хся кустов малины, постарался незаметно подобраться к
окну, чтобы застать любимую врасплох и сорвать заслуженный поцелуй - была
промеж ними такая незатейливая, но щекочущая нервы забава. И надо было
подобраться так, чтоб не зашуршал ни единый листочек, не треснула самая
тонкая веточка...
  В этот момент ему неожиданно ярко вспомнился тот сон, что привиделся перед
самой гонкой, где нежное лицо Милки вдруг обернулось грубой рожей
Обормота, и слав даже помотал головой, отгоняя проклятое наваждение. Ну
нет, подумал Благуша, на этот раз он сам кому хочешь малину обломает,
пусть только кто-нибудь попробует встать ему на пути...
  Вот и знакомое окно с резными наличниками - уже совсем близко, занавесочки
с затейливой вышивкой лениво полощутся на ветру... Уцепившись за
подоконник и затаив дыхание, Благуша начал выпрямляться... И замер,
услышав любимый, желанный голос, обращенный явно не к нему:
  - Думаю, тебе пора, милый. Встретимся завтра.
  У Милки кто-то был.
  Благуша растерянно отпустил подоконник и присел на корточки, прислонившись
спиной к срубу под окном. Мысли пришли в полный разброд, сердце
заворочалось в груди тяжелым, неподъемным комом. Не может быть. Выжига не
мог его опередить! Этого просто не может быть!!!
  Но когда он услышал ответ того, кто сейчас пользовался вниманием девицы,
то просто окаменел от потрясения. Голос принадлежал Скальпу!
  - Ты же знаешь, разогни коромысло, как от тебя трудно уйти, милая.
  - Хитрец! Ты и так со мной три дня провел. Ну ладно, задержись еще на
минутку. Авось никто из наших женихов еще не прибыл.
  - Да не успеют они, - с небрежной самоуверенностью отмахнулся Скалец. -
Отказная гонка - это тебе, разогни коромысло, не грибы в лесу собирать.
  - А вот это было бы плохо, милый. Мне нужен жених.
  - А чем я тебе плох? - Скалец хмыкнул.
  - Не дури, сам знаешь. Нам нужен богатенький пентюх, чтобы было на чьи
бабки веселиться. А ты на богатенького не тянешь, милый мой. Ты больше
любишь пыль в глаза пускать своей удалью. Думаешь, я не понимаю, почему ты
все время в одной рубахе щеголяешь?
  - И почему же?
  - Да у тебя на армяк вечно бабок не хватает, вот ты и сделал его
отсутствие своим стилем.
  - Вот как! А ты уверена, разогни коромысло, что после свадьбы про меня не
забудешь.
  - Ну что ты такое говоришь, милый! Что Выжига, что Благуша - скучные
дудаки, мнящие о себе невесть что! С тобой куда веселее. Взять хотя бы
твою идею уговорить их на Отказную гонку, чтобы без помех побыть нам
вместе.
  Благуша всегда считал, что подслушивать чужие разговоры, не
предназначенные для его ушей, - дело недостойное. Но разговор Милки со
Скальцем касался его лично, да и деваться уже было некуда. Так что он
сидел, уставившись в малину невидящим, застывшим взглядом, и не знал, как
ему сейчас поступить. По идее, по самым скромным прикидкам, следовало бы
сломать Скальцу челюсть. А заодно руки, ноги и... Но финальный душевный
запал, благодаря которому он из последних сил все-таки добрел до дома
Милки, после обрушившейся на его голову новости об измене растаял
бесследно, и всепоглощающая усталость теперь завладела им полностью. Она,
эта усталость, неподъемной тяжестью пригибала плечи к земле и властно
подавляла любые эмоции, в том числе и праведный гнев, который он должен
был испытывать Но не испытывал. Сейчас ему нестерпимо захотелось только
одного - спать...
  - Поверь мне, милый, - между тем продолжала нежно. ворковать Милка, - у
меня всегда найдется для тебя время, тем более что эти торгаши без конца
пропадают на кону!
  - Это было непросто, - Скалец гнусно захихикал, - очень непросто, разогни
коромысло, уговорить их на эту авантюру. Упирались оба, как бычки перед
бойней Даже когда Выжига уже согласился, Благуша все еще никак не мог
решиться1 Поэтому ничего не оставалось, как напоить его сонником. Тут я,
надо признаться, чуть не дал маху, так как потом пришлось битый час снова
уговаривать Выжигу - ему, видите ли, такой поступок показался нечестным.
Пришлось напомнить, чего он может лишиться, ежели ты выберешь Благушу. Как
это ни смешно, но он в тебя, милая, по уши втрескался, так что в конце
концов сработало...
  - Правда? - В голосе Милки мелькнуло явное удивление.
  - Что - правда? - не понял Скалец.
  - Что Выжига в меня влюблен?
  - Да правда, правда... Я от него каждый день по сто раз слышал - Милка да
Милка. Жить без тебя, бедолага, не может.
  - А Благуша?
  - А Благуше, по-моему, только кажется, что он тебя любит. Думаю, он на
тебя глаз положил чисто из соперничества с Выжигой. Они же с самого
детства, разогни коромысло, сколько их знаю, друг перед дружкой удаль
показывают, все никак не могут решить, кто лучше.
  - Любит... - задумчиво повторила Милка.
  - Эй, ты чего, разогни коромысло? Раньше, что ли, не знала?
  - Тебе пора, Скалец. - Из голоса Милки вдруг исчезла вся приятность. - Я
бы не хотела, чтобы кто-нибудь из женихов застал тебя здесь. Думаю, ты и
сам этого не жаждешь.
  - Хорошо, хорошо, только прощальный поцелуй...
  - Обойдешься Проваливай!
  - Да что с тобой, разогни коромысло?!
  - Проваливай, я тебе говорю, пока все не испортил!
  - Ну ладно, ладно... Вечно этим бабам вожжа под хвост ежели уж попадет,
то...
  Благуша вдруг обнаружил, что, спотыкаясь и пошатываясь, уже бредет среди
березовой рощицы, что росла через дорогу от Милкиной усадьбы, даже не
заметив, как сюда попал. Сознание словно провалилось в какую-то бездонную
яму, а потом вернулось...
  Он же ради нее, Милки, такое сумасшедшее путешествие совершил, растерянно
думал Благуша, опустив голову и уставившись невидящим взором себе под
ноги. Сердце истекало обессиливающей тоской, словно кровью. Сначала коняг
чуть не загнал, Махину догоняя. Затем с бандюками сражался, жизнью
рискуя... А в заключение - на камиле целые сутки в седле провел, хуже
пытку не придумаешь... Как же она могла, вот так походя, развеять все, что
было между ними хорошего? Что было дорого им обоим... Да обоим ли? Может,
прав этот подлец Скалец, и он все время занимался самообманом, ухаживая за
Милкой? Тогда почему же ему сейчас так тошно от одной мысли, что он
приобрел рога еще до свадьбы? Гордость мужская заговорила? Только ли?
  А в березовой роще было хорошо. Тихо, прохладно. Уютно, успокаивающе
шелестели зеленые листочки, играя с заблудившимся среди гибких ветвей
молодым ветерком. И мягкий травяной покров среди белоствольных красавиц,
приятно манивший взгляд, казался мягче любой перины...
  Он не запомнил, как опустился в траву, подложив мешок с камильным
снаряжением под голову - вместо подушки. И тем более не запомнил, как
заснул мертвым сном.

  ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ,
где выясняется, что не так уж все плохо, как могло показаться

  Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
  В каждом возрасте свои прелести, но в молодости - еще и чужие.
  Апофегмы

  Невестин день подходил к своему закономерно счастливому концу.
  К ночи на освещенную по всей длине цепью ярких костров свадебную поляну
высыпала вся Светлая Горилка от мала до велика - посмотреть на подоспевшие
свадьбы да принять участие в общем веселье. Народ гулял и веселился от
души под заводные ритмы отчаянно наяривающих балабоек и заливистое дуденье
дудок в руках истинных мастеров, как своих, весянских, так и приглашенных
из ближайшего городка - Гусь-3азеркального. Кто помоложе, разбившись на
парочки, отплясывал гопака, кто постарше - водил хороводы, а веселые
хохочущие парочки суженых, наряженные исключительно в белое и голубое,
прыгали с разбегу через высокое зубастое пламя ревущих костров, стараясь
не подпалить пятки. Визгу и криков было - не счесть. Тех же, кто умаялся
от прыжков и плясок, радушно поджидали заваленные различной снедью
праздничные дубовые столы, выстроившиеся ровной шеренгой по краю свадебной
поляны вдоль дороги - перекусить на скорую руку и выпить. Тут же, за
крайним столом, важно восседал староста Светлой Горилки - Подорожник,
уткнувшись посиневшим носом вечного выпивохи в здоровенную Анбарную Книгу,
занявшую чуть ли не полстола. С возрастом Подорожник изрядно похудел,
особенно после того, как благополучно разменял седьмой десяток лет,
поэтому из-за своего высокого роста выглядел как высушенная жердь, но
по-прежнему славился своими необычайно длинными и столь же необычайно
вислыми усами. И во время короткой торжественной речи, обращенной к
очередному жениху и невесте, частенько морщился и отплевывался, когда
какой-нибудь ус попадал в рот. После чего с видимым облегчением скреплял
священный союз новобрачных официальной записью в Анбарной Книге - чтоб,
стало быть, жили долго и счастливо.
  Пристроившись на скамье под раскидистой яблоней, Скалец неторопливо цедил
молодое вино из деревянного бокала, наблюдая лишь за одной парой - Выжигой
с Милкой. Выжига был одет в белоснежный армяк, голубые широкие штанцы и
белые сапоги, Милка - в голубое приталенное платье с подолом до земли, а
на голове ее красовался симпатичный венок из веселеньких желтых забудок. У
обоих в правом ухе поблескивало по голубой серьге размером с ноготь - знак
семейного положения. Они только что перепрыгнули последний костер и снова
направлялись в начало цепи - возбужденные и раскрасневшиеся от движений.
Хорошо вместе смотрятся, разогни коромысло, ничего не скажешь. Особенно
Милка - прямо чудо как хороша! Милка...
  Скалец сделал очередной глоток, пьяно икнул и скривил тонкие губы в
пародии на улыбку. Кисло-сладкое вино пилось легко и приятно,
распространяя в душе странную легкость и пустоту, помогавшие не думать о
неприятном... но поведение Милки, серьезно изменившееся со вчерашнего
вечера, не шло из головы, и никакое вино не помогало. Оно ему очень сильно
не нравилось, это поведение. Говоря простым и понятным языком, Милка его
больше не замечала. Словно он вдруг превратился для нее в пустое место.
Понятое дело, было бы глупо выказывать свои чувства к нему при женихе, но
сейчас Скалец не видел даже намека на теплое к себе отношение. Ни одного
из тех намеков, на которые девица была мастерица. Неужто клюнула на его
вчерашние слова, что ляпнул сгоряча, - о том, что Выжига любит ее на самом
деле? Попробуй пойми, что им нужно, бабам этим...
  Не хотел себе Скалец признаваться, но эта девица задела его сердце куда
сильнее, чем он ожидал. Сколько уже у него до нее было, Скалец даже со
счету сбился - своими любовными похождениями он был известен не только в
Светлой Горилке, но и в Гусь-Зазеркальном, - недаром народ его прозвал
Красавчиком. А вот поди ж ты, зацепила сердце своя, весянка, с которой,
можно сказать, детство голопузое и голозадое вместе провел. Да, надо с
этим что-то делать... Но что?
  Красавчик презрительно покосился на свободных от пар молодок, сбившихся в
болтливые стайки возле игровых костров. Те время от времени бросали в его
сторону робкие, исполненные несбыточных надежд взгляды. Далеко вам до
Милки, соплюхи, далеко, и не мечтайте...
  Когда Выжига с Милкой отпрыгались над кострами в очередной раз и
направились в его сторону, Скалец насторожился - вид у братана был до
странности хмурый и озабоченный. И это несмотря на царившее вокруг
праздничное настроение, несмотря на его победу в этом сумасшедшем
состязании - Отказной гонке, превратившую его в громкую знаменитость.
Победу, в которую мало кто верил, а особенно - сам Скалец. В груди екнуло
от дурного предчувствия. Неужто Милка проговорилась? Да нет, не может
быть... Не враг же она сама себе. Скалец быстро наполнил вином свободный
бокал и протянул братану, когда тот оказался рядом. При этом он едва не
промахнулся - кажется, немного перепил. Выжига бокал принял, небрежно
пригубил и, сразу передав Милке, хмуро буркнул.
  - Благуша все еще не появлялся?
  - Нет, братан, не появлялся, - проникновенно заверил Скалец, у которого
отлегло от сердца, так как дело было не в нем. Он даже ладонь для
убедительности к груди приложил. - Я же знаю, разогни коромысло, как ты о
нем беспокоишься, сразу бы сообщил, ежели что!
  "Только и дел у него, что ли, как заботиться о проигравшем", - подумал
Скалец уже про себя.
  - У стражников на Раздрае узнавал, как я просил?
  - Узнавал, разогни... ик!... коромысло... - С трудом координируя движения
и начиная понимать, что свою норму точно уже перебрал, Красавчик поискал
на столе среди снеди еще один свободный бокал. - Сейчас Гоголь с Моголем
стоят... ик! Так они Благушу не видали. Возможно, что-нибудь знают Вась с
Ивасем, что стояли до них... ик! Да что это на меня напало... Но как их
сейчас найдешь? Это ж в город специально переться надо! Проще... ик!
Разогни коромысло! Так о чем это я? Ах да! Проще подождать, пока они снова
сменятся, к тому же и осталось уже недолго. Может, даже и сменились уже...
ик!
  - А что, песий хвост, разве они же сызнова заступят?
  - Ну да. Моголь заверил, что они. Ик!
  - Вот и хорошо. - Выжига медленно кивнул. - Сделай милость, сходи к
Раздраю еще разок. Может, что и выяснишь...
  - Братан, да... Ик! Ик! Ик! Да сейчас же самое веселье! - Скалец даже
разволновался, так как переться к Бездонью ох как не хотелось, да и выпито
было уже изрядно, ноги так и вели в стороны Он торопливо подвинул
наполненный бокал к Выжиге поближе, едва вовсе не смахнув его со стола. -
Разогни коромысло, да зачем тебе этот... Ик!... я хотел сказать - слабак?
Я вот, например, был уверен, что первым придешь... Ик!... ты, то есть!
  Лучше бы он этого не говорил. Глаза Выжиги вдруг сверкнули небывалой для
того яростью, и содержимое бокала, подхваченное твердой рукой торгаша,
выплеснулось на Скальца. Не ожидавший такой выходки, увернуться тот не
успел и взвыл, когда шипучее вино попало ему в глаза, расплескавшись по
лицу и груди. Пока Красавчик ошеломленно отплевывался и утирался рукавом,
Выжига сграбастал его за грудки и приподнял, цедя сквозь зубы:
  - Благуша должен был вернуться еще сутки назад, песий хвост, со мной, до
меня или после меня, но в тот же вечер!
  И то, что его до сих пор нет, меня очень, очень тревожит, сродственничек!
Ежели с ним что случилось из-за того, что ты его усыпил перед Отказной, то
я тебе, песий хвост, ноги повыдергиваю, понял? Так что моли Смотрящего,
чтобы он появился в ближайшее время!
  - Оставь его, милый, у нас же праздник! - укоризненно одернула Выжигу
Милка, благоразумно переводя внимание жениха на более безопасную тему.
  Ощутив, что железная хватка на его груди разжалась, а ноги снова коснулись
земли, Скалец пошатнулся, но устоял, чувствуя, как стремительно трезвеет.
Выжига же демонстративно отвернулся к столу.
  - Да ты что, братан, - с деланной растерянностью пробормотал Красавчик, -
Я же как лучше хотел...
  Выжига выругался, подхватил Милку под руку и увлек к кострам.
  - Но я еще не допила! - запротестовала невеста.
  - Успеем еще, песий хвост! - отрезал жених, - Костры еще не погасли!
  - Поздновато совесть у тебя взыграла, братец... - Глядя им вслед, Скалец
стер с лица испуганное выражение и мстительно захихикал. - С чего бы это,
разогни коромысло, она у тебя вдруг взыграла? Козлика отпущения ищешь?
Сразу Скалец плохим стал, да? Интересно, как бы ты запел, ежели бы видел
меня вчера со своей невестой? Ик!
  Он озабоченно умолк, вдруг представив, что с ним сделает Выжига, если
все-таки узнает о его связи с Милкой. Разогни коромысло, может, самому
завязать, пока не поздно? Скалец почесал затылок, вздохнул, налил из
кувшина полную чарку вина и выпил залпом. Кстати, а вот в самом деле
интересно, где же Благуша до сих пор ошивается? Мог, конечно, и не успеть
до смещения, и тогда его здесь увидят еще не скоро... А может, он уже
давно здесь и просто не хочет показываться с досады, что Выжига
отхватил-таки Милку себе? А ежели... От неожиданной мысли Скалец даже
взмок и воровато глянул по сторонам, словно проверяя, не подслушал ли кто
его думы. А ежели Благуша прибыл вовремя и слышал их с Милкой разговор,
когда он, Скалец, с ней прощался? И потому не пришел на свадьбу,
раздумывая, как отомстить лично? Ох...
  Скалец натужно рассмеялся, даже не подозревая, насколько он был близок к
истине в своей догадке. Непонятно, что в голову лезет, разогни
коромысло... Благуша не такой человек, чтобы мстить. Этот добродушный
тюфяк за свою жизнь даже кошары не обидел. Правда, он может передать
разговор Выжиге... Впрочем, подобные подлости тоже не в его духе... Но
мысль о прячущемся где-то рядом Благуше уже засела в голове беспокоящей,
свербящей занозой.
  Ладно, решил Красавчик, подкручивая тонкие усики, сходит он к Раздраю.
Ночь длинная, успеет еще повеселиться. Всего-то и нужно глянуть - не
вчерашние ли стражники заступили сызнова. Торгашей такого уровня, как
Выжига и Благуша, все знают в лицо, они на кону каждый день снуют, сделки
обделывая, так что мостовики-раздрайники наверняка запомнят, пересекал ли
Благуша Бездонье.
  Скалец снова налил вина, хлебнул на посошок и, изрядно пошатываясь, отошел
поглубже в рощу, где было потемнее, так как часть выпитого давно уже
просилась наружу. Но едва он взялся за штанцы, как прямо перед ним в
темноте кто-то приглушенно всхрапнул. У Красавчика от испуга чуть сердце
из груди не выскочило, а шевелюра встала дыбом - куда только щегольские
кудри подевались, волосы распрямились, как свиная щетина.
  - Ик! - вырвалось у Скальца. - Кто здесь?!
  Ответом было молчание. Минуту он стоял неподвижно, затаив дыхание и
напряженно прислушиваясь, но странный звук больше не повторился.
Послышалось, наверное. Он шумно перевел дух, приспустил штанцы и пустил
струю в то самое место, что его так напугало. Накось получи...
  Раздавшийся в ответ утробный звериный рык пригвоздил его к месту - мороз
пошел по коже. Не успел он опомниться, как что-то темное вывернулось
из-под смутно белеющей в ночи березы и крепко схватило его за грудки.
  - Оторви и выбрось, опять! - яростно выругался этот кто-то, и Скалец по
характерному матюгальнику неожиданно узнал Благушу. - Да что это за оказия
такая на мою голову! Ты кто такой, елса тебе в душу?!
  - Ик? Благуша, ты? - пискнул Красавчик, беспомощно болтаясь в неожиданно
мощных руках и шалея от превращения тихого скромного парня, каким он знал
его до Отказной, в разъяренного, точно ханыга, типа.
  - Никак снова ты, Скалец? - Благуша на миг замер, словно не веря своим
глазам. И вдруг взревел не хуже подраненного ведмедя, - Скалец, оторви и
выбрось, ты же мне армяк испортил!
  От последовавшего вслед за воплем удара в челюсть Скалец кувыркнулся через
голову и начисто лишился сознания.
  Дежурные стражники, Вась и Ивась, только что присланные в очередной наряд
на Раздрай из Гусь-Зазеркального, были родными братьями, но составляли
исключительно забавную пару. Если старший из братьев, Вась, уродился хилым
коротышкой - от горшка два вершка, нормальному славу едва по грудь, то
младший, Ивась, вымахал в такую орясину, что тот же нормальный слав должен
был задирать голову, чтобы только взглянуть ему в лицо. Что само по себе
являлось предметом немалой гордости последнего, не говоря уже о чудовищной
силе, коей он обладал. Но, несправедливо распределив между братьями стать,
природа в качестве компенсации отдала все мозги именно Васю, выделив Ивасю
всего пару скромных извилин, которых вполне хватало на то, чтобы донести
ложку до рта и правильным концом взять алебарду. Поэтому когда возникала
нестандартная ситуация, в этой своеобразной парочке, кстати на диво
дружной и согласованной в совместных действиях, сначала напрягались Мозги
и, только когда их способностей не хватало, подключалась Сила.
  Оба стражника щеголяли в обшитых медными бляхами и полосами армяках одного
размера, принятого к воинскому стандарту в Гусь-Зазеркальном, причем Васю
армяк доходил аж до колен, а Ивасю - только до пупка, и в пузатых,
смахивающих на обычные чугунки шлемах. Вдобавок правые руки раздрайников
сжимали грозные алебарды (для Вася в виде исключения древко было
укорочено), что позволяло им по праву гордиться своим воинственным видом и
старательно нести