к
костру, усаживались вокруг и словно бы не обращали никакого
внимания на сидящую у огня девушку.
      Лицо Фрат осунулось, одежда на ней была грязной, левая нога
перевязана повыше колена заскорузлой от крови и болотной тины
тряпкой. Но она держалась горделиво и спокойно.
      Кто-то передал ей хлеб и кружку чая. Она принялась за еду и
ела жадно и быстро. Потом рядом с ней показался Фратак,
который тоже ничего не говорил - просто остановился возле
дочери. Она подняла на него глаза и улыбнулась. Тогда он
мимоходом притиснул ее к себе, взъерошив ее волосы (сейчас в
них не было ни одной стрелы, и они свободно падали ей на плечи),
но тут же отпустил.
      Фрат отложила в сторону хлеб и встала. К ней шел вождь. За
ним, шаг в шаг, ступала Асантао. Злое лицо Фрат озарилось
торжествующей улыбкой. Она отбросила со лба растрепанные
волосы, оставляя на них след копоти, и засмеялась. Глядя на нее,
Фарзой засмеялся тоже.
      - Где он? - спросил вождь.
      - У часовых, со стороны северных ворот.
      Не дожидаясь распоряжения, Фратак направился туда. Вождь
положил руки на плечи его дочери, любуясь ею.
      - Почему тебя так долго не было, тень Фратака? Разве в лесах
мало наших врагов?
      - Никак не могла найти живого, - ответила Фрат.
      Фратак и еще один воин притащили к костру пленного,
швырнув его на землю к ногам вождя. Ноги у него были связаны,
руки стянуты у локтей той же веревкой. Когда его вздернули на
ноги, Синяка, сидевший поодаль от большого костра, разглядел
кровоподтеки по всему лицу пленного и кровавые пятна на его
одежде. Из раны на бедре торчал обломок стрелы с красным
древком. Светлые волосы, криво обрезанные ножом, слиплись и
были влажными от пота. Пленник был невысоким и коренастым, и
глядя на него, Синяка вполне мог поверить, что его народ когда-то
составлял с морастами одно целое. На шее у зумпфа болталась
грязная связка амулетов.
      Вождь молча смотрел на него. Пленный плюнул ему под ноги,
оставив в пыли красноватое пятно.
      Фарзой посторонился, и вперед вышла Асантао. Легкий
перезвон сопровождал каждый ее шаг. На ней было длинное белое
одеяние с тонкими певучими серебряными подвесками по подолу,
рукавам и вороту. Такие же подвески свисали с ее головной
повязки, качаясь у висков. В руках она держала круглый плетеный
щит из ивовых прутьев. Прутья основы торчали по краям щита, как
солнечные лучи.
      Увидев колдунью, пленный испустил дикий крик, забился в
руках воинов и замер, когда Фратак сильно и расчетливо ударил
его по раненой ноге.
      - Отпустите его, - тихо сказала колдунья.
      Оставшись без опоры, пленный опустился на землю у ног
Асантао. Он угрюмо свесил голову, разглядывая серебряные
подвески, качавшиеся теперь у его глаз.
      - Зажгите факелы, - проговорила Асантао.
      Поднялись несколько человек, и не прошло и пяти минут, как
вся площадь у большого костра была ярко освещена. По приказу
Асантао костер разобрали. Теперь люди ее племени стояли с
факелами вокруг белого пятна золы, окружив колдунью, пленника
и вождя.
      Асантао резко вознесла круглый щит над головой. Широкие
рукава ее белого одеяния скользнули к плечам, обнажая ее руки,
унизанные браслетами. Она громко назвала по имени Хорса и
перевернула щит над погасшим костром. Со щита, шипя,
посыпалась на золу соль. Пленный дернулся всем телом, пытаясь
отодвинуться, но Фарзой сжал его плечо железными пальцами, и он
снова затих.
      Не оборачиваясь к обступившей их толпе, Асантао негромко
позвала:
      - Аэйт, подойди ко мне.
      Юноша отдал свой факел Меле и послушно шагнул к колдунье.
Мела проводил его тревожным взглядом. Не слишком ли часто
Асантао просит младшего брата помогать ей? Не хочет ли она
забрать его и сделать своим преемником? Вспомнив о последней
выходке Аэйта - разрыв-траве - Мела покачал головой. Об этом
лучше вообще не думать.
      Аэйт остановился перед колдуньей, доверчиво глядя на нее.
Сейчас Асантао была величава и неприступна - настоящая
владычица, которой некогда разглядывать лица своих подданных.
      - Сними с него сапоги, - велела она.
      Аэйт спокойно сел на корточки и начал стаскивать с пленного
сапоги из мягкой кожи, стараясь не извозиться в глине. Пленный
моргал и тяжело дышал - ему было больно. В одном сапоге
противно хлюпала кровь.
      - Как же ты шел? - невольно спросил Аэйт, увидев, что
мизинец на левой ноге пленника раздроблен - видимо, камнем.
      Пленный грубо выругался и ударил Аэйта ногой.
Раздосадованный, Аэйт вытер с лица грязь и бросил сапоги в траву.
      - Что-нибудь еще, варахнунт Асантао? - спросил он,
поднимаясь.
      На мгновение теплые глаза колдуньи замерли на нем, и Аэйт
подумал, что не знает никого прекраснее Асантао.
      - Поставь его на золу, - сказала она очень мягко.
      Фарзой помог мальчишке поднять пленника на ноги - тот
яростно отбивался. Силой они заволокли его на кострище и
поставили босиком на соль. Соль разъедала рану на ступне, и
зумпф кривил лицо и сильно вздрагивал всем телом, но молчал.
Асантао безжалостно заставила его выстоять так довольно долго,
покуда она, озаренная красноватым светом факелов, читала свое
заклинание. В тишине трещал огонь и звенели серебряные
подвески.
      Затаив дыхание, Синяка смотрел на белую фигуру колдуньи,
по которой пробегали тени, и картина казалась ему жутковатой.
То, что она делала, было ему непонятно, но он ощущал перемены,
вызванные в мире серебряным перезвоном и ее словами.
      Сначала на болотах, далеко-далеко, зародился ветер. Ему
ответили листья и трава. Описывая большие круги вокруг поселка
морастов, ветер двинулся вперед, становясь все стремительнее и
приближаясь с каждым новым витком. Асантао выкликала его по
имени, льстила ему, называла ласковыми прозвищами.
      Примерно через десять минут после того, как зарождение
ветра почувствовал Синяка, тревога охватила и остальных. Один за
другим люди начинали вслушиваться. Какая-то разбуженная чарами
сила сплетала их судьбы, связывая в единое целое, она отнимала у
каждого право быть только собой и создавала одну-единственную
личность, состоящую из сотен "я". И эта личность хотела ЗНАТЬ.
      Асантао читала нараспев старинные стихи, закрыв глаза и
покачивая головой. Подвески, свисавшие с ее головной повязки,
ложились то на одну, то на другую щеку. Дул ветер, и мир
становился больше.
      И вот ветер ворвался в долину. Все уже, все теснее вился он
вокруг погасшего костра, сжимая кольцо. Взметнулись огни
факелов, взлетели белые волосы. Асантао стояла, вскинув руки, и
ее била крупная дрожь. Голос колдуньи звенел и срывался. Ветер
приближался. Пленный замер, широко раскрыв глаза.
      Прервав заклинание на полуслове, Асантао закричала ему:
      - Зови своего вождя! Я хочу слышать!
      Он ошеломленно смотрел на нее и молчал. Асантао сорвала с
себя тяжелый пояс, украшенный медными бляхами, и изо всех сил
хлестнула его по лицу.
      - Зови! - хрипло крикнула она.
      И он закричал:
      - Гатал, вождь! Я говорю с тобой из плена перед смертью! Ты
слышишь мой голос? Гатал!
      Ветер обвился вокруг костра бешеным смерчем. Взлетела
зола, соль, ветки. Вспыхнуло пламя, тлевшее в головешках. На
секунду ничего не стало видно. Потом ветер отступил, круги стали
шире, медленнее - он уходил из долины, унося голос пленника.
Асантао пошатнулась и поднесла руки ко лбу.
      - Их много, - прошептала она вождю, который подхватил ее на
руки и склонился над ней. - Их вождь очень силен, я слышу его
ярость... Он хочет... Он говорит, что соль поделить нельзя, а удача
морастов не нужна ему. Поэтому он и сжег нашу святыню. Он
захватит соляное озеро, Фарзой...
      Потеряв самообладание, пленный катался по траве, завывая от
боли. Аэйт пристально посмотрел на Асантао, а потом подошел к
пленнику и, перевернув его лицом вниз, придавил его спину
коленом и принялся развязывать веревки. Отвернув голову в
сторону, пленный хрипло дышал. Из угла его рта стекала розовая
слюна. Когда Аэйт отпустил его, он поднялся на четвереньки, потом
сел. Рот у него был черный от земли. Не глядя ни на кого, он
схватил обеими руками свою кровоточащую ступню, скорчился и
принялся слизывать с раны соль, время от времени сплевывая в
траву.
      Аэйт сел рядом и задумался. Кто-то коснулся его волос.
Подняв голову, он увидел усталую улыбку Асантао. Белой тенью
она высилась над ним, глаза темнели на осунувшемся лице.
      - Жалеешь врагов? - тихонько сказала она. - Это хорошо...
      Аэйт встал и наклонил голову.
      - Что с ним будет, Асантао?
      - Ты упрямый, - сказала ясновидящая. - Пусть идет, куда
х