Александр Етоев.
   Рассказы

Экспонат, или НАШИ В КОСМОСЕ
Восьмая тайна вселенной
Женя
ОПЫТ НА СЕБЕ
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ - ЛАЗАРЬ
ЗМЕЯ, ПОЖРАВШАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
ЭКСПЕРТ ПО ВДОХАМ И ВЫДОХАМ
ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ - ЛАЗАРЬ


     Александр Етоев.
     Экспонат, или НАШИ В КОСМОСЕ
                                        Рассказ

   Говорил тот, краснорожий, что вывалился из корабля первым. Сильно мя-
тый, в пятнах масла комбинезон, продранные рукава и колени, ржавчина  на
пряжках и на заклепках. И сам он был вроде  как  не  в  себе.  Дергался,
приплясывал, изгибался - может быть, от волнения, а  может,  сказывались
последствия неудачного входа корабля в атмосферу. Кольца, сетки, фляжки,
ножи, помятая стереотруба, с два десятка непонятных приборов,  оружие  -
словом, все, что было на нем, скрипело, звенело,  булькало,  скрежетало,
не умолкая ни на секунду.
   - Эй, длинный! Ты, ты, нечего оборачиваться. Тебе говорю: какая у вас
планета?
   Желтый палец пришельца то попадал в Пахаря, то промахивал мимо и тог-
да начинал выписывать в воздухе странные танцующие фигуры.  Другая  рука
краснорожего крепко заплутала в ремнях, оплетавших его, будто  тропичес-
кие лианы. Он то и дело дергал плененной рукой, хотел вернуть ей  свобо-
ду; плечо взлетало и падало под громкий хохот походного  снаряжения,  но
рука оставалась в путах.
   Пахарь, или Рыхлитель почвы, так его называли в деревне, стоял молча,
локоть положив на  соху  и  пальцами  теребя  густую  рыжую  бороду.  Он
чувствовал, как дрожит под сохой земля, и дрожь ее отдается в теплом де-
реве рукояти. Земля ждет, когда он, сын ее и работник,  продолжит  дело,
взрыхлит затвердевший покров, и она задышит свободно сквозь ломкие  раз-
вороченные пласты. Но этот чужой, что кричал от края поляны, и те, что с
ним, и то, что было за ними,- большая круглая штука, похожая  на  дерево
без коры,- мешали доделать начатое.
   Он стоял и молчал. Ждал, когда они уберутся.
   - Ты что, глухой?
   Пахарь молчал.
   - Или дурак?
   Он почувствовал зуд на шее под рыжими лохмами бороды. Муравей. Высоко
забрался. Пахарь повертел головой, потом пальцем сбросил с себя докучли-
вого путешественника.
   - Я спрашиваю, планета как называется, а он мне  башкой  вертеть.  Ты
Ваньку-то не валяй, знаем мы эти штучки.
   Те, что выглядывали из-за спины говорившего - двое слева и двое спра-
ва,- с виду были немногим любезнее своего предводителя.
   Говоривший, не дождавшись ответа, грозно насупился и подался на  пол-
шага вперед. Те, что стояли в тени его широкой спины, качнулись было  за
ним, но удержались - видно, подумали, что безопасность тыла важнее.
   Вожак кожей почувствовал пустоту, холодком обдавшую спину,  покосился
по сторонам и отступил на прежнее место.
   - Что это у тебя за уродина? - Голос его стал мягче.
   Пахарь подумал: отвечу, может быть, уберутся пораньше.
   - Со-ха,- ответил он скрепя сердце.
   - Со-ха? - переспросил пришелец.- Ну и название. Со-ха. Ха-ха. Ты  ей
чего, копаешь или так?
   Пахарь устал говорить. Одно слово - это уже труд. Но он сделал усилие
и выговорил по складам:
   - Па-хать.
   - Па-хать,- повторил краснорожий и обернулся к спутникам: - Лексикон-
чик. Зубы о такие слова поломаешь. "Пахать".
   Пахарь стоял, не двигаясь. Он сросся с сохой, слушая  гул  земли.  Но
пока эти пятеро здесь, она и он, ее сын, будут терпеть и ждать.
   Лицо Пахаря, заросшее дикой шерстью, его сильные, грубые руки,  низко
склоненные плечи - все в нем выражало полное безразличие к суете и  сло-
вам пришельцев. Он смотрел на них и сквозь  них.  Так  смотрят  на  свет
сквозь пыльную чердачную паутину. Иногда Пахарь зевал, и на солнце вспы-
хивали желтым огнем его большие сточенные клыки.
   Ни интереса, ни страха, ни удивления - ничего  не  отражалось  в  его
застывшей фигуре. Он просто стоял и ждал. И земля ждала вместе с ним.
   Пришельцы тем временем, сбившись в кучу, о чем-то тихо шептались. Ше-
пот то поднимался волнами, и тогда над поляной  в[/]оронами  вспархивали
слова: "в рыло", "с копыт долой", "пусть подавится",- то утихал до  ров-
ного мушиного гуда. Наконец, тот, что был главным, крикнул через поляну:
   - Ну ладно, вижу, с тобой много не поговоришь.  Значит,  так.  Бросай
эту свою со-ху. Полезай вон туда. Дырку в борту видишь? Люк  называется.
Туда и полезай.
   Пахарь стоял неподвижно. Только рыжие лохмы подрагивали на  ветру,  и
солнце перебирало по волоску густую его копну, добавляя к  рыжему  золо-
тое.
   - Ты чего, дылда, совсем уже в дерево превратился? Полезай в люк, те-
бе говорят. В плен мы тебя берем. Плен, понимаешь? Плен. Будешь ты у нас
пленный. Такое правило, понимаешь? С каждой планеты, даже  такой  задри-
панной, как твоя, мы берем по штуке  местного  населения.  У  нас  там,-
краснорожий показал на ракету,- таких охломонов, как ты,  четыре  клетки
уже набиты. Скучно не будет.
   Пахарь его не слышал. Он слушал землю. Он ей отвечал. Она и он  гово-
рили. Так, неслышным для чужих языком, они могли говорить долго - сутки,
недели, столько, сколько могло продлиться  вынужденное  ожидание.  Земля
была терпелива, она задерживала дыхание. Пахарь сдерживал внутренний ток
тепла. Если сейчас к нему прикоснуться чужому, то чужой почувствовал  бы
холодную, как у рыбы, почти ледяную кожу. Чужой подумал бы - Пахарь умер
или же умирает, превращаясь в застывшую каменную фигуру.
   Но чужой стоял далеко. Что-то ему было от Пахаря нужно.
   - Слушай, дед. По-хорошему тебе говорю. Полезай в люк.  Не  то  будем
говорить по-другому. Это видал?
   Говоривший свободной рукой приподнял и держал на  весу  короткую,  но
увесистую трубу. От рукоятки она  раздувалась  плавно,  потом,  сходясь,
выпрямлялась, а на конце чернел, не мигая, круглый опасный глаз.
   Мордастый помахал ей на уровне пояса и оставил висеть на ремне.
   - А это?
   Красная рожа вытащил откуда-то из-за спины длинную-предлинную штангу.
Он споро и ловко переломил ее на добрый десяток колен и получилось  кол-
ченогое металлическое существо, очень похожее на паука. Существо стояло,
не двигаясь. Тогда краснорожий пнул паука ногой и кивнул в сторону Паха-
ря. В ответ на пинок и кивок паук заходил, запрыгал на пружинящих лапах,
потом на секунду замер и как-то медленно, осторожно стал  подбираться  к
Пахарю. Но подойти близко хозяин ему не дал. Ликвидация местного  жителя
в планы пришельцев, видимо, не входила. Командир снова превратил паука в
штангу и убрал ее за спину. Демонстрация военной техники на этом не кон-
чилась.
   - Еще и такая штука имеется. И вот. И это. И УБЮ-25. И песочные  бом-
бы. И сколопендральная костоломка. И причиндатор с  педальным  сбиромет-
ром.
   Краснорожий вытаскивал на свет божий и убирал обратно  новые  замеча-
тельные конструкции, одна лучше другой. Стреляющие, сжигающие, стирающие
в порошок, перемалывающие в муку, высасывающие из тела кровь, пот и сле-
зы.
   Но Пахарь для слов был мертв. Слов он не слышал. Он  вел  разговор  с
землей.
   - Теперь понял, что мы не шутки шутить приехали.- Рожа кричавшего  из
красной превратилась в багровую.- Мы разведчики. Экспедиционный  десант.
Планета Земля - небось, и не слыхал о такой, деревня?
   Ответа не было. Ответа не было долго. Его и быть не могло.
   Вместо ответа что-то скрипнуло над поляной, как бы вздохнуло. Но  это
был не ответ.
   Это был небольшой овальный лючок, открывшийся на цилиндре ракеты.  Из
лючка вслед за скрипом и клочьями желтоватого дыма выдвинулся конический
раструб рупора.
   Группа стоявших на поляне землян уже на скрип напрягла скулы  и  раз-
вернула плечи. Когда же раскрылся зев рупора, краснорожий, что  выступал
за командира и парламентера одновременно, подпрыгнул строго по  вертика-
ли, расслабился на мгновенье в воздухе, потом выпрямился и жестко  опус-
тился на землю.
   Он стоял тоньше лезвия сабли и такой же отточенный, как она. Амуниция
ему не мешала. Кроме того, в полете он повернулся, как стрелка  компаса,
на половину круга и стоял теперь к лесу передом, к полю задом.
   Рупор заговорил. Голос его был с песком, словно заезженная пластинка,
и звучал очень уж глухо, будто говорили не ртом.
   - Старший лейтенант Давыденко...
   Сабелька, вставшая к лесу с ракетой передом, замерла как перед  боем.
Красная ее рукоятка затемнилась скважиной рта.
   - Й-а, тащ грал.
   - Плохо, лейтенант. Темпы, не вижу темпов. Форсируйте программу  кон-
такта. Немедленно. От третьего пункта - теста на агрессивность -  срочно
переходите к четвертому: мирная пропаганда. Выполняйте.
   Сабелька сверкнула бриллиантовым острием.
   - Есть мирная пропаганда.
   Рупор убрался. Овальная рана в борту быстро зарубцевалась.
   Старший лейтенант Давыденко прочистил рот  крепким  горловым  "га"  и
приступил к четвертому пункту программы.
   - Слышь, дед. Соглашайся, а? На Земле у нас, знаешь, как хорошо?  Ма-
лина. Жить будешь в отдельной клетке. Клетка теплая, остекленная. Отлич-
ная клетка. Это не какая-нибудь тебе хибарка из соломы или вонючая яма в
земле. Жратвы будет - во! Делать ничего не надо. Ни пахать, ни сеять.  У
нас - автоматика. Ты - экспонат, понимаешь? Работа у тебя будет такая  -
экспонат. Люди придут, на тебя посмотрят. Во, скажут, ну и дед! Где  та-
кие деды водятся? А на клетке табличка. Ага, скажут,  планета  такая-то,
звезда, созвездие, все путем. Ну как? Чем не жизнь?
   Цвет лица лейтенанта опять возвращался к нормальному -  цвету  тертой
моркови. Картины рая, которые он только что рисовал,  должно  быть,  по-
действовали и на него. Наверное, ему стало жаль себя, не имеющего  угла,
где голову приклонить, и мотающегося  по  пространству,  как  безымянный
неприкаянный астероид. Но он сдержался, и скупая слеза так и не  покати-
лась по его мужественной щеке.
   Лейтенант выдержал положенную по инструкции паузу. На лицо он  сейчас
был сами милость и доброта. Но косматого урода ни милость, ни доброта не
брали. Наконец, Давыденко решил: хватит. С милостью пора кончать.  Время
переходить к делу. Еще минута и все. Надо бородатого брать. Такова прог-
рамма контакта. Пункт пять.
   - Эй...- начал он и осекся.
   Потому что с местным творилось что-то уж очень неладное. Вроде как он
стал короче.
   Лейтенант плохо соображал. Он протер рукавом глаза, и пока  протирал,
дед заметно укоротился.
   - Черт! - сказал Давыденко и повернулся к своим  товарищам.  А  вдруг
они что-нибудь понимают в творящемся безобразии. Но те  смотрели  сквозь
главного такими детскими безоблачными глазами, что лейтенант понял:  эти
ему не советчики.
   Он вновь посмотрел на Пахаря. Но не тут-то было. Взгляд его  пролетел
мимо цели; цель ушла, сместившись сильно к земле.
   - Елки-моталки...
   От деда оставались буквально плечи, руки и борода. Да на земле  перед
ним стояла, прикрывая его, словно парижская  баррикада,  та  безлошадная
дедова соха, на которую он давеча опирался.
   - Куда? Эй! - Давыденко уже приходил в себя.- Стой! Куда  ты,  дедок?
Погоди.
   Из-за спины лейтенанта высунул голову некто худой, щуплый, в очках  и
с лаковой бороденкой.
   - Я знаю, я знаю...- Голос его  срывался,  как  у  всякого  выскочки,
стремящегося опередить других.
   - Я сам знаю,- сказал лейтенант, как  отс(223)к.  Очечки  враз  стали
тусклыми и погасли за бугристой лейтенантской спиной.
   Давыденко скомандовал:
   - Рябый, Гершток, Сенюшкин. Быстро. С лопатами. Дед под землю уходит.
Вон, одна плешь торчит. Скорей. Почему заминка? Рябый, Сенюшкин. Ибраги-
мов - на помощь. Черт, весь ушел. Быстро. Копать. Ибрагимов, чурка  без-
мозглая! Да не причиндатором, а лопатой!  Отставить  причиндаторы,  кому
говорю!
   За спиной лейтенанта стало просторно, там загулял ветерок.
   Впереди над полем взлетали и падали белые черенки лопат. Локти копаю-
щих ходили мерно, как рычаги. Повалил пар.
   Пришельцы копали планету. Планета не сопротивлялась. Планета была ум-
на. Пахарь, Рыхлитель почвы, продолжал делать дело руками пришлых людей.
   Ком земли, прошитый белыми  волосками  корней,  откатился  к  бахилам
старшего лейтенанта. Лейтенант вдавил свой каблук в эту зыбкую  земляную
плоть, и на земле отпечатались мелкие паучки звезд, забранных  в  контур
пятиугольника,- эмблема Космофлота.
   - Пусто,- сказал лейтенант, заглядывая  за  спины  землекопов.Никого.
Неужто ушел в глубину?
   Опять засверкали стекла давешнего очкастого выскочки.
   - Товарищ лейтенант, я, кажется, понимаю...
   - Во-первых, старший лейтенант, а во-вторых - как тебя там... штаб...
штуб?..
   - Космозоолог Герштейн.
   - Так вот, зоотехник Горшков, понимать - это моя  забота,  а  твоя  -
молчать в тряпочку и копать.
   Тут острие лопаты бортинженера Сенюшкина и его  запотевшее  от  труда
лицо повернулись в сторону леса.
   - Холмик, товарищ старший лейтенант. Там. Левее того  пенька.  Раньше
вроде бы не было.
   - Говоришь, не было? - Давыденко надавил пальцем на правый глаз.- По-
жалуй, и правда не было. Ах, дед!  Ах,  зараза!  Мы,  как  гады,  копаем
вглубь, а он, падла, по горизонтали чешет.
   - Сенюшкин. Ибрагимов. И ты, зоотехник. Всем к тому холмику.  Быстро.
Копать.
   Солнце планеты стояло в воздухе неподвижно. Казалось, оно забыло, что
существуют законы движения. Тень от ракеты, как упала когда-то,  развер-
нувшись на земле мутной пепельной полосой, так и продолжала лежать.  Она
чувствовала себя здесь хозяйкой.
   Холмик скоро исчез, превратившись в могильную яму.
   По черенкам лопат, по их зазубренным лезвиям скатывались желтые горо-
шины пота. Люди трудились. Солнце стояло. Поляна превращалась  во  вспа-
ханное поле. Земля знала, что делает.
   - Вот он. Всем туда. Гершток. Ибрагимов.
   И опять: пот, труд, могила.
   - Ушел. Ну, ловкач.- Давыденко сплюнул в очередную вырытую  траншею.-
Нет, так дело не пойдет.
   Плевок еще не впитался в землю, а лейтенант зигзагами, как  положено,
уже ковылял к ракете. Подойдя к самому борту, он снял с ремня стереотру-
бу и с размаху ударил ею по обгорелой обшивке. Потом ударил еще.  Второй
удар был короче. Сделав два  условных  удара,  лейтенант  задрал  голову
вверх и заорал что есть мочи:
   - Там, на борту! Срочно спускайте экскаватор. Закопался чертов экспо-
нат, без экскаватора не отроешь.
   - Спускаем,- послышалось с высоты.
   - А вы...- Лейтенант оглянулся на расслабившихся  без  дела  работни-
ков.- А вам...
   Договорить он не успел. Хорошо, вовремя отскочил в сторону. Запрошен-
ная машина уже дрожала с ним рядом, оправляясь после  скоростного  паде-
ния.
   Где-то вверху на стреле грузового крана  завивался  мелкими  кольцами
лопнувший от натуги трос.
   Это был малогабаритный землеройный автомат типа  "Урал",  управляемый
голосом.
   - Слушай мою команду.- Лейтенант взял власть над машиной.
   Экскаватор его команду почему-то не слушал. Он стоял как стоял,  даже
дрожь прошла.
   Давыденко не стал смущаться. Смущаться лейтенант не любил. Решив, что
машина, может быть, слегка глуховата, он добавил голосу грома:
   - Слушай мою команду...
   Глухонемой экскаватор стоял без движения.
   Сенюшкин, бортинженер, тихонько, как бы разговаривая с лопатой,  ска-
зал:
   - Белая кнопка на пульте. Питание.
   - Ага,- вдруг прокричал Давыденко, хлопнув раструбом  причиндатора  о
бедную стереотрубу,- а питание? Идиоты! А питание кто подключать  будет?
Пушкин? Белая кнопка на пульте. Совсем отупели, бездельники.
   Он кулаком пригрозил переминающейся от смущения команде.
   Через пару минут машина уже тарахтела, раскладывая по полю ровные ку-
чи земли.
   Время шло незаметно. Азарт поисков несколько поутих, но  приказ  есть
приказ - без экспоната на орбиту не возвращаться. И хотя начальство  на-
ходилось там, на орбите, распивая чаи на флагманском  корабле,  и  гене-
ральский голос был не самим голосом, а всего лишь радиослепком,  усилен-
ным для пущего трепета, все равно - лейтенант в службе был тверд и спус-
ку не давал подчиненным.
   То и дело кто-нибудь из землян кричал, показывая на кочующий по поля-
не холмик.
   Послушный "Урал" переползал туда, и скоро новая яма добавляла пейзажу
дополнительную глубину и симметрию.
   Все бы хорошо, только вот холмик норовил играть  в  свои  прятки  все
ближе и ближе к ракете. И экскаватор в роли водящего соответственно  то-
же.
   Неизвестно, кто заметил первый, да и неважно, но солнце вдруг  словно
проснулось, и тень от корабля, до того дремавшая  в  неподвижности,  по-
ползла, поползла, словно кто ей хвост прижигал.
   Собственно говоря, заметили движение не солнца, а  тени,  потому  что
смотрели не вверх, а вниз, в терзаемую машиной землю. А когда посмотрели
вверх, ахнули. Корабль превратился в легендарную башню из Пизы. Он  сто-
ял, страшно кренясь, и крен на глазах увеличивался. Ракета  заваливалась
на сторону.
   - Ай,- закричал лейтенант как-то по-детски - обиженно и с досадой, но
тут же себя осадил, и его бессильное "Ай" превратилось в громкое команд-
ное "Эй!".
   - Эй, там, на борту! Спите вы, что ли? Ракета падает! Ногу давай, но-
гу!
   Наверху, видно, не поняли, потому что из люка вместо опоры показалась
обутая в бахилу нога.
   - Да не ногу, а ногу! Не ту ногу, дурак! Кто там на двигателе? Цедри-
ков, твою так? Табань вторым боковым. Ракета заваливается. И  ногу,  до-
полнительную опору по четвертому сектору.
   Из борта полезла нога. Это была гладкая полированная  телескопическая
конструкция с ребристой платформой вместо  стопы.  Одновременно  затянул
свою волчью песню боковой двигатель, и  струя  газа,  выбивая  из  почвы
пыль, сдобрила воздух поляны новыми ароматами.
   Ракета перестала заваливаться и скоро пошла обратно.
   - Не спят, черти. Работают,- похвалил лейтенант. Потом повторил гром-
че, чтобы услышали на борту: - Работают, черти. Тянут.
   Он хотел похвалить еще, но, видно, и того, что сказал, хватило -  пе-
рехвалил. Двигатель продолжал реветь, а ракета, быстренько миновав  вер-
тикаль, уже заваливалась на другую сторону.
   Как ни орал Давыденко, как ни размахивал кулаками, как ни крутил  па-
лец у набухшего от крика виска - все зря. Двигатель заглушал слова.
   Будто огромный бидон, полный звонких и хрупких стекляшек, ракета упа-
ла на кустарник и низкие деревца, росшие по краю поляны. Тень ее, верный
слуга, бросилась к ракете на помощь, но сдержать удар не смогла, слишком
была тонка, чтобы уберечь тяжелое тело.
   У лейтенанта словно язык отсох. Словно она на него упала.
   Что-то ткнулось в лейтенантские ноги. Он посмотрел, что. Это был  ру-
пор - сильно помятый, битый, но живой и вполне  годный  к  употреблению.
Вот только генеральский голос остался высоко на орбите. Но и помятый,  и
лежащий поверженным на этой чужой земле, рупор, казалось, хранил  отзвук
генеральского слова, и лейтенант бережно, как ребенка, поднял его к себе
на руки.
   Понурая, стояла команда за спиной своего командира.  Лишь  экскаватор
послушно кряхтел на поле, как будто ничего не случилось,  как  будто  не
он, а дядя, довел дело до беды.
   Первым пришел в себя лейтенант. Ему по званию полагалось прийти в се-
бя первым. Вот он и пришел.
   - Не унывай, хлопцы,- сказал Давыденко бодро,- где наша не пропадала.
За мной.
   Лейтенант впереди, за ним остальные двинулись к поверженному кораблю.
   На зеленом ложе, в тени высоких деревьев, так похожих на земные бере-
зы, только листья квадратные и петельки вместо кудрей, он лежал  успоко-
енный, словно спал,- будить не хотелось.
   Давыденко с командой и провинившийся экскаватор  (про  Пахаря  как-то
забыли) вплотную приблизились к кораблю.
   Командир, когда подошли, к уху приставил рупор,  а  его  неровный  от
вмятин край наложил на борт - чтобы выяснить по внутренним  звукам,  все
ли живы-здоровы.
   Так он ходил вдоль борта, прикладывая рупор то там, то сям в  надежде
услышать хоть легкое внутри шебуршание.
   Корабль молчал. Мертвая телескопическая нога,  как  вражеское  копье,
торчала из его большого бездыханного тела.
   Тогда Д