лась к каравану, идущему в багдад, - а ведь что-то же  мне  надо
было делать, я не могла сидеть на дороге  и  лить  слезы,  оплакивая  свое
былое могущество! - так вот, когда я вместе  с  купцами  располагалась  на
ночлег и отошла от костра по вполне естественной  нужде,  меня  подхватили
незримые объятия и понесли прочь от каравана и от костра.
     Слава Аллаху, сабля была при мне,  хотя  никакого  сравнения  с  моим
утраченным клинком и быть не могло.
     - О повелитель красавцев! - обратилась ко мне Азиза, поставив меня на
ноги в странном помещении, наподобие пещеры, потолок  которой  терялся  во
мраке, а грубые стены были словно наспех покрыты коврами. - О моя  отрада,
простишь ли ты свою рабыню, допустившую это бедствие и несчастье?
     И она опустилась передо мной на колени, причем ее  голова  продолжала
возвышаться над моей головой.
     После стычки с  Ильдеримом,  кое-чему  меня  научившей,  я  не  стала
возражать Азизе, догадываясь, что ее странные речи объяснятся сами  собой.
И верно, мое молчание подвигло ее на другие речи,  покорные  и  униженные.
Таким образом мне стало ясно ее заблуждение, и я  возблагодарила  за  него
Аллаха.
     - Целую неделю мы были разлучены с тобой,  о  господин,  -  причитала
Азиза. - Ты не смог встретиться на ристалище с избранником этой распутницы
Марджаны! Ты был лишен крова и пищи, и все это из-за меня, неразумной!
     И, как следовало ожидать, она решила вознаградить  меня  за  все  мои
лишения законным браком. Кади и свидетели были припасены заранее  и  ждали
где-то поблизости!
     Ее удрученное состояние показалось мне  более  подходящим  для  моего
признания, чем та отвага и решительность, с  коими  она  допекала  меня  в
подземелье.
     - Погоди, о Азиза, выслушай меня, ради Аллаха! - обратилась я к  ней.
- Брак между нами невозможен. Так судил Аллах великий, могучий, и  не  нам
менять его установления.
     - Если у тебя уже есть жена, или даже  несколько  жен,  о  повелитель
красавцев, пусть тебя это не смущает, - отвечала она.  -  Я  готова  стать
твоей невольницей. Ибо твоя красота уязвила меня, и нет мне утешения кроме
близости с тобой! И ты должен сокрушить  мою  девственность  и  насытиться
моей юностью!
     - О Азиза! - воскликнула  я.  -  Даже  если  бы  мне  было  дозволено
жениться на тебе, то как мы  с  тобой  поладим,  если  ты  высотой  в  два
человеческих роста?
     -  Каких  женщин  ты  предпочитаешь,  о  мой  господин?  -  вкрадчиво
осведомилась Азиза. - Выше или ниже четырех пядей? А может быть, ты хочешь
женщину в пять пядей ростом?  И  нравятся  ли  тебе  толстые  или  тонкие?
Смуглые или белокожие? Какие груди ты предпочитаешь - похожие  на  яблоки,
гранаты или  лимоны?  Какие  бедра  желал  бы  ты  раздвигать  -  подобные
подушкам? Подобные двум кучам песка? Подобные двум  мраморным  столбам?  А
что касается той вещи, что между бедер, то каков  твой  вкус  относительно
нее? Какую разновидность ты предпочитаешь?
     - Разве ты способна превратиться в женщину по моему вкусу? - спросила
я. - И ты готова изменить облик, данный тебе Аллахом?..
     - Ну разумеется! - обнадежила  меня  Азиза.  -  Ведь  делает  же  это
Марджана, когда встречается с Ильдеримом, и каждый раз она иная,  так  что
Ильдерим как бы обладатель гарема.
     - Выслушай меня, о Азиза, -  приступила  я  к  главной  части  своего
объяснения. - Ты ошиблась в выборе.  Тебе  бы  следовало  поискать  юношу,
который способен стать мужем женщине...
     - А ты разве не способен, о Хасан? - изумилась она.
     Я развела руками.
     - Да не омрачает твое чело  эта  забота!  -  развеселилась  Азиза.  -
Старухи,  воспитавшие  меня,  знают  разные  снадобья,  и  мне  сейчас  их
принесут, и ты их отведаешь, и взволнуется то, что оставил тебе твой отец!
     - У меня нет того,  что  оставляют  мужчинам  их  отцы,  о  Азиза!  -
воскликнула я. - Вот в чем вся беда!
     - Ты разве евнух, о Хасан? - насторожилась Азиза.
     Я испугалась, что против этой хвори у нее тоже найдется  снадобье,  и
решила сказать наконец правду.
     - О повелительница красавиц, я хуже, чем евнух, я женщина! - ответила
я ей, на всякий случай потянув саблю из ножен  и  в  душе  огорчаясь,  что
сабля эта - не чета моей, оставшейся у Ильдерима.
     - Ты женщина, о повелитель? Ради Аллаха, если тебе угодно  шутить  со
своей невольницей, шути на здоровье! -  развеселилась  Азиза.  -  Женщина,
которая стреляет  из  лука,  словно  каирские  удальцы  с  больших  дорог!
Женщина,  которая  рубится  на  саблях,  как  наемник  дейлемит!  Женщина,
сжимающая ногами бока коня так, что конь едва не задыхается!
     - Аллах оставил мне один лишь довод, который может  убедить  тебя,  о
Азиза, - кротко сказала я. - Пустить ли мне в ход этот последний довод?
     - Если будет на то воля Аллаха, попытайся! - все еще смеясь, отвечала
Азиза. - И мы возразим тебе так же, как возражали до сих пор! Начинай же!
     Я распахнула плащ и предстала перед ней в кольчуге, охватившей  меня,
словно собственная кожа.
     -  В  этой  пещере  недостаточно  света,  и  тень  придает  предметам
несвойственные им очертания, - утратив свою веселость,  сказала  Азиза.  -
Действительно, ты похож на юную девушку, о Хасан...
     Я через голову стянула кольчугу и распахнула на  груди  свой  кафтан.
Тут уж возразить было нечего. Она увидела ту самую грудь, как два  яблока,
о которой только что мне толковала.
     Молчание затянулось.
     - О распутница! - завопила вдруг Азиза. - О развратница! Как  это  ты
ездишь по дорогам в мужском платье и вводишь людей в  заблуждение?!  И  ты
еще призываешь Аллаха, о скверная, О мерзкая!
     И долго еще она честила меня на разные лады, но когти в ход  пока  не
пускала, а я ждала, пока этот водопад иссякнет. И хотя я,  дочь  и  сестра
царей, не привыкла к таким славословиям, но перечить разъяренной  джиннии,
которую лишили любимой игрушки, я не осмеливалась.
     Наконец красноречие джиннии иссякло.
     -  За  что  покарал  меня  Аллах  страстью  к  этой  низкой,  к  этой
презренной? - вздохнула она, и мне показалось, что час избавления  близок.
Но Азиза пристально на меня уставилась и забормотала, причем слова ее были
об одном, а мысли в эту минуту были, как оказалось, о другом:
     - Но тем не менее свет исходит от ее  чела,  и  родинка  на  ее  щеке
подобна точке мускуса, и ее дыхание сладостно, и ее  щеки  овальны,  и  ее
зубы как жемчуг, и она стройна, и нет ей равных, когда  доходит  до  спора
белых клинков и серых копий...
     Мне бы следовало, пока она углублена в свои размышления, отступить  в
дальний угол пещеры, ибо, как мне  показалось,  там-то  и  был  расположен
вход. Но я не  сделала  этого,  да  и  куда  скроешься  от  разъяренной  и
влюбленной джиннии?
     - Послушай, о девушка! - обратилась она ко мне совсем уж  миролюбиво.
- Аллах послал мне отличную мысль, да будет он славен вечно! Знаешь ли ты,
что в Облачных горах  есть  источник,  и  вода  его  слаще  воды  райского
источника Каусара, и она имеет чудесное свойство - если ее выпьет женщина,
то сразу становится мужчиной, так что источник  этот  называют  источником
Мужчин и вода высоко ценится? Знаешь ли ты все это? Так вот, о девушка, мы
полетим с тобой к этому источнику немедленно, и ты выпьешь воды, и станешь
мужчиной, и кади составит, наконец нашу брачную запись!
     В  глазах  у  меня  помутилось.  Воистину,  после  всех  несчастий  и
горестей, постигших меня, недоставало только сделаться мужчиной! Возможно,
неделю назад это был бы неплохой выход из  моего  бедственного  положения,
ибо мужчине все же легче в странствиях, а  мне  предстояло  возвращение  к
магу, и путешествие с талисманом в Багдад, и  охрана  жизни  Зумруд  и  ее
младенца, сына моего брата, и я охотно отказалась  бы  ради  этих  дел  от
своего женского естества  и  облика.  Но  неделю  назад  случилось  нечто,
заставившее меня понять, как сладко,  должно  быть,  быть  женщиной,  и  я
пожелала сохранить себя, хотя встреча с тем дерзким купцом и казалась  мне
совершенно невозможной. Но поскольку между  нами  осталось  несогласие,  я
должна была с ним встретиться еще  раз,  чтобы  последнее  слово  все-таки
осталось за мной. И я верила, что Аллах пошлет мне эту  встречу,  ибо  раз
Аллах создал царей и царских дочерей, он  должен  позаботиться  и  о  том,
чтобы их достоинство ни в коем случае не страдало!
     - Я не полечу с тобой к  источнику  Мужчин,  о  Азиза,  -  как  можно
спокойнее сказала я. - И у тебя нет власти мне приказывать. Ты до сих  пор
не спросила меня, о Азиза, какого я рода и каково мое звание и достоинство
среди людей. А я - дочь царя Нур-ад-Дина, о Азиза, и сестра царя Джаншаха,
и у меня есть слуги и подданные! И мое звание выше твоего звания!
     - Но как же звать тебя, о царевна? - осведомилась Азиза. -  И  каковы
твои обстоятельства, раз уж ты странствуешь в мужском наряде и  сражаешься
с воинами?
     - Мое имя Бади-аль-Джемаль, - гордо сообщила я.  -  И  обстоятельства
мои трудны, но переменчивы. И ты можешь узнать обо  мне  у  всех  магов  и
звездочетов, потому что судьбы  нашего  рода  записаны  в  их  гадательных
книгах. И я не думаю, чтобы там было записано, будто я должна жениться  на
джиннии!
     - Ты все больше нравишься мне, о Бади-аль-Джемаль! - сообщила  Азиза.
- Что ты скажешь о том, чтобы из царевны стать царевичем, уничтожить  всех
своих соперников и взойти на престол своего царства, о Бади-аль-Джемаль?
     И тут стало ясно, что от своей затеи она не отступится.
     - О Аллах! - воскликнула я. -  За  какие  грехи  послал  ты  мне  это
бедствие из бедствий, эту джиннию Азизу?!
     И еще долго взывала я к Аллаху, но ответа не дождалась.
     Азиза слушала мои гневные слова и решения своего не меняла.  Наоборот
- видя мою ярость, эта дочь греха заранее радовалась  тому,  какие  бурные
страсти я способна испытывать.
     - О Бади-аль-Джемаль!  -  обратилась  она  ко  мне,  когда  я  совсем
охрипла. - Успокой свое сердце и прохлади свои глаза! Начертал калам - как
судил Аллах! Если тебе суждено стать мужчиной и написать со  мной  брачный
договор, это неизбежно. Сегодня же ночью мы полетим к источнику Мужчин, ты
выпьешь чашу воды, а потом останется только найти кади, чтобы  он  поженил
нас.
     - Не полечу я ни к какому источнику, о Азиза, - твердо сказала я. - А
если ты возьмешь  меня  насильно  и  понесешь,  я  буду  во  время  полета
призывать имя Аллаха великого милосердного, и он услышит  меня,  и  пошлет
ангела, и ангел метнет огненную стрелу, и ты сгоришь в воздухе!
     - Мы сгорим вместе, о Бади-аль-Джемаль! - даже  с  какой-то  радостью
предупредила она.
     - Лучше мне сгореть, чем стать твоим мужем, о развратница! - вот  что
ответила я ей, и, клянусь Каабой, в тот миг  я  именно  так  и  думала.  -
По-твоему, я не знаю, что ты постоянно меняешь возлюбленных,  и  приносишь
их на  ристалище,  и  заставляешь  состязаться  с  возлюбленным  Марджаны,
Ильдеримом? И он настигает их, и  побеждает,  и  Марджана  одерживает  над
тобой верх!
     - Наконец-то Аллах сжалился надо мной, и он послал мне возлюбленного,
перед которым бессилен этот проклятый Ильдерим!  -  воскликнула  Азиза.  -
Воистину, только ты, и никто другой, будешь моим мужем!
     - Чума на твою  голову...  -  проворчала  я.  -  Даже  если  я  стану
мужчиной, недостойно меня будет войти к женщине, познавшей такое множество
никуда не годных мужчин!
     - Разве я не говорила тебе, что я еще девственная? - удивилась Азиза.
- Всех, кого я находила  и  приносила  на  ристалище,  побеждал  этот  сын
скверны Ильдерим, и мне не оставалось иного пути, как  искать  замену!  Но
вот я ее нашла, и  перед  тобой  Ильдерим  бессилен,  и  теперь  мы  можем
написать наш брачный договор, ибо никого лучше тебя  я,  наверно,  в  этом
мире уже не найду!
     И долго мы  еще  ссорились  и  пререкались  с  упрямой  джиннией,  не
привыкшей  отказываться  от  желаемого.  Но  я  справедливо  полагаю,  что
избалованная  дочь  царей  и  сестра  царя  по  своенравию   и   своеволию
несравненно выше любой, даже самой высокородной  джиннии,  а  Аллах  лучше
знает.


     А когда настала ночь, джинния Азиза взяла царевну Бади-аль-Джемаль, и
поднялась с ней в воздух, и полетела к источнику Мужчин, чтобы напоить  из
него царевну и сделать ее своим мужем. И они  летели  почти  всю  ночь,  и
перед рассветом они уже приблизились к источнику,  но  тут  джинния  Азиза
увидела, что по небу летят двенадцать ифритов, страшных видом, огромных  и
безобразных. И она испугалась, так как они принадлежали к войску  Красного
царя, а она была из подданных Синего  царя,  и  она  опустилась  вместе  с
царевной и укрылась с ней под скалой, так как боялась для себя  ущерба  от
этих ифритов.
     А источник этот был в Облачных горах, и он находился на землях одного
из владык Индии, и цена его воды была велика,  и  этот  источник  охраняли
вооруженные воины. И они пускали к  нему  только  тех,  кто  платил  мешок
динаров за путь туда и два мешка динаров за путь обратно, и  отдавали  эти
деньги своему царю, а он присылал им пищу и питье, и поставил там для  них
шатры, и они были преданы своему царю и никогда не нарушали его  приказов,
и подкупить этих стражей было невозможно.
     Источник же находился в углублении, наподобие чаши, и чаша  эта  была
как бы на вершине горы, и трехсот локтей в поперечнике, и  вокруг  нее  на
расстоянии десяти локтей стояли кругом воины, и они сменяли друг друга,  и
чаша не оставалась без присмотра.
     И тот царь, которому принадлежал источник, поместил возле него в трех
шатрах мудрецов и  заклинателей,  чтобы  они  при  необходимости  отгоняли
джиннов, маридов и ифритов, посягнувших на источник.
     И джинния Азиза решила подождать утра,  и  принять  образ  почтенного
шейха, и  привести  царевну  Бади-аль-Джемаль  к  источнику,  и  заплатить
стражам, и напоить царевну, и сделать ее мужчиной. А подлететь к  нему  во
мраке и похитить воду она боялась из-за тех ифритов.
     И царевна сказала джиннии, что она голодна, и попросила у нее  поесть
и попить, и еще сказала, что она  изнемогает  от  усталости,  и  глаза  ее
смыкаются, и сон одолевает ее. И азиза обрадовалась, ибо это облегчало  ей
задачу, и произнесла заклинание - и вдруг перед ними появился столик, а на
нем были мясо, и рыбные кушанья, и плоды, свежие и сушеные,  и  кувшины  с
вином и шербетом, и рис в молоке, и  перепелки,  и  много  таких  кушаний,
которые  Бади-аль-Джемаль  видела  впервые.   И   они   поели,   а   потом
Бади-аль-Джемаль легла, и закрыла глаза, и притворилась  спящей,  а  Азиза
окликнула ее раз, и другой, и убедилась, что она спит.
     А джинния летела с царевной всю ночь, и утомилась, и ей еще предстоял
обратный полет, и она сказала себе: "Не будет беды  в  том,  если  я  тоже
закрою глаза, и посплю, и отдохну!". И она легла рядом с царевной  и  тоже
заснула.
     Тогда Бади-аль-Джемаль встала, призвала  на  помощь  Аллаха  и  стала
спускаться по горной тропе к источнику, надеясь скрыться от джиннии,  пока
та не проснулась. И она надеялась встретить воинов, охранявших источник, и
попросить убежища в их шатрах, возле мудрецов и заклинателей, заплатив  им
за это своим драгоценным  поясом,  и  кольцами,  и  прочими  безделушками,
которые она имела с собой, из числа тех, что мало весят и дорого  ценятся.
Ибо джинния  рассказала  царевне,  что  источник  имеет  защиту  и  против
джиннов, и царевна полагала, что Азиза не осмелится тронуть ее, когда  она
будет под защитой заклинателей.
     Но Аллах решил иначе.
     Когда царевна приблизилась к источнику настолько, что стояла  как  бы
на краю той чаши, в середине которой бил из камней источник, она  услышала
звон сабель, и крики, и прочий шум боя,  и  на  всякий  случай  она  стала
прятаться за скалами, и подкралась к такому месту, откуда ей был бы  виден
источник, и поглядела вниз. И вдруг она видит - стража источника сражается
с человеком, и этот человек сражается один против всех, и левой  рукой  он
прижимает к себе кувшин, а правой держит меч, и  клинок  меча  блещет  как
молния. И он ударил одного стража, и  рассек  его,  и  ударил  другого,  и
отделил его голову от шеи, и ударил третьего, и отсек ему руку. И так этот
человек отбивался от стражей источника, отступая в горы, на  узкую  тропу,
где ему пришлось бы иметь  дело  только  с  одним  противником,  а  прочие
теснились бы у того за спиной, размахивали оружием и мешали друг другу.
     И  Бади-аль-Джемаль  стала  восхищаться  отвагой  того  человека,   и
следовала за ним туда, куда направлялся он, только она шла поверху,  и  ее
никто не видел. И вдруг она оказалась на небольшой площадке и видит -  там
к вонзенному в камни копью привязаны два коня, и оттуда  одна  тропа  идет
вниз к источнику, а другая - тоже вниз, но по склону горы, и она петляет и
извивается, и на приученном к горным тропам коне по ней можно спуститься в
долину. И царевна  поняла,  что  это  кони  того  человека,  и  он  сейчас
поднимется сюда, и сядет на коня, и привяжет кувшин к седлу второго  коня,
и спустится по ту сторону горы.
     Тогда царевна отвязала коней, и села в седло, и поглядела  вниз  -  и
вдруг оказалось, что на  помощь  стражам,  вооруженным  мечами,  поспешили
стражи вооруженные копьями, и они мечут издали  свои  копья  в  похитителя
воды, а он уворачивается, и нет ему больше пути наверх, ибо  чем  выше  он
поднимается, тем более заметен.
     И царевна Бади-аль-Джемаль  взяла  свой  лук,  и  вынула  из  колчана
стрелу, и наложила ее на тетиву, и прицелилась, и выстрелила,  и  поразила
одного из стражей. А потом она  выстрелила  еще  раз  и  поразила  другого
стража. И она выстрелила в третий раз, и третий страж упал на камни. А тот
человек с кувшином, прикрываемый ее стрелами, поднялся по тропе и  скрылся
между большими камнями.
     А царевна закинула свой лук за плечо, и достала  из  ножен  саблю,  и
положила ее перед собой, и положила одно из  своих  драгоценных  запястий,
потому что она взяла у этого человека коня и не  знала,  как  он  к  этому
отнесется. И она  думала,  что  предпочтет  похититель  волшебной  воды  в
качестве платы за коня - запястье или удар саблей. Ибо вряд ли он стал  бы
выслушивать ее объяснения о том,  что  она  спасла  ему  жизнь,  поскольку
стражи источника гнались за ним и не оставили  царевне  и  этому  человеку
времени на беседы.
     И человек с кувшином вдруг появился на площадке и видит  -  на  спине
одного из его коней сидит юноша, прекрасный видом, отрок четырнадцати лет,
подобный обрезку месяца.
     И этот человек, ничего не спрашивая, дал царевне  тяжелый  кувшин,  и
она взяла его, а этот человек сел на  другого  коня,  и  направил  его  по
тропе, чтобы спуститься в долину, а царевна поехала за ним следом,  потому
что он знал дорогу, а она не знала.
     И они долго спускались с горы, и когда рядом с ними посыпались стрелы
стражей источника, Бади-аль-Джемаль, не говоря ни слова, отдала похитителю
его кувшин, а сама взяла лук, и натянула тетиву, и стала поражать  стражей
источника. А похититель воды, у которого не  было  при  себе  лука,  стал,
нагибаясь с седла, подбирать стрелы и  подавать  их  Бади-аль-Джемаль,  не
роняя при этом своего кувшина, и она поразилась его ловкости,  гибкости  и
умению управлять конем.
     И они ушли таким образом  от  погони,  и  спустились,  и  выехали  на
плодородную равнину, а это была небольшая равнина, зажатая  между  горными
отрогами. И лишь тогда человек  с  кувшином  отвел  от  лица  край  чалмы,
закрывавший ему рот  и  подбородок,  и  внимательно  посмотрел  на  своего
нечаянного спутника.


     Это был он -  лев  пустыни,  безумный  поэт  и  возлюбленный  джиннии
Марджаны!
     Я чуть с коня не упала.
     Увидев мое изумление, он понял,  что  я  его  знаю,  и  стал  ко  мне
приглядываться.
     - Я узнал тебя, о Хасан! - воскликнул