ым
домом. Он уже вознегодовал, как положено, на  своих  небрежных  друзей,
уже оплакал ту недолговечность земных сокровищ,  которая  делает  столь
ценными сокровища  духа.  Он  уже  всесторонне  обдумал  гибель  своего
статуса домовладельца, сдающего второй дом в аренду, и теперь,  испытав
и забыв весь этот клубок неизбежных и  приличествующих  случаю  эмоций,
предался, наконец, единственно подлинной из  них  -  чувству  глубокого
облегчения, что хотя бы половина этого бремени свалилась с его плеч.
     "Если бы он уцелел, я бы алчно требовал платы  за  него,  -  думал
Дэнни. - Мои друзья  охладели  ко  мне,  потому  что  они  стали  моими
должниками. Теперь мы опять будем свободны и счастливы".
     Но Дэнни знал, что он должен устроить нагоняй своим друзьям, чтобы
они не сочли его рохлей. И вот, сидя на крыльце и отгоняя мух движением
руки, которое скорее предостерегало их, нежели грозило им  гибелью,  он
обдумывал, что он скажет своим друзьям, прежде  чем  вновь  откроет  им
корабль былой дружбы. Он должен показать им, что  он  не  тот  человек,
чьим  долготерпением  можно  злоупотреблять.  Но  он  жаждал   поскорее
покончить со всем этим и вновь стать  тем  Дэнни,  к  которому  спешили
люди, раздобывшие бутылку  вина  или  кусок  мяса.  Ведь  пока  он  был
владельцем двух домов, его считали богачом, и поэтому он лишился многих
радостей.
     Пилон, и Пабло, и Хесус  Мария  Коркоран  спали  крепким  сном  на
сосновых иглах в лесу. Ночь  была  исполнена  бурных  волнений,  и  они
устали. Но солнце наконец начало припекать их лица с полуденным  пылом,
муравьи гуляли по ним взад и вперед, а две голубые  сойки,  опустившись
на землю возле них, обзывали их всеми бранными кличками,  какие  только
знали.
     Однако окончательно разбудила их компания, устроившая пикник рядом
с кустами, где они лежали: из открытой корзины  с  завтраком  поднялись
упоительные запахи и достигли ноздрей Пилона, и Пабло, и Хесуса Марии.
     Они проснулись; они сели; и тут они вспомнили,  в  каком  страшном
положении они очутились.
     - Как начался пожар? - жалобно спросил Пабло, но  никто  этого  не
знал.
     - Может, - сказал Хесус Мария, -  нам  пока  лучше  перебраться  в
другой город - в Уотсонвилл или в Салинас? Это хорошие города.
     Пилон  вытащил  из  кармана  бюстгальтер  и  провел   пальцем   по
глянцевитому розовому шелку. А потом поднял его и посмотрел сквозь него
на солнце.
     - Это только затянет дело, - заявил  он  решительно.  -  По-моему,
будет лучше всего, если мы пойдем к Дэнни, как малые  дети  к  отцу,  и
признаемся в своей вине. И  тогда  он  уже  не  сможет  сказать  ничего
такого, о чем потом не пожалел бы. А кроме того, разве у нас нет  этого
подарка для миссис Моралес?
     Его друзья кивнули в знак согласия. Взгляд Пилона пробился  сквозь
густые кусты, туда, где сидели участники  пикника,  а  главное,  стояла
внушительная корзина с завтраком, из  которой  исходил  манящий  аромат
фаршированных яиц. Hoc Пилона слегка задергался, как  нос  кролика.  Он
мечтательно улыбнулся.
     - Я пойду прогуляюсь, друзья мои. И буду ждать вас у  каменоломни.
Если возможно, корзины не приносите.
     Они грустно смотрели, как Пилон встал и исчез за  деревьями  точно
под прямым углом по отношению к пикнику и корзине. Пабло и Хесус  Мария
нисколько не удивились, когда две-три секунды  спустя  до  них  донесся
собачий лай, петушиный крик, ворчание дикой  кошки,  короткий  вопль  и
мольба  о  помощи;   однако   участники   пикника   были   поражены   и
заинтригованы. Две парочки  покинули  свою  корзину  и  побежали  в  ту
сторону, откуда исходили эти прихотливые звуки.
     Пабло и Хесус Мария последовали наставлениям Пилона. Они не  взяли
корзины, но с тех пор их шляпы  и  рубахи  хранили  неизгладимые  следы
фаршированных яиц.
     Часов около  трех  к  дому  Дэнни  медленно  брели  трое  кающихся
грешников. Они несли искупительные дары: апельсины,  яблоки  и  бананы,
банки с оливками  и  маринованными  огурцами,  сандвичи  с  ветчиной  и
яйцами, бутылки  содовой  воды,  кулек  картофельного  салата  и  номер
"Сатердей ивнинг пост".
     Дэнни заметил их приближение, встал и попытался вспомнить все, что
должен был им сказать. Они выстроились перед ним в ряд, понурив головы.
     "Собачьими собаками" назвал  их  Дэнни,  и  "ворами  второго  дома
приличного человека", и "отродьем каракатицы". Он именовал  их  матерей
коровами, а их отцов старыми баранами.
     Пилон открыл пакет, который держал в руке, и  показал  сандвичи  с
ветчиной. А Дэнни сказал, что он больше не верит в друзей,  что  дружба
его попрана и сердце его оледенело. Тут память начала ему изменять, так
как Пабло достал из-за пазухи два фаршированных яйца. Однако Дэнни  все
же  добрался  до  поколения  их  дедов  и  подверг   бичующей   критике
добродетель его женщин и мужественность его мужчин.
     Пилон вынул из кармана розовый бюстгальтер и равно душно  поболтал
им в воздухе.
     Тут Дэнни начисто все забыл. Он сел на крыльцо,  его  друзья  сели
рядом с ним, и один за другим были разверну- ты все пакеты. Они наелись
так, что им стало не по себе. И только  через  час,  когда  они  лениво
откинулись, бездум- но  предаваясь  пищеварению,  Дэнни  спросил  между
прочим, словно о давно минувшем событии:
     - А как начался пожар?
     - Мы не знаем, - объяснил Пилон. - Мы заснули, и тут  он  начался.
Может, у нас есть враги?
     - Может, - сказал Пабло благочестиво, - может,  к  этому  приложил
руку бог?
     - Кто знает, почему милосердный бог поступает так, . а не иначе? -
добавил Хесус Мария.
     Когда Пилон вручил Дэнни бюстгальтер и объяснил, что  это  подарок
для миссис Моралес, Дэнни не изъявил особого  восторга.  Он  бросил  на
бюстгальтер скептический взгляд. Его  друзья  сильно  польстили  миссис
Моралес, решил он.
     - Женщинам вроде нее опасно делать подарки, - сказал он наконец. -
Слишком часто шелковые чулки, которые мы дарим женщинам, связывают  нас
по рукам и ногам.
     Не мог же он объяснить своим друзьям, что с тех пор, как  он  стал
владельцем только одного дома, между ним  и  миссис  Моралес  наступило
заметное охлаждение; и точно так же галантность по отношению  к  миссис
Моралес не позволяла ему описать, как приятно ему это охлаждение.
     - Я спрячу эту штучку, - сказал  он.  -  Может,  она  когда-нибудь
кому-нибудь пригодится.
     Когда наступил вечер и стемнело, они вошли в дом и  развели  огонь
из шишек в железной печке. Дэнни в знак того, что все прощено и забыто,
вытащил кварту граппы и поделился ее пламенем со  своими  друзьями.  Их
жизнь мирно входила в новую колею.
     - А жаль, что все куры миссис Моралес передохли, - заметил Пилон.
     Но оказалось, что и это не будет помехой их счастью.
     -Она собирается в понедельник купить две дюжины новых,  -  сообщил
Дэнни.
     Пилон удовлетворенно улыбнулся.
     - От кур миссис Сото не было никакого толку,  -  сказал  он.  -  Я
говорил миссис Сото, что им надо давать толченые  ракушки,  но  она  не
послушалась.
     Они распили кварту граппы, и ее оказалось как раз  достаточно  для
того, чтобы дружба стала еще сладостнее.
     - Хорошо иметь друзей, - сказал Дэнни. -  Как  грустно  и  одиноко
человеку без друзей, с  которыми  можно  посидеть  и  поделиться  своей
квартой граппы.
     - Или своими бутербродами, - быстро добавил Пилон.
     Пабло еще немного грызла совесть, ибо он подозревал, почему именно
заблагорассудилось небесам спалить их дом.
     - В мире  найдется  мало  друзей,  равных  тебе,  Дэнни.  Немногим
даровано утешение иметь такого друга.
     Но прежде чем волны дружбы  окончательно  сомкнулись  над  головой
Дэнни, он успел произнести одно предупреждение:
     - Держитесь подальше от моей кровати, - приказал он.  -  Спать  на
ней буду только я.
     Хотя об этом не было сказано ни  слова,  все  четверо  знали,  что
теперь они будут жить в доме Дэнни.
     Пилон блаженно вздохнул. Незачем было тревожиться из-за квартирной
платы, незачем больше мучиться из-за  долгов.  Теперь  он  был  уже  не
жильцом, а гостем. И мысленно  он  возблагодарил  господа  за  сожжение
второго дома.
     - Мы все будем здесь счастливы, Дэнни,- сказал он. -  Вечерами  мы
будем сидеть у огня, и наши друзья будут навещать нас.  И  порой,  быть
может, у нас найдется стаканчик винца, чтобы выпить за дружбу.
     И  тут  Хесус  Мария,  изнемогая  от   признательности,   произнес
опрометчивое обещание. Виновата в этом была граппа, и  ночь  пожара,  и
фаршированные яйца. Он чувствовал, что получил великие  дары,  и  хотел
принести свой дар.
     - Нашим долгом и нашей обязанностью будет следить,  чтобы  в  доме
всегда была еда для Дэнни, - возвестил он. - Никогда больше наш друг не
будет голодать.
     Пилон и Пабло привскочили в тревоге, но слова были  произнесены  -
прекрасные, великодушные слова. Ни один человек не мог бы  безнаказанно
взять их назад. Сам Хесус Мария понял весь размах  подобного  обещания,
лишь когда произнес его. Им оставалось только надеяться, что Дэнни  про
него забудет.
     "Ибо, - размышлял Пилон, - выполнение такого обещания будет похуже
квартирной платы. Это будет рабство".
     - Мы клянемся в этом, Дэнни! - сказал он.
     Они сидели у печурки, и на глаза их навернулись слезы, а их любовь
друг к другу становилась почти невыносимой.
     Пабло отер увлажнившиеся глаза тыльной стороной ладони и  повторил
слова, недавно сказанные Пилоном:
     - Мы будем здесь очень счастливы

ГЛАВА VII
 О том, как друзья Дэнни стали творить добро. О том, как они пришли на
                         помощь бедняге Пирату

     Многие люди видели каждый день Пирата, и  некоторые  смеялись  над
ним, а некоторые жалели его, но никто не был  с  ним  близко  знаком  и
никто не вмешивался  в  его  жизнь.  Это  был  тяжеловесный  великан  с
огромной черной и густой бородой. Он ходил в бумазейных штанах и  синей
рубахе, а шляпы у него не было совсем. По городу он ходил  в  башмаках.
Когда Пират сталкивался со взрослыми людьми,  в  глазах  его  появлялся
испуг - тайный страх лесного зверя, который с радостью убежал бы,  если
бы осмелился повернуться к врагу спиной. И поэтому все пайсано Монтерея
знали, что разум его так и остался детским. Пиратом его прозвали  из-за
бороды. Каждый день можно было видеть, как он катит  по  улицам  города
тачку, груженную сосновыми поленьями, - он возил ее по улицам, пока  не
продавал свой груз. И всегда по пятам за ним шли пять его собак.
     Энрике сложением напоминал гончую, но  обладал  пушистым  хвостом.
Пахарито был коричневой масти и кудлат - больше ничего  рассмотреть  не
удавалось. О Рудольфе прохожие  говорили:  "Вот  американская  собака".
Пушок был мопсом, а Сеньор Алек Томпсон смахивал  на  эрделя.  Они  шли
взводом позади Пирата,  изъявляя  ему  всяческое  почтение  и  стараясь
сделать его как можно счастливее. Когда он, устав катить тачку, садился
отдохнуть, они все пытались  забраться  к  нему  на  колени,  чтобы  им
почесали за ухом.
     Некоторые видели Пирата рано утром на улице  Альварадо,  некоторые
видели, как он рубит дрова, некоторые знали, что он  продает  растопку,
но никто, кроме Пилона, не знал всего, что делал Пират. Пилон  же  знал
всех и все о каждом.
     Пират  жил  в  Тортилья-Флэт,  в   пустом   курятнике   со   дворе
заброшенного дома. Поселиться в самом доме он счел бы  непозволительной
дерзостью. Собаки жили вокруг него и на нем, и  Пирату  это  нравилось,
потому что в самую холодную ночь ему было от них тепло.  Когда  у  него
замерзали ноги, ему достаточно было прижать их к теплому брюху  Сеньора
Алека Томпсона. Курятник  был  таким  низким,  что  Пирату  приходилось
влезать в него на четвереньках.
     Каждое  утро  задолго  до  рассвета  Пират  выползал   из   своего
курятника, а за ним появлялись его  собаки,  встряхиваясь  и  чихая  от
холодного воздуха. Затем вся компания спускалась в Монтерей и  начинала
обрабатывать некий тупик, В этот тупик выходили задние двери нескольких
ресторанов. Пират по очереди открывал  каждую  и  оказывался  в  теплой
ресторанной кухне, благоухающей запахами съестного. И  в  каждой  кухне
повар, ворча, совал ему в руку пакет с остатками вчерашних блюд.  И  ни
один из них не знал, почему, собственно, он это делает.
     Когда Пират заканчивал свой обход и набирал полную охапку пакетов,
он возвращался вверх по склону холма на улицу Монро и  располагался  на
пустыре, а собаки в волнении сновали вокруг него.  Тут  он  развертывал
пакеты и начинал кормить собак. Себе он из каждого  пакета  брал  кусок
хлеба или мяса,  но  не  выбирал  самое  лучшее.  Собаки  рассаживались
вокруг, нервно облизывались и перебирали передними  лапами  в  ожидании
кормежки. Но они никогда не дрались из-за пищи,  и  это  было  поистине
удивительно. Вообще собаки Пирата никогда не дрались друг с другом,  но
они кидались в бой  с  любым  четвероногим  обитателем  улиц  Монтерея.
Приятно было смотреть,  как  эта  свора  гоняется  за  фокстерьерами  и
шпицами, словно за кроликами.
     К  тому  времени,  когда   трапеза   заканчивалась,   уже   совсем
рассветало. Пират сидел на земле и смотрел,  как  по  небу  разливается
утренняя синева. Внизу он видел  выходящие  в  море  шхуны  с  палубным
грузом леса. Он слышал мелодичный звон колокола на буе за  Чайна-пойнт.
Собаки сидели вокруг него и грызли кости. Пират, казалось,  не  столько
видел, сколько слушал день, - глаза его оставались неподвижными,  но  в
нем чувствовалась какая-то сосредоточенность.  Его  ручищи  тянулись  к
собакам, и пальцы принимались ласково перебирать грубый  мех.  Просидев
так с полчаса. Пират шел в угол пустыря, сбрасывал  дерюгу,  укрывавшую
тачку, и выкапывал из земли топор, который закапывал тут каждый  вечер.
Затем, толкая перед собой тачку,  он  поднимался  на  вершину  холма  и
бродил по лесу, отыскивая сухое смолистое  дерево.  К  полудню  он  уже
доверху нагружал тачку превосходной  растопкой  и  тогда  спускался  со
своей собачьей свитой в город и кружил по улицам до тех  пор,  пока  не
продавал свой груз за двадцать пять центов.
     Проследить все это было нетрудно, но никто не знал что он делает с
вырученными деньгами. Он никогда их ни на что не тратил. Ночью  он  под
охраной  своих   собак   отправлялся   в   лес   и   прятал   очередной
двадцатипятицентовик там, где уже лежали сотни других  таких  же  монет
Где-то у него был тайник с целой кучей денег.
     Пилон, этот проницательнейший человек, от которого  не  ускользала
ни  одна  подробность  жизни  его  ближних  и  который  особенно  любил
раскрывать тайны, кроющиеся в самых  глубинах  сознания  его  знакомых,
обнаружил клад Пирата с помощью логических  выкладок.  Пилон  рассуждал
так: "Каждый день этот Пират получает четверть доллара. Если  ему  дают
две монеты по десять центов и  одну  в  пять,  он  заходит  в  лавку  и
обменивает их на двадцатипятицентовую.  Он  никогда  не  тратит  денег.
Следовательно, он их прячет".
     Пилон попробовал вычислить сумму клада. Пират вел такую жизнь  уже
давно. Шесть дней в неделю он рубил дрова, а по  воскресеньям  ходил  в
церковь. Одежду он получал у черного хода жилых домов, пищу - у  задних
дверей  ресторанов.  Пилон  некоторое  время  путался  во  внушительных
цифрах, но потом сдался. "У Пирата  во  всяком  случае  не  меньше  ста
долларов",- решил он.
     Пилон уже много месяцев размышлял над всем этим. Но  только  после
того как они дали восторженное и глупое обещание кормить  Дэнни,  Пилон
узрел возможность извлечь личную выгоду из богатства Пирата.
     Прежде  чем  вплотную  коснуться  этого   вопроса,   Пилон   долго
обрабатывал и усыплял свою совесть. Ему было очень жаль Пирата. "Бедный
дурачок, - говорил он себе. - Бог не дал ему  всех  положенных  мозгов.
Бедняжка Пират не может сам о себе позаботиться. Вспомни,  он  живет  в
грязи, в старом  курятнике.  Он  питается  объедками,  которые  годятся
только для его собак. Он одевается в лохмотья. И оттого,  что  мозги  у
него не в порядке, он прячет свои деньги".
     Теперь, заложив фундамент сострадания, Пилон  перешел  к  выводам.
"Не будет ли достойным деянием, - думал он, - позаботиться о  нем,  раз
он сам о себе  позаботиться  не  может?  Покупать  ему  теплую  одежду?
Кормить его человеческой пищей? Однако, - напомнил он себе,  -  у  меня
ведь нет денег, хотя желание сделать все это терзает  мое  сердце.  Так
как же осуществить этот милосердный замысел?"
     Вот теперь он был уже на правильном пути. Подобно кошке, которая в
течение целого часа подбирается к воробью, Пилон был  наконец  готов  к
решающему прыжку. "Нашел! - мысленно вскричал он. - Дело обстоит так: у
Пирата есть деньги, но не хватает ума их тратить. У меня есть  ум!  Мой
ум будет к его услугам. Я даром поделюсь с ним моим рассудком. Вот  как
я смогу помочь этому бедному недоумку".
     Это было одно из самых блестящих логических построений, когда-либо
возводившихся Пилоном. И он почувствовал свойственную всякому истинному
художнику потребность  показать  свое  творение  публике.  "Я  расскажу
Пабло",- подумал он. Но тут же усомнился, есть ли у него право  сделать
это. Так ли уж Пабло безупречно честен?  Не  захочет  ли  он  потратить
часть денег на собственные нужды? Пилон решил не рисковать, по  крайней
мере на первых порах.
     Удивительно бывает узнать, что брюхо самой черной и гнусной  твари
бело как снег. И грустно бывает обнаружить, что тело ангела под одеждой
поражено проказой. Да будет честь и слава Пилону, ибо  он  открыл,  как
можно обнаружить и показать миру добро, скрытое в  самом  дурном.  И  в
отличие от многих и многих святых он не был слеп ко  злу,  заключенному
во благе. С грустью приходится признать, что Пилону никогда не  удалось
бы стать святым, ибо ему не хватало глупости, самодовольства и  алчного
желания обрести награду. Пилону было достаточно  того,  что  он  творит
добро, и наградой ему служила радость созидания братства между людьми.
     В тот же вечер он отправился в курятник, где жил Пират  со  своими
собаками. Дэнни, Пабло и Хесус Мария, сидевшие у печурки,  видели,  что
он собрался уходить, но ничего не сказали.  Их  удержала  деликатность,
так как, думали они, либо Пилона овеяло дыхание любви,  либо  он  знает
как раздобыть немного вина. И в  том  и  в  другом  случае  это  их  не
касается, если он сам не захочет рассказать в чем дело.
     Уже давно стемнело, и в кармане  у  Пилона  лежал  огарок,  -  кто
знает, не подскажет ли что-нибудь выражение лица  Пирата  во  время  их
разговора? А в сумке у Пилона покоилась сладкая булочка,  которую  Сузи
Франсиско, работавшая в пекарне, дала ему в обмен на приворотное  зелье
для Чарли Гусмана. Чарли был почтово-телеграфным рассыльным и ездил  на
мотоцикле; и Сузи уже запаслась мужской кепкой, чтобы надеть  ее  задом
наперед на случай, если Чарли вдруг  пригласит  ее  прокатиться.  Пилон
полагал, что Пирату может понравиться сладкая будочка.
     Вечер был очень темный. Пилон брел по  узкой  улочке,  на  которую
выходили пустыри и заросшие бурьяном запущенные сады.
     Злой бульдог Гальвеса, рыча, выбежал из калитки Гальвеса, и  Пилон
наговорил ему много лестных вещей, чтобы успокоить его.
     "Хорошая собачка",- сказал он ласково, и еще: "Красивая  собачка".
И то и другое утверждение было заведомой  ложью,  однако  они,  видимо,
произвели на бульдога благоприятное впечатление, ибо он  снова  скрылся
за калиткой Гальвеса.
     Наконец Пилон добрался до пустого дома, во дворе  которого  обитал
Пират. Он знал, что теперь ему следует быть осторожным, ибо,  как  всем
было известно, собаки Пирата, стоило им заподозрить кого-либо в  дурном
умысле против их  хозяина,  бросались  на  его  защиту  с  демонической
яростью. Едва Пилон вошел во двор, как из курятника до  него  донеслось
глухое угрожающее рычание.
     - Пират! -