оложении и унизительных просьб о  хотя  бы  небольшой  доплате.
Такое я видел только в кино, когда миллионеры отваливают  любую  запрошенную
сумму за понравившуюся им вещицу. А может так и следует поступать  королеве?
Не торговаться, брызгая слюной и кляня правительство, президента  и  поганую
жизнь вкупе с безбожными торговцами, а сделать честь принять покупку.  Может
чувство собственного достоинства дороже сэкономленных грошей. Представьте-ка
следующую ситуацию. Король, выбирая  бриллиантовое  ожерелье  для  королевы,
задумчиво смотрит в кошелек.

   - Вот ведь, не хватает, - тянет он, а затем слезно обращается к продавцу.
- А может для королей... того... скидочка какая полагается, а?

   Да, королевы не торгуются. И если продавец за  навороченной  прибылью  не
разглядел королеву, это уже его проблемы,  проблемы  его  совести  (впрочем,
может тут и не возникает никаких проблем, зачем искать проблемы там, где они
и не появляются никогда). Такой величественный жест просто  потряс  меня  на
фоне моей жалкой дрожи по  поводу  лежащих  неподалеку  кассет  (вот  только
почему-то желание купить их нисколько не убавилось).

   Из  смеси  радости  от  завершения  поисков  талисмана  и  огорчения   от
недоступности таких близких предметов моей мечты в  груди  у  меня  родилось
странное неописуемое чувство, высветившее для моей персоны  тропинку  в  мир
личности моей таинственной спутницы.

   Королева, призрак, повелительница тьмы, пришелец из другого  мира.  А  за
фасадом громких титулов пряталась просто девушка. Не  многоопытная  женщина,
которая уже в четырнадцать-шестнадцать  лет  успевала  повидать  и  испытать
решительно все, а заодно разочароваться в жизни раз и навсегда.  Нет,  рядом
со мной находилась  именно  девушка,  смотрящая  на  окружающий  мир  широко
раскрытыми глазами каждый день, каждую минуту. Несмотря на свой многовековой
возраст она так и не сумела научиться, да и не собиралась  зацикливаться  на
скучных мелочах. Я не мог представить ее сломленной,  опустившейся,  цинично
смотрящей на остальных. Нет, могла устать ее  фигура,  лицо,  но  только  не
глаза, устремленные  в  безоблачную  даль  к  торжественно-прекрасной  цели,
которую в свое время не удалось рассмотреть мне. Она имела собственный  мир,
составленный  из  собственных  чувств.  У  любого  мыслящего   существа   он
обязательно  есть,  но  я  с  удивлением  осознал  это  только  сейчас.  Мой
внутренний мир давно уже исхожен мною вдоль и поперек. Но теперь мне  словно
удалось заглянуть за горизонт, и моему взору представилось великое множество
бесконечно разных и недостижимо далеких миров.
   Я не мог их рассмотреть, но узнал, что они существуют.

   А затем узенькая щелочка позволила мне всмотреться в мир  моей  спутницы.
Не  ворваться,  не  забежать,  не  проникнуть,  а  лишь  разглядеть  смутные
очертания туманных силуэтов чужого мира. Как  страницы  учебника  математики
прошелестели предо мной.  И  вдруг  из  сухих  разрозненных  черных  значков
сложилось доказательство теоремы, вытекающее из строгой цепочки рассуждений.
И не надо теперь заучивать к экзамену бесконечные ряды  формул.  Требовалось
лишь вспомнить  первое  действие,  а  затем  следовать  от  звена  к  звену,
подбираясь к  секретному  сундучку,  запрятанному  в  дебрях  математических
нагромождений.

   Как и мне, Лауре нравились тысячи вещей, а еще тысячи она не переносила.
   Королева  любила,  ненавидела,  созерцала  и   действовала,   исходя   из
собственных побуждений, как и я, да и все, в общем то,  люди  на  Земле.  Но
исключительно важные для меня вещи Лауре могли показаться сущими  пустяками,
а я мог безразлично пройти мимо, упустив из виду  все  то,  что  привело  бы
королеву в восхищение, заставив замереть на  месте.  Два  совершенно  разных
мира крутились вокруг собственных  осей  в  удивительной  близости  друг  от
друга. Наверное, существовали и точки соприкосновения, раз мы вместе  стояли
сейчас  поздним  вечером  в  подвале,  куда  бы  при   более   благоприятных
обстоятельствах в одиночку отправиться не пришло бы в голову никому из нас.

   Ну что же, пора уходить, и я в последний раз окинул взглядом  недоступные
сокровища. Жизнь - такая штука, что даже во всем известный лозунг  "Товар  -
Деньги - Товар" (или наоборот?) она добавляет свои коррективы.  Когда  товар
перед глазами кошелек пуст. Зато  когда  в  нем  заводятся  наличные,  товар
загадочным образом исчезает. Что  удерживало  меня  от  приобретения  самого
желанного товара? Тот самый великодушный поступок королевы. Теперь  я  хотел
скрасить ее потерю, купив Лауре то, что пришлось бы по  душе  повелительнице
тьмы. Но что выбрать? Обычный набор из шоколадки, леденца в яркой обертке  и
жвачки явно не подходил. Может, цветы? Но где их сейчас достать?  Да  и  как
объяснить королеве, зачем дарят цветы. Для нас это  уже  привычный  подарок,
символ. А что  они  для  призрака?  Сущая  ерунда?  Кто  бы  знал.  Королева
встретилась со мной взглядом и четко сказала, кивнув в сторону кассет:

   - Покупай...

   ... Лаура уже давно отследила  направление  Его  взгляда.  Казалось,  что
лучшего  случая  проникнуть  в  желанный  мир  и  не  придумать.   Они   ему
действительно нужны.
   Как странно,  она  может  позволить  или  не  позволить  кому-то  другому
исполнить сокровенное желание.

   - Но я хочу купить что-нибудь тебе! - сбивчиво начал Он. - Назови  любую,
необходимую для тебя вещь.

   Лаура усмехнулась. Ей  срочно  требовалось  несколько  самых  необходимых
вещей, но вряд ли их можно купить здесь. Он мог дать ей то, что нужно, но не
хотел или не сумел вникнуть в ее понимание необходимого. Со стороны проблемы
кажутся простыми и легко разрешимыми, а в действительности существуют тысячи
и миллионы препятствий,  преграждающих  путь.  Пусть  лучше  Он  купит  свои
необходимые вещи. Если Ему будет хорошо, то и Лауре станет чуточку легче.

   - Покупай кассеты, - кивнула Лаура. - мне здесь ничего не нужно...

   ... Свершилось! Я полноправно держал их в руках. Вот они! В голове кто-то
автоматически подсчитывал возможные места размещения новых экземпляров. Нет,
не верю, что плохо, когда мечта исполняется. Говорят, что тогда  не  к  чему
стремиться. Но ведь вместо сбывшейся мечты сразу появляются две  новых,  еще
более прекрасных. Воистину, сегодня у нас день исполнения желаний.

   Я вырвался из минутного забытья и услышал конец речи довольного хозяина:

   - В общем, и Вам повезло, и мне. Не ждал бы я из Москвы машину с товаром,
не видать бы Вашей даме камешка.  Камешек,  право,  замечательный.  И  жизнь
охраняет, и в этих делах помогает, - хозяин подмигнул мне и  сунул  визитную
карточку. - Заходите, всегда рады. Эх, кто бы мои рубли вот так же  в  баксы
перевел?

   Выбравшись  из  подвала,  я  сразу  почувствовал  разницу  между  затхлым
воздухом полуподземного помещения и свежестью летнего вечера. Птицы не пели,
но сверкали звезды над головой, а на западе, за крышами домов, еще пряталась
алая полоса. Лаура рассматривала свое темное сокровище,  а  я  -  визитку  в
прямоугольнике света, падающего из окна второго этажа.

   "Батесман Иосиф Исаакович". Я уже чувствую как в ваших пламенных  сердцах
запылала патриотическая ненависть: "Ну вот, опять русского обобрали!" Сам я,
однако, с таким мнением не соглашусь. С какой стати? Наоборот, я считал, что
нам действительно крупно повезло. Попадись мне русский коммерсант,  он  либо
задрал бы несусветную цену, пользуясь случаем, либо по доброте души отдал бы
камень задаром, снабдив нас с Лаурой отеческим напутствием. Конечно,  против
второго я бы не возражал, но по  нынешним  временам  мне  светило  нарваться
только на  первое.  Мы,  русские,  любим  ударяться  в  крайности.  Об  этом
свидетельствуют и народные пословицы и более поздние анекдоты: "Нет, Петька,
море водки не смог бы выпить, нету такого огурца." Или например: "Что  смогу
съем, остальное покусаю." Да, если уж нам повезло, то пусть и  другие  живут
хорошо. Но если удача не прет, то мы не будем искать  причины,  а  поглядим,
кому  на  Руси  жить  хорошо,  и  чуток  подпортим  им  жизнь  для  поднятия
настроения. А если и это не поможет, займемся  поисками  виноватых.  "Довели
страну!"  -  кричат  коммунисты  демократам.  "Нет,  это  вы  довели,  а  мы
расхлебываем!" - орут в ответ те своим вечным оппонентам.  Запутался  народ.
Ему   бы   попроще,   попонятнее.   Тогда   то   и    выплывает    известная
палочка-выручалочка: "Да вот же, евреи виноваты. Глянь-ка, кто у  нас  сидит
на высоких постах. Не Ивановы сидят! Не Сидоровы!" Нет, чтобы самим  год  за
годом карабкаться наверх по  крутым  ступенькам.  Гораздо  легче  плевать  в
потолок и винить в своих неудачах происки евреев.

   А вспомним-ка библию. От кого пошел  род  человеческий,  а?  "Неужели?  -
побледнев от ужаса воскликнет ярый антисемит. - Выходит, что мы все... "  Но
язык упорно отказывается выговаривать страшное слово. "Да к черту библию!  -
мгновенно приходит в голову утешительная мысль. - Ну атеист я, понимаешь, ну
не верю я в бога. Так что  я  -  русский,  а  ты  -  как  хочешь."  Сознание
горделиво  успокаивается,  причислив  сомневающихся  к   мировому   заговору
жидомасонов, а умиротворенный взгляд отыскивает еще не  занятые  на  потолке
места. Затем в руках оказывается гитара, а с  губ  срываются  такие  близкие
русскому сердцу строчки:

   За углом трамвай упал. Под трамвай еврей попал. Евреи всё, евреи.  Кругом
одни евреи.

   "Еврейству тем и хорошо, где народ еще невежествен, или  несвободен,  или
малоразвит экономически," - справедливо писал в своих дневниках Достоевский.
   Поэтому, пока мы поигрываем на гитаре  и  ждем  случая  с  небес,  другие
обходят нас на дистанции. Более упорные, более собранные, более  терпеливые.
А у евреев, разбросанных по свету, эти качества. Даже  детей  русская  нация
воспитывает так, как "надо", или вообще пускает дело на  самотек.  Евреи  же
стремятся отыскать у ребенка любые способности, и если находится  талант  (а
неталантливых детей, как правило, не бывает), то на его развитие бросают все
силы и возможности. Стоит  ли  удивляться  их  быстрому  взлету?  Но  мы  не
привыкли учиться у других, нам бы все охватить своим умом.  Вот  и  остается
завидовать и кивать на тайное общество жидомасонов. Готовые разорвать любого
империалиста и отдать последнюю  рубаху  угнетенным  неграм  Африки,  мы  не
упустим случая поприжать евреев, подподлить или уколоть обидным анекдотом.

   Вот Батесман, к примеру, будет сидеть и ждать товар хоть целую ночь. "Так
ведь и русские ждут!" - радостно  воскликните  Вы.  Согласен,  подловили  на
слове. Но какие русские пустят клиентов в свой магазин через три часа  после
закрытия.
   Причем не купить что-то дорогостоящее, а просто посмотреть, в надежде  на
возможную, даже мизерную прибыль. Русские наоборот выпрут клиентов за десять
минут до обеденного перерыва, чтобы никто не мешал им выпить чай в спокойной
обстановке, потому что чай -  дело  святое,  а  освободившееся  время  можно
потратить на личные дела. Конечно же, манеры поведения вовсе не  зависят  от
соответствующей  графы  паспорта,  а  от  воспитания.  Но  кому  не  знакома
следующая картина, когда клиент терпеливо переминается с  ноги  на  ногу,  а
продавец полчаса  базарит  со  своей  помощницей,  а  затем,  демонстративно
повернувшись спиной, начинает переставлять товар на витрине.  Клиенту  надо,
пусть ждет! Если он действительно хочет что-то приобрести, значит дождется.

   Честно говоря, я не смог бы представить Батесмана в подобной ситуации.  Я
догадывался, что подвальчик - это только разбег в его  будущей  карьере.  Но
пункт за  пунктом  осуществлялся  в  этом  восхождении.  Наша  покупка  была
маленькой ступенькой в гигантской лестнице.  Маленьким  шажком.  И  Батесман
сделал его сегодня, а не стал откладывать на завтра. Возможно, через год или
два он станет директором солидного  магазина  в  центре  города  или  членом
правления мощного коммерческого банка. Во всяком случае он не  будет  стоять
на месте, уповая на милости бога, а возьмет судьбу в свои руки.  Я  не  стал
выбрасывать ненужную уже мне визитку, а сунул в карман. Кто знает, может еще
пригодится.

   Глава семнадцатая.

   Breaking out (2.)

   Breaking out, into the night Breaking out, she’s taking  flight  Breaking
out, out in the street Breaking out, gotta break free

   Часы негромко тикали на моей руке. Циферблат терялся во  тьме.  Маленькая
стрелка успешно замаскировалась в  начале  пути,  а  большая  подбиралась  к
восьмерке. Я сидел на холодной крыше длинной восьмиподъездной пятиэтажки, но
только не из кирпича, как мой дом, а из цельных железобетонных блоков. Стены
ее, наверное, отливали лимонной бледностью в лучах почти полной луны.  Но  я
не решался  перегнуться  через  край  крыши,  чтобы  подтвердить  выдвинутую
гипотезу.
   Моя рука крепко  вцепилась  в  облезлую  раму  чердачного  окна,  наглухо
заколоченного фанерой.

   Луна холодно взирала на меня с небес, окрашивая своим  сиянием  небосклон
вокруг себя в неприятные мертвенно-голубоватые оттенки. Всем своим видом она
показывала, что не забыла нашу прошлую встречу,  когда  я  незванным  гостем
вломился на ее территорию. Мне нечего было сказать в оправдание,  поэтому  я
опустил глаза, предпочитая наблюдать за черными тенями, распластавшимися  по
земле.

   Около трех часов назад Лаура посадила меня сюда и растворилась в ночи.
   Оставалось сидеть и ждать  неизвестно  чего.  А  находиться  в  тревожном
ожидании ох как нелегко. Вечерняя прохлада давно уже превратилась  в  ночной
морозец,  от  которого  не  спасала  летняя  пакистанская  куртка.  Под  ней
прятались от конденсировавшейся в воздухе влаги мои кассеты, упакованные для
еще  большей  надежности  в  коробку.  Там  же  лежал  предмет   непонятного
предназаначения, сунутый мне наспех Лаурой в последнюю  секунду.  Хорошенько
рассмотреть его я не успел, но беглый взгляд вызвал ассоциацию с очками  для
плавания.

   Казалось, я уже отсидел все возможные места. Самое  смешное  в  том,  что
ничего  поменять  к  лучшему  было  невозможно.  Я  уже  осторожно  пробовал
проломить проход на чердак, чтобы  отдохнуть  в  уютной  тиши  и  безветрии,
прислонившись к сухим стропилам. Кроме того, в темноте  чердака  и  Луна  бы
оставила меня в покое. Но все попытки оканчивались безуспешно.  Тихие  удары
не в силах были сломить сопротивляемость  фанеры,  а  оглушительные  раскаты
грома при полном отсутствии грозы вряд ли  понравились  бы  жильцам  верхних
этажей.

   Пожарная  лестница  тоже  отсутствовала,  обрекая   меня   на   одиночное
заключение без всякой возможности побега к твердой и нерушимой земле. А  что
если королева исчезла навсегда? Когда нечего делать, в голову  почти  всегда
лезут неприятные мысли. Вглядываясь в черноту ночи, я уже представлял себя в
свете завтрашнего дня на  глазах  у  всех  случайных  прохожих,  а  особенно
журналистов.  Передо  мной  отчетливо  всплыли  крайне  неприятные  газетные
заголовки. "Возвращение лунатиков". "Тому ли учат в ВУЗах?". "Подвиги  Ивана
Семенова продолжаются". Я  представил  себя  (почти  выпускника  престижного
института) в роли знаменитого второклассника и  второгодника,  и  мне  стало
нехорошо. А как меня будут снимать отсюда? Неужели за мной пришлют  пожарную
машину? А ведь за вызов придется платить.

   Но даже не возможные расходы и убийственные статейки  в  местной  хронике
пугали меня больше всего в тягучие часы тишины и  вынужденного  бездействия.
Если Лаура уйдет обратно в свой мир, то с  чем  останусь  я?  Ее  голос,  ее
легкие шаги уже стали привычкой для меня. Показывая ей город, я  сам  открыл
немало любопытных мест, куда  меня  в  одиночных  путешествиях  возможно  не
занесло бы никогда. А что теперь? Опять одиночество? С приходом в мою  жизнь
таинственной  леди  я  увидел,  что  кроме  четырех  стен  и  далеких  стран
существует еще множество интересных вещей и дел.  Разве  потащился  бы  я  в
одиночестве в театр или куда-либо еще?
   Вряд ли! Меня вполне устраивали стены собственной квартиры. И вот,  когда
меня оттуда вырвали потусторонние силы, приходилось  поворачивать  вспять  и
тащиться  обратно  независимо  от  того,  выиграет  или  проиграет  решающее
сражение крохотное воинство белых призраков. Хотя где-то в  глубине  души  я
понимал, что если бы моя жизнь послужила  бы  Лауре  поддержкой  в  нелегкой
миссии, то  мне  бы  не  жаль  было  немедленно  предоставить  ее  королеве.
Самодовольство? Нет, безысходность.
   Безысходность, от которой  хочется  наплевать  на  самого  себя.  Так  не
хотелось терять единственного человека, который дорожит тобой не потому, что
ты великий артист, писатель или сильный мира сего, а просто за  то,  что  ты
есть…

   … Черная дуга повернула пространство так, что где-то  в  неведомом  месте
оно сузилось  до  бесконечно  малой  величины.  Зато  количество  квадратных
метров, принадлежащих Иннокентию Петровичу, невообразимо  увеличилось.  Если
бы домком вздумал  сейчас  пересчитать  квартплату,  то  получившаяся  сумма
намного бы превысила оборот самого  крупного  в  городе  машиностроительного
завода. При всем происшедшем внешне никто  не  заподозрил  бы,  что  пределы
скромной двухкомнатной квартиры не укладываются в стандартные параметры.  Но
никакие ГОСТы и ОСТы не сумели  бы  описать  до  ужаса  непонятные  действия
невообразимых перестройщиков из запределья.

   А перестановки в границах внезапно обрушившихся на  Иннокентия  Петровича
дополнительных метров хозяина не радовали.  Куда-то  запропастились  книжные
шкафы, кухонная утварь, стол,  сервант.  В  темных  глубинах  потустороннего
пространства невозможно было отыскать даже обыденного  стула.  От  привычной
обстановки уцелел только диван, на котором и восседал  Иннокентий  Петрович.
Он то и дело засыпал от нервных перегрузок, все  еще  надеясь  проснуться  и
очутиться у себя дома. Диван привалился к стене из черного мрамора с  белыми
прожилками,  верхняя  граница  которой  уходила  в  зыбкую  серость  тумана.
Каменный пол составляла мозаика из неописуемых  фигур  в  самых  непотребных
хитросплетениях. Холод камня чувствовался даже  сквозь  шерстяные  носки,  а
поднять ноги на диван Иннокентий Петрович  не  осмеливался.  Отправиться  на
поиски тапочек Иннокентий Петрович тоже не решался, так  как  твердо  уверил
себя  в  том,  что  и  диван  тотчас  же  бесследно  испарится  в   мглистой
неизвестности.

   Происходящее вокруг могло показаться внимательному  зрителю  прелюдией  к
балу Воланда в небезызвестной пятидесятой квартире. Но окажись в эту  минуту
на вышеупомянутом балу сам  Иннокентий  Петрович,  то  сборище  гостей  тьмы
напугало бы его не больше, чем общее собрание ректората, обсуждающее бытовые
проблемы  надвигающегося   учебного   года.   Ибо   не   явились   сюда   ни
обольстительные ведьмы, ни бледнолицые вампиры,  ни  мохнатые  оборотни,  ни
прочая земная нечистая сила.
   Готов  был  Иннокентий  Петрович  предстать  перед  судом   строгим,   но
справедливым.
   Но не было никому ни малейшего  дела  до  молчаливого  хозяина  квартиры,
необъятные просторы которой заполнились черными сгустками с горящими искрами
оранжевых глаз.

   Глава восемнадцатая.

   Хроника одного заседания.

   Пацаны, пацаны, Вы держите штаны, Не кадрите девчонку мою. ("Пацаны", гр.
Ласковый бык).

   Всю призрачную массу  бесчувственного  ко  многим  проявлениям  жизни  КХ
наполняло сейчас холодное величественное торжество. За  весь  долгий  период
своего существования далеко не у каждого призрака бывает такой миг, когда  к
тебе приковано внимание абсолютно всех сограждан: и значимых, и не значимых.
Волны возвышенных мыслей беспрепятственно пронизывали пространство и оседали
в  головах  исполнителей,  ушедших  в  глухую  оборону  у  белых  крепостей,
собратьев  по  изыскател