жали, не выдержав лобового удара рослых, тяжелых коней, и атакующие мятежники пробились к пологим склонам северных холмов. Здесь они поневоле свернули к берегу - туда, где чернели борта последних отплывающих галер. Застигнутый на месте, маг Нострацельс подбитой птицей заметался на прибрежном песке, неловко попытался увернуться от неизбежного удара; и лошади сбили его с ног, и отряд промчался, догоняя редких беглецов, а на кончике командирской пики болталась темно-синяя, в мелких звездочках тряпка - сорванная мантия ученого волшебника.
     Галеры тем временем уходили в море и, отойдя на расстояние выстрела от берега, осыпали конницу мятежников роем арбалетных стрел. Всадники валились из высоких седел, других сбрасывали обезумевшие от ран кони, но отряд проскакал опасный участок и пустился догонять и рубить бегущих солдат Конрада. Капитан Лохнер на флагманской галере ухватил рулевого за плечо.
     - Правь восточнее и к берегу! Сейчас они поскачут обратно - им нельзя надолго отрываться от крепости. А ты, солдат, живо, дай-ка мне своей арбалет.
     - Вот он, капитан.
     - У них во главе скачет Клаус Бретон, хочу его ссадить, если получится - живым, нужно только метить в коня. Ересиарх нынче в цене, награды за него мне хватит на полгода безбедной жизни. Эй, парни - не стрелять! Это мое и только мое дело, кто высунется с самострелом без команды, пожалеет, что родился...
     Галера забила веслами, вспенивая зеленый залив, и тяжело развернулась по дуге. Конница между тем рассеялась, уничтожая беглецов, и вновь собралась, всадники тоже сделали разворот и уже собирались вернуться к дамбе, кони в бешеной скачке разбрызгивали тонкий слой воды на береговом песке. Лохнер хладнокровно зарядил арбалет, вскинул его и прицелился, болт сорвался с тетивы, устремляясь к цели.
     - Вот так.
     Рослый каурый жеребец первого всадника, того самого, который сразил Нострацельса, рухнул, переворачиваясь на скаку, пораженный тяжелым болтом прямо в шею. Всадник скорчился в неловкой позе, его нога оказалась придавленной тушей животного.
     - Чистая работа. А теперь стреляйте по остальным, - приказал довольный капитан Кунц. - Покажите еретикам, что значит Империя.
     Рой стрел взвился, поражая живые мишени, многие всадники уже устремились к дамбе, не пытаясь выручить беспомощного командира - и вовремя. Конница императора, обратив внимание на незапертые ворота, уже выехала к насыпи, намереваясь ворваться в крепость, холмистая местность не позволяла пуститься во весь скок, однако, положение становилось критическим для осажденных - вылазка грозила обернуться сокрушительным поражением. Еретики, как могли, перестроились, намереваясь атаковать отборную рыцарскую конницу Церена.
     - Дьявол в помощь! - захохотал Лохнер. - Видно, каждый сам ищет свою погибель - глупое мужичье не умеет воевать. Причаливай к берегу, кормчий, мы подберем добычу.
     Капитан императорских гвардейцев тяжело спрыгнул на песок и подошел к упавшему Бретону. Тот не шевелился, Кунц перевернул пленника и выругался.
     - Дрот святого Регинвальда! Во-первых, этот парень безнадежно мертв - он сломал себе шею, во-вторых, он все равно не Бретон. Вся возня оказалась бесполезной, удача верткая особа, и моя награда меня покинула. Теперь, ребята, поищите Нострацельса - тело или что там от него осталось...
     Солдаты добросовестно обшарили камни и редкие, низкие, жестколистые кусты, перевернули несколько неподвижных мертвецов.
     - Магуса не видно.
     - Должно быть, его растоптали в лепешку, впрочем, искать все равно некогда. На борт! Покажем еретикам, что значит противиться воле государя и обижать его любимцев...
     Флагманская галера отплыла от берега, занимая свое место в строю, а центр событий тем временем переместился к насыпи - на подступах к воротам завязался отчаянный бой.
     Кавалерия мятежников сшиблась, столкнулась с ленной конницей Церена. Оружейники Толоссы свершили чудо - всадники-бретонисты почти не уступали в вооружении баронам Империи, однако проигрывали рыцарям в выучке. Построившись колено к колену, клином, латники Гагена, ответили ударом на удар, и конница мятежников дрогнула, теряя строй. Падали под копыта выбитые из седла, ломались копья и трещали щиты. Большая часть мятежников полегла, раненые лошади с ржанием, похожим на плач, метались по берегу, выжившие всадники пробились сквозь строй имперской конницы и вырвались на дамбу, в последнем отчаянном усилии пытаясь уйти.
     Некоторым это удавалось - редкая цепочка беглецов быстро втягивалась в ворота, на отстающих уже наседали преследователи. Барон фон Финстер до того стремился на плечах беглецов ворваться в город, что первым из имперцев достиг ворот - он успел увидеть, как едва ли не перед головой его лошади упала, замыкая проход, тяжелая решетка. Финстер с досады ткнул преграду кончиком копья, с гребня стены ему ответил громовой хохот...
     Однако, повод для смеха мерк перед драмой разгрома - конница мятежного города почти вся полегла на берегу залива. Финстер повернул коня, мудро избегая насмешек и стрел. Кто-то ухватил его за стремя.
     - Они спалили наш таран серным огнем. Я чудом уцелевший солдат Империи, мессир!
     Гуго Финстер слыл человеком доброжелательного толка. Он презрительно поморщился, оглядел чернобородого, перепуганного, в опаленной куртке толстяка-пехотинца.
     - Можешь подержаться за стремя. Или ладно - садись позади меня. Надеюсь, никто не обратит внимания, какой груз я везу вместо спасенной красавицы.
     Лакомка тут же с благодарностью в душе взгромоздился на широкий лошадиный круп. Мертвый, утыканный стрелами Марти, широко распахнув светлые глаза, так и остался лежать возле ворот. Имперская конница отступала под брань еретиков, пение боевых псалмов и выкрики, уходя от выстрелов, не дожидаясь на свою голову серного огня...
     Тем временем императорские галеры вышли в залив и полукольцом охватили остров. Гребцы работали вовсю. На флагманском судне худощавый лейтенант с поцарапанной щекой подошел к Кунцу Лохнеру.
     - Что будем делать, капитан, опробуем на еретиках медные трубы волшебника?
     - А твои парни умеют обращаться с ними?
     - Как будто бы да. Это не сложно, если в достатке волшебный порошок.
     - Лучше обождем, мне не внушают доверия подобные штуковины и прочее скверное колдовство, живо, готовьте метательные машины и серный огонь. Просигналь об этом на другие галеры.
     Лейтенант замешкался.
     - Капитан...
     - Ты хочешь что-то сказать, Ожье?
     - Там, в Толоссе, кроме бретонистов полно народу - они чеcтные подданные Империи.
     Кунц прищурился, рассматривая неприступные бастионы, шпиль и смятую тряпку церенского флага на нем.
     - Не думай об этом, Ожье, гони прочь ненужные мысли, ты сам знаешь, как это бывает: если замахнулся - руби, или сам упадешь под ударом. Мы или они, а третьего пути просто нет, кого бы я ни жалел, эта память останется в моей душе - для зимних вечеров в старости, а сейчас иди. Иди, нам надо приготовиться.
     Лейтенант ушел и строй кораблей чуть развернулся и заскрипели метательные машины, и в чаши их легли бочки с подожженной смесью. Багрово-черные, косматые клубы огня полетели в сторону острова. Чахлая растительность подле стен, обращенных к морю, сгорала дотла.
     - Недолет. Нужно подобраться поближе.
     Галерный строй хищно скользнули к острову.
     - Заряжайте снова.
     Метательные машины опять плюнули огнем и на этот раз он попал в цель - снаряды рухнули по ту сторону стены. Крепость не отвечала, не пыталась атаковать корабли ответными выстрелами - должно быть, у еретиков оказались малы запасы горючей смеси.
     - Что теперь, капитан Кунц?
     - Подождем результата, Ожье. Мы просто будем стрелять снова и ждать, когда их припечет. Заряжайте.
     - Там будет настоящее пекло.
     - Отлично, этого мы и добиваемся.
     Галеры проворно опустошали запасы бочек, забрасывая крепость негасимым огнем. Дома близ стен уже курились дымом, мутные космы его заслоняли небо.
     - Славно полыхает. А что будем делать, когда кончится зажигательный припас? - поинтересовался худощавый лейтенант.
     Лохнер молчал. Он стоял на шаткой палубе, уверенно расставив ноги и, запрокинув голову, следил за полетом комка яростно клубящегося огня.
     - А? Что ты говоришь, Ожье?
     - Я говорю, бочки с зельем у нас кончаются.
     Капитан Кунц жестко усмехнулся.
     - Когда они кончатся, тогда и пойдут в дело медные трубы покойного Нострацельса!

***

     - Кажется, мы дождались штурма, Бенинк, - сказал Людвиг фон Фирхоф.
     Округлое окно судейского чердака позволяло рассмотреть отсветы и дым пожара. Гильдейский вор подошел и остановился за плечом имперского советника, отблески серного огня отражались в печально-красивых глазах альвиса.
     - А ведь это место казалось таким надежным - оно далеко от насыпи и ворот. Должно быть, солдаты стреляют с галер, со стороны залива. Я уйду на время, мне нужно перекинуться словечком с графом Гильдии.
     Бенинк вернулся мрачным, его тревога явно сменилась поспешностью с примесью страха.
     - Прямо над подвалом графа что-то горит, наверное, рухнул дом, потолок там раскалился и просел - я трогал камень, рука едва терпит жар. Проход к морю до сих пор завален бутовым камнем, к тому же, даже сев в лодки, мы тотчас же угодим в самое пекло. Отсюда надо уходить, мессир советник; крыша пристройки уже немного тлеет, я не поклянусь, что до полудня дом судьи не займется словно майский костер.
     - У тебя есть на примете другое место?
     - Самое надежное место сейчас - это тот самый форт, из которого нам с таким трудом удалось сбежать. Быть может, если туда вернуться... Сейчас, когда город в огне, никто и не подумает спрашивать тессеры, мы легко и просто сумеем раствориться в толпе. Правда, когда дело дойдет до уличных боев, в толпе-то нас и перережут. Настал день волка, советник, и содержимое жил добрых горожан скоро потечет в залив.
     Фирхоф вздрогнул, пораженный мрачным совпадением. "Хронист принял имя Вольфа Россенхеля. Вольф - это волк, приходит мистическое время Адальберта, и самый страшный поворот событий способен наступить в любой момент. Я больше не маг и почти не чувствую астрального эфира, однако моя интуиция все равно осталась при мне - я еще увижу Хрониста, и дай Бог, чтобы эта встреча не оказалась худшей из возможных встреч".
     - Уходим, Бенинк. Не стоит покорно дожидаться конца.
     Они убегали винтовой лестницей, там уже витал запах гари, подземный проход тоже оказался задымлен. Первым шел Бенинк, пока еще редкие клубы дыма причудливо извивались в зеленоватом свете его фонаря; следом торопился Фирхоф, сразу за его спиной - Антисфен, замыкал вереницу Хайни Ладер. Тайный лаз закончился деревянной дверцей, она оказалась подпертой снаружи, но альвис ловким пинком вышиб преграду.
     - Знакомое место.
     Ошеломленный советник императора узнал тот самый подвал бочара, в котором он и Адальберт впервые вели теологическую беседу с ревнивым демоном Клистеретом.
     - Я и не знал, что тут найдется второй выход!
     Бенинк без лишних слов преодолел стертые ступни и осторожно выглянул на улицу. В переулке царило относительное спокойствие - людей не было, но далекий, глухой и слитный шум, то ли крик, то ли плач, долетал сюда издалека. Советник, вор, ученый румиец и наемный солдат выбрались на простор, расшвыривая завалы хлама, после чего осмотрелись.
     Фирхоф запрокинул голову - впервые за несколько дней он мог видеть солнечный свет не из окна; небеса, не голубые, а какие-то бледно-палевые и от пожара, и от жары, затянула мутная дымка. Высоко над крышами кувыркались перепуганные чайки, советнику показалось, что белое оперение птиц запятнала копоть.
     Четверка беглецов выбралась из пустого, тупикового переулка и влилась в людской поток, запрудивший пока еще относительно безопасную улицу Толоссы. В пестрой толпе мешались все виды одежды и все выражения лиц. Оборванный подросток лет двенадцати, с худой высокой шеей и лицом умной обезьянки, сосредоточенно тащил за руку маленькую, добротно одетую кудрявую девочку. Хорошенький, словно ангел, ребенок пищал и вырывался - никто не обращал на эту пару внимания. Зажиточные горожанки, спасая лучшие наряды, натянули их на себя, и теперь в неряшливой толпе, среди грязных кожаных курток и грубого полотна, там и сям мелькали яркие, словно цветы юга, пятна женских одежд. Пожилой, одутловатый мужчина, по виду - торговец, тер сухие глаза, губы его беспрестанно двигались, то ли шепча молитвы, то ли повторяя чьи-то имена. Прошел, раздвигая толпу, десяток сумрачных, хорошо вооруженных пикинеров.
     Гул растерянности и страха витал над скопищем людей. Несчастье и трагическое предчувствие уже наложили на лица призрачную серую тень, согнутые плечи несли невидимый груз обреченности.
     - Я много видел в собственной жизни, еще больше - читал древних, и, тем не менее, с трудом могу поверить, что все это сотворил один человек, - сказал Антисфен.
     - Да, с нашим императором, Гагеном Капелланом, шутки плохи, - отозвался Ладер.
     Фон Фирхоф ужаснулся в душе. "Румиец имел в виду Клауса Бретона, наемник понял его не правильно. Но в своей ошибке, перепутав императора и мятежника, простак Ладер, тем не менее, оказался мудрее нас всех. Клаус идет до конца - ему уже нечего терять и почти нечего бояться, отправляясь на смерть, он не станет думать о гражданах Толоссы. А мой венценосный друг - он в безопасности, и, тем не менее, в порыве мести и гнева спалит этот город, словно копну соломы. Неважно, что три четверти несчастных не виновны ни в чем, здесь просто дают наглядный урок бунтующим против Империи..".
     Словно едиными легкими ахнула толпа, живое скопище бестолково качнулось в теснине улицы - над головами беженцев с низким гулом пронесся комок багрового огня. Снаряд угодил на низкую крышу ближнего дома, тот мгновенно занялся пожаром, дождь обжигающих пламенных брызг осыпал людей.
     - Господи, спаси нас!
     Визг и плач смешались, порождая нестерпимый, бессмысленный шум. В висках у советника гудело, давка и теснота мешали что-либо предпринять, в этот момент фон Фирхоф сполна испил чашу собственной беспомощности.
     - Наверное, я полное ничтожество.
     Антисфен, отбросив ученый скептицизм, неистово, ярко молился на румийском:
     - Спаси нас, Господи, от стрел дневных и огня поражающего, от тысячи тысяч врагов и укуса коварной ехидны...
     Бенинк прикрыл лицо полой плаща:
     - Почему? Это же не вражеский город, это город Церена...
     - В храм! Под каменные своды! Они не должны гореть! - Людвиг кричал, безнадежно пытаясь заглушить вопли и стоны.
     Кажется, его услышали и поняли. Храм святой Катерины, крытый негорючим куполом, высился неподалеку - его стены в свое время пощадили бретонисты. Бенинк одним из первых пробился к широким ступеням высокого крыльца, плечом толкнул тяжелые резные двустворчатые двери.
     - Живо туда!
     Гулкой, зловещей пустотой встретил беглецов священный зал, глубокими ранами зияли стены, с которых по приказу Бретона давно уже сорвали шитые золотом занавеси и панели драгоценного дерева. Почти посредине, под высшей точкой огромного купола одиноко лежала разбитая вдребезги статуя, ее алебастровая белизна все еще казалась живой. Фирхоф не мог узнать изуродованное изображение, в куче мучительно изломанных обломков выделялась чудом уцелевшая тонкая, правильных очертаний девичья рука.
     Зал быстро наполнялся людьми, под суровыми, сумрачными сводами постепенно утихли плач и стоны, словно беженцы не решались еще более осквернить приютившее их священное место.
     Людвиг, войдя в храм одним из первых, постепенно оказался вплотную прижатым к главному алтарю, где-то в массе людских тел, исчезли, затерялись румиец, Ладер и альвис Бенинк...
     В плотной толпе советник императора ждал решения своей судьбы, так же, как ждали в этот день исхода сражения тысячи горожан. Комья огня продолжали сыпаться на город - горели портовые склады и дома, редкие деревья и лодки у причала. Ратуша уцелела, форт пока оставался недосягаем. Хищный строй галер приблизился к крошечной гавани острова, запертой на тяжелую цепь - она не могла вместить все корабли.
     Флагманское судно остановилось на внешнем рейде.
     - У вас молодое зрение, Ожье, что там с насыпью и воротами? - спросил Кунц Лохнер.
     - Наши люди катят запасной таран. Надеюсь, мы оттянули на себя силы бретонистов, это поможет пехоте раскачивать машину.
     - Есть ли еще бочки с зельем?
     - Только что отправили в путь последнюю.
     - Заряжайте трубы Нострацельса.
     Лейтенант слегка побледнел и отправился исполнять приказание. В медные жерла забили волшебный порошок и ядра, у обслуги был вид приговоренных к смерти.
     - Наводи и поджигай. Неплохо бы заткнуть уши, но я не знаю, не окажется ли это грехом...
     Солдат поднес раскаленный прут, и в тот же момент раздался громовой треск. Гребцы, не слушаясь понуканий, в ужасе побросали весла, галера встала, выпущенный снаряд, описав колоссальную дугу, ударил на мелководье у самого подножия крепостной стены - взметнулся фонтан воды и грязи.
     - Недолет. Поправьте прицел.
     Прочие галеры тоже окутались дымом.
     - Как видите, друг мой, все не так уж страшно, - заявил Кунц младшему офицеру. - Это колдовство действует исправно даже и после смерти Нострацельса...
     - Тут не обошлось без его неприкаянной души.
     Ядра тем временем посыпались на стены крепости, круша их в самых уязвимых местах.
     - Славно, друг мой, замечательно.
     Солдаты у ворот в очередной раз оттянули и обрушили на преграду таран - по ним почти не стреляли, удушливый дым стлался над кровлями.
     - Псалмопевцы заняты тушением пожара...
     Под выстрелами рушились древние стены Толоссы, и целые пласты камня с грохотом оседали в море.
     - Прекрасный результат, капитан Кунц. Некоторые бреши годны для пешей атаки на город, нужно только подойти поближе...

***

     (Из "Истории мятежа Клауса Бретона", записанной очевидцем, который пожелал остаться неизвестным)
     "...При таких обстоятельствах церенские галеры устремились к острову. С уцелевших бастионов открывался отличный вид на залив, и эти маневры не остались незамеченными. Повстанцы, очутившись в отчаянном положении, пустили в ход последние запасы - со стен ударили метательные машины и клубы серного огня, наподобие того, какой еще недавно нещадно жег крыши Толоссы, полетели теперь на палубы императорских галер.
     - Дрот святого Регинвальда! Нас бьют нашими же приемами...
     Залп получился не очень густым, многие огневые снаряды канули в морскую воду, но кое-что попало по назначению - о палубу флагманского корабля ударился полыхающий комок, и вспыхнули дерево и парусина, и занялись огнем скамьи гребцов, и бросились врассыпную сами обожженные гребцы.
     - Гасите пожар водой! - закричал лейтенант Ожье.
     - Бесполезно, - отрезал Кунц Лохнер, перелезая через борт обреченного судна. - Серный огонь водой не тушится.
     Многие попрыгали за борт, а оставшиеся на палубе мечтали это сделать. Те же, кто оказались в воде, в печали просили поднять их обратно на борт, поскольку, несмотря на жару, вода в заливе, перемещенная накануне подводным течением, оказалась чрезвычайно холодна.
     - Клинок и Корона! - рявкнул капитан Кунц, отплевывая соленую горечь моря, - Я иду на дно, меня губит мой отличный доспех...
     - Настоящее положение плачевно, а потому держитесь за это бревно, мессир, - посочувствовал верный Ожье.
     Лохнер мертвой хваткой вцепился в обломок галерного весла. Ближний корабль поспешно подошел, взбивая веслами пену, и спасенный капитан гвардейцев очутился на борту. Из-под его кольчуги стекали обильные потоки воды, а к рыцарскому шлему прицепился султан из мохнатой травы моря.
     - Прикажете отступить, мессир?
     - О нет! Еретические свиньи заплатят мне за это омовение...
     ...И несколько поредевший строй судов устремился к суше.
     Как известно, море в этот день оставалось удивительно тихим, и ничто, если н