чания  не
сопрут еще чего-то ценного...
   Курить мне позволялось только на кухне.
   Карасевич - сволочь! Козел долбаный!
   Главное - не забыть закрыть форточку. А то будет мне  утром  от  Веры
Васильевны, сучки мелкой, с прозрачно-розовой шерсткой...
   И Лерка. Я же к ней, как к человеку! Мне даже не ласки хотелось, знаю
я ее бабью тупую ласку...  Мне  просто  нужно  было  забыться,  хоть  на
четверть часа. А она... Все не так, думал я, все не так!  И  придется  в
конце концов рассказать про эти чертовы  энциклопедии...  Окно  напротив
зажглось. Я сосчитал сверху этажи - ну да, окно Ксении!  Что  же  там  у
них?
   Крупный силуэт обозначился - я знал, что это ее муж. Он  тоже  курил,
но не на кухне! Она позволяла ему подымить,  не  выходя  из  спальни,  в
приоткрытое окно. Значит, только что...
   Только что они были вместе!
   Я был с Леркой, а Ксения - с ним!
   Она лежала сейчас где-то там, в глубине комнаты,  и  они  неторопливо
переговаривались, я понимал это по движениям его головы и  плеч:  он  то
выпускал в щель дым, то поворачивался, чтобы ответить.
   Видеть это было невыносимо!
   Перед  глазами  встал  мрак!  Я  не  сразу  даже  понял,  что  просто
зажмурился. И проклятая память распахнула передо мной самую неподходящую
страницу - когда мы с Леркой встретили на пляже Ксению и ее мужа. Ксения
в изумрудном купальнике шла навстречу...
   Не-е-е-ет!!!
   Не было ничего!
   Не мог я помнить, как  опозорился  в  постели  с  собственной  женой!
Во-первых, ни разу в жизни со мной такого не случалось, а  во-вторых,  у
меня и жены-то никакой нет! И не было! И не будет!
   Девок на мой век хватит! Тьфу!..
   Я отдернул кулак от автомобильного капота. Треснул я по нему  во  всю
дурь - и машина взвыла дурным голосом.
   Надо бы угнать какую-нибудь колымагу, подумал я, скрываясь за  углом.
Несерьезно как-то получается без машины. Вот сегодня я проболтался  весь
день непонятно где, освоился  в  городе,  но  завтра  нужно  и  за  дело
браться. ЗАДЕЛО!
   Нужно побывать в тех местах, где встречаются  серьезные  люди.  Нужно
наладить связи. Подзаработать нормальным мужским способом - а  не  брать
из кошелька у тех, которые не Ксения. И отыскать, наконец. Бродягу!
   Бродяга наверняка придумает, как нам тут жить дальше.
   На ходу я стал думать, как найду Бродягу, помогу  ему  избавиться  от
той дуры со змеищей, как мы вместе заварим  какое-нибудь  крупное  дело,
хапнем солидный приз и поедем на Гавайи.
   Я люблю думать про Гавайи...
   Там я буду ногой открывать двери всех кабаков и выбирать  себе  девок
из целой толпы юных и жаждущих меня всей своей упругой плотью, из толпы,
готовой срывать с себя одежду от единого моего взгляда.
   Ксения!
   Не могу я  никуда  ехать,  пока  не  получу  Ксению!  Оказалось,  уже
стемнело.
   И не имеет смысла ждать ее в подъезде - она давно уже дома. С  мужем,
будь он неладен! А я? Где же я? Ночь...
   Вообще-то ночью нужно где-то лежать и спать. Женщина!
   Я должен просто найти подходящую  женщину!  Хорошо  бы  с  такими  же
ногами, как у той, вчерашней, которая не Ксения.
   Это - ужин и завтрак. И прекрасное настроение утром.
   Мимо прошли две - очень торопились.
   - ... нагорит от Ашота! - услышал я, и они проскочили.
   Я развернулся и пошел следом. Сзади обе были вполне... Если  какой-то
черномазый Ашот вздумает качать права, я его  живо  успокою.  И  уйду  с
одной из них. Она же где-то живет, где-то спит... и ест... мясо!..
   На проспект они выскочили уже бегом. И  сразу  же  к  ним  из  машины
высунулся  смуглый  губастый  парень.  Они  наклонились,  прямо  залезли
головами в эту самую иномарку. У обеих были круглые попки...
   Тьфу! Слишком жирные.
   Не то, не то...
   Я пошел по проспекту, удивляясь - с чего бы вдруг в такое  время  тут
собралось столько уродин? Обыкновенных, накрашенных, но за версту  видно
- потасканных уродин. Если их  отмыть  -  будут  серые  лица  и  тусклые
маленькие глаза. И груди у них вислые. Как будто три поколения  голодных
солдат мяло эти жалкие груди.
   Похоже, они предлагали себя мужчинам  -  да  только  кто  же  на  это
польстится?
   Однако машины останавливались, уродин подзывали. Я  неторопливо  шел,
очень удивляясь тому, что эти женщины не смотрели на меня. Очевидно, они
уже издали видели, что денег у меня вовсе нет. Да и я видел, что  у  них
тоже денег нет. Хотя бы потому, что они подпирали стены и  прохаживались
без сумочек, будто на минутку из дому выскочили. Кто  же  на  минутку  с
собой деньги берет?
   А мне нужна была женщина...
   Я ощущал голод. Мясо и женщина. Именно в такой последовательности.
   И тут на проспекте что-то сделалось  -  он  сразу  оказался  заполнен
машинами, оттуда выскакивали мужчины,  уродины  неслись  прочь,  воплями
подстегивая подруг. Их хватали, запихивали в машины, они  отбивались,  и
меня ударила в бедро туфля с высоким толстым каблуком.
   Вдруг я увидел девчонку.
   Все убегали - а она стояла, не понимая, что вокруг творится.
   Меня сзади цапнули за плечо.
   - А ну - в машину! - потребовал мужской  голос.  Я  стряхнул  руку  и
резко повернулся. Это был всего лишь представитель власти. С ними у меня
разговор короткий.
   - Сейчас, родной! - сказал я, полез за спину и вытащил пистолет.
   Он шарахнулся. И в это же время другой представитель  той  же  власти
схватил за руку совершенно ошалевшую девчонку.
   У нее были огромные перепуганные глаза!
   Машка?!
   Ксения?!
   Нет!  Это  было  что-то  совершенно  иное,  но  не  менее  острое   и
захватывающее. Но я не стал разбираться в ощущениях. Я просто  отшвырнул
от нее того, другого, и сам схватил ее за руку, и потащил за собой.
   - Стой! - закричали нам. Я резко повернулся и взял на  мушку  кого-то
из представителей.
   - Ну, вы, родные! - крикнул я им. И,  пока  они  соображали,  вскинул
девчонку на плечо. Она весила совсем немного, и мне было проще бежать  с
этой ношей, чем тащить ее за собой.
   Ноги откуда-то знали, где сворачивать в переулок и где в том переулке
проходной двор. Только  выскочив  в  параллельный  переулок,  я  спустил
девчонку с плеча.
   - Ты - крутой? - восхищенно спросила девчонка. Теперь я смог  оценить
ее-и понял, что через пару годков это будет  настоящая  красавица.  Одни
темные шелковистые волосы, распущенные и достигавшие пояса, чего стоили!
И эти глаза в длинных ресницах, и эти приоткрытые губки...
   - Крутой, - сурово ответил я. Только так!  Без  кретинских  улыбочек.
Чтобы сразу стало ясно.
   Она прижалась ко мне. Заглянула снизу в глаза. Я  просто  обязан  был
обнять ее.
   Я удивился  -  какая  же  она  худенькая!  Погладил  спинку.  Девочка
почувствовала все то, что  ей  полагалось  почувствовать.  Она  захотела
меня, я захотел ее. Но нельзя сразу дать понять женщине, что хочешь.
   - Я провожу тебя, - сказал я ей. - Где ты живешь?
   - Нигде.
   Вот это да, подумал я, и она - нигде!
   - Куда же тебя проводить?
   - А к тебе нельзя? - и, не желая совсем уж  откровенно  признаваться,
что хочет меня, девочка очень убедительным голоском объяснила:
   - Мне действительно некуда  идти!  Я  со  своими  переругалась.  Они,
наверно, уже всех обзванивают. А я лучше сдохну, чем туда вернусь!
   - Ясно.
   Нужно было что-то придумать.
   И вдруг в голове объявилось слово. Слово это было - ?Гербалайф?!
   Что такое ?Гербалайф?? Кто-то мне совсем недавно рассказывал про  дом
под таким  названием.  Кто-то  работает  в  ремонтной  бригаде,  которая
возится с этим домом.
   Можно войти во двор, по черной лестнице подняться на  третий  этаж  и
попасть в  пустую  квартиру.  Дверь  закрыта,  но  не  заперта.  Там,  в
квартире, осталась какая-то рухлядь - чтобы привести женщину и  уложить,
сгодится. Надо попробовать.
   - Пойдем, - велел я. - Есть одно место.
   - Пойдем!
   Никогда еще я не ощущал в женском голосе столько доверия!
   Она уже любила меня, эта девочка, уже хотела меня, уже была моей.  Но
какой-то она мне показалась слабенькой... Хотя на  вид  имела  лет  этак
шестнадцать. Может быть, просто от всех женщин я подсознательно требовал
той статности, которой обладала Ксения?
   - Как тебя зовут?
   - Маргарита, а тебя?
   Я подумал. Мое имя... мое имя... а на кой ей черт мое настоящее имя?
   - Зови меня так - Брич.
   - Хорошо.
   Мы вошли в переулок, где сквер был переделан в автостоянку,  потом  в
подъезд соседнего дома, во  двор,  а  уже  оттуда  -  в  гербалайфовское
здание,  -  Поднялись  на  третий  этаж,  я  нажал   дверную   ручку   -
действительно, открыто. И неудивительно - замок выломан.
   Я вошел в прихожую, а оттуда - в комнату,  и  увидел,  что  на  тахте
лежит какая-то сволочь. Лежит и спит! Кверху задом!
   - Ой, это - кто? - спросила Маргаритка.
   Я нашарил выключатель, но света не было. Только тот, что с улицы,  от
фонаря напротив окна.
   И в этом бледном свете я увидел у тахты то,  что  возмутило  меня  до
глубины души!
   Это были ковбойские короткие сапоги,  но  в  каком  виде!  Грязные  и
заляпанные белей краской! Такую обувь?.. Мужскую обувь?.. И - краской?..
   Я шагнул вперед, схватил спящего за шиворот и вздернул.
   Он заорал, вывернулся - и мы уставились друг на друга.
   Что-то с его рожей было не так. И я вмазал ему по роже. Он отлетел  к
стене, прилип, чуть не сполз наземь.
   - Мало? - спросил я. - А ну, родной, чеши отсюда! Он и почесал!  Чуть
дверь не вышиб и косяк на себе не унес.
   - А-а!.. А-а-а!.. - донеслось с лестницы.
   Я впервые слышал, чтобы человек так орал от страха.
   - Ну вот, - сказал я тогда. - Располагайся, Маргарита.
   Пока я разбирался, она стояла, зажмурившись. И вот  шагнула  ко  мне,
опять прижалась, опять всем телом дала понять - она больше не может  без
меня!
   Изуродованные сапоги сильно мешали. Я взял их, вынес и запустил сразу
обоими вниз по лестнице. Потом вернулся.
   - Смотри! - сказала Маргарита. - У него тут целый склад!
   - Трофеи, - согласился я, и мы разложили на газете имущество  беглеца
- белый батон, разрезанный на ломти, но так, что они держались вместе, и
из прорезей торчали куски колбасы, а также термос,  банку  с  сахаром  и
коробку с плавленым сыром. Это и был наш ужин. А потом мы легли...
   Она была такая тоненькая, что жалко делалось. Я даже не  был  уверен,
что действительно хочу это тело. В нем  недоставало  чего-то...  Ну,  не
знаю, чего... В Ксении оно было, а тут - нет! И хотя все произошло,  как
всегда, - длительно и с достойным завершением, - я чувствовал: не то, не
то, не то...
   Она слишком хотела, чтобы мне было хорошо, а у  женщины  нужно  брать
это ?хорошо? как бы наперекор ей, и тогда получаешь  все  необходимое  и
даже больше...
   Интересно, подумал я,  засыпая,  кто  сделал  ее  женщиной?  Наверно,
какой-нибудь одноклассник, такой же  худенький  и  легонький,  с  тонкой
шейкой, который знает наизусть всяких там Ньютонов  и  Мичуриных...  или
кого им там знать положено?..
   Ин-тел-лек-ту-а-лы  недоделанные,  подумал  я,  что  в   вас   проку,
ин-тел-лек-ту-а-лы? Разве что слово... Слово - классное... длинное...
   Утром я проснулся недовольный. Она спала. Лицо было  какое-то  совсем
прозрачное.
   Я доел батон с колбасой и выскреб из коробки сыр. Нужно было уходить.
Пусть девчонка выспится и идет завтракать домой. Или разбудить?
   Я не знал, который час, но полагал, что скоро в здании появятся люди.
Те, которые ремонтируют. Разбираться с ними я не хотел. Девчонка  просто
выскочит, а ко мне прицепятся, придется бить.
   Настроение было не то, чтобы кого-то бить.  Недовольство,  как  будто
чем-то поманили, а не дали...
   Действительно, убрался я вовремя.
   Нужно было чем-то заняться. Но вот чем?
   Я не мог припомнить никакого занятия. Обычно мы с Биллом Бродягой или
вспоминали всякую всячину, или строили планы на будущее, или работали  -
высматривали, кто и когда  входит  в  банк  из  служащих,  какие  машины
подъезжают, сидели в одном из четырех баров напротив входа или наискосок
от него и знакомились с всяким мелким персоналом... Чем же я еще в жизни
занимался?
   Пел?
   Пробовал петь. Но не среди бела дня и посреди улицы. В ночном лесу, у
костра... Было же в жизни это  -  прекрасное  и  недостижимое!  Было  же
озеро, были гитары! Купец умрет за  деньги,  попа  задушит  жир,  солдат
умрет за чью-то корону, а я умру на стеньге - за то, что слишком жил...
   Мужчины, что шли мне навстречу, вообще никак не жили.  Все  они  были
какие-то... плоские. И рожи - плоские. Я  не  был  уверен,  что  под  их
костюмами - живое, крепкое, горячее тело, которому  действительно  нужна
женщина, а не просто галочка в определяющем всю их унылую  суть  списке:
работа, деньги, рыбалка, пиво, видики, интимная жизнь.
   А вот женщина, что обогнала меня, была ничего - длинноногая.
   Я пошел следом, ускорив шаг.
   Хотел ли я ее? Пожалуй, что не очень. Но и  нельзя  сказать,  что  не
хотел вовсе. Если бы с Маргариткой все было чуточку иначе, я захотел  бы
женщину часа через четыре, не раньше, а может, и через пять. Вернее, так
- начал бы понемногу хотеть женщину.
   Она была светловолосая, как Ксения. Но уж точно пониже ростом. И если
бы она не свернула в переулок, я бы перестал смотреть на нее  и  занялся
витринами. Там висела мужская одежда, которая бы  мне  пошла  -  длинный
кожаный плащ я приметил, костюм для ресторана, жилет из какой-то тусклой
парчи...
   Но она свернула, я посмотрел - переулок был малолюдный, я подумал - а
почему бы и нет?
   Обогнал. Заскочил спереди. Лицо оказалось приятное.
   - Люсенька! - радостно сказал я.
   Сопротивляться было бесполезно. Испытанный прием ни разу не подводил.
   - Люся! Я уже второй квартал за тобой иду! - сказал я ей в  ответ  на
какие-то глупые вопли. - Все думаю - ты или не ты? А лицо увидел  и  все
понял! Узнала, нет? Я же Гена!
   Сейчас следовало упомянуть Москву, куда мы  ехали  вместе,  настоящее
хохляцкое сало с чесноком,  глухую  бабушку,  которая  брала  телефонную
трубку.
   Женщина посмотрела направо, налево, на ее лице был  ужас.  Вдруг  она
кинулась бежать - назад, к  шумной  улице,  потеряв  по  дороге  пузатый
пакет. Я так и остался стоять - пень пнем!  Что-то  получилось  не  так.
Может быть, я нарвался на сумасшедшую или на круглую  дуру,  подумал  я,
нормальная женщина сразу бы увидела,  что  к  ней  привязался  настоящий
мужчина, а не какой-то там плоский.
   Потом я машинально подобрал пакет. Не оставлять же  его.  Я  надеялся
найти там еду,  и  действительно  нашел  -  надорванный  пакет  орешков,
упаковку творога. Все  это  я  съел  в  подворотне,  а  пакет,  где  еще
оставались папки с бумагами, книжка и туфли,  выбросил.  Сама  виновата.
Потому что дура...
   Я вернулся на людную  улицу.  Шел  и  думал  -  как  же  жить  и  чем
зарабатывать деньги? Город был как будто мой, родной, но ощущение  такое
- будто я приехал сюда после многолетнего отсутствия и уже мало кто меня
знает и помнит. Да, это так. Я вернулся, чтобы рассчитаться  с  Гетманом
за Машку  Колесникову,  проучить  Карасевича,  сделать  своей  Ксению...
Вернулся,  чтобы  установить  справедливость.  Ротман,  сволочь,  должен
лежать в могиле. Карасевич должен быть бит. Ксения  должна  принадлежать
настоящему мужчине. Еще были какие-то мелкие дела...
   Блондинка переходила улицу, и я невольно следил за  ее  ногами.  Ноги
были не хуже, чем у Машки, а Машка - классная девка. Можно  поприставать
к блондинке. На сей раз обязательно получится.
   Я все делал правильно, догнал, назвал Люсенькой, заговорил про поезд,
но она посмотрела мне в лицо - и вдруг завопила благим матом!
   Я  бы  и  сам  от  такого  визга  удрал  куда  подальше  без  всякого
рукоприкладства, но тут к нам подскочил прохожий, кинулся между  мной  и
блондинкой, и по роже я понял - это его женщина, бывшая или будущая.
   Он был из этих - из плоских. Кулак сам сжался и въехал ему в челюсть.
   Вмиг вокруг нас  образовался  круг  людей,  плотный,  но  ставший  на
немалом расстоянии, и эти люди хором заорали. Я не мог бить всех  подряд
- я развернулся и убежал.
   Что-то  со  мной  творилось  нехорошее!  Вторая  женщина  подряд   не
поддалась на испытанный прием!
   Смутное понимание  зародилось  в  голове,  но  эту  идею  нужно  было
проверить.
   Третья попытка тоже пошла прахом, женщина решила  спастись  от  меня,
перебежав улицу на красный свет  перед  самой  троллейбусной  мордой.  Я
кинулся следом, троллейбус все же скрыл ее от меня, я побежал вровень  с
ним, потому что сзади и справа шли иномарки, и бежал  довольно  долго  -
целый длинный квартал, до светофора. Там только вернулся на тротуар.
   Три прокола подряд! Никогда со мной такого не бывало!
   Вдруг я понял - это Маргаритка виновата. Если бы не она - был  бы  во
мне сейчас настоящий азарт и настоящий голод. Когда девки видят,  что  я
их по-настоящему хочу, она не выделываются. А сейчас голода не было. Вот
в чем беда!
   Но и сытости не было.
   Может, мяса навернуть?
   Но у меня же - ни цента!
   Я шел, и шел, и шел, ругая на все лады Билла Бродягу -  пора  бы  ему
уже и появиться, пора бы ему что-то для нас обоих придумать.  Справа  за
темным стеклом витрины мелькали огоньки. Я сообразил -  это  же  игровые
автоматы! Поиграть?
   Я вошел, какое-то время изучал обстановку. Это был не просто  игровой
зал, а вместе с кафешкой, и крашеная блондинка  за  стойкой  сразу  меня
усекла. Она посмотрела так, что я понял: пять минут  трепа,  и  хотя  бы
чашка кофе в долг без отдачи мне обеспечена.
   - Вот ты где, Люсенька! - сказал я, подходя. - Не узнала?
   Блондинка посмотрела на меня с некоторой тревогой.
   Я знаю эту тревогу в женских глазах. Словами я  бы  выразил  ее  так:
ого, начинается что-то замечательное, только бы не проснуться...
   - Это же я, Гена! Неужели забыла?  Помнишь,  поезд,  купе,  настоящее
хохляцкое сало с  чесноком?  -  Помню!  -  ответила  блондинка,  но  так
сердито, что мне сделалось не  по  себе.  -  Я,  миленький,  все  помню!
Валерка!!! Димка!!! Славка!!!
   - Люся! Я уже второй квартал за тобой иду! - сказал я ей в  ответ  на
какие-то глупые вопли. - Все думаю - ты или не ты? А лицо увидел  и  все
понял! Узнала, нет? Я же Гена!
   Сейчас следовало упомянуть Москву, куда мы  ехали  вместе,  настоящее
хохляцкое сало с чесноком,  глухую  бабушку,  которая  брала  телефонную
трубку
   Женщина посмотрела направо, налево, на ее лице был  ужас.  Вдруг  она
кинулась бежать - назад, к  шумной  улице,  потеряв  по  дороге  пузатый
пакет. Я так и остался стоять - пень пнем!  Что-то  получилось  не  так.
Может быть, я нарвался на сумасшедшую или на круглую  дуру,  подумал  я,
нормальная женщина сразу бы увидела,  что  к  ней  привязался  настоящий
мужчина, а не какой-то там плоский.
   Потом я машинально подобрал пакет. Не оставлять же  его.  Я  надеялся
найти там еду,  и  действительно  нашел  -  надорванный  пакет  орешков,
упаковку творога. Все  это  я  съел  в  подворотне,  а  пакет,  где  еще
оставались папки с бумагами, книжка и туфли,  выбросил.  Сама  виновата.
Потому что дура...
   Я вернулся на  людную  улицу  Шел  и  думал  -  как  же  жить  и  чем
зарабатывать деньги? Город был как будто мой, родной, но ощущение  такое
- будто я приехал сюда после многолетнего отсутствия и уже мало кто меня
знает и помнит. Да, это так. Я вернулся, чтобы рассчитаться  с  Гетманом
за Машку  Колесникову,  проучить  Карасевича,  сделать  своей  Ксению...
Вернулся,  чтобы  установить  справедливость.  Ротман,  сволочь,  должен
лежать в могиле. Карасевич должен быть бит. Ксения  должна  принадлежать
настоящему мужчине. Еще были какие-то мелкие дела...
   Блондинка переходила улицу, и я невольно следил за  ее  ногами.  Ноги
были не хуже, чем у Машки, а Машка - классная девка. Можно  поприставать
к блондинке. На сей раз обязательно получится.
   Я все делал правильно, догнал, назвал Люсенькой, заговорил про поезд,
но она посмотрела мне