ойдем, - предложил высокий.
   - Ну, двигай, - потрепанный сплюнул на мой ботинок и больно пнул по ноге.
   Понурив голову, я двинулся вперед.
   Троица, держа меня в плотном кольце, оказалась в пустынном  тупичке,  где
уже никто не мог им помешать.
   - Гони бабки!  заявил  спортсмен,  -  за  пробежку  с  тебя  три  чирика.
Моральная конпетсация.
   Я понял, что без жертв не обойтись, и  без  раздумий  расстался  с  тремя
десятками, отдав их высокому.
   - О, падла, косач! А нам говорил, что нет ничего.  Ты  че  нам  навоз  за
воротник закидывал? зашипел потрепанный.
   -  За  брехню  знаешь  что  полагается?  Два  угла!  авторитетно   заявил
спортсмен, начиная проверять содержимое  моих  карманов.  Я  молчал  и  тихо
надеялся, что все не заберут.
   - Двух червонцев не  хватает,  -  заявил  высокий,  подсчитав  выручку  и
проявляя большую осведомленность о размере моей стипендии. Повтори!
   Это уже относилось к спортсмену, который начал  повторный  осмотр.  Ну  и
пусть ищут! Все равно ничего не найдут.
   Однако поиски вел далеко не  мальчик.  Спортсмен  внимательно  обследовал
подкладку моей куртки, отогнул плотно прижатый  воротник  рубашки,  а  затем
нагнулся и обхватил ладонями резинки моих носков.
   - Нашел! победно сообщил он и вытащил запрятанные купюры.
   - Ты что, падла, зажать хотел? потрепанный  пнул  меня  по  второй  ноге.
Дайте мне, я его урою!
   - Ладно, пусть живет, великодушно  разрешил  высокий.  Все  трое,  высоко
подняв головы, с чувством выполненного долга гордо зашагали из тупика.
   Я  остался  стоять  на  месте.  Из  всего  наличмана  сохранилось  только
семьдесят шесть копеек, не заинтересовавшие упорную троицу.  Домой  посылать
было нечего. На кино, видак и девочек  в  ближайшее  время  рассчитывать  не
приходилось.
   Раньше я много читал в газетах и журналах о подобных случаях,  но  почему
то никогда не думал, что это может произойти со мной. Я поплелся в общагу.
   Настроение было  настолько  паршивым,  что  по  городу  бродить  не  было
никакого желания. Мне хотелось поскорее добраться до 412, упасть на  кровать
и заснуть, чтобы хоть на несколько часов покинуть этот проклятый чужой мир.
   У общаги возле крыльца  сидели  старшаки  и  высматривали  недоенных  еще
лохов. Мой унылый вид не вызвал у них  никаких  сомнений,  что  к  категории
нужных им людей я уже не отношусь.
   - Нулевой чувак, - заявил один из них, оглядывая меня с  ног  до  головы.
Остальные засмеялись.
   - Что, Сверчок, ощипали как цыпленка, - заржал Ворон,  и  все  подхватили
громкий смех.
   Настроение у меня чуть улучшилось хоть этим от меня ничего не перепало. Я
поднялся на четвертый этаж, зашел в комнату, забрался на свой второй ярус  и
постарался заснуть. Леха и Пахан были уже  здесь  и,  судя  по  всему,  тоже
совершенно пустые. Андрей снова отсутствовал. Благодаря землякам,  положение
его было гораздо устойчивей. И хотя большая часть капитала тоже ушла наверх,
но кое-что осталось и у него. Поэтому ему переживать было не о чем, и в  это
время  он,  вероятнее  всего,  вместе  с  з„мами  угощался  в   какой-нибудь
забегаловке или кооперативной пивнушке.
   Заснуть вскоре удалось, но, как оказалось, прелести сегодняшнего дня  еще
далеко не закончились. Не знаю сколько прошло времени, меня разбудил  легкий
толчок в плечо. Я поднял голову. У кровати стоял Леха.
   - Пошли, Сверчок, старшаки зовут.
   - Куда?
   - Куда! К ним, конечно, не к теще на блины.
   - А почему именно меня?
   - Да не боись, не тебя одного. Всех нас зовут.
   Пришлось слезать с кровати. Впрочем  спать  уже  не  хотелось.  За  окном
разлилась темнота, но это еще ни о чем не говорило. На дворе вторая половина
октября темнеет рано. Чтобы определить время я выглянул в окно. По освещению
окон и их количеству в находившемся напротив жилом доме и стоящей впритык  к
нему девятиэтажке, было не больше одиннадцати вечера.
   Мы с Лехой вышли в коридор, где нас уже поджидал Пахан. Вместе с  ним  мы
отправились к местной блат-хате.
   Блат-хата располагалась на третьем этаже, в комнате за номером  310.  Там
испокон веков жили самые крутые старшаки. Свет там горел до  глубокой  ночи,
но коменданта это не волновало, так как Степан  Егорович,  проследив,  чтобы
вахтерша заперла дверь изнутри,  с  чистой  совестью  отправлялся  домой,  а
вахтерша тут же укладывалась спать в небольшой кладовой. Зато в 310 шел  пир
горой.
   Но если заглянуть в эту комнату днем, то можно было поразиться  идеальной
чистоте и порядку. Сказывалась усердная работа первогодков, которые  шуршали
тут до завтрака, а если не успевали, то и вместо него. Некоторые  ненавидели
эти утренние уборки, но имелись  и  такие,  что  рвались  сюда  чуть  ли  не
ежедневно.
   Ловко припрятывая пустые бутылки,  они  сдавали  их  днем  в  магазины  и
получали там хоть и слезы, но на безрыбье и рак рыба на видак хватало.
   Пока вы все это читали, мы уже спустились на  третий  этаж  и  подошли  к
нужной двери, затем остановились никто не  решался  открыть  ее  первым.  Но
сколько не стой заходить все равно придется. Отдалив опасное мгновеньице  на
целую минуту, Пашка дернул дверь за ручку и медленно потянул на себя. Я чуть
зажмурился от яркого света,  ослепившего  меня  после  сумрачного  коридора,
освещаемого редкими лампами дневного света, и переступил порог.
   Комната была полна народу, явно разделенного на две категории.  Первая  в
непринужденных позах валялась или сидела по  всей  комнате.  Вторая  скромно
сосредоточилась в левом от меня углу. А вокруг был сплошной бардак.
   Сдвинутые вместе кровати стояли почти в самом центре.  На  верхнем  ярусе
поперек кроватей лежал и храпел какой-то  посторонний  небритый  тип.  Внизу
развалился Кирпич самый главный супер в учаге. Любой знал, что за ним  стоят
мощные авторитеты, которые  не  раз  приходили  к  нему  и  о  чем  то  тихо
договаривались.
   Поэтому Кирпич не боялся ничего и жил, как  хотел.  В  данный  момент  он
лежал, согнув одну ногу  в  зимнем  адидасе,  а  другой  упирался  в  спинку
кровати. Руками он обхватил двух полураздетых девчонок.  Одна  из  них  была
крашенной блондинкой с яркими алыми губами (наверняка не союзный самопал). А
у той, которая лежала справа от Кирпича, волосы были ни то, ни се, да и лицо
какое-то невыразительное, как у овцы. Я ее вообще даже не запомнил. В память
врезалась лишь дырка на чулке
    ослепительно белая кожа на черном фоне. Я тут же стал вспоминать, где видел их 
раньше, но оказалось  нигде; такую шикарную блондиночку я бы запомнил надолго. 
   Скорее всего к нашей учаге они не имели ни малейшего отношения.
   По бокам от кроватей в выжидательных позах стояли подручные Кирпича Бахыр
и Стопарь. Бахыр был нерусским, но замечательно умел махаться, за счет этого
и выдвинулся на столь высокое место. Адидасовская футболка,  штаны  Мэвин  и
зимние Голд кап без слов говорили об этом. Стопарь был известным хроником и,
напившись, злобно гонял всех первогодков по этажам по  крайней  мере  раз  в
неделю.
   Сейчас он уже был под  градусом,  о  чем  красноречиво  свидетельствовала
цветастая порванная рубаха, свесившаяся на широченную Пирамиду,  уже  где-то
вывалянную в грязи. Справа от Бахыра, в углу сидел Ворон в чистенькой белой,
даже отутюженной рубашке с фирменной наклейкой на кармане и беспощадно  драл
в карты какого-то денежного чайника. Слева от Стопаря стояло ведро с  пивом,
из которого угощались несколько других старшаков. Из них я знал только  Жеку
и Рудика.
   Вторая категория собравшихся была представлена несколькими  первогодками,
среди которых были Мотор (Ваня) и Слизняк (Федя).
   - Во, Кирпич, еще подошли, - отметил наше прибытие Стопарь и сдвинулся  с
места.
   За ним обнаружился ящик с водкой, три  пустых  бутылки  из  которого  уже
вовсю катались по комнате.
   - Все пришли? спросил Кирпич.
   - Всэ, - ответил Бахыр, подергивая тонкую полоску своих черных усов.
   - Начнем, - сказал Кирпич,  приподнялся  и  сел,  затем  крепче  обхватил
девчонок и посадил их рядом с собой.
   - Что  ж  вы,  пацаны,  старших  то  подводите?  начал  он,  торжественно
обращаясь к нам. Бабки получили, а где они? Нету! Отдали! Кому отдали?
   Мы дружно молчали.
   - Нехорошо! Мы для вас стараемся, никто вас в округе  не  трогает,  а  вы
башли на сторону! Как это называется?
   Я уставился в потолок, украдкой посматривая на блондинку. Звякнула кружка
об ведро с пивом.
   - Западло! По вашей милости разоримся скоро,  бескультурными  станем.  На
театр денег нет, на цирк тоже нет. Ну что ж, сами виноваты.  Теперь  сами  и
будете нас развлекать. Понятно? Девочки, хотите кино посмотреть?
   - Хотим, хотим! подтвердили свое желание девочки.  Старшаки  заржали.  Мы
продолжали упорно молчать.
   - Ну, кто самый смелый? спросил Кирпич.
   Вперед вышел  высокий  худой  паренек  и  уставился  на  Ворона,  который
насмешливо оглядывал нас всех.
   - А, Бондарь! Считай, повезло тебе. Иди в коридор, стой на фишке.
   Когда за Бондарем закрылась дверь, Кирпич продолжил:
   - Ну, девочки, какой фильм будем смотреть?
   Девочки захихикали, но ничего не сказали.
   - Стопарь, а?
   - Чапаев, - пробасил Стопарь и глухо заржал.
   - Отлично! возликовал Кирпич. Ты, Пахан, будешь белым  пулеметчиком,  ты,
Хилый его помощником, а Сверчок Чапаевым.
   Через минуту я изображал Чапаева, из последних сил  переплывавшего  Урал.
Пахан строчил из пулемета, сделанного из  табуретки,  а  Хилый  заправлял  и
поддерживал  невидимую  ленту  с  патронами.  Старшаки  вовсю  веселились  и
закидывали меня кружками и рваными носками. Я продолжал  широко  размахивать
руками, лежа на полу, и старался увернуться от летящих в меня предметов.
   - Поможем герою, -  засмеялась  блондинка  и,  освободившись  от  объятий
Кирпича, запустила в  пулеметчиков  пустой  водочной  бутылкой.  Поллитровка
угодила Хилому по голове, отскочила от его коротко  остриженного  затылка  и
разбилась о стену.
   - Конец первой серии, - объявил Кирпич, - про что будем смотреть  дальше,
девочки?
   - Про любовь, - запищала вторая.
   - Хорошо, - согласился Кирпич. Вторая серия. Хилый, табуретку на место.
   Стопарь, какие знаешь фильмы про любовь?
   - Чапаев, - пробасил Стопарь и снова впал в транс.
   -  Замечательно,  -  обрадовался  Кирпич.  Смотрим  продолжение.   Хилый,
занавеску.
   Хилый залез на подоконник и снял занавеску.
   - Итак, кто у нас еще не участвовал, - начал распределять роли Кирпич,  -
Крючок (Леха), Бурый, Мотор и Слизняк.  Да,  еще  Сверчок,  а  то  он  плохо
старался.
   - Да ну, вполне нормально изображал, - вступилась за меня блондинка.
   - Плохо, я сказал! Сверчок, держи занавеску, делай из  нее  юбку,  будешь
Анкой-Пулеметчицей.
   - Не буду, - я бросил занавеску на пол.
   - Че такое? Бахыр, Ворон, разберитесь.
   Ворон встал, сказал лоху: С тебя,  братан,  стольник  и  еще  восемьдесят
колов, и подошел ко мне. С другой стороны приблизился Бахыр. Он неожиданно и
резко ударил меня в живот, Ворон сделал подножку,  и  я  упал.  К  Ворону  и
Бахыру присоединился Рудик, и они спокойно и  методично  стали  пинать  меня
ногами.
   В какой-то книге год  назад  я  прочитал,  что  в  каждом  человеке  есть
что-нибудь хорошее. Но как трудно найти это хорошее в  тех,  кто  запинывает
тебя, корчащегося от боли на полу, и считает, что так доложно быть всегда.
   Тем временем Бахыр наступил на ногу  Рудику,  тот  заматерился,  старшаки
засмеялись. В общем всем было весело, кроме меня. А я валялся  у  стены.  Из
носа и разбитой губы текла кровь. Жутко болела грудь в месте укуса.
   Ворон продолжил игру в карты.  Бахыр  встал  на  свое  место.  Роль  Анки
досталась Феде.
   Надев  юбку,  сделанную  из  занавески,  Федя  под  оглушительный   хохот
изображал любовь Анки с Петькой и Чапаевым одновременно. Их  роли  исполняли
Бурый и Леха.
   Сцену эту я пересказывать не намерен. Ее может представить  себе  каждый,
так как я уверен, что нет такого человека, который  бы  не  слышал  подобных
анекдотов про эту троицу. Я лежал и глядел на этот содом невидящими глазами.
Кто знал, что полнолуние, внезапно перевернувшее всю мою жизнь,  уже  не  за
горами.
   Глава четвертая.
   Полнолуние.
   События этого дня складывались для меня крайне неудачно. Сначала две пары
на занятиях. Затем запорол проходной, за что получил втык от мастера, только
что заточившего этот злополучный резец, и неуд за испорченную деталь.
   А после занятий в общаге у 412 меня поджидал Кирпич:
   - Эй, Сверчок, куда девал стольник?
   Разумеется я не въехал о каком таком стольнике  шла  речь.  Тогда  Кирпич
собрал кулаком мой свитер на груди и притянул меня к себе.
   - Стольник Ворона! пояснил он.
   Тут до меня дошло, и я сразу вспомнил события недельной давности.
   Как то вечером я возвращался к себе после шатания по городу. На  площадке
третьего этажа курил Кирпич.
   - А, Сверчок, пойдем со мной.
   Мысленно ругнувшись я последовал за ним в  310.  Там  Кирпич  вытащил  из
недавно починенной тумбочки учебник по обработке металлов и  извлек  из  его
середины сторублевую бумажку. Я смотрел по сторонам, - было  так  непривычно
видеть 310 тихой и пустой.
   - Смотри сюда, Сверчок, - сказал он. отдашь этот стольник Ворону. Я и сам
бы занес, да Ворона сейчас в общаге нет. А мне уходить пора. Понял?
   Я молча кивнул, приняв купюру и, согнув ее в четыре раза спрятал в карман
брюк.
   Вечером, разыскав Ворона, я вручил ему этот стольник и почти сразу  забыл
об этом, как оказалось, совершенно напрасно.
   - Я его Ворону отдал, - заверил я Кирпича.
   - Он сказал, что ему никто ничего не передавал, - мрачно заметил  Кирпич,
намекая на грозные последствия для того, кто замылил чужой стольник.
   - Пошли, спросим у него, - предложил я.
   Кирпич согласился, и мы двинулись к лестнице. Ворон жил  в  314,  которая
располагалась посередине коридора третьего этажа. Кроме Ворона здесь еще жил
Жбан довольно мирный парень, и Артур с Коськой, которых обычно было не видно
и не слышно. Вот и теперь эти двое отсутствовали, зато Ворон был  здесь.  Он
валялся на нижнем ярусе и читал  потрепанный  журнал.  На  соседней  кровати
сидел Жбан и старательно пришивал заплатку на свои  брюки.  Увидев  Кирпича,
Ворон сел, вытащил пачку Ту-134 и закурил, уставившись на нас.
   - Отдавал он тебе катеринку? спросил Кирпич, выталкивая меня  вперед.  На
лице Ворона появилась обычная насмешливая улыбка, и он отрицательно  помотал
головой.
   - Куда дел деньги, Сверчок? повернулся ко мне Кирпич. Чего молчишь?
   - Отдал ему, - хмуро кивнул я на Ворона.
   - Ты чего гонишь, падла, когда? возмутился Ворон.
   - Да в прошлый вторник, - пытался доказать я.
   - Кто видел? прервал наш спор Кирпич.
   Я замолк. В тот момент, когда я передал сотню Ворону, в комнате никого не
было.
   И теперь Ворон этим умело воспользовался.
   - Никто, - тихо ответил я.
   - Ну, друг, так дело не пойдет, - сказал Кирпич. Кто теперь тебе поверит?
   Придется вернуть катеринку.
   Разумеется лишнего стольника у меня не было. Да что говорить, у  меня  не
было вообще никакого стольника, и даже на  петрофан  едва  ли  бы  набралось
мелочи.
   Мысли лихорадочно скакали в  мозгу,  срочно  требовался  выход  из  этого
скользкого положения.
   - А кто тебе поверит, что ты мне стольник дал, - обратился я к Кирпичу, -
там тоже никого не было.
   Ворон дико заржал, Жбан тихо усмехнулся, а Кирпич, приблизившись ко  мне,
угрожающе-ласково сказал:
   - Ты, шмакодявка, не по годам борзый стал. Сколько тебе надо  свидетелей?
Три, пять, десять?
   - Хотя бы двух. неуверенно произнес я.
   Кирпич  моментально  скрылся  за  дверью  и  приволок  из  коридора  двух
незнакомых мне пацанов. Кирпич встал в позу, повернувшись к одному из них.
   - Ты видел, как в прошлый вторник я этому, - Кирпич кивнул в мою сторону,
давал сто рублей.
   Парень покосился на меня и после некоторой заминки сказал:
   - Да, видел.
   - А ты? спросил Кирпич второго.
   - Видел, - не моргнув глазом, ответил тот.
   - Все, пацаны, свободны, - отпустил их Кирпич и снова повернулся ко мне.
   - Ну как, все понял? Таких свидетелей я могу откопать хоть сотню.
   - Но ведь в комнате никого не было, еще сопротивлялся я.
   - Ну и что с того? Просто пацаны знают, что  они  доложны  видеть  и  что
говорить. А какие свидетели у тебя?
   Я подавлено молчал.  Кирпича  и  Ворона  знала  вся  общага,  а  кто  мог
поручиться за меня?
   - Ну так как же с катеринкой, а? подал голос Ворон.
   - Да, братан, должок нужно вернуть! поддержал его Кирпич.
   - У меня нет стольника, - уныло пробубнил я.
   - Тогда включаем счетчик, - пригрозил Кирпич,  -  завтра  уже  будет  сто
десять, послезавтра сто двадцать
   - Ладно, пожалеем его, - сказал Ворон, может у него из вещей что есть.
   Тащи-ка, Сверчок, сюда свой чемоданчик.
   Я  поплелся  вниз.  Как  назло,  комендант  оказался  на  месте,  поэтому
спасительную  версию  о  том,  что  камера  хранения  закрыта,   приходилось
отбросить. Впрочем я уже понимал, что и закрытая камера не спасла бы меня от
неминуемой расплаты.
   - Степан Егорович, выдайте чемодан, пожалуйста,  -  попросил  я,  оторвав
коменданта от кроссворда. Степан  Егорович  недовольно  встал  и,  пройдя  в
камеру, долго копался там. Наконец, он показался оттуда, держа в правой руке
небольшой чемодан, на котором красовалась моя фамилия и полустершийся  номер
комнаты. Я подхватил свой багаж и отправился в 314, где меня поджидали Ворон
и Кирпич.
   - Ну ка, засмотрим, что у тебя там, - потер руки  Ворон,  принял  у  меня
чемодан и грохнул его об стол. Затем он открыл его, пошарил внутри и вытащил
свернутые джинсы.
   - Ношенные немного, - разочарованно произнес он, - ну да  ладно.  Пойдут,
загнать можно.
   Он развернул их. И на стол выпал кулек с конфетами.  Надо  сказать,  что,
хотя я открывал чемодан несколько раз, но джинсы не трогал  не  было  повода
наряжаться.
   И поэтому я, конечно, не знал о спрятанном в  них  кульке.  Скорее  всего
мать, чтобы сделать мне сюрприз, сунула его в чемодан перед самым отъездом.
   Как ни странно Ворону пришла в голову точно такая же догадка.
   - О, мамочка о сыночке позаботилась, он покачал кульком в воздухе, выудил
одну конфету, а остальные россыпью бросил в открытую форточку.
   - Держи, Жбан, угощаю, - Ворон швырнул последнюю конфету ему на колени.
   Если вам когда-нибудь дорогой человек  дарил  пусть  даже  незначительный
подарок, а затем кто-то по борзому отбирал его, высмеивал,  наплевав  вам  в
душу, а потом деловито разламывал, будто так и нужно,  или,  что  еще  хуже,
присваивал себе, то вы знаете, как тяжело и пакостно становится внутри.
   Я не выдержал этого и с кулаками бросился на Ворона.  Но  сзади  мне  дал
подножку Кирпич, а когда я упал, Ворон метко пнул меня в живот  так,  что  я
согнулся, как перочинный кнопарь.
   - Запомни, Сверчок, ты здесь никто, - сказал Ворон,  прихватив  джинсы  и
скрываясь в данный момент за дверью, - будь счастлив, что ничего  не  должен
нам пока.
   Дверь захлопнулась. Жбан, закончив со штанами, взял  оставленный  Вороном
журнал и углубился в чтение. Я с трудом поднялся и вышел в коридор, не забыв
взять свой теперь уже почти пустой чемодан.
   И все же, не смотря на обиду, я понимал, что  мне  еще  дико  повезло.  Я
теперь ничего не должен! А в это самое время сотни, тысячи пацанов бегают по
городу, разыскивая деньги, чтобы хотя бы  погасить  набегающие  по  счетчику
проценты. И если бы у меня не оказалось тех самых,  почти  новых  джинс,  то
долг мой в короткое время вырос бы до астрономических  размеров.  И  мне  бы
пришлось воровать, грабить или доставать деньги другими незавидными  путями,
чтобы мой долг не переключили на более солидных людей, которые  занялись  бы
мной более солидно и основательно.
   Но к счастью этого не произошло, и я мог спокойно перевести дух, пока.
   Вот именно, что  пока.  Нет,  так