ан.
   - Возможно. Он поднял их после попытки отравления, но  то  было  другое
дело. Попытка убийства в общественном  месте.  У  него  не  было  большого
выбора. Думаю, на этот раз он сузит поле деятельности: у него хватит колес
для всех членов этих трех семейств.
   Дэвина смутило то, как небрежно герцог  рассуждает  о  подобных  вещах.
Ведь они говорили о его родственниках. Его старший сын, внуки, племянники,
племянницы, двоюродные братья и сестры - все станут жертвами барбадиорских
колес смерти. Дэвин  спросил  себя,  станет  ли  он  когда-либо  столь  же
циничным. Ожесточит ли его до такой же степени то, что  началось  сегодня.
Он попытался представить себе своих братьев на колесах смерти в Азоли,  но
его воображение с ужасом отвергло  саму  подобную  попытку.  Он  незаметно
сделал знак, отводящий беду.
   Дело в том, что его расстроили мысли о Менико, а ведь тут речь шла лишь
о потере этим человеком денег, не более. Люди все время переходят из одной
труппы в другую. Или уходят, чтобы организовать  собственные  труппы.  Или
совсем  бросают  бродячую  жизнь  и  занимаются  делом  более  безопасным.
Найдутся такие, которые будут ожидать от него, что он  после  сегодняшнего
успеха уйдет. Эта мысль  должна  была  бы  утешить  его,  но  не  утешила.
Почему-то Дэвину очень не хотелось, чтобы выглядело так,  будто  они  были
правы.
   Тут ему в голову пришло еще кое-что.
   - Не покажется ли несколько странным, если мы исчезнем сразу  же  после
утреннего отпевания? После раскрытия заговора против Альберико? Мы  теперь
неким образом связаны с семьей Сандрени.  Следует  ли  привлекать  к  себе
внимание подобным образом?  Не  похоже,  чтобы  наше  исчезновение  прошло
незамеченным.
   Почему-то он обратился к  Баэрду.  И  через  секунду  был  вознагражден
коротким, серьезным кивком, в знак признания его правоты.
   - Этот довод я принимаю, - сказал Баэрд. - Это разумно, хоть мне  и  не
хочется это признавать.
   - Добрая толика здравого смысла,  -  согласился  Сандре.  Дэвин  слегка
поежился под пристальным взглядом этих черных, запавших глаз. - Вы двое, -
герцог махнул рукой в сторону Дэвина и Катрианы, - еще можете оправдать  в
моих глазах ваше поколение.
   На этот раз Дэвин не взглянул  на  девушку.  Вместо  этого  его  взгляд
метнулся в угол, где лежал внук Сандре с перерезанным  фамильным  кинжалом
горлом у второго, угасающего очага.
   Алессан прервал молчание, нарочно кашлянув.
   - Существует и совершенно другой аргумент, - сказал он странным  тоном.
- Только те, кто провел столько ночей под открытым небом, как я, могут  по
достоинству оценить  глубину  моего  стремления  провести  ночь  в  мягкой
постели. Короче говоря, - закончил  он  с  ухмылкой,  -  твое  красноречие
переубедило меня, Дэвин. Веди меня обратно  в  гостиницу  к  Менико.  Даже
общая постель с двумя игроками на сиринье, которые храпят в  относительной
гармонии друг с  другом,  для  меня  гораздо  привлекательней  ночевки  на
холодной земле рядом со сравнительно тихим Баэрдом.
   Баэрд наградил его мрачным взглядом. Но Алессан легко пережил это.
   - Я воздержусь, - загадочно  ответил  Баэрд,  -  от  рассказа  о  твоих
собственных ночных привычках. Я  останусь  здесь  один  ждать  возвращения
герцога Сандре. Сегодня ночью нам надо сжечь этот домик, причины очевидны.
В противном случае слуги обнаружат исчезновение покойника, когда  вернутся
сюда утром.  Будем  ждать  вас  троих  у  тайника  через  три  утра  после
нынешнего, пораньше, как только вы сможете встать  с  ваших  подушек.  При
условии, - прибавил он с сарказмом, - что изнеженная  городская  жизнь  не
лишит вас возможности найти тайник.
   - Я найду, если он заблудится, - сказала Катриана.
   Алессан перевел взгляд с одного на  другую  с  оскорбленным  выражением
лица.
   - Это нечестно, - запротестовал он. - Это же просто музыка. Вы оба  это
знаете.
   Дэвин не знал. Алессан продолжал смотреть на Баэрда.
   - Ты знаешь, что я возвращаюсь только ради музыки.
   - Конечно, знаю, - мягко ответил Баэрд. Выражение его лица  изменилось.
- Боюсь только, что музыка когда-нибудь погубит нас обоих.
   Перехватив взгляд, которым они обменялись, Дэвин узнал  нечто  новое  и
неожиданное о чувствах, связывающих людей, и о любви.
   - Идите, - нахмурившись,  приказал  Баэрд,  так  как  Алессан  все  еще
колебался. - Встретимся после Праздника. У тайника. Но не  ждите,  что  вы
нас узнаете, - прибавил он.
   Алессан вдруг улыбнулся, и через мгновение  Баэрд  тоже  позволил  себе
улыбнуться. Улыбка совершенно изменила его лицо. Баэрд нечасто  улыбается,
понял Дэвин.
   Он все еще раздумывал над этим, шагая вслед за Алессаном и Катрианой  к
выходу и дальше, в темноту леса.



6

   Случилось так, что долгая дорога  того  дня  и  той  ночи  все-таки  не
привела их обратно в гостиницу.
   Они втроем вернулись через лес к большаку  из  Астибара  в  Ардин.  Шли
молча по дороге под осенними звездами, в лесу громко  пели  цикады.  Дэвин
радовался, что надел шерстяную рубаху: стало  холодно,  возможно,  выпадет
иней.
   Странно  было  идти  по  лесу  так  поздно,  в   темноте.   Когда   они
путешествовали с Менико, тот всегда старался еще до ужина найти для труппы
ночлег. Несмотря на то что оба тирана принимали жесткие меры против  воров
и разбойников, порядочные  люди  не  рисковали  передвигаться  по  дорогам
Ладони ночью.
   Такие люди, каким Дэвин  сам  был  еще  сегодня  утром.  Ему  ничто  не
угрожало, он занимал свое место  в  жизни  и  имел  свое  призвание,  даже
добился, как это ни невероятно, триумфа. Он  стоял  на  пороге  подлинного
успеха. А сейчас шагает по дороге во тьме, отказавшись  от  всех  подобных
перспектив и безопасной жизни, дал клятву, которая сделала его  кандидатом
на колесо смерти в Кьяре, если не здесь. Собственно, и там, и здесь,  если
Томассо бар Сандре заговорит.
   Это было странное,  неуютное  чувство.  Он  доверял  людям,  к  которым
присоединился, доверял даже этой девушке, если на то пошло, но  он  их  не
слишком хорошо знал. Не так, как узнал Менико или Эгано за эти годы.
   Ему пришло в голову, что то же самое можно было сказать и  о  деле,  за
которое он поклялся сражаться: он и  Тиганы  не  знал,  чего  и  добивался
Брандин Игратский своими чарами. Дэвин сейчас менял свою жизнь на историю,
рассказанную под луной, на песню из детства, на память о своей матери,  на
почти чистую абстракцию. На имя.
   Он был достаточно честен, чтобы спросить себя, пошел ли  он  на  это  в
поисках  приключений   -   поддавшись   обаянию   романтического   ореола,
окружавшего Алессана, Баэрда и старого герцога, - или ради  тех  глубоких,
старых боли и горя, о которых услышал сегодня в лесу. Он не  знал  ответа.
Не знал, насколько сильно повлияла на его решение Катриана, или его  отец,
или гордость, или звук голоса Баэрда, повествующего в ночи о его потере.
   Правда заключалась в том,  что  если  Сандре  д'Астибар  не  даст  сыну
заговорить, то ничто не может помешать Дэвину жить так же, как  он  прожил
последние шесть лет. Добиваться триумфа и  наград,  которые  ждали  его  в
будущем. Он покачал головой. Поразительно, но этот путь - путешествовать с
Менико по дорогам, выступать по всей Ладони, вести ту жизнь,  которую  вел
до сегодняшнего утра, - теперь казался ему почти немыслимым, словно он уже
оказался по другую сторону некой бездонной пропасти. Дэвин спрашивал себя,
как часто  люди  совершают  поступки,  делают  жизненно  важный  выбор  по
причинам ясным и простым, которые легко понять.
   Его внезапно вывел из задумчивости Алессан,  предостерегающе  поднявший
руку. Не говоря ни слова, все трое снова скользнули под деревья у  дороги.
Через мгновение на  западе  показался  мелькающий  свет  факела,  и  Дэвин
услышал грохот  приближающейся  повозки.  Послышались  голоса,  мужской  и
женский. Гуляки,  поздно  возвращающиеся  домой,  догадался  он.  Праздник
действительно продолжался. В некотором смысле это  начинало  казаться  еще
одной несообразностью. Они ждали, пока проедет повозка.
   Но этого не  случилось.  Мягко  шлепнули  и  звякнули  поводья,  лошадь
остановилась прямо у того места, где они спрятались.  Кто-то  соскочил  на
землю, потом они услышали, как отпирают цепь на воротах.
   - Я слишком уж снисходителен, - пожаловался  мужской  голос.  -  Каждый
раз, когда я смотрю на это подобие герба,  вспоминаю,  что  мне  следовало
заказать эскиз мастеру. Есть  же  пределы,  или  должны  быть,  тому,  что
позволяет отец!
   Дэвин одновременно узнал это место и этот  голос.  Повинуясь  импульсу,
стремлению вернуться назад,  к  обычному  и  знакомому,  после  того,  что
произошло ночью, он вскочил.
   - Доверьтесь мне, - шепнул он в ответ на взгляд Алессана. - Это друг.
   Потом вышел на дорогу.
   - А я считаю, что герб красивый, - четко произнес он. -  Лучше,  чем  у
многих художников. И сказать по правде, Ровиго, помню, вы говорили мне  то
же самое вчера днем в "Птице".
   - Я знаю этот голос, - мгновенно ответил Ровиго. - Я знаю этот голос  и
чрезвычайно рад его слышать - хотя ты только  что  разоблачил  меня  перед
сварливой женой и дочерью, которая слишком давно  стала  сущим  наказанием
для несчастного отца. Дэвин д'Азоли, если не ошибаюсь.
   Он отошел от ворот и снял  с  повозки  фонарь.  Дэвин  услышал,  как  с
облегчением рассмеялись две женщины в повозке.  За  ним  на  дорогу  вышли
Алессан и Катриана.
   - Вы не ошиблись, - ответил Дэвин. - Разрешите  представить  вам  двоих
моих товарищей по труппе: Катриана д'Астибар  и  Алессан  ди  Тригия.  Это
Ровиго, тот купец,  с  которым  я  вчера  распивал  бутылку  в  элегантной
обстановке, когда Катриана организовала на меня нападение  и  меня  оттуда
вышвырнули.
   - А! - воскликнул Ровиго, поднимая фонарь повыше. - Сестра!
   Катриана, освещенная пятном света, улыбнулась с притворной скромностью.
   - Мне необходимо было с ним  поговорить,  -  объяснила  она.  -  Но  не
очень-то хотелось заходить в это заведение.
   - Мудрая и предусмотрительная женщина, - одобрил Ровиго с  усмешкой.  -
Моему бы выводку  дочерей  хоть  половину  вашего  ума.  Никому  не  может
захотеться зайти в "Птицу", - прибавил он, - если только  он  не  страдает
настолько сильной простудой, что потерял всякое обоняние.
   Алессан расхохотался.
   - Приятная встреча на темной дороге, мастер Ровиго, тем более приятная,
если это вы хозяин судна под названием "Морская Дева".
   Пораженный Дэвин заморгал.
   - Действительно я имею  несчастье  владеть  этой  старой  развалиной  и
плавать на ней, - весело признался Ровиго.  -  Откуда  вам  это  известно,
друг?
   Алессан, казалось, очень забавляется.
   - Потому что меня просили разыскать вас, если смогу.  У  меня  для  вас
известия из Феррата. От несколько полноватого,  краснолицего  мученика  по
имени Тачио.
   - Мой уважаемый агент из Феррата! - воскликнул Ровиго. - Действительно,
приятная встреча! Но где вы его встретили?
   - Тоже в таверне, должен  с  сожалением  признать.  В  таверне,  где  я
выступал,  а  он...  ну,  по  его  собственному  выражению,  спасался   от
возмездия. Мы двое, по случайности, оказались последними клиентами  в  тот
вечер. Он не слишком спешил вернуться домой,  что  было,  на  мой  взгляд,
вполне предусмотрительно, и мы разговорились.
   - С Тачио разговориться нетрудно, - согласился Ровиго. Дэвин услышал  с
повозки смех. Это не был смех нудной дочери, которую никто не берет замуж.
Он начинал правильно  оценивать  отношение  Ровиго  к  своим  женщинам.  И
невольно улыбнулся в темноте.
   - Достойный Тачио, - сказал Алессан, - объяснил мне свое затруднение, и
когда я упомянул о том, что только что поступил в труппу Менико ди Феррата
и направляюсь сюда на Праздник, он  поручил  мне  разыскать  вас  и  устно
передать подтверждение  тому,  что  написано  в  письме,  по  его  словам,
посланном вам.
   - Полдюжине писем, - застонал  Ровиго.  -  Так  каково  же  это  устное
подтверждение, друг Алессан?
   - Добрый Тачио поручил мне сказать вам и поклясться милостью  Триады  и
тремя пальцами  Ладони,  что  это  правда,  -  голос  Алессана  безупречно
пародировал интонации гонца из  театрального  представления,  -  что  если
новая кровать не прибудет из Астибара до зимних заморозков, Дракон, спящий
рядом с ним тревожным сном, проснется в гневе и  его  жизнь,  отданная  на
службу вашей милости, закончится насильственной смертью.
   Из тени, где стояла повозка, донесся смех и аплодисменты.  Мать,  решил
Дэвин, продолжая прежнюю мысль, даже  отдаленно  не  напоминает  сварливую
женщину.
   - Эанна и Адаон, которые вместе благословляют браки, не допустят, чтобы
такое произошло, - благочестиво произнес Ровиго.  -  Кровать  заказана,  и
изготовлена, и готова к отправке сразу же по завершении Праздника.
   - И Дракон будет спать спокойно,  и  Тачио  будет  спасен,  -  нараспев
произнес Алессан  звучным  голосом,  каким  произносят  "мораль"  в  конце
детского кукольного представления.
   - И чем это вас всех так запугала бедная Ингонида, не  могу  понять,  -
донесся из повозки  мягкий,  смеющийся  женский  голос.  -  Ровиго,  разве
сегодня ночью мы окончательно забыли о вежливости? Будем и дальше  держать
этих людей на холоде и в темноте?
   - Ни за что, любимая, - поспешно  воскликнул  ее  муж.  -  Аликс,  лишь
возникший в воображении образ разгневанной Ингониды затуманил  мой  ум.  -
Дэвин обнаружил,  что  никак  не  может  перестать  улыбаться;  даже  лицо
Катрианы,   заметил   он,   потеряло   обычное   выражение   высокомерного
безразличия.
   - Вы возвращались в город? - спросил Ровиго.
   Первый скользкий момент - и Алессан предоставил ответ Дэвину.
   - Да, - ответил Дэвин. - Мы совершили долгую прогулку,  чтобы  освежить
головы и сбежать от шума, но уже готовы были снова бросить вызов городу.
   - Воображаю, как вам троим весь вечер досаждали  поклонники,  -  сказал
Ровиго.
   - Действительно, кажется,  мы  добились  определенной  популярности,  -
признался Алессан.
   - Ну, - серьезно произнес Ровиго, - шутки  в  сторону,  я  вполне  могу
понять, что вы захотели снова  присоединиться  к  веселью  -  оно  еще  не
достигло наивысшей точки, когда мы  уехали.  Оно  будет  продолжаться  всю
ночь, конечно, но признаюсь, я не люблю оставлять  младших  одних  слишком
поздно, а моя несчастная старшая дочь, Алаис, от перевозбуждения  начинает
дергаться и падать в обморок.
   - Как это грустно, - ответил Алессан без следа улыбки.
   - Отец! - раздался мягкий, но настойчивый протест с повозки.
   - Ровиго, перестань сейчас же,  а  не  то  я  вылью  на  тебя  воду  из
умывального таза, пока ты будешь спать, - заявила ее мать, но, как отметил
Дэвин, в ее голосе не было настоящего гнева.
   - Видите, как обстоят дела? -  Купец  выразительно  взмахнул  свободной
рукой. - Меня преследуют даже во сне,  никакого  покоя.  Но  если  вас  не
окончательно  запугала  достойная  порицания  сварливость  моих  женщин  и
перспектива встретить еще трех, почти столь  же  вредных,  в  доме,  тогда
добро пожаловать, смиренно  предлагаю  вам  поужинать  и  выпить  в  более
спокойной обстановке, чем ждет вас сегодня ночью в Астибаре.
   - И если сделаете нам честь и останетесь ночевать, предлагаем  вам  три
постели, - прибавила Аликс. - Мы слышали, как вы  играли  и  пели  сегодня
утром на похоронах герцога. И сочтем за честь, если  вы  присоединитесь  к
нам.
   - Вы были во дворце? - спросил удивленный Дэвин.
   - Нет, - пробормотал Ровиго тоном самоосуждения. - Мы были на улице  за
стеной, в толпе. - Он заколебался.  -  Я  испытывал  к  Сандре  д'Астибару
большое уважение и восхищался им. Земли Сандрени лежат к востоку от  моего
маленького имения - вы только что прошли мимо его леса. Он до самого конца
оставался  очень  необременительным  соседом.   Мне   хотелось   послушать
ритуальные песнопения в его честь, а когда я узнал,  что  мой  только  что
обретенный юный друг и  его  труппа  были  отобраны  для  исполнения  этих
обрядов, ну... Так вы зайдете к нам?
   На этот раз Дэвин предоставил право ответа Алессану.
   Белые  зубы  Алессана  сверкнули  в  темноте,  и  он  сказал,  все  еще
забавляясь происходящим:
   - Мы даже не подумали бы отказаться от столь любезного приглашения! Это
позволит нам выпить за благополучное путешествие новой кровати Тачио и  за
спокойный сон его Дракона!
   - Ох, бедная Ингонида, - отозвалась Аликс с повозки, безуспешно пытаясь
сдержать смех, - вы все так несправедливы!


   В доме их ждали свет, тепло и  несмолкающий  смех.  Еще  там  были  три
несомненно привлекательные девушки, имена которых слишком быстро пролетели
мимо ушей Дэвина в вихре восклицаний и разрумянившихся щек. Кроме одного.
   Алаис,  старшая  дочь  купца,  отличалась  от  сестер.  Она   оказалась
невысокой, стройной и серьезной. У нее  были  длинные,  совершенно  прямые
черные волосы  и  глаза  самого  нежно-голубого  цвета,  какой  когда-либо
приходилось видеть Дэвину. Рядом с ней взгляд голубых глаз Катрианы  горел
еще большим вызовом, чем обычно, а ее спутанные рыжие волосы  более  всего
походили на гриву льва.
   Настойчивые голоса и руки женщин усадили гостей в  чрезвычайно  удобные
кресла в гостиной, обставленной мебелью в зеленых и  золотистых  тонах.  В
огромном деревенском  очаге  пылал  огонь,  прогоняя  осенний  холод.  Пол
устилал большой ковер с квилейским узором, который  узнал  даже  неопытный
глаз Дэвина.  Семнадцатилетняя  Селвена,  вторая  дочь  Ровиго,  грациозно
опустилась на ковер у ног Дэвина. Она посмотрела на  него  снизу  вверх  и
улыбнулась. Катриана, усаживаясь поближе к огню, бросила на него  быстрый,
иронический взгляд,  который  он  предпочел  проигнорировать.  Алаис  пока
находилась где-то в другом месте, помогая матери.
   В этот момент из задней комнаты снова появился Ровиго,  раскрасневшийся
и торжествующий, с тремя бутылками в руках.
   - Надеюсь, - сказал он, улыбаясь  им  во  весь  рот,  -  что  всем  вам
нравится вкус астибарского голубого вина?
   Для Дэвина этот простой вопрос окутал благожелательной аурой судьбы его
импульсивный шаг там, в темноте. Он бросил взгляд на Алессана и получил  в
ответ странную улыбку, которая, как ему показалось, говорила о многом.
   Ровиго начал быстро откупоривать бутылки и разливать вино.
   - Если кто-то из этих несчастных женщин вам докучает, - бросил он через
плечо, - не стесняйтесь, гоните их прочь, как кошек.
   Из каждого бокала поднималась струйка голубоватого дыма.
   Селвена  тщательно  расправила  вокруг  себя  подол  платья,  с   такой
легкостью пропустив мимо ушей насмешку отца, что это  свидетельствовало  о
ее  давней  привычке  к  подобным  вещам.  Вошла  ее  мать  -  аккуратная,
подтянутая, быстрая, совершенно не соответствующая  тому,  как  ее  описал
Ровиго в "Птице", - вместе с Алаис и пожилой служанкой. Очень быстро буфет
был уставлен самой разнообразной едой.
   Дэвин принял у Ровиго бокал вина и наслаждался  его  чистым,  как  лед,
букетом. Он откинулся на спинку кресла и приготовился в следующий  отрезок
времени испытывать  глубокое  удовлетворение.  Селвена  встала,  повинуясь
взгляду матери, но только для  того,  чтобы  наполнить  едой  тарелку  для
Дэвина. Она принесла ему тарелку, улыбнулась и снова устроилась на  ковре,
значительно ближе, чем прежде. Алаис подала еду Алессану и Катриане, а две
другие дочери устроились у ног отца. Он с притворной  свирепостью  шлепнул
каждую из них.
   Дэвин сомневался, видел ли он когда-нибудь человека,  столь  откровенно
довольного  тем,  где  он  находится.  Наверное,  это  отразилось  в   его
ироническом взгляде, так как Ровиго, поймав этот взгляд, пожал плечами.
   - Дочери, - пожаловался он, грустно качая головой.
   - Пастух с пастбищ Чертандо, - напомнил ему Дэвин, глядя в упор на жену
купца.
   Ровиго поморщился. Аликс, у глаз которой собрались лукавые морщинки, их
услыша