о  пока  отдаленным,  теперь
находилось здесь, над ней. И время пришло.
   Ким  повернулась  к  лестнице.  Стараясь  говорить  ровным   голосом,
понимая, как опасно было бы выказать свой страх, она сказала:
   - Можешь спуститься, если хочешь. Я тебя ждала.
   Молчание. Сердце ее гремело, как гром, как барабан. На мгновение  она
снова увидела пропасть, мост,  дорогу.  Потом  на  лестнице  послышались
шаги.
   И вошел Дариен.
   Она его никогда прежде не  видела.  Ей  пришлось  пережить  мгновение
ужасного ощущения несовместимости представлений с действительностью, это
было основным впечатлением. Они ничего не знала о том, что произошло  на
поляне у Древа Жизни. Он должен был быть ребенком, хотя в  глубине  души
она знала, что он не ребенок, не мог им быть. Во сне он  предстал  перед
ней лишь туманной фигурой, с размытыми контурами,  именем,  которое  она
узнала в Торонто еще до его рождения. Она знала его через ауру  имени  и
еще по одной примете, которая сильнее всего внушала  ей  страх:  у  него
были красные глаза.
   Теперь глаза его были голубыми, и он казался очень юным, хотя  должен
был быть еще моложе. Намного моложе. Но  ребенок  Дженнифер,  родившийся
меньше года назад, стоял перед ней, и его глаза беспокойно  метались  по
комнате, и выглядел он как обычный пятнадцатилетний мальчик, если только
обычный пятнадцатилетний мальчик может быть таким красивым, как этот,  и
обладать такой скрытой внутренней силой.
   - Откуда ты узнала, что я здесь? - внезапно  спросил  он.  Его  голос
звучал хрипло, словно он давно им не пользовался.
   Она попыталась приказать сердцу  биться  помедленнее;  ей  необходимо
сохранять спокойствие, необходимы все ее умственные  способности,  чтобы
справиться с этим.
   - Я тебя услышала, - ответила она.
   - Я старался не шуметь.
   Ей удалось улыбнуться.
   - Ты и не шумел. У меня очень хороший слух. Твоя мать  обычно  будила
меня, когда приходила поздно вечером, как бы она ни старалась не шуметь.
   Его взгляд на секунду задержался на ней.
   - Ты знаешь мою мать?
   - Я знаю ее очень хорошо. И очень ее люблю.
   Он сделал пару шагов в  глубину  комнаты,  но  остался  между  ней  и
лестницей. Она не была уверена, почему: чтобы оставить для себя  путь  к
отступлению  или  чтобы  перекрыть  ей  выход.  Он  снова  огляделся  по
сторонам.
   - Я не знал, что здесь есть эта комната.
   Мышцы на ее спине окаменели от напряжения.
   - Она принадлежала женщине, которая жила здесь  до  тебя,  -  сказала
Ким.
   - Почему? - с вызовом спросил он. - Кто она была? Почему эта  комната
под землей? - Он был одет в свитер, штаны  и  светло-коричневые  сапоги.
Свитер был коричневый, слишком теплый для лета и слишком велик для него.
Она поняла, что это, наверное, свитер Финна. Как и все остальные вещи. У
нее пересохло во рту, и она провела языком по губам.
   - Она была очень мудрой женщиной  и  в  этой  комнате  хранила  много
любимых вещей, поэтому  она  держала  эту  комнату  в  тайне,  чтобы  их
сберечь. - Венец лежал у Ким в руке, тонкий и изящный, он  почти  ничего
не весил, и все же казалось, что держит она всю тяжесть миров.
   - Каких вещей? - спросил Дариен.
   И теперь время их действительно настигло.
   - Вот, - ответила Ким, протягивая ему Венец. - Это для тебя,  Дариен.
Он был предназначен для тебя. Это Венец Лизен. - Голос ее слегка дрожал.
Она помолчала. Он тоже молчал и смотрел на нее в ожидании. Она сказала:
   - Это Свет против Тьмы.
   Голос изменил ей. Высокие, героические слова прозвучали  в  маленькой
комнате и утонули в молчании.
   - Ты знаешь, кто я? - спросил Дариен. Его опущенные  руки  сжались  в
кулаки. Он сделал еще шаг вперед. - Ты знаешь, кто мой отец?
   Это было так ужасно. Но она видела это во сне. Венец принадлежал ему.
Она кивнула.
   - Знаю, - шепнула она. И так как ей показалось, что  она  услышала  в
его голосе почтение, а не вызов, она сказала:
   - И я знаю, что твоя мать оказалась сильнее его. - Этого она на самом
деле не знала, но это была, молитва, надежда, проблеск света, за который
на держалась. - Он хотел, чтобы она умерла, чтобы ты не родился.
   Дариен  отошел  на  тот  единственный  шаг,  на  который  перед  этим
приблизился. Потом коротко рассмеялся, одиноким, ужасным смехом.
   - Этого я не знал, - сказал он. - Кернан спросил почему мне позволили
остаться в живых. Я слышал. Кажется, все с этим согласны. -  Его  кулаки
судорожно сжимались и разжимались.
   - Не все, - ответила Ким. - Не все, Дариен. Твоя мать  хотела,  чтобы
ты родился. Очень хотела. - Ей нужно быть осторожной.  Это  имело  такое
огромное значение. - Пол - Пуйл, тот, кто жил с тобой здесь, он рисковал
жизнью, охраняя ее, и привел ее в дом Ваэ в ту ночь, когда ты родился.
   Выражение лица Дариена изменилось,  словно  он  захлопнул  перед  ней
дверь.
   - Он спал на кровати Финна, - обвиняющим тоном произнес он.
   Она ничего не ответила. Что она могла сказать?
   - Дай его мне, - произнес он.
   Что ей оставалось делать? Все это казалось таким  неизбежным  теперь,
когда время пришло. Кто, кроме этого ребенка,  должен  пройти  по  Самой
Темной Дороге? Он уже вступил на нее. Никому другому  не  дано  испытать
столь глубокого одиночества, никто другой не может таить  в  себе  столь
абсолютную угрозу.
   Безмолвно, потому что никакие слова не  могли  соответствовать  этому
моменту, она шагнула вперед с Венцом в руках. Он инстинктивно  отпрянул,
поднял руку для удара. Но потом опустил ее,  стоял  очень  неподвижно  и
терпел, пока она надевала Венец ему на голову.
   Он даже не сравнялся с ней ростом. Ей  не  пришлось  тянуться  вверх.
Легко было  пристроить  золотой  ободок  на  его  золотистых  волосах  и
застегнуть изящную застежку. Это было легко; она видела это во сне - это
свершилось.
   И в то мгновение, когда щелкнула застежка, свет Венца погас.
   У него вырвался крик, полный боли вопль без  слов.  В  комнате  вдруг
стало темно, ее освещал лишь красный  свет  Бальрата,  который  все  еще
горел, и слабый свет, проникающий по лестнице из комнаты наверху.
   Потом у Дариена вырвался новый звук, на этот раз смех. Не растерянный
смех, как раньше, а резкий, скрипучий, неуправляемый.
   - Мой? - воскликнул он. - Свет  против  Тьмы?  Дура!  Как  может  сын
Ракота Могрима носить такой Свет? Как он может сиять для меня?
   Ким  зажала  рот  обеими  ладонями.  В  его   голосе   было   столько
неприкрытого страдания... Потом он сорвался с места, и ужас охватил Ким.
Этот ужас разрастался, он уже перешел все известные ей  пределы,  потому
что при свете Камня Войны она увидела, как его глаза вспыхнули  красным.
Он слегка махнул рукой, не более, но она ощутила  этот  жест  как  удар,
поваливший ее на землю. Он рванулся мимо нее к шкафчику на стене.
   В котором лежал последний магический предмет. Последняя вещь, которую
Исанна видела в жизни. И, беспомощно  лежа  на  земле  у  его  ног,  Ким
увидела, как сын Ракота Могрима взял Локдал, кинжал гномов,  и  присвоил
его себе.
   - Нет! - вскрикнула она. - Дариен, Венец - твой, но не кинжал. Он  не
для тебя. Ты не знаешь, что это такое.
   Он снова рассмеялся и вынул клинок  из  усыпанных  камнями  ножен.  В
комнате раздался звук, словно  тронули  струну  арфы.  Он  посмотрел  на
блестящий синий узор, бегущий вдоль клинка, и сказал:
   - Мне нет нужды знать. Мой отец  узнает.  Как  я  пойду  к  нему  без
подарка, а что за подарок этот мертвый камень Лизен? Если даже сам  Свет
отворачивается от меня, по крайней мере, я теперь знаю, где мое место.
   Он  прошел  мимо  нее  к  ступенькам,  поднялся  по  ним  и  ушел,  с
безжизненным обручем на голове и кинжалом Колана в руке.
   - Дариен! - крикнула Ким голосом, полным душевной боли. -  Он  хотел,
чтобы ты умер. А твоя мать боролась, чтобы позволить тебе родиться!
   Никакого ответа. Шаги по полу наверху. Дверь открылась и закрылась. С
исчезновением Венца Бальрат постепенно потускнел, и в комнате под  домом
стало совсем темно, и в этой темноте Ким рыдала о потере Света.
 
*** 
 
   Когда час спустя они приехали, она снова сидела у  озера  в  глубокой
задумчивости. Топот коней испугал ее, и она быстро вскочила на ноги,  но
потом увидела длинные рыжие волосы и черные, как  ночь,  и  поняла,  кто
приехал, обрадовалась.
   Она пошла вперед по дуге берега им навстречу. Шарра,  ее  подруга,  -
она стала подругой с самого первого дня их  знакомства,  -  соскочила  с
коня в тот самый момент, когда он остановился, и заключила Ким в горячие
объятия.
   - С тобой все в порядке? - спросила она. - Ты это сделала?
   Утренние события были настолько свежи в ее памяти, что Ким сначала не
поняла, что Шарра спрашивает о Кат Миголе. Когда принцесса Катала видела
Ким в последний раз, Ким готовилась отправиться в горы.
   Она смогла кивнуть и слегка  улыбнуться,  хоть  это  и  далось  ей  с
трудом.
   - Сделала, - ответила она. - Я сделала то, для чего пошла туда.
   Больше она в тот момент ничего не стала говорить.
   Джаэль  тоже  спешилась  и  стояла  немного  в  стороне  ждала.   Она
выглядела, как всегда, спокойной  и  углубленной  в  свои  мысли,  очень
значительной. Но Ким пережила вместе с ней несколько мгновений  в  Храме
Гуин Истрат в канун Майдаладана, поэтому она подошла  к  ней,  обняла  и
быстро поцеловала жрицу в щеку. Секунду Джаэль стояла неподвижно;  потом
ее руки обвились вокруг  Ким,  быстро  и  смущенно,  мимолетным  жестом,
который тем не менее говорил о многом. Ким отступила назад.  Она  знала,
что глаза ее покраснели от слез, но с Джаэль ни к  чему  было  проявлять
слабость. Ей понадобится помощь, и в немалой  степени  для  того,  чтобы
решить, что делать.
   - Я рада, что вы здесь, - тихо сказала она. - Как вы узнали?
   - Лила, - ответила Джаэль. - Она все еще настроена на этот  дом,  где
жил Финн. Она нам сказала, что ты здесь.
   Ким кивнула головой.
   - Что-нибудь еще? Она говорила что-нибудь еще?
   - Сегодня утром - нет. Что-то случилось?
   - Да, - прошептала Ким.  -  Кое-что  случилось.  Нам  о  многом  надо
рассказать друг другу. Где Дженнифер?
   Две приехавших женщины переглянулись. Ответила Шарра.
   - Она отправилась вместе с Бренделем  в  Анор  Лизен,  когда  корабль
отплыл в море.
   Ким закрыла глаза. Так  много  дорог  ведет  к  печали.  Наступит  ли
когда-либо этому конец?
   - Ты хочешь вернуться в дом? - спросила Джаэль.
   Ким быстро покачала головой.
   - Нет. Не надо в дом. Давайте останемся здесь. - Джаэль вопросительно
посмотрела на нее, а потом спокойно подобрала белые одежды и уселась  на
каменистом берегу. Ким и Шарра последовали ее примеру.
   На небольшом удалении от них расположились воины Катала  и  Бреннина,
бдительно  наблюдая  за  ними.  Тегид  из   Родена,   очень   важный   в
коричнево-золотом наряде, приблизился к ним.
   - Госпожа, - произнес он, низко кланяясь Шарре - какую услугу я  могу
оказать вам от имени моего принца?
   - Еда, - коротко ответила она. - Чистая скатерть, чтобы разложить  на
ней обед.
   -  В  одно  мгновение!  -  воскликнул  Тегид  и   снова   поклонился,
оскальзываясь  и  чуть  не  падая  на  мокрых  камешках  берега.   Потом
повернулся и, хрустя галькой, зашагал прочь, чтобы найти им  еды.  Шарра
искоса взглянула на Ким,  которая  с  откровенным  любопытством  подняла
брови.
   - Новая победа? - спросила Ким с прежней лукавой насмешкой в  голосе.
Иногда ей казалось, что она навсегда утратила этот тон.
   К ее удивлению, Шарра покраснела.
   - Ну, наверное. Но не над ним. Гм... Дьярмуд предложил мне руку перед
отплытием "Придуин". Тегид - его поручитель. Он за  мной  присматривает,
так что...
   Больше она ничего не успела прибавить, потому что снова  очутилась  в
крепких объятиях.
   - Ох, Шарра, - воскликнула Ким. - Это самая приятная новость,  первая
за очень долгое время!
   - Наверное, - сухо пробормотала Джаэль.  -  Но  я  думала,  нам  надо
обсудить более срочные дела, чем матримониальные планы. И мы по-прежнему
ничего не знаем о судьбе корабля.
   - Знаем, - быстро ответила Ким. - Мы знаем, что они добрались туда, и
знаем, что они выиграли битву.
   - О, хвала Дане!  -  воскликнула  Джаэль  неожиданно  совсем  молодым
голосом, лишенным какого бы то ни было цинизма.
   Шарра молчала.
   - Расскажи нам, - сказала Верховная жрица. - Откуда ты знаешь?
   Ким начала свой рассказ с того момента, как их  захватили  в  плен  в
горах: с Кериога, Фейбура и Дальридана и с дождя смерти над Эриду. Затем
она рассказала им, как увидела, что это  ужасный  дождь  кончился  вчера
утром, увидела на востоке солнце и таким образом узнала, что Метрана  на
Кадер Седате удалось остановить.
   Она немного помолчала, так как  Тегид  вернулся  с  двумя  солдатами,
несущими еду и напитки. Потребовалось несколько минут,  чтобы  разложить
все принесенное таким,  на  его  придирчивый  взгляд,  образом,  который
достоин принцессы Катала. Когда трое мужчин ушли, Ким  набрала  побольше
воздуха и заговорила о Кат Миголе, о Таборе и нимфе  Имрат,  о  спасении
параико и последнем Каниоре, а затем, в конце, очень тихо,  о  том,  что
она и ее кольцо сделали с великанами. Когда  она  закончила,  на  берегу
снова стало тихо. Женщины молчали. Ким знала, что им обеим была  знакома
власть  в  ее  многочисленных  оттенках,  но  то,  что  она  им   только
рассказала, то, что она сделала, было для них чуждо, они с трудом  могли
это понять.
   Она почувствовала себя очень одинокой. Пол понял бы, наверное, потому
что он тоже идет одинокой дорогой,  подумала  Ким.  Словно  прочитав  ее
мысли, Шарра сжала ее руку. Ким ответила на рукопожатие и сказала:
   - Табор мне сказал, что авен и все дальри три ночи назад  ускакали  к
Селидону, навстречу армии Тьмы. Я не имею представления, что  произошло.
Табор тоже не знал.
   - Мы знаем, - сказала Джаэль.
   И в свою очередь, она рассказала, что произошло два вечера назад, как
у Лилы вырвался крик страдания, когда явилась на призыв Дикая  Охота,  и
через  нее  все  жрицы  в  святилище  слышали  голос   Зеленой   Кинуин,
приказывающей Оуину прекратить  убийства.  Теперь  настала  очередь  Ким
молчать, впитывая эту  новость.  Однако  предстояло  рассказать  еще  об
одном, и поэтому она в конце концов сказала:
   - Боюсь, произошло еще кое-что.
   - Кто  был  здесь  сегодня  утром?  -  спросила  Джаэль  в  тревожном
предчувствии.
   Место, где они сидели, было очень красивым. Летний воздух был  чистым
и теплым, небо и озеро блистали голубизной. Пели птицы и цвели цветы,  с
воды дул тихий ветерок. Она держала в руке бокал с прохладным вином.
   - Дариен, - сказала она. - Я отдала ему Венец Лизен. Он  был  спрятан
здесь, у Исанны. Когда он надел его на голову, свет погас,  и  он  украл
кинжал Колана, Локдал, который тоже хранился в доме. Потом он  ушел.  Он
сказал, что пойдет к своему отцу.
   С ее стороны это несправедливо - так рассказывать об  этом,  понимала
Ким. Лицо Джаэль побелело как снег после услышанного. Но как  Ким  могла
смягчить влияние утреннего кошмара? Какую защиту можно найти от него?
   Ветерок продолжал дуть. Цветы, зеленая трава, озеро, летнее солнце  -
все осталось на месте. Но появился страх, плотно  сотканный,  лежащий  в
основе всего, угрожающий отнять все это  и  унести  через  пропасть,  по
темной дороге, на север, к сердцу зла.
   - Кто такой Дариен? - спросила Шарра из Катала. - И кто его отец?
   Поразительно,  Ким  совсем  забыла.  Пол  и  Дейв  знали  о   ребенке
Дженнифер, а также Джаэль и жрицы Мормы в Гуин Истрат. Ваэ,  конечно,  и
Финн, хотя он тоже уже ушел. Лила,  возможно,  которая,  кажется,  знает
все, что как-то связано с Финном. Больше никто не  знал:  ни  Лорин,  ни
Айлерон, ни Артур, ни Айвор, ни даже Гиринт.
   Она взглянула на Джаэль и встретила ответный взгляд, столь же  полный
сомнения, столь  же  тревожный.  Затем  она  кивнула,  и  через  секунду
Верховная жрица кивнула тоже. И они рассказали Шарре все, сидя на берегу
озера Эйлатина.
   И  когда  они  закончили,  когда   Ким   рассказала   о   насилии   и
преждевременных родах, о Ваэ и Финне, когда  Джаэль  передала  им  обеим
рассказ Пола о том, что случилось на поляне Древа Жизни, а Ким закончила
повествование описанием вспыхнувших красным глаз Дариена в то утро и той
силы, которая так легко швырнула ее на землю, Шарра  из  Катала  встала.
Она быстро отошла на несколько шагов и постояла,  глядя  на  поверхность
воды. Потом она резко обернулась к Ким и Джаэль.  Глядя  сверху  на  них
двоих, на мрачное предчувствие на их лицах, Шарра,  с  детства  видевшая
сны, в которых она летала одиноким соколом, воскликнула:
   - Но это же ужасно! Бедный ребенок! Никто, ни в одном  из  миров,  не
может быть таким одиноким!
   Голос ее разнесся далеко. Ким увидела, как солдаты, сидящие на берегу
поодаль, оглянулись в их сторону. У Джаэль вырвался странный звук, нечто
среднее между вскриком и беззвучным смехом.
   - В самом деле, - начала она, - бедный ребенок? Мне  кажется,  ты  не
совсем понимаешь...
   - Нет, - прервала ее Ким, настойчиво кладя руку на  плечо  Джаэль.  -
Нет, погоди. Она не так уж не права. - Произнося эти  слова,  она  вновь
пережила сцену в подвале, снова просмотрела ее, пытаясь заглянуть  через
свой страх, рожденный знанием того, кто отец этого ребенка. И когда  она
смотрела в прошлое,  напрягая  память,  она  снова  услышала  тот  звук,
который вырвался у него, когда Венец Лизен погас.
   И на этот раз, через время, после слов Шарры, Ким ясно  услышала  то,
что пропустила прежде: одиночество, ужасная боль  отверженности  в  этом
недоумевающем крике, вырвавшемся из души мальчика - всего лишь мальчика,
им следует помнить об этом, - у которого  не  было  никого  и  ничего  и
которому некуда было идти. И от которого даже сам Свет отвернулся словно
в знак отречения и отвращения.
   Он сам сказал об этом, теперь вспомнила она. Он сказал ей об этом, но
она уловила лишь ужасную угрозу, которая последовала за  этими  словами:
что он пойдет к отцу с подарками.  Подарками,  как  она  теперь  поняла,
чтобы подкрепить просьбу, мольбу, стремление обрести дом самой  одинокой
души на свете.
   От Дариена, идущего по Самой Темной Дороге.
   Ким встала. Слова Шарры наконец выкристаллизовали для нее  правду,  и
она подумала, что может сделать еще одну,  совсем  крохотную  вещь.  Это
была надежда отчаяния, кроме нее, у них ничего не оставалось.  Ибо  хотя
еще может оказаться, что все решат армии на поле боя, так или иначе, Ким
знала, что здесь действует слишком много других сил, чтобы быть  в  этом
уверенной.
   И она была одной из  этих  сил,  а  другой  силой  был  тот  мальчик,
которого  она  видела  сегодня  утром.  Она  оглянулась  на  солдат,  на
мгновение  обеспокоенная,  но  только  на  мгновение;   слишком   поздно
соблюдать полную тайну, игра зашла уже слишком далеко, и слишком  многое
зависело от того, что  последует  дальше.  Поэтому  она  прошла  немного
вперед от каменистого берега по траве, в  сторону  входа  в  дом.  Потом
громко крикнула:
   - Дариен, я знаю, что ты меня слышишь! Прежде чем  ты  пойдешь  туда,
куда собирался, позволь мне сказать тебе вот что:  твоя  мать  сейчас  в
Башне, к западу от Пендаранского леса. - Вот и все, что  ей  оставалось:
обрывок информации, брошенный на ветер.
   После ее крика  воцарилась  полная  тишина,  которую  не  нарушал,  а
усиливал плеск волн о  берег.  Она  чувствовала  себя  немного  смешной,
понимая,  как  должна  выглядеть  в  глазах   солдат.   Но   собственное
достоинство сейчас не имело почти никакого значения; имело значение лишь
желание  докричаться,  послать  свой  голос  вместе  с   душой   с   тем
единственным сообщением, которое могло пробиться к нему.
   Но только тишина была ответом. Над лесом восточнее дома белый  филин,
разбуженный от дневного сна ее  криком,  ненадолго  поднялся  в  воздух,
потом снова уселся подальше от опушки. И  все  же  она  была  сове