зию, тем реальнее она становится. В конце концов, наступает
момент, когда миры как бы меняются местами. Иллюзия превращается в
реальность, и, наоборот, иллюзорным становится наш собственный мир - в
таком перевернутом мире демоны очень опасны.

23

Передняя волна нападавших наконец достигла замка. По-прежнему они двигались
узкой колонной, сдерживаемые силовыми стенами дороги. Длинная, похожая на
змею процессия растянулась на несколько километров. Ее хвост отдалился от
площадки, на которой находился Глеб со спутниками, метров на пятьсот.

Оставшийся внизу отряд закончил сборку мортиры на новом месте и готовился
вновь открыть стрельбу. Однако Глеб не торопился доставать лазер и
расходовать последние оставшиеся у них заряды.

Предчувствие неминуемой беды повисло над долиной. Что-то грозное
чувствовалось в низких, вновь неизвестно откуда появившихся тучах.

Перед нападавшими, так же как недавно перед отрядом Глеба, гостеприимно
распахнулись ворота замка. Солдаты Манфрейма не раздумывая устремились в
открывшийся проем.

И тогда возник звук, от которого дрогнули скалы. Звук, похожий на низкий
рев. Огненный протуберанец вылетел из ворот и понесся вдоль дороги,
повторяя ее изгибы, сметая и уничтожая все живое на своем пути. Буквально
за несколько секунд пестрая лента живых существ, заполнявших дорогу, стала
вначале красной, а затем черной.

Огненная волна влетела в долину, разлилась у подножия гор, мгновенно
поглотив в своем пылающем чреве и остатки нападавших, и их жалкую технику.

Через несколько секунд огонь опал, раскаленные камни остыли, и ничто, кроме
кусков жирного черного пепла, не напоминало о трагедии, только что
разыгравшейся у них на глазах.

Неожиданно где-то посередине дороги появилась яркая точка. Она быстро
приближалась, увеличивалась в размерах и постепенно превращалась в
человеческую фигуру, одетую в расписной цветастый халат, почти неприличный
на фоне этой черной дороги.

- Собственно, я собирался их предупредить, хотел сделать как лучше... -
Слова Змиулана прозвучали отчетливо, точно он стоял среди них. - Теперь все
кончено. Вы можете спускаться.

И опять дорога стала совершенно пустой, лишь ветер шелестел хлопьями
темного пепла, да на том месте, где недавно стояла фигура змея, исчезали
последние отблески миража.

Что-то живое упрямо шевелилось у Глеба в кармане, что-то рвалось наружу, и
наконец тоненький голосок прокричал:

- Бронислава там! Внизу! - Шагара, вырвавшись из кармана, стал расти,
достиг своих обычных размеров и сразу же бросился вниз.

Его пришлось останавливать силой. Раскаленные камни внизу представляли
собой реальную опасность, да и не чувствовали они себя готовыми ступить на
эту дорогу снова... Лишь после того, как впечатление от увиденного немного
ослабло, все четверо начали спуск в глубоком молчании.

Вскоре их руки ощутили прикосновение еще не остывшего от огненной купели
камня. Вопреки опасениям Глеба, камень оказался лишь слегка теплым.
Кратковременное воздействие пламени не успело как следует раскалить его
поверхность.

Все же некоторые плоскости, вставшие на пути огня и блестевшие теперь как
отполированное зеркало, пришлось обойти стороной.

Вскоре под ногами у них захрустел шлак и остатки обуглившихся костей. С
трудом сдерживая тошноту, Глеб старался не смотреть по сторонам, и это едва
не стоило ему жизни.

- Стоять! Не двигаться! Всем руки за голову!

Грозный окрик прозвучал настолько неожиданно, что все они почти
инстинктивно выполнили команду.

Из-за камня, в пяти метрах от расщелины и в нескольких шагах от них,
поднялся офицер десантников в легком защитном скафандре.

Только сейчас Глеб понял, какую непростительную ошибку совершил, забыв, что
элитную гвардию манфреймовского воинства всегда составлял отряд
десантников. Им, как правило, поручалась важнейшая задача в любой операции.
Остальное "мясо", - как презрительно называли десантники всевозможный
инопланетный сброд и биологических роботов, - чаще всего служило им только
для прикрытия. Манфрейм никогда не считался с численными потерями, имея
возможность воссоздавать в своих лабораториях тысячи полумеханических
кукол. Так было и на этот раз...

Офицер между тем подошел ближе и откинул темный защитный щиток со своего
шлема.

- Кого я вижу?! Уж не дезертировавший ли это Глеб Яровцев, за голову
которого назначена хорошая премия? Такая хорошая, что даже не верится,
будто ее заплатят... Только без глупостей! - предупредил офицер, заметив,
как исказилось от бессильной ярости лицо Глеба. - Мои люди наблюдают за
каждым вашим движением. Ларсен, покажи им.

Десантники всегда отличались превосходным умением маскироваться на любой
местности, и, пока из-под куста возле расселины не сверкнула вспышка
лазерного выстрела, Глеб не предполагал, что там может скрываться человек.
Луч расплавил поверхность камня над его головой, и раскаленные брызги
больно кольнули лицо. Невольно Глеб дернулся, и второй выстрел сразу же
опалил волосы на голове.

- Достаточно! - приказал офицер. - Иначе вы испортите мою драгоценную
добычу.

- Вел, ты собираешься что-нибудь предпринимать?! - прошипел Глеб, не
размыкая губ.

- Разумеется, нет. Я лишь даю советы, которыми ты часто пренебрегаешь. Что
касается действий, то это твоя обязанность. А слово, которое только что
пришло тебе в голову, вообще не относится к лексикону цивилизованных людей!

Похоже, выпутываться из этой передряги ему придется самому.

Не слушая больше болтовни Книги, Глеб решительно шагнул вперед, к офицеру.
Впрочем, при этом он старался не делать резких движений, чтобы не
спровоцировать неожиданный выстрел из засады.

- Тебе что, жизнь надоела?

- Нет. Я только хочу поговорить с вами наедине, господин офицер!

- О чем мне разговаривать с беглым курсантом?

- А вам не показалось странным, что за мою голову назначена такая большая
награда?

- Это действительно странно.

- Вот об этом я и хотел поговорить без посторонних ушей.

Несколько секунд офицер обдумывал, как ему поступить. Недоучившийся курсант
в его глазах не представлял серьезной опасности, и наконец жадность
победила в нем осторожность.

- Хорошо. Мы отойдем, но не настолько, чтобы тебя потеряли со своих
прицелов мои люди.

- Этого не требуется. Важно лишь, чтобы никто не слышал наш разговор.
Последнюю фразу Глеб произнес достаточно громко и не сомневался, что она
достигла ушей притаившихся в засаде стрелков.

Они отошли метров на пятьдесят, и по легкому шороху в скалах, нависших у
них над головой, Глеб понял, что его расчет оправдался.

Внимание тех, кто должен следить за каждым его движением, было теперь
направлено лишь на то, чтобы не пропустить ни одной фразы из предстоящего
разговора.

Теперь у него появился один-единственный шанс. Неверный шаг будет стоить
жизни и ему, и его товарищам. Еще раз, не упуская из виду ни одной
мельчайшей подробности, он проанализировал обстановку.

До офицера оставалось не больше метра, и главная ошибка противника
заключалась как раз в том, что он по-прежнему заставлял пленника держать
руки за головой - обычный и почти всегда безошибочный прием - только не в
данном случае. Рука Глеба осторожно нащупала рукоять меча, торчавшую из
заплечной перевязи.

Офицер прекрасно видел этот меч, но был абсолютно убежден в том, что
холодное оружие не способно пробить трехслойную броню скафандра, защитившую
его от пламени.

На всякий случай он все же расстегнул кобуру бластера, но оружия так и не
достал, не принимая всерьез своего противника.

- Так что ты мне собирался сказать? - спросил офицер, начинавший терять
терпение.

- Все дело в этом мече, позвольте я вам его покажу, - произнес Глеб,
выиграв этой отвлекающей внимание фразой еще несколько драгоценных
мгновений.

Обнаженное лезвие сверкнуло в его руках, отражая свет лавопада. Глебу не
понадобилось даже замаха, рука не ощутила ни малейшего сопротивления, когда
лезвие прошло сквозь скафандр и вонзилось глубоко в тело офицера, словно
перед ним стояла всего лишь тень человека.

Захлебнувшись собственной кровью, офицер рухнул к его ногам, но прежде чем
его тело коснулось земли, Глеб бросился на землю, используя уже мертвого
противника как прикрытие.

Вспышка бластера сверкнула именно в том месте, где он и ожидал, с изрядным
опозданием. Луч прошел слишком высоко.

Глеб выхватил оружие из поясной кобуры офицера и сразу же ответил выстрелом
на выстрел. Со скалы вниз начало падать тело неудачливого стрелка. Но был
еще второй, и он почему-то медлил...

Грохот выстрелов из пистолета Крушинского прояснил ситуацию, и тело второго
десантника упало вниз.

Крушинский показался из-за камней, когда Глеб уже поднялся на ноги.

- Ты думаешь, их было только трое? - спросил Глеб, проверяя батарею
доставшегося ему трофейного лазера. Во время этого короткого боя он ни на
секунду не забывал о том, что в его собственном бластере остался всего один
заряд.

- Я видел троих. Но в пещере может быть засада. Похоже, они знали, куда
идти.

- Была там засада, но теперь ее уже нет, - произнес Васлав, появляясь из-за
скалы со своей боевой дубиной в руке.

- Путь свободен, отроки. Вот только мне кажется, вас не обрадует то, что вы
там увидите...

Не прошло и минуты, как все трое оказались внутри. Лишь Васлав, не желая
второй раз продираться сквозь узкий вход, остался снаружи. Да и то
ненадолго, почти сразу же, словно пожалев о своем первоначальном решении,
он догнал их и молча встал сзади.

В полумраке они смогли рассмотреть в центре помещения лишь большой белый
камень. Когда наконец Глеб догадался включить фонарь, камень превратился в
мраморный саркофаг.

- Она там, - прошептал домовой, и такая печаль прозвучала в его голосе, что
у Глеба перехватило дыхание. Сам он все еще не хотел поверить в очевидное.

На саркофаге не было ни единого шва, он казался отлитым из целого куска
мрамора, и лишь в изголовье темнело небольшое окно из какого-то прозрачного
материала.

Склеп с саркофагом напоминал хрустальный зал. Пещеру, целиком выдолбленную
в гигантском кристалле горного хрусталя, заполняли тысячи красноватых
бликов. Просочившись снаружи, они горели темной радугой в бесчисленных
гранях.

В центре пещеры, в коконе из белого мрамора, лежала княжна... И вдруг,
прерывая эту долгую минуту отчаяния, в голове у Глеба прозвучал неслышный
голос:

- Она жива, Глеб, и я начинаю понимать, почему Змиулан отпустил вас...

- Она не может быть живой, внутри этой каменной глыбы нет воздуха!

- Сейчас ей не нужен воздух. Ты что-то знаешь про летаргию? Она спит
мертвым сном. Слишком много яда попало в ее кровь. Со всем своим
могуществом Змиулан сумел удержать ее лишь на самом краешке жизни. Теперь
ты должен вынести ее отсюда. Именно этого он от тебя и ждет. Ее жизнь
слишком драгоценна для него, только поэтому вы сможете отсюда выйти... -
Голос Книги прервался, словно она тоже могла испытывать боль.

- Но почему, почему?!

- Ты узнаешь об этом позже.

Когда прошло первое потрясение, они начали замечать детали окружающей
обстановки. Внутри стены склепа повторяли геометрическую форму октаэдра
удлиненного восьмигранного кристалла, заканчивавшегося восьмью
треугольниками, вершины которых сходились в одной точке, закрытой от них
мраморным саркофагом.

Помещение производило впечатление какой-то искусственности, геометрической
заданности - так могла бы выглядеть рубка космического корабля, вот только
вместо пульта здесь размещался саркофаг.

"Яд? Шок? Летаргия? Как ей помочь?" Его мысли метались вокруг этой
проблемы, когда вновь послышался шепот Книги:

- Есть лишь один способ спасти ее - вынести отсюда как можно быстрее!
Извини, тебе придется самому решать эту проблему - выход закрывается, я
теряю поток энергии, мы не сможем разговаривать, пока ты находишься внутри
этого кристалла.

Глеб оглянулся. Расселина, через которую они с таким трудом протиснулись в
склеп, почти совсем исчезла, на ее месте осталась лишь узкая, не больше
миллиметра, трещина, но и она постепенно растворялась в сверкающей
прозрачной стене.

- Кажется, на этот раз мы попались. Ничем иным и не мог закончиться твой
договор со Змиуланом.

- У него были более простые способы покончить с нами. Здесь иное... Мы
должны понять, что все это означает.

- Так ты еще не понял? - В голосе Крушинского, как всегда в минуты
сложного, отчаянного положения, звучал сарказм, почти оскорбительная
насмешка, и если бы Глеб не знал его так хорошо, он принял бы ее на свой
счет. Но этот человек смеялся лишь над опасностью и над собственным
страхом.

- Не спорьте, отроки, посмотрите-ка лучше сюда... - Васлав, первым
преодолевший в себе внутреннее сопротивление, подошел к саркофагу вплотную
и теперь стоял, выпрямившись. Его взгляд был направлен не на княжну, он
смотрел в ту точку пространства, где сходились вершины сверкающих
треугольников стен.

Над этим геометрическим центром, наливаясь изнутри темно-малиновым светом,
горел знак древней дороги. Два крыла и звезда между ними.

- Раз здесь есть этот знак - эта штука должна двигаться. Белоярский говорил
мне, что такой символ Асилы ставили на своих пространственных путях.

- Я считал это всего лишь легендой.

- Я тоже, пока не увидел знака.

- Есть лишь одна-единственная вещь на свете, которой должен бояться
Манфрейм, - этой дороги, коль скоро она существует на самом деле!

- Значит, она все-таки существует, и мне кажется, именно о ней хотел нам
рассказать превращенный в камень великан.

Возможно, миллионы лет назад он был среди тех, кто создавал этот корабль.

- Это колесница Перуна. Оставьте ее в покое, отроки. Смертным не дано
управлять огненными колесницами богов.

- А знаешь, возможно, Васлав прав. Слишком странно выглядит этот склеп,
слишком он похож на рисунок космического корабля, найденный в храмах
майя... Только там вместо саркофага сидел человек и каким-то образом
управлял этой штуковиной... Возможно, и здесь есть скрытый, невидимый
механизм управления...

Слова Крушинского подхлестнули мысли Глеба и неожиданно изменили их
направление.

- Или совсем даже не механизм... Нечто совсем простое... Может быть, это
сама звезда? - Повинуясь внезапному инстинктивному порыву, Глеб шагнул
вперед, протянул руку и приложил ладонь к красноватому пятнышку. Ничего не
произошло, он ощутил лишь легкое покалывание и разочарование от своей
ошибки.

Вот только звук... высокий, на грани слышимости, он возник где-то внизу,
под ними, и никто не мог решить, слышал ли его на самом деле. Осталось лишь
странное ощущение знакомой с детства мелодии, которую так никогда и не
удается вспомнить во всей последующей взрослой жизни.

Что-то изменилось и во внутреннем освещении стен. Исчезли красноватые
сполохи в гранях огромного кристалла, и цвет звезды сменился на синий,
затем отовсюду на них поползла темнота. В чернильном мраке, в котором они
оказались, остался единственный голубой огонек крылатой звезды, словно свет
маяка, он отдалялся от них, уводя за собой.

Небольшая скала, затерявшаяся среди необозримого моря лесов, тянувшихся от
Китежа до берегов северного океана, неожиданно дрогнула, словно от мощного
землетрясения. Однако никакого землетрясения не было. Вокруг все оставалось
спокойным, и лишь с вершины этой скалы продолжали сыпаться камни.

Неожиданно какая-то неведомая сила расколола ее вершину. Из образовавшейся
трещины вырвалось пламя, выбросившее высоко в воздух сверкнувший на солнце
обломок.

Описав над вершиной скалы невысокую дугу, обломок, обладавший неестественно
правильной формой, рухнул к ее подножию. Его поверхность покрылась мелкой
сетью трещин и начала распадаться на отдельные кристаллы кварца.

Трещина на вершине скалы, забитая густой лавой, какое-то время продолжала
вишнево светиться, но вскоре ее цвет стал таким же серым, как и остальные
склоны. Больше ничто, кроме россыпи сверкающих обломков у подножия, не
напоминало о произошедшем здесь катаклизме.

- Глеб! Да очнись же ты, черт побери! - Голос Крушинского пробился к его
сознанию, и Глеб открыл глаза. Рука, державшая прибор с транквилизаторами
из космодесантной аптечки, первой попала в поле зрения.

Последовал легкий укол в предплечье, и туман в голове окончательно
рассеялся.

- Что произошло?

- Я как раз собирался тебя об этом спросить. Похоже, что-то не сработало.
Мы рухнули на скалу, и капсула раскололась.

- Мне привиделся странный сон, словно мы попали на какой-то остров, на
котором жили древние боги...

- Самое странное в твоем сне то, что его видели мы все.

- Перун разгневался на нас за святотатство. Мы воспользовались его
колесницей...

Не слушая Васлава, Глеб пытался вспомнить что-то важное из своего сна,
нечто такое, что необходимо было вспомнить немедленно, потому что через
мгновение, когда сознание окончательно прояснится, ему не удастся вернуть
эти странные, тянущиеся из уплывающего сна образы.

- Похоже, те, кто построил эту дорогу и корабль, пытались войти с нами в
контакт, они дали понять мне, что живое существо не может пройти через
грань между нашими мирами, и вернули нас назад на Землю, но перед тем...
Мне кажется, я что-то помню, обрывки, отдельные слова... По-моему, они
сказали, что скоро мы встретимся...

Заставив себя преодолеть боль в избитом теле, пробивавшуюся даже сквозь
заслон транквилизаторов, Глеб сел и осмотрелся.

Княжна лежала среди прозрачных обломков своего саркофага, словно окруженная
глыбами льда. В ее лице Глебу почудилось чуть больше жизни, чем раньше.
Может быть, от того, что прохладный воздух вызвал легкую краску на ее
щеках, хотя дыхание по-прежнему не появилось.

Глеб мучительно старался вспомнить, какого цвета глаза скрывались за этими
плотно сомкнутыми веками, и не мог, то есть он знал, что они голубые, но
вспомнить лицо живой княжны так и не сумел.

- Возможно, волхвы помогут ей... Нам понадобятся лошади.

- Неподалеку проходил татарский разъезд. Пока Крушинский возвращал тебя к
жизни, я предпринял небольшую разведку, - донесся до Глеба голос Васлава.

И только сейчас Глеб окончательно поверил в то, что им удалось выбраться из
мертвого подземного царства.

ЧАСТЬ 2

1

В году семь тысяч восемьдесят девятом, от сотворения мира нашего господом
Сварогом, двадцать шестого дня, месяца Сретеня, два человека мужчина и
женщина неторопливо шли через многочисленные татарские разъезды по дороге,
ведущей к большому Китежу.

Мужчина, закованный в латы русичинских витязей, с высоким остроконечным
шлемом и длинным мечом за спиной, не мог не привлечь внимания татар своим
внушительным видом, твердым взглядом и уверенной походкой. И все же его не
замечали...

Двое протекали, как вода сквозь пальцы, через посты и заставы татарской
рати. Может, виной тому была светло-русая женщина, одетая так, как
одеваются иногда жены русичей, когда им приходится заменять мужей на поле
брани и становиться во главе дружин.

Кожаная куртка, ушитая стальными пластинами, такой же, как у мужчины,
остроконечный шлем, короткий самострел с набором рессорных пружин - не
виданное в то время оружие, высокие сапоги из кожи лося и такие же штаны
дополняли ее наряд.

Иногда кто-то из дозорных замечал мелькнувшую в метре от его лица светлую
волну женских волос, выбившихся из-под шлема, но татарин тотчас же отводил
взгляд, словно стыдливая девица, не выдержав леденящих душу синих глаз и
безмолвно подчиняясь их приказу - забыть. Забыть все. Не видеть, не
замечать ничего, кроме этого раннего утра, кроме высокой травы, кроме
ветра, гулявшего по голой степи, кроме пустынной в этот ранний час дороги.

И два человека, вопреки логике и здравому смыслу, достигли-таки тайного
подземного хода, ведущего подо рвом за крепостную стену, в самое сердце
замершего на берегу Светлояр-озера града Китежа, молча ожидавшего свершения
своей судьбы.

Что-то изменилось во всем облике Глеба, после того как он живым вернулся из
подземного царства. Осунулись и заострились черты