ь вам подобным.
     При этих словах Сильвии захотелось сделать какойнибудь протестующий
жест,  слишком  она привыкла быть самой умной и информированной женщиной
на Земле. Дайяна поняла ее реакцию. И ответила соответственно:
     -  Теперь,  возможно,  пора  узнать  и  вам.  Мы ведь гораздо менее
всемогущи,  чем  принято говорить, но имели намного больше возможностей,
чем вам только что показалось.
     К  примеру  -  сидя вот здесь, - Дайяна сделала широкий жест рукой,
обозначая  не  только  гостиную, но и базу, и вообще всю планету, - я до
недавнего  момента  могла  в  масштабе реального времени разом наблюдать
события  целого  века.  - И тут же, грустно улыбнувшись, добавила: - Да,
могла. А теперь? Выясняется, что от нас вообще мало что зависит.
     Мы  об этом догадывались и раньше, но... Вы что же, милочка, еще не
успели обратить внимания - даже зная какие-то важнейшие факты из земного
будущего   (оно   же   -  наше  прошлое),  нам  не  удавалось  отследить
предшествующую им цепь событий, предотвратить нежелательные последствия.
     Иногда,  впрочем,  такое  получалось,  но  лишь  в точках "коротких
замыканий",  то  есть соприкосновений витков реальности. Увы, теперь мне
кажется, что именно наше вмешательство сдвинуло лавину.
     Скажу  и  больше  -  наши  действия  ограничены  правилами, которые
наверняка  вам  кажутся бессмысленными, напрасно сковывающими инициативу
талантливых специалистов...
     Дайяна  вдруг  достала  из  складок платья пачку самых обыкновенных
земных  сигарет.  Впрочем,  не  совсем  обыкновенных  -  твердая синяя с
золотом  коробка  с  надписью  "Ротманс".  В 938-м таких не было. Нервно
закурила. Поймала взгляд Сильвии.
     -  Удивлены,  что  я  курю?  Отчего? Наши с вами организмы устроены
одинаково,  а  никотин  - великолепный стимулятор мозга. Угощайтесь. А я
продолжу.
     Эта  "война"  начата  не нами и ведется не нами. Я за последние дни
стала ужасно свободомыслящей, - усмехнулась Дайяна, - почти как вы там у
себя,  на  Земле.  Боюсь,  мы  такие  же  инструменты в чужих руках, как
земляне - в ваших. И кто-то вдруг поменял правила игры.
     -  Тогда  каким  же образом мы можем планировать свою деятельность,
осуществлять  проекты,  стремиться к "Высшей цели", если в любой момент,
мановением  пальца,  так  сказать,  вся  наша  деятельность  может  быть
обессмыслена, вообще отменена за ненадобностью?
     -  Мы  уже  ничего не можем, дорогая, успокойтесь, голосом, ставшим
совершенно  равнодушным,  ответила  Дайяна.  -  Я вам предлагаю - живите
точно  так  же,  как жили до этого. Как живут миллионы ваших подопечных,
верящих  в  существование  Всевышнего,  а атеисты - знающие, что в любой
момент   дело  всей  их  жизни  может  быть  уничтожено  землетрясением,
наводнением, тайфуном, падением на Землю астероида, наконец.
     И для нас - Вселенная со всеми ее законами есть данность, возможные
изменения  правил  игры и даже основополагающих констант - тоже. Знать о
таком  положении дел необходимо, задумываться о возможных последствиях -
бессмысленно.
     -  Тогда  для  чего вообще потребовалась наша встреча? - осмелилась
спросить Сильвия.
     Один  из  героев Достоевского терзался вопросом: "Если Бога нет, то
для чего я штабс-капитан?"
     Дайяна же сделала противоположный вывод.
     -  Понимаете  ли, дорогая, возможно, я просто растерялась. Простите
эту  слабость.  Однако,  несмотря ни на что, в наших Вселенных действует
один,   но   универсальный   Закон.   Его  подлинная  формулировка  нам,
разумеется,  неизвестна.  Я  бы попробовала изложить ее так: "Чем больше
все  меняется,  тем  больше  оно  остается тем же самым". С точки зрения
авторов этого Закона, естественно. Мы же должны к нему лишь применяться.
     Нам  сегодня  стало  известно  нечто новое. Ну и хорошо. Круг наших
знаний расширился. Остается...
     -  Что  же  нам  теперь  остается?  -  События  последнего часа так
повлияли  на  Сильвию,  что  она позволила себе перебивать Верховную. Но
Дайяна словно не заметила грубого нарушения субординации.
     -  Остается  решить,  как  следует  откорректировать  наши  планы в
соответствии  с  полученной  информацией.  Честно  говоря,  у  нас  есть
один-единственный   шанс.   Разыскать   "Сильвию-84"   где-то   в  вашей
реальности.  Она  же  сама  пишет: "Я передаю это письмо в наш банк". Вы
письмо получили. Значит - в момент передачи она жила параллельно с вами.
И куда же она могла деться?
     - Но она же пишет еще и о развилке.
     -  Да  ерунда  все  это!  Если она сумела попасть из 84-го в 20-й и
передать вам письмо, а вы его получили, то, значит, развилка уже позади.
     Подумайте  сами. Чему вас учили? Вывод: единственная наша надежда -
найти ее и заставить все рассказать.
     Возможно,   еще   есть  шанс  как-то  все  отыграть  назад.  Эффект
растянутого настоящего. Только распространить его не на пять минут, а на
любой необходимый отрезок времен...
     - Разве это возможно?
     -  Надо,  чтобы стало возможно. Какая принципиальная разница - пять
минут или пять десятилетий? Или у вас есть другие предложения?
     - Нет, но я не знаю, как ее найти.
     -  Думайте. Для чего вас готовили, позволяли жить на Земле так, как
вам  нравится,  закрывали  глаза  на ваши склонности, пока они не мешали
главному? Пришла пора отрабатывать.
     - Но...
     - Никаких "но"! Других людей у меня нет. Поскольку нет больше Базы.
Несколько  юношей  и девушек, заканчивающих первоначальную подготовку по
программе координаторов третьего ранга, - и это все. Весь мой резерв.
     Видите - я откровенна. Найдите ее или хотя бы того, о ком она здесь
пишет.  -  Дайяна  снова  коснулась пальцами письма. - Этот человек тоже
должен  знать  многое.  Не  зря  же она не только работала с ним. Как вы
думаете,  женщина  вашего  психотипа  способна  спать  с  человеком,  не
представляющим  совсем  никакого интереса для нашего дела? Да и вдобавок
использовать его в качестве матрицы? - голос Дайяны теперь сочился ядом.
-  Найдите  их,  милая,  найдите. Иначе...- она не сказала, что означает
"иначе".  Напротив, будто сразу забыв 06 этих словах, Дайяна вновь стала
сама  любезность,  отставила  чайную  чашку, завершая приятный для обеих
"файв-о-клок".  -  Ну  что  же,  дорогая.  Я вам более чем благодарна за
полезную  информацию.  Надеюсь,  все,  что  мы с вами узнали и обсудили,
послужит еще более успешным действиям на благо конечной победы.
     Кроме  того,  я  думаю,  что  следует  сообщить вам несколько новых
методик,  которые  будут  вам  полезны.  В  том числе - дать возможность
самостоятельно работать с матрицами. Имеющаяся аппаратура это позволяет.
     Но   будьте   осторожны,   -   Дайяна   менторским  жестом  подняла
указательный палец. - Не повторяйте ошибок своей... - она опять не нашла
подходящего  слова  и досадливо махнула рукой. - Найдите этого человека,
активизируйте  внедренную  в  него  матрицу,  извлеките  из нее все, что
возможно.   Судя   по  письму,  "партнер"  вашего  аналога  знает  много
интересного.  О  результатах  меня незамедлительно проинформируете. Но в
любом случае помните - за Землю отвечаете только вы. Персонально. Что бы
там  ни случилось. Ну, в крайнем случае повторим второй раз уже прожитый
кусок  истории.  Скажу  вам откровенно, следующие полвека были не лучшим
временем. Возможно, мы сумеем что-то сделать несколько иначе.
     Приятной  прогулки по "планете детства" у Сильвии не получилось. Да
она как-то и не вспомнила о мелькнувшем у нее желании.
     Возвратившись  в  Лондон, она вначале хотела немедленно вызвать для
доклада  Лихарева, но, приняв горячую ванну с ароматическими солями, что
привыкла делать после каждой, даже краткой, прогулки, решила не спешить.
     Пусть агент поработает самостоятельно. Хотя бы еще сутки-двое. Если
будет результат - и сам не замедлит с докладом, если нет -' придется ему
помочь. И вообще, что такое день или неделя в сравнении с вечностью?
     В  том,  что  впереди  у нее именно вечность, леди Спенсер почти не
сомневалась.  Судя  по  всему,  Дайяна  простилась  с  ней,  исполненная
благорасположения.  Да и куда ей деваться? Связь с Метрополией потеряна,
замены  на  Базе  нет.  Значит,  и  вопрос об отзыве с должности вряд ли
возникнет.  Да и в самом худшем случае она просто останется на Земле как
"частное лицо".
     Сильвия-2,  как  известно,  успешно и не без удовольствия дожила до
984  года,  сохранив  и  молодость,  и  силу чувств, а теперь вот начала
"следующий круг". Чего же ей-то вдруг грустить?
     Служебные   заботы  можно  отложить  и  на  потом.  Сейчас  гораздо
правильнее будет воспользоваться преимуществами нынешнего положения.
     Леди Спенсер прислушалась к своим ощущениям.
     Поразительно,  ни малейших отрицательных эмоций не осталось. Скорее
-  все  наоборот.  Ее охватывало нечто вроде легкой алкогольной эйфории.
Свобода!  Она  наконец  получила  желанную  свободу  с  Возможно, что-то
подобное  мог  чувствовать  губернатор колонии, неожиданно узнавший, что
далекий  с  сюзерен  низложен и он теперь в полном праве объявить с себя
полноправным монархом.
     Проблемы, конечно, возникнут, но завтра, завтра. А сегодня - первый
день независимости!
     Вытираясь  невесомым  махровым  полотенцем,  она  с с удовольствием
рассматривала  в  зеркальной  стене свое с отражение. Великолепное тело,
даже и тридцать лет вряд ли можно дать. И, пожалуй, слишком давно к нему
с  не  прикасались  мужские  руки.  Неплохо  бы наконец встряхнуться как
следует.
     Завернувшись в халат, Сильвия позвонила, вызывая с горничную.
     -  Спросите  дворецкого,  Дэзи,  какие  у  нас  есть приглашения на
сегодняшний  вечер, и пригласите, пожа- луйста, парикмахера. Я собираюсь
наносить визиты.


ГЛАВА 28

     Припугнув  спутника, который стал ему отвратителен с просто как хам
офицеру,  Власьев  вел  машину  по  узкой,  заваленной снегом, но вполне
проезжей просеке.
     Под  колеса  ложилась прикатанная снеговая дорога с на которой едва
ли разъехались бы две машины.
     Высокие сугробы по сторонам розовели от встающего над лесом солнца,
и  опять  трудно  было поверить, что это Берендеево царство, как писал о
среднерусских   лесах   Пришвин,  со  всех  сторон  окружено  опасным  и
враждебным миром, где вот-вот будет открыт очередной этап охоты за ними.
     Власьев  все  меньше  верил  в то, что им удастся уйти из все время
сжимающегося  кольца,  добраться  до кордона, а потом и прорваться через
границу.
     Пока  им  да,  везло,  причем  везло  удивительно,  и  это  вселяло
определенную  надежду, но одновременно и настораживало. До бесконечности
счастливая карта выпадать не может.
     В   конце   концов,  все  упиралось  в  Шестакова.  Власьев  еще  в
шестнадцатом  году заметил за ним некоторые черты характера, излишние на
строгой царской службе, но весьма полезные в эпоху смут и революций. Что
он и подтвердил в Кронштадте в двадцать первом.
     Но   то,   что  бывший  юнкер  вытворял  сейчас,  выглядело  как-то
совершенно по-другому. И обнадеживающе, и даже несколько пугающе.
     Нет,  только не это! Последнее дело - думать о поражении, когда все
складывается  более  чем хорошо. Пока что нужно продержаться час-другой,
не потерять темпа, а уж потом...

     Мороз  и  солнце,  день  чудесный.  Еще  чуть-чуть  поддать  газку,
выиграть лишних полчаса, которые, быть может, все и решают.
     Власьев  повернулся  к вору, сумрачно дымящему отобранной у начкара
папиросой.
     Лицо у него, как только сейчас рассмотрел в утреннем свете Власьев,
было  смуглое,  жесткое,  давно  не  бритое,  с  просвечивающими  сквозь
несколькодневную  щетину  резкими  морщинами.  В  углу  рта поблескивает
стальная фикса. На вид ему примерно сорок, но, учитывая биографию, можно
как отнять лет пять, так и прибавить. Пора уже поговорить по-настоящему.
     -  Давай  так,  кореш.  Нам с тобой или жить недолго осталось, или,
наоборот,  кое-какие  дела  еще  предстоят  с Поэтому коротенько - когда
начал, где сидел, планы на будущее имеешь и чем со мной рассчитаешься?
     - Опять ты мне опера напоминаешь, - вздохнут вор. - Счас я проверю,
тогда и базарить будем.
     Он крутнул ручку на дверце, опускающую стекло, высунул в щель ствол
"нагана"  и  выстрелил  в ближайшее дерево. В кабине запахло порохом, от
соснового ствола полетели щепки.
     -  Пожалуй, да. Пушка в порядке и маслята не гнилые. Легавые такого
б не дали. Согласен, верю окончательно.
     А что тебе сказать? Всю жизнь, считай, ворую, с самого семнадцатого
года. Отец с германской не вернулся, мать как с Самары к сестре в Ростов
уехала,  так я ее больше не видел. Ходок у меня бессчетно, последний раз
на  Беломорканале  "перековывался".  Сейчас  залетел  - ребята серебро с
завода  выносили, на ложки с переливали, царские пробы ставили, а я их в
Москве в Торгсин загонял.
     Нормально  получалось,  два года горя не знали, пока хмырь какой-то
не  допер,  что  царское серебро - 76-Й вроде бы пробы, а наше - "четыре
девятки  после  нуля".  Я  сам  не  понимаю,  что  это значит, а легавые
схватили.  Парней  посадили  сразу, а меня взяли на той неделе, когда за
товаром приехал.
     И  сразу  -  58-я!  Что  ты  -  хищение  соцсобственности в крупных
размерах, да с оборонного завода...
     -   Добавь   еще   -   с   целью  подрыва  боеготовности  страны  и
дезорганизации  валютно-финансовой  системы. Тут, брат, вышак чистый. По
закону 7-8 (закон от 7 августа 1934 года), да еще можно применить указ о
с  декабря  того  же  34-го, а это уже суд без участия сторон, без права
обжалования, в исполнение приговор приводится немедленно...
     -  Ну,  ты  законник,  бля.  Не  слишком  ли  круто?  Я на червонец
рассчитывал...
     -  Можешь  и  дальше  рассчитывать. Как раз до первого милицейского
поста. И не забудь прибавить сегодняшнее - это еще три пункта 58-й, один
из  которых - групповой терроризм против представителей власти, а второй
-  соучастие  агенту  иностранных  разведок...  Это мне то есть, раз я в
Финляндии успел побывать.
     - Ну а третий какой? - со странным любопытством спросил вор.
     -  А  любой  выберешь  -  не  ошибешься.  Какой  следователю больше
понравится.   Можно   -  шпионаж,  можно  -  недоносительство,  можно  -
антисоветская   агитация.   Они   отчего-то   по   три   пункта  вменять
предпочитают...
     -  Наверное, в церковно-приходской хорошо учились, - догадался вор.
- Ну, что Бог троицу любит.
     -   И   это  возможно.  Ты  у  них  здесь  "на  пианино  поиграть22 успел?
     - Нет. Раньше играл, в Сегеже, когда на канал привезли...
     - Твое счастье. Если до Москвы не поймают, глядишь, обойдется. Хаза
надежная есть, ксиву выправят?
     - Тебе зачем? Тоже надо? - насторожился вор.
     -  Мне  от  тебя  ничего  не  надо, - сплюнул под ноги Власьев. - А
вообще, по закону-то, тебе теперь у меня в долгу ходить и ходить... Если
ты вправду вор, а не сявка подзаборная...
     - Нет, да чего, Пантелей, я ж не отказываюсь. Просто это, опасаюсь,
сам не знаю чего, а вот...
     - Как раз чего теперь опасаться - куда как понятно. Ты, главное, не
ошибись.  Нам  бы до Москвы добраться, а там поговорим по делу. Разок-то
ты мне уж точно поможешь. Или нет?
     -  Да что ты, Пантелей, да какие вопросы? В Москве у меня корешей -
море! Всем обществом поможет Да коща я расскажу, с кем судьба свела...
     Власьев  уже  понял,  что его судьба свела с не слишком серьезным и
авторитетным "деловым". Хотя кт с его знает, не лепит ли и его случайный
спутник горбах того так же, как и он сам сейчас? Нестыковка по поведению
и психологии.
     Но сейчас главное - доехать до Москвы. Там посмотрим.
     И  он замолчал, не обращая больше внимания на со седа - пусть, если
хочет, думает о случившемся, а будет, сам и заговорит.
     Власьеву  же,  привыкшему  за  семнадцать  проведенных  почти что в
лесном скиту лет, опять нужно было порефлексировать.
     Недавно  пережитый  страх,  вернее - отчаяние, который он испытал в
кольчугинской  КПЗ,  был сильнее, чем в камере кронштадтской гауптвахты.
Там  - молодость, боевой азарт, вера в Белое Дело, готовность претерпеть
"за веру, царя и отечество".
     А на этот раз - прежде всего ощущение бессмысленности происшедшего.
Жил, мол, жил, хорошо там с или не очень, но все же. И вдруг поддался на
старосту лет неизвестно какой идее, пошел на поводу у обиженного властью
приятеля  (из  них  же!),  и  что теперь? - Вся оставшаяся жизнь сжалась
вдруг  до  недели  с двух, ну пусть месяца, провести которые предстоит 5
мерзких,   вонючих  камерах,  в  общении  с  нечеловечески  с  жестокими
следователями, и закончится все... Чем?
     Он  не  знал,  как  сейчас  принято  у большевиков - щ лоб стреляют
приговоренным или в затылок.
     И   вдруг   -   возвращение  Шестакова.  Совсем  тоща.  Одного  его
незаметного движения руки было статочно, чтобы поверить - старый друг не
выдаст,  сделает  все,  чтобы  спастись  самому  и спасти его, старлейта
Власьева.
     Но.  Если  в  тот  раз,  в  двадцать  первом году, Шестаков рискнул
бескорыстно,  по  старому, несоветскому правилу "сам погибай, а товарища
выручай", то теперь что?
     Теперь нужно не допустить подобных промахов впредь.
     -  Слышь, браток, - обратился он к Коляну, - а в том Торгсине, куда
вы   ложки   скидывали,   там  по  вечерам  как,  много  рыжья  и  денег
скапливается?
     Вор  посмотрел  на  него  со свежим интересом. Догадываясь о смысле
вопроса.
     -  Знаешь,  вот этим я не интересовался. Не мой профиль, и самый же
центр.  Смоленская площадь. Но думаю так - поутру, к открытию, у них там
в  кассе только боны, на которые жратву и барахло дают. Ближе к закрытию
-  наоборот, рыжье, серебро, валюта. А советские башли - даже и не знаю,
бывают они там вообще... А ты что, сильно жохом ходишь?
     Власьев,  вошедший в одну из тех ролей, к которым почти два десятка
лет  себя  готовил, трижды хрипло кашлянул, как бы изображая то ли смех,
то  ли  возмущение  неуместным  вопросом  нижестоящего  по иерархической
лестнице сотоварища.
     -  Вообще-то  у  нас  за  такие вопросы кишки на телефонную катушку
наматывали...  -  раздумчиво  сказал  он  и  тут  же резко крутнул руль,
объезжая  глубокую  выбоину  на проселке. Задним правым колесом он в нее
все  же  попал,  да  так,  что оба они чуть не пробили головами фанерную
крышу кабины.
     -  Да  нет, ты что, - прошипел вор, сплевывая кровь от прикушенного
языка. - Я думал так, по-простому поговорить...
     -  А  если  по-простому,  то  доберемся  до  Москвы - если, чтоб не
сглазить,  тогда  и поговорим. Доехали. И даже без происшествий. Сначала
до  глухой  станции Берендеево Ярославской дороги, чуть севернее узловой
станции  Александров,  на  окраине  которой  свалили  в  овраг  машину и
побросали в снег винтовки, а потом, рабочим поездом, и до Москвы.
     Не  подверглись  даже  и  проверке документов, потому что соскочили
возле  Депо,  где  валила густая толпа пригородного народа, расходясь по
многочисленным  с  тропинкам  к  дыркам  в  заборе  справа  и  слева  от
платформы. Никаких вохровцев не наставить, чтобы всех отследить.
     Вышли  к  началу Большой Переяславки и побрели переулками в сторону
Мещанских улиц.
     - Все, здесь - расканались, - сказал случайным спутникам Власьев. -
Спасибо,  как говорится, за компанию. Тебя где найти? - ткнул он пальцем
в  грудь вора. - Да не менжуйся ты, почаще вспоминай, где сейчас вот был
бы, если б не я. Говори, а то мало ли как еще повернется...
     -  Да нет, я не понимаю, что ль? Приходи на Тишинку. Там такой есть
Электрический  переулок.  Дом 5. Постучишь, меня спросишь. Я предупрежу.
Скажут, что и как.
     -  Вот  и  лады. До встречи, братан. И, как мой дед говорил, почаще
води ухами...
     - Чем-чем?
     - Вот этими, - он показал пальцем.- Ушами, по научному выражаясь...