иду. - И забудь наконец, что я царевна, как
я сама об этом забыла!
     - Видишь, сколь велика твоя гордость, о царевна? -  ухватился  он  за
возможность сопротивляться. - Ты можешь  даже  позволить  себе  забыть  на
минутку о своем царском достоинстве и величии, прекрасно зная, что они  от
тебя никуда не денутся!
     Воистину, легче мне было  сражаться  с  разъяренными  джинниями,  чем
растолковывать этому безумцу, что я люблю его!
     - Перед лицом Аллаха могучего, справедливого, отрекаюсь я  от  своего
царского звания! - воззвала я к небесам. - И пусть Аллах сделает меня если
не женой, то хоть невольницей вот этого безумного купца! Вот все,  чего  я
хочу в жизни!
     - Далеко же заводит тебя твоя гордость!  И  ты  будешь  накрывать  на
стол, за которым усядутся четыре мои законные жены, и донашивать  за  ними
старые шальвары? - ехидно осведомился он.
     - У тебя не будет четырех жен,  о  несчастный,  -  как  можно  строже
отвечала я. - Или ты женишься на мне, или я убью тебя собственными руками.
Ты знаешь, как я владею оружием!
     Сперва я хотела вынудить его к  поединку.  А  во  время  сражения,  и
обмена ударами, и обмена острыми словами, он забыл бы обо всех сегодняшних
глупостях,  и  снова  стал  самим  собой,  и  мы  до  чего-нибудь  путного
договорились бы.
     - Мы отъедем на расстояние пущенной стрелы, и станем биться, пока  не
погибнет один из нас. Мы давно уже собирались завершить поединок,  начатый
на том ристалище, между колонн из белого  мрамора,  и  не  будет  для  нас
случая удобнее, чем этот! Едем, о Ильдерим, не заставляй меня ждать!
     - Ты славно бьешься, о царевна, но вспомни,  что  халиф  подарил  мне
сотню невольников, способных охранять в пути караваны и отбивать нападения
разбойников! И все они бросятся на тебя, и ты  успеешь  убить  десять  или
двадцать, но остальные свяжут тебя по рукам  и  ногам,  а  я  буду  издали
приказывать им, чтобы они, упаси Аллах, не  повредили  твоей  нежной  кожи
веревками! - насмешливо сказал Ильдерим. - К тому же  твоя  сила  -  всего
лишь сила женщины.
     Но вдруг мне в голову пришло совсем иное!
     Я отъехала немного, сняла с пояса  чернильницу,  открутила  крышку  и
поднесла к губам.
     - Что это у тебя, о царевна?  -  забеспокоился  Ильдерим.  -  Клянусь
Аллахом, это же чернильница с волшебной водой!
     - Надеюсь, того, что осталось, хватит, чтобы сделать меня мужчиной, -
отъезжая еще дальше, отвечала я. - Погоди, о Ильдерим,  я  выпью  воду,  и
силы мои прибавятся, и в поединке  я  буду  гораздо  сильнее  тебя,  и  мы
сразимся, и мой меч выйдет, блистая, из твоей спины, и...
     Я запрокинула голову, собираясь сделать глоток.
     - Не смей, о  царевна!  -  воскликнул  он.  -  Брось  немедленно  эту
проклятую чернильницу!
     Но я, не выпуская ее из рук, ударила пятками коня и  поскакала  прочь
по дороге, а он - за мной.
     - Хорошо, прекрасно, о Ильдерим! - закричала я обернувшись. - Отъедем
подальше, сразимся, и ты увидишь, кто из нас сильнее!
     - Брось чернильницу, о женщина! - завопил он, потому что я придержала
коня и опять поднесла ее к губам. - Во имя Аллаха! Я тебе приказываю!
     Влага уже коснулась моих плотно сжатых губ, когда он налетел,  вырвал
из моих рук чернильницу и отшвырнул в сухие придорожные кусты.
     Но прежде, чем он бросил чернильницу, я попыталась ее  отнять,  и  он
обхватил меня, чтобы прижать мои  руки,  а  потом  он  не  стал  размыкать
объятия, и мы молча смотрели, как песок всасывает струйку волшебной  воды,
темнеет и опять светлеет.
     - Так ты  воистину  хочешь,  чтобы  я  оставалась  женщиной?  -  тихо
спросила я, слушая биение его сердца.
     - Да, - ответил Ильдерим. - Клянусь Аллахом, я хочу  в  жизни  только
этого и ничего больше!
     И на сей раз последнее слово осталось за ним.