уками меч и вытянув его в сторону нападающего. В последний  момент
прыгнул - не в сторону, а вперед, рубанув наотмашь, так что взвыл  воздух.
И снова промахнулся. Это было так неожиданно, что он выбился  из  ритма  и
уклонился с секундной задержкой. В тот же миг когти бестии вцепились ему в
щеку, а  бархатное  влажное  крыло  принялось  хлестать  по  шее.  Ведьмак
развернулся на месте, перенес  вес  тела  на  правую  ногу,  резко  ударил
назад... и в третий раз не достал фантастически подвижного зверя.
     Нетопырь замахал крыльями, взлетел, помчался к фонтану. В тот момент,
когда кривые когти заскрежетали по камням  облицовки,  жуткая,  истекающая
слюной пасть уже расплывалась, изменялась, исчезала, хотя проявляющиеся на
се месте бледные губки все еще не прикрывали убийственных клыков.
     Брукса пронзительно, модулируя голос, завыла, уставилась на  ведьмака
ненавидящими глазами и снова взвыла.
     Удар волны был так силен,  что  переборол  Знак.  В  глазах  Геральта
завертелись черные и красные круги, в висках  и  темени  заломило.  Сквозь
боль, высверливающую уши, он услышал голоса, стоны и вопли, звуки флейты и
гобоя, гул вихря. Кожа на лице занемела. Тряся головой, он  упал  на  одно
колено.
     Черный нетопырь беззвучно плыл  к  нему,  разевая  на  лету  зубастую
пасть.  Геральт,  хоть  и  выбитый  из  колеи  волной  рева,   среагировал
автоматически. Вскочил, молниеносно подстраивая ритм движений  к  скорости
полета чудища, сделал три шага вперед, вольт  и  полуоборот,  и  сразу  же
после этого быстрый, как мысль, удар. Острие не  встретило  сопротивления.
Почти не встретило. Он услышал  вопль,  но  на  этот  раз  -  вопль  боли,
вызванной прикосновением серебра.
     Брукса, воя, прилипла к спине дельфина. Немного выше левой  груди  на
белом платье расплывалось красное пятно под рассечкой  не  больше  мизинца
длиной.  Ведьмак  заскрежетал  зубами   -   удар,   который   должен   был
располосовать бестию, обернулся всего лишь царапиной.
     - Ори, вампириха, - буркнул он, отирая кровь со щеки. - Визжи.  Теряй
силы. И тогда уж я срублю твою прелестную головку!
     Ты. Ослабнешь первым. Колдун. Убью.
     Губы не пошевелились, но ведьмак отчетливо слышал слова, они  звучали
у него в мозгу, глухо звеня, словно из-под воды.
     - Посмотрим, - процедил он и, наклонившись, направился к фонтану.
     Убью. Убью. Убью.
     - Увидим!
     - Вереена!!!
     Нивеллен,  наклонив  голову,  обеими  руками  вцепившись  в   дверную
коробку, выполз из  дома.  Покачиваясь,  двинулся  к  фонтану,  неуверенно
размахивая лапами. Полы куртки были заляпаны кровью.
     - Вереена! - снова рявкнул он.
     Брукса резко повернула голову. Геральт, занеся меч для удара, прыгнул
к ней, но она среагировала гораздо быстрее. Резкий  вопль  -  и  очередная
волна сбила ведьмака с ног. Он рухнул навзничь, пополз по гравию  дорожки.
Брукса  выгнулась,  напружинилась  для  прыжка,  клыки  у  нее  заблестели
разбойничьими стилетами. Нивеллен, раскинув лапы, как медведь, пытался  ее
схватить, но она рявкнула ему прямо в морду, откинув на несколько сажен  к
деревянным лесам у стены,  которые  тут  же  с  диким  треском  сломались,
похоронив его под кучей досок.
     Геральт,  уже  вскочив,  мчался  полукругом,  обходя  двор,  стараясь
отвлечь внимание бруксы от Нивеллена. Брукса, шурша белым платьем, неслась
прямо на него, легко, как бабочка, едва касаясь земли. Она уже не вопила и
не пыталась трансформироваться. Ведьмак знал, что она устала.  Но  знал  и
то, что, даже уставшая,  она  по-прежнему  смертельно  опасна.  За  спиной
Геральта Нивеллен, рыча, ворочался под досками.
     Геральт отскочил влево, завертел  мечом,  дезориентируя  бруксу.  Она
двинулась к нему, белая, страшная, растрепанная. Он недооценил  ее  -  она
снова завопила. Он не успел сотворить Знак, отлетел назад, ударился спиной
о  стену,  боль  в  позвоночнике  пронзила  ведьмака,  парализовала  руки,
подсекла колени. Он упал на четвереньки. Брукса, певуче  воя,  прыгнула  к
нему.
     - Вереена!!! - рявкнул Нивеллен.
     Она обернулась. И тогда Нивеллен с размаху  вонзил  ей  между  грудей
обломанный острый  конец  трехметровой  жерди.  Она  не  крикнула.  Только
вздохнула. Ведьмак, слыша этот звук, задрожал.
     Так они и стояли - Нивеллен на  широко  расставленных  ногах,  обеими
руками державший жердь, конец которой  он  зажал  под  мышкой,  и  брукса,
словно белая бабочка на шпильке, на другом конце жерди, тоже  ухватившаяся
за нее обеими руками.
     Брукса душераздирающе охнула и вдруг сильно нажала на жердь.  Геральт
увидел, как на ее спине,  на  белом  платье  расцвело  красное  пятно,  из
которого в потоке крови мерзко и странно вылезает обломанный острый конец.
Нивеллен крикнул, сделал шаг назад, потом второй и начал быстро  пятиться,
но не отпускал жерди, таща за собой пробитую навылет бруксу. Еще шаг  -  и
он уперся спиной в стену. Конец  жерди,  который  он  держал  под  мышкой,
скрипнул о кирпичи.
     Брукса медленно, как-то  даже  нежно,  передвинула  маленькие  ладони
вдоль жерди, вытянула руки на всю длину,  сильно  ухватилась  за  жердь  и
нажала снова. Уже почти метр окровавленного дерева торчал у нее из  спины.
Глаза были широко раскрыты, голова  откинута  назад.  Вздохи  стали  чаще,
ритмичнее, переходя в стон.
     Геральт встал, но, зачарованный тем, что видит, по-прежнему не мог ни
на что решиться. И тут услышал слова, гудящие внутри  черепа,  словно  под
сводом холодного и мокрого подвала.
     Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю.
     Снова страшный, прерывистый,  захлебывающийся  кровью  вздох.  Брукса
рванулась, передвинулась вдоль жерди, протянула  руки.  Нивеллен  отчаянно
зарычал, не отпуская жерди, пытаясь отодвинуть бруксу  как  можно  дальше.
Напрасно. Она еще больше переместилась вперед, схватила его за голову.  Он
пронзительно взвыл,  замотал  косматой  головой.  Брукса  подтянулась  еще
ближе, наклонила голову к горлу Нивеллена. Клыки  сверкнули  ослепительной
белизной.
     Геральт  прыгнул.  Прыгнул,  как   высвобожденная   пружина.   Каждое
движение, каждый шаг, которые следовало теперь сделать, были его  натурой,
были заучены, неотвратимы, автоматичны и  смертельно  верны.  Три  быстрых
шага. Третий, как сотни подобных шагов до того,  кончился  на  левой  ноге
могучим, решительным движением. Поворот туловища, резкий, с размаху  удар.
Он увидел ее глаза. Ничто уже  не  могло  измениться.  Услышал  ее  голос.
Впустую.  Он  крикнул,  чтоб  заглушить  слово,  которое  она   повторяла.
Напрасно. Он рубанул.
     Рубанул уверенно, как сотни раз до того, серединой лезвия, и тут  же,
не сбавляя ритма, сделал четвертый  шаг  и  полуоборот.  Клинок,  в  конце
полуоборота уже освободившийся, двинулся следом за ним,  сверкая,  увлекая
за собой шлейф красных капель. Волосы цвета воронова крыла  заволновались,
развеваясь, плыли в воздухе, плыли, плыли, плыли...
     Голова упала на гравий.
     Чудовищ все меньше?
     А я? Кто такой я?
     Кто кричит? Птицы?
     Женщина в кожухе и голубом платье?
     Роза из Назаира?
     Как тихо!
     Как пусто. Какая пустота.
     Во мне.
     Нивеллен, свернувшись клубком, сотрясаемый спазмами и дрожью, лежал у
стены дома в крапиве, обхватив голову руками.
     - Встань, - сказал ведьмак.
     Молодой, красивый, крепко сложенный мужчина с белой кожей, лежавший у
стены,  поднял  голову,  осмотрелся  невидящим  взглядом.   Протер   глаза
пальцами. Взглянул на свои руки. Ощупал лицо. Тихо застонал, сунул палец в
рот, долго водил им по деснам. Снова схватился за лицо и  снова  застонал,
коснувшись четырех кровоточащих вспухших  полос  на  щеках.  Охнул,  потом
засмеялся.
     - Геральт! Как это? Как это... Геральт!
     - Встань, Нивеллен. Встань и иди. У меня  во  вьюках  лекарства,  они
нужны нам обоим.
     - Я уже... не... Нет? Геральт? Как это?
     Ведьмак помог ему встать, стараясь не глядеть  на  маленькие,  белые,
словно прозрачные руки, стиснутые  на  жерди,  торчащей  между  маленькими
грудками, облепленными мокрой красной тканью. Нивеллен застонал снова.
     - Вереена...
     - Не смотри. Идем.
     Они пересекли двор, прошли мимо куста голубых роз,  поддерживая  друг
друга. Нивеллен не переставал ощупывать лицо свободной рукой.
     - Невероятно, Геральт. Через столько лет! Неужели это возможно?
     - В каждой сказке есть крупица  истины,  -  тихо  сказал  ведьмак.  -
Любовь и кровь. В них могучая сила. Маги и ученые  не  первый  год  ломают
себе над этим головы, но поняли только одно...
     - Что, Геральт, что?
     - Любовь должна быть истинной.






__________________________________________________________________________



                            ГЛАС РАССУДКА III


     - Я - Фальвик, граф Мойон. А это рыцарь Тайлес из Дорндаля.
     Геральт небрежно поклонился, глядя на рыцарей. Оба  были  в  латах  и
карминовых плащах со знаком Белой Розы на левом  плече.  Это  его  немного
удивило: в округе, как он знал, не было ни одной командории этого ордена.
     Нэннеке, казалось, свободно  и  беззаботно  улыбнулась,  заметив  его
удивление.
     - Благородные господа, - сказала она вскользь, удобнее устраиваясь на
своем похожем на трон кресле, - пребывают на службе  у  владельца  здешних
земель, дюка Эреварда.
     -  Князя,  -  подчеркнуто  поправил  Тайлес,  младший   из   рыцарей,
вперившись  в  жрицу  взглядом  ясных  голубых  глаз,  в  которых   стояла
неприязнь. - Князя Эреварда.
     - Не будем вдаваться в детали, - усмехнулась Нэннеке. - В мои времена
князьями именовали только тех, у кого в  жилах  текла  королевская  кровь,
сегодня, похоже, это уже не имеет  значения.  Итак,  этих  господ  я  тебе
представила, теперь объясню цель визита рыцарей Белой Розы в мою  скромную
обитель. Тебе следует знать, Геральт, что  Капитул  пытается  получить  от
Эреварда земельные наделы для ордена, поэтому многие рыцари Розы поступили
на службу к князю. А много здешних, как, например, Тайлес, присягнули  ему
и приняли красный плащ, который, кстати, ему так к лицу.
     - Такая честь, - ведьмак поклонился, так же небрежно, как и раньше.
     - Не думаю, - холодно проговорила жрица. - Они приехали не для  того,
чтобы оказать тебе честь. А совсем даже наоборот. Они  требуют,  чтобы  ты
как можно скорее убрался отсюда. Говоря кратко и  по  сути,  они  намерены
тебя выгнать. Ты считаешь это честью? Я - нет. Я считаю это оскорблением.
     - Думается, благородные рыцари трудились напрасно,  -  пожал  плечами
Геральт, - Я не собираюсь здесь поселяться. Уеду сам, к тому же вскоре,  и
нет нужды меня торопить и... подталкивать.
     - Вскоре? Немедленно! -  буркнул  Тайлес.  -  Сей  же  момент!  Князь
приказывает...
     -  На  территории  этого  храма  приказываю  я,  -  прервала  Нэннеке
холодным,  властным  тоном.  -  Я  обычно  стремлюсь  к  тому,  чтобы  мои
распоряжения не вступали в чрезмерное противоречие с  политикой  Эреварда.
Если, конечно,  его  политика  достаточно  логична  и  понятна.  В  данном
конкретном случае она иррациональна, поэтому я не  собираюсь  воспринимать
ее серьезнее, нежели она того заслуживает. Геральт  из  Ривии  мой  гость,
господа. Его пребывание в моем храме мне приятно. Поэтому Геральт из Ривии
останется в моем храме до тех пор, пока ему этого хочется.
     - Ты имеешь наглость противиться князю, женщина?  -  крикнул  Тайлес,
откидывая на руку плащ и демонстрируя во всей красе  рифленый,  украшенный
латунью нагрудник. - Ты осмеливаешься подрывать авторитет власти?
     - Тише, тише, - сказала Нэннеке и прищурилась. - Сбавь тон. Следи  за
тем, что говоришь и с кем говоришь.
     - Я знаю, с кем говорю! - шагнул вперед  рыцарь.  Фальвик,  тот,  что
постарше, крепко схватил его  за  локоть  и  стиснул  так,  что  скрипнула
железная перчатка. Тайлес яростно рванулся. - А говорю я то, что  выражает
волю князя, хозяина здешних владений! Знай, женщина, у ворот  нас  ожидают
двенадцать солдат...
     Нэннеке сунула руку в висящий на поясе  мешочек  и  вынула  небольшую
фарфоровую баночку.
     - Поверь мне, я не знаю, - спокойно сказала она, - что будет, если  я
разобью эту баночку у твоих  ног,  Тайлес.  Возможно,  у  тебя  разорвутся
легкие. Не исключено, что ты покроешься шерстью. А может, и  то  и  другое
разом, кто знает? Пожалуй, только милостивая Мелитэле.
     - Ты смеешь угрожать мне чарами, жрица? Да наши солдаты...
     - Ваши солдаты, стоит хоть одному из них  коснуться  жрицы  Мелитэле,
будут висеть на акациях вдоль дороги до самого города, причем еще  раньше,
чем солнце коснется горизонта. Они  отлично  знают  это.  Да  и  ты  тоже,
Тайлес, так что  перестань  хамить.  Я  принимала  тебя,  сопляк,  прости,
Господи, обкаканный, и мне жаль твоей матери, но  не  искушай  судьбу.  Не
заставляй меня учить тебя хорошим манерам!
     - Ну, ладно, ладно, - вставил ведьмак, которому все это уж надоело. -
Похоже, моя скромная персона может стать причиной серьезного конфликта,  а
я не вижу повода потворствовать этому. Милсдарь Фальвик, вы  кажетесь  мне
более уравновешенным, чем ваш спутник, которого, как я  вижу,  заносит  по
молодости. Послушайте, милсдарь, я обещаю вскоре покинуть  здешние  места.
Через два-три дня. Заявляю также, что не собирался и не  собираюсь  впредь
здесь работать, выполнять  заказы  и  принимать  поручения.  Я  тут  не  в
качестве ведьмака, а просто как частное лицо.
     Граф Фальвик глянул ему в глаза, и Геральт сразу понял свой промах. В
глазах  рыцаря  Белой  Розы  таилась  чистая,  невозмутимая  и  ничем   не
замутненная ненависть. Ведьмаку стало ясно, что выбрасывает и изгоняет его
вовсе не дюк Эревард, а Фальвик и ему подобные.
     Рыцарь повернулся к Нэннеке, уважительно  поклонился  и  начал  речь.
Говорил он спокойно и почтительно. Говорил он логично.  Но  Геральт  знал,
что Фальвик лжет как сивый мерин.
     - Почтенная Нэннеке, прошу  простить  меня,  но  князь  Эревард,  мой
сеньор, не желает видеть в своих владениях  ведьмака  Геральта  из  Ривии.
Неважно, охотится ли Геральт из Ривии на чудовищ или полагает себя частным
лицом. Князь знает, что Геральт из Ривии частным лицом не бывает.  Ведьмак
притягивает неприятности, как магнит железные опилки. Чародеи  возмущаются
и шлют петиции, друиды в открытую грозятся...
     -  Не  вижу  оснований  заставлять  Геральта  из  Ривии  страдать  от
разнузданности здешних чародеев и друидов, - прервала жрица. - С каких это
пор Эреварда стало интересовать мнение тех и других?
     - Довольно болтать, -  поднял  голову  Фальвик.  -  Или  я  выражаюсь
недостаточно ясно, почтенная Нэннеке? Тогда  скажу  так  ясно,  что  яснее
некуда: ни князь Эревард, ни Капитул ордена не намерены ни дня  терпеть  в
Элландере ведьмака Геральта из Ривии, известного как Мясник из Блавикена.
     - Здесь не  Элландер,  -  вскочила  с  кресла  жрица.  -  Здесь  храм
Мелитэле! А я, Нэннеке, главная жрица Мелитэле, не желаю больше ни  минуты
терпеть вас на территории храма, господа!
     - Милсдарь Фальвик, - тихо произнес  ведьмак,  -  послушайтесь  гласа
рассудка. Я не хочу осложнений, да и вам, мне думается, они ни к  чему.  Я
покину здешние места самое большее через  три  дня.  Нет,  Нэннеке,  прошу
тебя, помолчи. Мне все равно уже пора в путь. Три дня, граф. Большего я не
прошу.
     - И правильно делаешь, что не просишь, - сказала  жрица,  прежде  чем
Фальвик успел ответить. - Вы слышали, парни? Ведьмак  останется  здесь  на
три дня, ибо таково  его  желание.  А  я,  жрица  Великой  Мелитэле,  буду
принимать его у себя эти три дня, ибо таково мое  желание.  Передайте  это
вашему Эреварду. Нет, не Эреварду. Его супружнице, благородной Эрмелле,  и
добавьте, что если она хочет, чтобы не прерывались поставки  афродизий  из
моей аптеки, то пусть успокоит своего дюка. Пусть сдерживает его капризы и
фанаберии, которые все больше начинают смахивать на кретинизм.
     - Довольно! - тонко крикнул Тайлес, и голос перешел у него в фальцет.
- Не желаю слушать, как какая-то шарлатанка оскорбляет моего сеньора и его
супругу! Не прощу такого неуважения!  Отныне  здесь  будет  править  орден
Белой Розы. Конец вашим рассадникам тьмы  и  предрассудков.  А  я,  рыцарь
Белой Розы...
     - Слушай, ты, молокосос, - прервал Геральт, скверно ухмыльнувшись.  -
Сдержи свой дурной язычишко. Ты разговариваешь с женщиной, которую  должно
уважать. Тем  более  рыцарю  Белой  Розы.  Правда,  чтобы  стать  таковым,
последнее время достаточно внести в скарбницу Капитула тысячу новиградских
крон, потому-то орден и стал скопищем отпрысков ростовщиков  и  портняжек,
но какая-то порядочность в вас, надеюсь, еще сохранилась? Или я ошибаюсь?
     Тайлес побледнел и потянулся за мечом.
     - Фальвик, - сказал Геральт, не  переставая  усмехаться,  -  если  он
вытянет меч, я отберу и отстегаю сопляка по заднице.  А  потом  вышибу  им
двери.
     Тайлес дрожащей рукой вытащил из-за  пояса  железную  перчатку  и  со
звоном кинул на пол к ногам ведьмака.
     - Я смою оскорбление ордена твоей кровью, выродок! - взвизгнул он.  -
Вызываю тебя на поединок! Выходи во двор!
     - У тебя что-то  упало,  сынок,  -  спокойно  произнесла  Нэннеке.  -
Подними, пожалуйста, здесь сорить не  положено,  здесь  -  храм.  Фальвик,
уведи отсюда своего придурка, иначе это кончится  несчастьем.  Ты  знаешь,
что надо передать Эреварду. Впрочем, я напишу ему  личное  письмо:  вы  не
вызываете у меня доверия. Убирайтесь отсюда. Найдете выход сами, надеюсь?
     Фальвик, удерживая разъяренного Тайлеса железной хваткой, поклонился,
звякнув латами. Потом посмотрел в глаза  ведьмаку.  Ведьмак  не  улыбался.
Фальвик перекинул через плечо карминовый плащ.
     - Это был не последний наш визит, почтенная Нэннеке, - сказал  он.  -
Мы вернемся.
     - Именно этого я опасалась, - холодно ответила жрица, - К несчастью.






__________________________________________________________________________



                               МЕНЬШЕЕ ЗЛО


                                    1


     Первыми,  как  обычно,  на  него  обратили  внимание  кошки  и  дети.
Полосатый котяра,  дремавший  на  нагретой  солнцем  поленнице,  приподнял
круглую голову, прижал уши, фыркнул  и  юркнул  в  крапиву.  Трехгодовалый
Драгомир, сын рыбака Тригли, прилагавший на пороге хаты все усилия к тому,
чтобы еще больше испачкать и  без  того  грязную  рубашонку,  раскричался,
уставившись полными слез глазами на проезжавшего мимо  верхового.  Ведьмак
ехал медленно, не пытаясь опередить воз с  сеном,  занимавший  всю  ширину
улицы. За ведьмаком, вытянув шею и то и  дело  сильно  натягивая  веревку,
трусил привязанный к луке седла навьюченный осел.  Кроме  обычного  груза,
длинноухий трудяга тащил на спине большую  штуковину,  обернутую  попоной.
Серо-белый бок осла покрывали черные полоски запекшейся крови.
     Наконец воз свернул в боковую улочку, ведущую к амбарам  и  пристани,
от которой веяло бризом и несло смолой и воловьей мочой. Геральт поторопил
лошадь. Он  оставил  без  внимания  приглушенный  крик  торговки  овощами,
уставившейся на костлявую,  когтистую  лапу,  свисающую  из-под  попоны  и
подпрыгивающую в такт  шагам  осла.  Не  оглянулся  и  на  растущую  кучку
возбужденных людей, следовавших за ним.
     Перед домом войта, как обычно, было полно телег. Геральт  соскочил  с
кобылы, поправил меч на спине, перекинул узду через  деревянную  коновязь.
Толпа, следовавшая за ним, образовала вокруг осла полукольцо.
     Вопли войта были слышны уже от самого входа в дом.
     -  Нельзя,  говорю!  Нельзя,  мать  твою!  По-людски  не   понимаешь,
паршивец?
     Геральт вошел. Перед войтом, низеньким  и  толстым,  покрасневшим  от
злости, стоял кмет, держа за шею вырывающегося гусака.
     - А тебе чего... О Господи! Это ты, Геральт? Уж не ослеп ли  я?  -  И
снова обращаясь к просителю,