ция тебя не обманывает.
   Словно пораженный громом, я взирал  на  Тару,  затем  достал  сигареты  и
нервно закурил, пуская дым в открутое окно.
   - Что ты разволновался? - поинтересовалась  она,  и  я  не  нашелся,  что
ответить.
   - Тебя, наверняка, удивит, что Свами тоже любил меня, - произнесла  Тара.
- Мы все - одна семья, и отношения  между  нами  немного  не  увязываются  с
твоими концепциями. Свами всегда был Свами; он - наш общий отец и наставник.
   - Кто это - вы? Шведская семья? Секта?
   - Ты можешь назвать, как хочешь. Когда-то ты, отказавшись от  пути  Ножа,
отказался войти в семью. Затем волею судьбы ты  снова  пришел  к  нам;  тебя
привела женщина, а это - добрый знак. В любой момент ты можешь покинуть  нас
- твой путь Искусства непредсказуем, как и любой другой путь.  Я,  например,
рассталась с Халидом, хотя Свами был против.
   - Почему?
   - Для меня это не имеет значения. Хотя есть одно но: я не любила его.
   - А разве любовь что-то значит в ваших отношениях?
   - Разве мы не люди? - Тара поднялась и обняла  меня,  прижавшись  к  лицу
упругой горячей грудью. Я провел рукой по ее платью, ощущая трепет сильного,
желанного тела,  и  начал  нащупывать  молнию.  Тара  впилась  в  мои  губы;
неожиданно в голове промелькнули дзенские стихи:
   Я вижу, как вздымается огромная волна.
   Как изображением пирогов не накормить голодного, - Дайте ему полное блюдо
пирогов!
   Тара отстранилась и быстро заперла дверь, а  затем  прыгнула  на  меня  и
опрокинула на пол, на ходу разрывая одежду. Ее ногти оказались острыми,  как
у хищника; она полоснула меня по груди и оставила четыре алых следа,  как  у
Брюса Ли. Я чувствовал себя пловцом, попавшим на стремнину горной реки. Тара
бросалась на меня снова и снова, как  тигр  на  добычу,  и  когда  я  совсем
обессилел, устало откинулась на ковер.
   - Ты молодец, - прошептала она. - Обычно европейские  мужчины  ничего  не
понимают в сексе. - Тара потянулась ко мне и со смаком поцеловала в губы.
   Я лежал как палый осенний лист: ни чувств, ни мыслей. Тара уселась  рядом
по-турецки и положила мне руку на живот.
   - Тратишь слишком много энергии, не заботясь о контроле. И мало думаешь о
женщине, о ее роли. Мой оргазм может с  успехом  заменить  тебе  твой,  надо
только научиться чувствовать. Ты слишком занят собой, но это не страшно. Для
среднего  европейца  ты  -  гений.  Это  я  говорю  о  твоих   непроявленных
возможностях.
   От ладони Тары исходило густое тепло, и  тело  наполнялось  силой.  Через
некоторое время я снова потянулся к ней, но ладонь жестко остановила меня.
   - Не увлекайся. Сейчас самое время быстро собраться и покинуть "Дом Чая".
Наша  сексуальная  энергия  вмешивается  в  общую  гармонию.   Свами   будет
недоволен.
   - Да при чем тут Свами, - сказал я,  но  Тара  уже  подталкивала  меня  к
выходу.
   Мы бродили по  вечернему  городу,  и  я  обдумывал  происшедшее.  Как  ни
странно, но до сих пор я был на редкость верным супругом  и  вообще  знал  в
жизни только одну женщину - впоследствии она  стала  моей  женой  -  любимой
женой. Неожиданная измена огорошила меня - я не знал, как к ней  относиться.
Тара будто прочитала мои мысли:
   - Не переживай раньше времени. Я ведь ничего не требую и не жду от  тебя.
Секс
   - еще один путь к свободе. Он нравится мне - надеюсь, понравится и  тебе.
Ты можешь вернуться к жене, и вы пойдете по этому пути вместе.
   Я не представлял, как буду  смотреть  в  глаза  любимой,  но  происходило
странное:
   Тара занимала в моем сердце все больше места. Она парадоксально  сочетала
в себе мужские и женские черты, и эта андрогинность возбуждала еще больше.
   - Когда отношения строятся на сексе, - спокойно  продолжала  Тара,  -  не
стоит ждать от них большего. Придет - хорошо, не придет -  тоже  неплохо.  А
вообще, секс для тебя - закрытая книга.
   - Почему это? - возмутился я.
   - Ты слишком холодный и расчетливый; твое  тело  оживает  через  силу.  Я
чувствовала,  что  ты  захотел  меня,  как  только  увидел,  но  ум   строил
всевозможные преграды. Знаешь, как трахаются богомолы?
   - Не слышал.
   - Самка откусывает самцу голову. В сексе это совершенно лишний орган. А у
тебя все начинается в голове. Могу  поклясться,  в  первый  раз  у  тебя  не
стояло.
   - Ты права, - изумился я. Действительно, моя  половая  жизнь  началась  с
известных проблем, но потом все как-то утряслось.
   - Вот видишь. Я намеренно ошарашила тебя, проникла сквозь  защиту,  и  ум
оказался блокированным. Ты и слова не успел сказать.
   - Но зачем тебе это было нужно?
   - Трудно сказать. Свами учил  нас  быть  как  зеркало,  отражая  импульс,
который приходит извне. Я так  и  поступила,  но  не  просто  отразила  твое
желание, а усилила его. Вернула тебе твою собственную энергию.
   - Неужели ты сама не хотела меня?
   - Конечно хотела, хотя и не могу  сказать  почему.  В  тебе  есть  что-то
необычное, чего не было, скажем, в Халиде.
   - Интересно знать, что, - я заревновал.
   - Сама не пойму. Ты -  другой.  Европейцу  очень  трудно  стать  на  путь
Искусства, но уж если ему  это  удается,  он  делается  непредсказуемым.  Ты
никогда не пойдешь с нами; наверное, это и привлекает больше всего.
   ГЛАВА 7. ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ МАНЕВРА Я шел по  пути  больших  неприятностей.
Слепо, как в бреду, плыл  по  течению.  Халид  предупреждал  меня,  но  я  с
остервенением топтал свое прошлое, видя в Халиде только любовника Тары.  Она
была великолепной учительницей любви: тонкой, чувственной и мудрой. Ее  сила
поглотила меня.
   - Сверни плотно одеяло и сядь прямо. Сложи  ноги  в  "полулотос".  Теперь
прогни позвоночник в районе живота, чтобы кобчик показался солнцу.  Живот  -
вперед, задницу - назад. Теперь представь, что к макушке привязана  ниточка,
и за нее тебя вытягивают вверх. Дай себя тянуть, пока не  почувствуешь,  что
позвоночник распрямился.  "Подвесь"  плечи,  расслабь  шею.  Хорошо.  Теперь
разжигай "жаровню", как я тебе показывала.
   Все тело охватило неудержимое желание, ладони вспотели.  Обнаженная  Тара
сидела напротив меня, и я видел ее всю.
   - Спокойно! Дай энергии поглотить  тебя  -  не  сопротивляйся,  но  и  не
действуй.
   Наблюдай за "жаровней". Когда огня станет слишком много,  направь  его  в
половые органы.
   Стоит ли говорить, что я уже давно был готов!  Тара  села  сверху,  мягко
охватив мое тело ногами.
   - Не двигайся. Почувствуй меня изнутри  и  позволь  своей  энергии  мягко
вытекать во влагалище. Не теряй контроля за "жаровней",  поддерживай  огонь,
иначе увлечешься и скоро кончишь.
   Я почувствовал, как искрящийся горячий поток растворяется в теле  Тары  и
начал медленно двигаться.
   - Не надо, - Тара остановила меня. - Я сама. Следи за "жаровней".
   Она двигалась медленно и ритмично, слегка раскачиваясь в стороны; горячая
клейкая  влага  стекала  по  моей  коже.  Как  только  я  начинал   чересчур
возбуждаться,  Тара  останавливалась.  Так  прошло   не   меньше   получаса;
отчаявшись  достичь  оргазма,  я  просто  потерялся  в   процессе   и   лишь
бессознательно замечал, как влаги становится больше,  как  ускоряется  ритм,
как стонет Тара, запрокинув голову, и вдруг...
   С верхушки  ее  позвоночника  сквозь  разверстую  шейку  матки  обрушился
водопад огня.
   Тара закричала нечеловеческим, звериным голосом и впилась когтями  в  мою
шею, пронзив кожу. Огонь прошел сквозь меня и вылетал, как из  сопла,  через
небольшое отверстие в пояснице. Тара, теряя сознание,  скользнула  рукой  по
спине и закрыла сопло ладонью. Поток бросился в голову; я  начал  задыхаться
и, не удержавшись, кончил сам. Тара счастливо умехалась.
   - Теперь ты понял, что значит оргазм женщины, -  устало  произнесла  она,
утирая пот со лба. - Ты оставил открытой точку  мин-мэнь,  и  часть  энергии
улетучилась.
   Согласись, твой оргазм был совершенно лишним.
   Я покачал головой.
   - У большинства мужчин мин-мэнь  всегда  открыта,  -  посетовала  она.  -
Поэтому они расходуют массу своей энергии  и  теряют  всю  энергию  женщины.
Кстати, у женщин эта точка большей частью закрыта, как бы запечатана, потому
женщины после оргазма цветут, а мужчины - вянут.
   - Что это за точка? - заинтересовавшись, спросил я.
   -  В  переводе  с  китайского  -  "врата  жизненности".   Она   управляет
сексуальной энергией и "изначальным соком" - юань-ци.
   - Ты знакома с даосскими методами?
   - Свами многому  научил  меня,  но  речь  не  об  этом.  Когда  сливаются
сперматозоид и яйцеклетка, родители  вкладывают  туда  изначальную  энергию,
которая поддерживает в человеке жизнь.  Когда  истощается  юань-ци,  человек
умирает. Но у женщин мин-мэнь закрыта, поэтому они живут дольше.
   - Неужели мужской оргазм необязателен?
   - Оргазм - громадная сила, но им надо  уметь  пользоваться.  Ты  пока  не
умеешь, и должен довольствоваться  моим  оргазмом.  -  Тара  легла  рядом  и
поцеловала меня в  шею.  Я  рассматривал  ее  смуглое  тело,  каждая  клетка
которого была полна вожделением и силой. Изогнувшись, я дотянулся губами  до
ее поясницы и в том месте, где должна находиться мин-мэнь, потрогал кончиком
языка.
   - Ай! - засмеялась Тара, - что ты делаешь? Щекотно.
   Она не была богиней - она была женщиной. Моей женщиной.
   Наконец, случилось то, чего я ждал и боялся больше всего. Жена  узнала  о
Таре, да еще как узнала! Мы столкнулись прямо на улице  -  я,  Тара  и  она.
Жена, умничка, сделала вид, что не заметила нас, но дома предстоял  тот  еще
разговор.
   - Кто она? - спросила жена, и я рассказал ей все.
   Мы всегда были откровенны: она знала  о  Халиде,  о  "Доме  Чая"  и  даже
немного о Таре; я уверен, что она  знала  и  о  нашей  связи,  но  не  стала
навязывать мне свои подозрения. Теперь... Нет, она не устраивала  мне  сцен,
только сказала: "Решай свою жизнь сам", - и вышла из комнаты.  Я  любил  ее,
черт побери, я любил ее, но и Тара мне была безумно  дорога!  Неужели  можно
любить двух женщин одновременно?
   Это не укладывалось в голове, но такова была реальность. Моя  реальность.
Я взял зубную щетку и отправился ночевать к другу.
   На следующий день я все выложил Таре. Она была спокойна и сосредоточена.
   - Не стану давать тебе советы, - кратко заявила "наставница". - Ты должен
поговорить со Свами.
   Это предложение совершенно  расстроило  меня.  Тара  отказывалась  что-то
решать и отправляла меня к своему  гуру-любовнику!  Такого  коварства  я  не
ожидал. Тара положила мне руки на плечи и ясно поглядела в  глаза.  Это  был
взгляд воина - взгляд, хорошо знакомый мне по нашему давешнему поединку.
   - Ты должен поговорить со Свами, - по слогам произнесла она. - И  выбрать
то решение, которое сочтешь достойным.
   Ноги словно налились чугуном. Я понял, что иного выхода нет.
   Рам огорошил меня.
   - Можешь ничего не рассказывать - я и так все знаю. Не взыщи.
   - Неужели Тара все рассказала Вам?! - в гневе выкрикнул я.
   - Ну что ты. Она не рассказывает мне ничего - ведьма, а не дочка.
   - Никакая она Вам не дочка!
   - Тебя наверняка удивит, - мягко произнес Рам, -  что  и  тебя  я  считаю
своим сыном. Не буду объяснять,  почему.  Присядь,  не  гоношись.  Вся  беда
оттого, что ты не умеешь принимать  решения,  не  умеешь  отвечать  за  свои
поступки. Ничего, это болезнь излечимая.
   Я понемногу размяк. Свами говорил тихо, беззлобно. Я внимательно  смотрел
на него. С тех пор, как я видел в его исполнении "лягушку", Рам  постарел  и
ссутулился, хотя прошло совсем немного времени. Он оставил шутовские замашки
и производил впечатление пожилого усталого человека. Только глаза  искрились
теплом и добротой, как тогда.
   - За двумя зайцами погонишься - получишь по морде от обоих, - важно изрек
он, и я засмеялся. Рам надул щеки и манерно квакнул, как жаба-гомосексуалист
на первом свидании. Я так и покатился со стула.
   - Полегчало? - спросил он, улыбась во весь рот.
   - Угу.
   - Ладно. Итак, ты относишься к своему приключению смертельно серьезно?
   - Что-то вроде.
   - Молодец. И как, получается?
   - Еще бы!
   - И теперь, если жена  даст  тебе  от  ворот  поворот,  ты  сломя  голову
побежишь к Таре?
   - Наверное, - я задумался.
   - Знаешь, это как в американском фильме: герой прыгает из одной машины  в
другую на полном ходу. Нет времени подумать, оценить ситуацию. Но  там  хоть
понятно - стреляют. А вообще каскадерам за трюки хорошо платят.
   - К чему ты клонишь?
   - Да ни к чему. У тебя нет пространства для  маневра.  Или  -  или.  Одна
постель ничем не лучше другой, если разобраться, но где здесь твое место?
   - Не понимаю.
   - Прекрасно. Возьми поединок на ножах  -  ты  как  раз  его  наблюдал.  У
каждого из соперников было пространство для маневра, и оно  было  равным.  В
схватке идет борьба за пространство: если твое больше  -  побеждаешь  ты,  и
наоборот. У Халида и Джамшеда  пространство  было  равным  -  на  то  они  и
мастера. Никто не мог бы победить. Теперь  вспомни  ваш  поединок  с  Тарой.
Извини, но я издали наблюдал его.
   Ты был  занят  атакой,  а  Тара  -  своим  пространством.  Она  управляла
ситуацией, ты
   - нет.
   - Почему?
   - Потому что был озабочен процессом. Так и сейчас -  ты  думаешь,  с  кем
тебе жить, с кем - спать, а своего пространства у тебя  нет.  Ты  не  создал
пространства, твои партнеры не чувствуют его, а потому  управляют  ситуацией
за тебя. Ну что ты можешь сказать жене, если она выставит тебя за  дверь,  и
правильно сделает? "Извини, милая?" Рам  был  прав.  И  жена,  и  Тара  были
сильными женщинами; они, каждая по-своему, увлекали  меня,  и  я  становился
частью их жизни, их интересов.
   - Тара - не просто твоя любовница. Когда-то я  сделал  ее  своим  "юм"  -
знаешь, что это такое?
   - Не знаю, - мне не понравились слова Рама.
   - Женская ипостась Мастера в тибетской традиции. Она - это  я  в  женском
облике.
   А я - это она.  Юм  Падмасамбхавы  -  ...  -  написала  его  биографию  -
"намтхар", и унаследовала все мастерство. Я веду к тому, что  Тара  -  воин,
Мастер. Ей наплевать на твое пространство: если ты не  сопротивляешься,  она
покоряет тебя, прокатывается, как бульдозер. И идет дальше.
   - Но это же бесчеловечно!
   - Ничуть не бывало! Ветер не заботится о том, что на каком-нибудь деревце
оторвет слабый листок. Раз оторвался - значит, не нужен. Прекрасный урок для
тебя.
   - Но что же мне делать? - воскликнул я, не в силах переварить сказанное.
   - Не жди от меня конкретных советов, - холодно  сказал  Рам.  -  На  пути
Искусства не учат жить. Как побеждает в схватке истинный мастер ножа? Бой  -
это состязание двух ритмов: твоего и соперника.  Ритм  мастера  совпадает  с
ритмом  Вселенной,  ритм  профана  -  его  собственный.  К  ритму  Вселенной
невозможно подстроиться  -  профан  теряется  и  гибнет.  Ты  же  стремишься
подстроиться под ритм соперника  и  потому  жив,  но  это  ЕГО  ритм,  и  он
управляет ситуацией.
   - Как же мне найти свой ритм? Или ритм Вселенной?
   - Ну-у, - улыбнулся Рам, - до ритма Вселенной  тебе  далеко.  Что  же  до
твоего ритма - разреши себе почувствовать его, найди его в своем сердце.
   - Change your mind? - проговорил я и почувствовал надежду.
   - Вот именно, - Рам захохотал и снова скроил жабью  физиономию.  -  Смени
свой ум!
   ГЛАВА 8. ПОЕДИНОК Я поселился у друга, ничего не сказав жене;  ничего  не
сказал я и Таре. Позвонив Свами, я  сообщил,  что  ухожу  из  "Дома  Чая"  и
извинился. Рам благословил меня:
   - Оставайся господином своих решений. На пути Искусства это - главное.
   Друг  не  задавал  лишних  вопросов.  Он  был   молчаливым   флегматичным
программистом, и компьютер занимал его больше,  чем  все  остальное  в  этом
мире. Несколько раз я рассказывал ему об Искусстве, о пути Ножа и о том, как
я отказался от этого пути.
   - Кстати, о ножах, - однажды заметил он. - У меня тут  валяется  отличная
"выкидуха". Зэковская работа. Если хочешь - возьми.
   Его предложение не было лишено оснований. Я по-прежнему допоздна  работал
в газете, и возвращаться домой приходилось темными, опасными переулками.
   - Покажи, - поразмыслив, попросил я.
   Что это был за нож! Не думаю, что над ним трудилось доброе  существо,  но
существо это было исполнено мастерства и вдохновения - мрачного вдохновения.
Нож был тяжелым, с массивной, отделанной рельефной  гравировкой,  рукояткой.
Она словно сама просилась в руку, и  большой  палец  ложился  в  аккурат  на
кнопку. Сверкающее хищное лезвие было чуть изогнуто в конце;  сверху  донизу
проходил желобок - "для стока крови", пояснил друг. Я держал в  руке  орудие
убийства, "пронзания живой плоти", как сказал однажды Халид.
   - Ты сам его почему не носишь? - спросил я, удивляясь подарку.
   - Не нравится он мне, - поморщился друг. - Да и зачем - я целый день дома
сижу.
   - А мне почему предложил?
   Друг пожал плечами.
   - Не знаю. Пригодится, - и больше я не смог вытянуть из него ни слова.
   Поначалу я опасался брать нож с собой,  но  затем,  едва  увернувшись  от
одной разбитной компании, уверенно положил в карман куртки. "Пусть будет,  -
решил я.
   - Так оно надежнее".
   Этот нож пугал меня. Я чувствовал в  нем  живую,  злобную  силу,  которая
предательски согревала ладонь. Одна мысль о том, что нож имеет свою миссию и
исподволь подталкивает меня к ее исполнению,  наполняла  сердце  холодом.  Я
слишком явно слышал  ЗОВ,  сродни  тому,  который  почувствовал  когда-то  в
цветущей долине бардо. Через некоторое время зов утих,  вернее,  я  перестал
ощущать его, занявшись другими делами.
   Я раздумывал, что делать со своей жизнью. Тара привлекала  и  отталкивала
одновременно, как бездна, в которую хочется прыгнуть  без  оглядки;  жену  я
просто любил - тепло, по-домашнему, как любят плюшевого  мишку  или  старые,
навевающие воспоминания тапочки. Как быть? Я спрашивал совета  у  друга,  но
тот пожимал плечами. Пространство... Как сформировать  это  пространство?  Я
вспоминал, до чего хорошо и покойно было с Халидом, как уверенно вел он меня
своими тропами - теперь, столкнувшись с  реальной  проблемой,  я  любил  его
трепетно и нежно.
   Я остался один -  один  на  всем  белом  свете  со  своими  неразрешимыми
вопросами. Я остался один  -  и  вдруг  вспомнил...  Мы  тогда  практиковали
"врастание".
   - Ты приходишь в этот мир один и уходишь один, - говорил Халид.  -  Никто
не составит тебе компанию в  могилу.  Почему  ты  так  боишься  одиночества?
Посмотри вокруг: люди пользуются другими, как инвалиды - костылями и думают,
что это и есть любовь, забота. Отбрось костыли - и  человек  упадет,  потому
что никто не научил его стоять на своих двоих! И эти несчастные  требуют  от
своих костылей исправной службы, а отказ считают подлостью,  предательством.
Вот ты, например,
   - ты ушел из дому, и твоя мама почувствовала, что ее  жизнь  кончена,  не
так ли?
   Она убеждена, что  отдала  тебе  все:  любовь,  нежность,  заботу,  а  ты
наплевал на нее. Да, она отдала все лучшее - тебе, а теперь хочет, чтобы  ты
был ею - той, которой она когда-то не стала. Нет тебя - нет ее!  Вот  в  чем
весь фокус.
   Этот фрагмент всплыл в памяти совершенно неожиданно. Боже, сколько  же  я
забыл! И снова вспомнился Халид - неизвестный Халид:
   - Все, что я говорю, я говорю не тебе, а твоим  клеткам.  Ухо  улавливает
любой звук, но ум отсеивает все то, что ему не по зубам.  Информация  уходит
вглубь.  В  свое  время  она  вернется,  Карлитос.  Надеюсь,  ты  не  будешь
стенографировать вслед за мной?
   Я понял, я понял, я понял!! Все о пространстве, все о ритме, все о  своих
чувствах. Я бросился к телефону и позвонил жене:
   - Нам надо поговорить!
   - О чем? - безразлично спросила она.
   - Обо всем, - и мы договорились о встрече. Поздно вечером - раньше она не
могла. В нашем любимом пустынном парке.
   В ожидании я бродил  по  аллеям  -  сейчас,  когда  я  пишу  эти  строки,
подмывает накропать какую