его ей было бояться? Ведь это был ее  дом,  более  родной
ей, чем кому-либо другому на свете.
   В конце коридора Мара остановилась, и  сердце  ее  забилось  сильнее.
Перед ней находилась еще одна закрытая дверь - дверь, в которую когда-то
она так часто входила.  Мара  подняла  тяжелую  ржавую  задвижку.  Дверь
открылась легко.
   Расположенное высоко над ее головой окно  было  разбито,  вельветовые
драпировки, когда-то великолепного ярко-синего цвета, теперь выцвели  до
серовато-лилового и были все порваны.  При  появлении  Мары  сидящая  на
подоконнике певчая птичка  радостно  зачирикала,  виднеющиеся  за  окном
ветви высоких дубов тихо шуршали листвой под тихим летним ветерком.  При
виде представшего перед ее  глазами  запустения  Мара  закрыла  глаза  и
попыталась представить себе это место, каким оно было когда-то.

***

   - Сайма, уведи Мару в подземный ход! Идите в деревню! Я  последую  за
вами!
   Голос матери был почти не  слышен  за  грохотом  мортиры,  с  помощью
которой пытались выломать двери нижнего этажа,  и  за  шумом  испуганных
голосов, раздающихся из всех помещений дома. Горничные и лакеи  метались
туда-сюда, пытаясь спрятать что можно из столового серебра.  Диспенсеров
и распихивая по всем укромным  уголкам  богато  украшенные  подсвечники,
чтобы спасти их от жадных рук "круглоголовых". Когда  Сайма  подтолкнула
Мару к двери, та вдруг заметила темно-синюю вельветовую юбку матери.
   - Пойдем, детка, ты же слышала, что велела твоя  мать.  Нам  с  тобой
надо поспешить к подземному ходу, чтобы успеть скрыться прежде, чем  эти
злодеи "круглоголовые" ворвутся внутрь.
   - Но, Сайма, мы же не можем оставить здесь маму!
   - Ты слышала, что она сказала? Она последует за нами.
   Теперь они уже были в большом зале;  вокруг  них  в  панике  метались
обитатели замка.  Никто  не  обращал  на  девочку  и  служанку  никакого
внимания. Сайма потянула вверх рычаг, скрытый  под  обшивкой  камина,  и
подтолкнула Мару вперед, в темноту за дверью потайного хода,  спрятанной
позади камина. Как раз в это время раздался громкий  треск,  за  которым
последовали крики и вопли снаружи.
   - Эти кровопийцы-"круглоголовые", наверное, ворвались на нижний этаж.
Нам лучше поспешить. Им не понадобится много  времени,  чтобы  пробиться
сюда; скоро они уже будут топтать своими  грязными  ножищами  прекрасные
турецкие ковры твоей матери. - Сайма потянула  Мару  за  руку.  -  Идем,
детка, мы должны закрыть за собой дверь прежде, чем они ворвутся сюда.
   - Но мама...
   - Твоя мать найдет выход. Она всегда знает, что делает.
   - Нет, я не могу оставить ее.
   Мара вырвалась и побежала к лестнице,  ведущей  на  вершину  Кровавой
башни. Подобрав юбки до  колен,  она  устремилась  наверх,  перепрыгивая
через ступеньки.  Достигнув  верха,  девушка  открыла  дверь,  ее  взору
предстала  ужасающая  картина  сражения.  Она  увидела  мать,  целящуюся
куда-то  вниз  из  старого  отцовского  мушкета.  Мать  что-то  кричала,
отказываясь сдаться солдатам. Внезапно она откинулась назад, и мушкет со
стуком упал на пол.
   - Мама!

***

   Тут Мара, как и всегда в этом месте, очнулась от нахлынувших  на  нее
воспоминаний. Она все еще находилась в комнате матери.  Мара  не  знала,
сколько пробыла здесь, сердце билось учащенно, а все лицо было мокрым от
слез.
   Она вытерла слезы, загнала воспоминания в самый дальний уголок сердца
и вернулась к тому делу, ради которого явилась сюда.
   Комната представляла собой жалкое подобие того, чем была  раньше.  На
другом конце ее стоял высокий гардероб эбенового дерева, одна из  дверец
которого, открытая, косо свисала с погнутых петель. Внутри  было  пусто,
если не считать торчавшей изнутри забытой небольшой головной ленты. Мара
подняла ее, разгладила помятые концы и спрятала в карман своего платья.
   Она прислонилась к стойке балдахина массивной  кровати,  обняв  рукой
толстый резной деревянный столб.
   Когда-то в спальне матери пахло лимонным маслом и розами, а тщательно
отполированная мебель сверкала.
   Сейчас здесь пахло гнилью и плесенью. И смертью.
   Пол, ранее всегда такой чистый, теперь был  покрыт  грязью  и  сухими
листьями. Она оглядела комнату, каждый  камень  стен,  лежащую  на  полу
разбитую фарфоровую чашу для умывания, маленький  молитвенник  матери  в
кожаном переплете, страницы которого были вырваны и  раскиданы  по  всей
комнате.
   Внутри огромного каменного камина  все  еще  чернелась  кучка  углей,
оставшихся от огня, согревавшего мать в ее последнюю ночь. Мара  подошла
к камину и прикоснулась к холодным камням облицовки, повторяя  про  себя
слова матери.
   "Начни от угла и отсчитай три камня направо..."
   Мара пробежала пальцами по грубой поверхности.
   Ее рука остановилась на третьем камне.
   "Потом два камня вверх и еще два направо..."
   Она последовала указаниям.
   "Это и будет нужный тебе камень..."
   Ее рука остановилась на нем.
   "Чтобы открыть дверцу, нажми на левую сторону".
   Мара нажала на камень, который повернулся, открыв маленькую  полость,
спрятанную в кладке камина.

Глава 8

   Мара осторожно просунула руку в тайник, пытаясь на  ощупь  найти  то,
что искала. У дальней стенки она нащупала что-то маленькое и квадратное,
с гладкой поверхностью полированного дерева и медленно вытащила наружу.
   Когда она  села  на  маленький  кривоногий  стул  и  положила  резную
шкатулку себе на колени, сердце  ее  отчаянно  забилось.  Шкатулка  была
изготовлена из освященного феями дерева - так по крайней  мере  говорила
ей мать, - которое было очень темного цвета, почти черного. Мара провела
пальцами по полированной крышке,  стирая  осевший  сверху  толстый  слой
пыли.
   Под  пылью  скрывалась  тщательно  вырезанная  эмблема.  Две   буквы.
Переплетенные между собой Э и Ч, окруженные орнаментом из  роз,  которые
должны были символизировать соединение в браке  ее  родителей,  Эданы  и
Чарльза. Отец рассказывал ей, что купил  эту  шкатулку  у  одной  старой
мудрой женщины и подарил своей жене в день свадьбы. Мать держала  в  ней
только самые ценные для себя  вещи.  Письма  отца,  полные  заверений  в
вечной любви, написанные матери задолго до  их  свадьбы.  Локон  детских
волос ее старшего брата Колина, перевязанный  голубой  шелковой  лентой.
Бутон розы, высохший  и  хрупкий,  когда-то  красные  лепестки  которого
давным-давно почернели, подаренный отцом матери после того,  как  они  в
первый раз вместе танцевали.
   И кулхевенский гобелен.
   Все эти вещи  бережно  хранились  в  шкатулке,  которая  должна  была
перейти  к  Маре  по  наследству.  Это  начинание  матери  должно   было
превратиться  в  традицию,  такую,  же,  как  и  передача  кулхевенского
гобелена от хозяйки замка к следующей за ней.
   Мара осторожно открыла потускневший бронзовый замочек.  Там,  внутри,
лежало все, что осталось от ее семьи, - последние доказательства  самого
ее существования. Там она найдет то, что Кромвель и  вся  его  армия  не
смогли  у  нее  отнять,  маленькие,  дорогие  ей  сувениры,   счастливые
напоминания о минувшем.
   Медленно она приподняла крышку.
   Сердце как будто провалилось куда-то вниз.
   Шкатулка была пуста.
   Все эти бережно хранимые предметы, которые  должны  были  перейти  от
матери к ней, исчезли. Сокровища, которые большинство людей посчитали бы
ничего не стоящими, а для нее были гораздо более ценными,  чем  все  эти
картины и серебряные канделябры, пропали все до единого.
   И кулхевенский гобелен вместе с ними.
   Мара смотрела внутрь пустой шкатулки матери, и от понимания того, что
гобелена, как и всего  остального,  там  нет,  горькое  чувство  неудачи
наполнило ее душу.
   Как же они нашли  шкатулку?  Кто  ее  нашел?  Тайник  был  совершенно
незаметен. Он был изготовлен двести лет тому назад, и до сих  пор  никто
не обнаружил его.
   Никто даже не мог и подозревать о его существовании,  если,  конечно,
солдаты не наткнулись на него случайно.
   Но если даже это и так,  если  в  поисках  добычи  они  и  наткнулись
случайно на тайник, то почему положили шкатулку на место? Во  всем  этом
не было никакого смысла.
   Внезапно Мара услышала позади себя какой-то звук,  как  будто  кто-то
шаркнул ногой по  каменному  полу  наружного  коридора.  Она  захлопнула
шкатулку, засунула ее обратно в тайник и, повернув камень, закрыла  его.
Потом, затаив дыхание, прислушалась, ожидая звуков из-за двери.
   - Эй? Есть там кто-нибудь?
   Молчание.
   Мара подбежала к двери и выглянула в коридор.
   Там было совершенно темно и тихо, только где-то у  нее  над  головой,
проникая в какую-то трещину в стене, посвистывал ветер.  Но  кто-то  тут
был.  Она  была  уверена  в  этом.  Шаги  ей   не   почудились.   Кто-то
действительно стоял здесь и наблюдал за ней.
   Опасаясь того, что Сент-Обин может  вернуться  рано,  Мара  поспешила
покинуть спальню матери  и,  торопливо  пройдя  по  коридору,  тщательно
закрыла за собой толстую дубовую дверь, соединяющую старую и новую части
Кулхевена.
   В огромном холле  и  на  лестнице  ей  никто  не  встретился,  и  она
заторопилась дальше, оглядываясь  назад  на  каждом  повороте.  Мара  не
останавливалась, пока не достигла двери своей комнаты.
   - Ух, детка, - сказала Сайма, когда она закрыла за собой дверь, -  ты
как сквозь землю провалилась, и  никто  не  знал,  где  ты.  А  так  как
Сент-Обина тоже не было, я испугалась, что он, может быть, узнал  правду
и увез тебя куда-нибудь. Чуть не умерла от страха за тебя.
   Мара перевела дыхание.
   - Все в порядке, Сайма. Я не видела Сент-Обина Он уехал рано утром, и
его не ждут до вечера. А я просто ходила в спальню матери в старую часть
Кулхевена, чтобы проверить, на месте ли гобелен.
   - Ты нашла его? Гобелен был там, где сказала твоя мать?.
   - Нет. Он исчез, Сайма. Не понимаю, каким образом  кто-то  мог  найти
его, но, очевидно, что все-таки его нашли. Там ничего нет.
   Сайма в изумлении открыла рот - Исчез? Нет, этого не может быть.  Как
солдаты могли отыскать его в этом тайнике?
   Мара прошлась по комнате, нервно потирая руки.
   - Не знаю. Я не верю, что его нашли солдаты.
   Шкатулка, в которой, по словам матери, он должен был  быть,  все  еще
там, пустая,  но  там.  Исчезли  также  все  ее  сувениры.  Но  шкатулка
осталась. И  это  очень  странно.  Если  солдаты  взяли  гобелен  и  все
остальное, то почему оставили шкатулку? Это какая-то бессмыслица.
   Прежде чем Сайма успела ответить, Мара продолжила:
   - Нет, солдаты не  могли  найти  гобелена.  Это  должен  быть  кто-то
другой. Тот, кто знал о тайнике. Но кто это мог быть?
   - Не думаешь ли ты, что это Сент-Обин?
   Мара перестала ходить и, нахмурив брови, уставилась в пол.
   - Не знаю. Он, вероятно, мог бы его найти, но  я  так  не  думаю.  Во
всяком случае, если бы он и нашел тайник, то гобелен должен быть  где-то
здесь. Сент-Обин сохранил все более-менее ценное, что осталось  от  моей
семьи. И никогда бы не продал гобелен. Просто не  смог  бы  -  он  стоит
дороже, чем тысяча золотых.
   Мама сказала, что,  прежде  чем  спрятать  гобелен  в  шкатулку,  она
аккуратно свернула его и положила в мешочек из вельвета. Нет, он  должен
быть где-то в Кулхевене.
   Сент-Обин, очевидно, где-то спрятал его. Но где?
   Она задумалась на минуту.
   - Наверное, сейчас самое время воспользоваться  любезным  разрешением
его светлости на осмотр замка.
   Если гобелен у него, то он где-то здесь,  а  если  он  здесь,  я  его
найду.

***

   Остаток дня  Мара  провела,  осматривая  комнаты  западного  крыла  в
поисках кулхевенского гобелена, но безуспешно. И весь  этот  день,  пока
она осматривала каждый ящик и заглядывала  под  каждую  кровать,  ее  не
покидало смутное ощущение того, что за ней следят - такое  же  ощущение,
какое появилось у нее в спальне матери.  Ей  казалась,  что  кто-то  или
что-то  все  время  следует  за  ней,  но,  оглядываясь,  он  никого  не
обнаруживала. В конце концов она решила отнести это на счет нервов.
   Однако Мара почувствовала большое облегчение, когда позднее, вечером,
готовясь спуститься к ужину, убедилась в  том,  что  шаги,  которые  она
слышала в коридоре за дверью спальни матери,  все-таки  не  принадлежали
Сент-Обину. Он вернулся уже после заката - весь день объезжал владения и
навещал соседа-землевладельца.
   Это известие, успокоив ее, вместе с  тем  дало  повод  для  раздумий.
Почему этот человек, после долгих месяцев  переписки  и  ожидания  своей
будущей невесты, старается свести время, проводимое с ней, к минимуму?
   Она  знала,  что  именно  Сент-Обин  искал  этого  брака,  именно  он
настойчиво добивался его. Оуэн перехватывал письма Сент-Обина к Арабелле
и пересылал их Маре, чтобы она, когда попадет в Кулхевен, знала все, что
необходимо.
   Письма были полны пылких заверений в желании  увидеть  ее  прекрасное
лицо, в том, что он не может дождаться, когда заключит Арабеллу  в  свои
объятия, что все его  мысли  заполнены  ее  красотой  и  что  он  жаждет
провести остаток своих дней вместе с нею.
   А теперь,  когда  "Арабелла"  была  в  Кулхевене,  когда  эти  месяцы
ожидания позади, он, кажется, избегает ее, как будто она прокаженная.
   Как и исчезновение гобелена, это выглядело бессмыслицей.  Неужели  он
нашел ее настолько  непривлекательной,  что  даже  не  может  находиться
рядом? А если  это  так,  то  каким  образом  она  сможет  вынудить  его
посягнуть на ее  невинность  и,  следовательно,  спровоцировать  его  на
немедленную свадьбу?
   И что еще более важно, если там, в коридоре, был не Сент-Обин, то кто
же?
   От обилия вопросов, на которые у нее не было  ответов,  у  Мары  даже
разболелась голова. Поэтому, спускаясь по лестнице, чтобы присоединиться
к Сент-Обину за ужином, она пришла  к  выводу,  что  проще  всего  будет
решать их по очереди.
   Первым и требующим немедленного разрешения являлся вопрос о том,  как
ей скомпрометировать саму себя и вынудить графа на немедленную  свадьбу.
Она должна была утвердить свое положение в Кулхевене и,  разумеется,  не
могла ждать прибытия своей мнимой матери.
   Надо было действовать быстро.
   Решив не отступать от плана и приготовившись ко второй встрече с ним,
Мара направилась к  столовой,  но,  услышав  голоса,  раздающиеся  из-за
двери, остановилась.
   - Рыжеволосая фея, плавающая  в  твоем  озере?  В  следующий  раз  ты
расскажешь мне о своей встрече с  гномами.  Послушай,  Адриан,  ты  явно
слишком долго прожил в  деревне.  Неужели  это  бывает  со  всеми  после
тридцати двух лет? Ну, тогда  у  меня  по  крайней  мере  впереди  шесть
относительно нормальных лет. Мне кажется, что  ты  начинаешь  сходить  с
ума. Может быть, тебе самое  время  оставить  этот  чудовищный  замок  и
вернуться к цивилизации, в Лондон?
   Этот глубокий и звучный мужской голос был незнаком Маре. Стараясь  не
шуметь, она продолжала слушать.
   -   К   цивилизации?   В   Лондон?   Туда,   где   меня   знают   как
незаконнорожденного графа Сент-Обина?
   Феи не феи, но я предпочитаю оставаться здесь, в Кулхевене. Знаю, что
покажусь тебе полным идиотом, но уверяю, Рольф, я ее видел.  Средь  бела
дня, своими собственными глазами. Плавающую в озере в своей великолепной
наготе. Она была прекрасна. Ты же знаешь, мой дядя писал о ней, а люди в
замке и его окрестностях верят в ее существование. Эта Огненная  Леди  -
местная легенда.
   - А теперь, значит, эта мистическая женщина является тебе.  Послушай,
если встретишь поблизости еще какую-нибудь  голую  мистическую  женщину,
пришли ее сегодня ночью в мою комнату. Я давно уже  нуждаюсь  в  хорошей
встряске, а один призрак стоит другого.
   Голос Адриана зазвучал тише:
   - Говорю тебе, Рольф, это была не просто проходившая мимо незнакомка.
В один прекрасный момент она появляется во всем великолепии наготы, а  в
следующий исчезает. Без всякого следа. Ни одна женщина  в  замке  или  в
деревне даже близко не походит на нее. Поверь мне, я весь день провел  в
поисках этого прекрасного создания. Она действительно самая изумительная
женщина, которую я когда-либо видел.
   Мара не могла поверить своим ушам. Значит, он видел ее! Он видел  ее,
плавающую в озере совершенно голой, а она стоит тут, размышляя, как  его
заставить скомпрометировать  ее.  Пикантность  ситуации  можно  было  бы
счесть поразительной, если  бы  не  тот  факт,  что  она  чуть  было  не
попалась.
   Как поступил бы Адриан, если бы она не убежала?
   Все ее планы и предосторожности оказались бы напрасными, и, вероятнее
всего, она сейчас сидела бы в тюремной камере. Если бы Сайма  узнала  об
этом, она вышла бы из себя.
   После того как первоначальный шок прошел, Мара припомнила кое-что  из
сказанного Сент-Обином. Он не подозревал, что видел в озере именно ее, и
был  убежден,  что  повстречал  дух,  рыжеволосый  призрак,   называемый
Огненной Леди, призрак ее матери, явившийся к  нему  из  могилы.  Провел
весь день в поисках ее или, во всяком случае, похожей на нее женщины.  А
его дядя Джеймс даже уверял, что видел ее.
   И пока Сент-Обин продолжает верить в существование Огненной Леди,  ее
тайна будет в безопасности.
   Он знал о  судьбе  его  матери,  которая  никаким  образом  не  могла
спастись после атаки солдат. Его собственный дядя писал о ней и  уверял,
что она ему являлась. Не отыскав никого, кто  бы  мог  быть  ею,  Адриан
действительно поверит в  то,  что  это  было  видение.  Мара  собиралась
сделать все, чтобы он продолжал так думать.
   - Добрый вечер, джентльмены, - сказала она, входя в комнату.
   Усовершенствовавшись в искусстве смотреть поверх оправы своих  очков,
Мара смогла вполне хорошо рассмотреть второго  мужчину.  Он  был  высок,
молод, довольно красив, хотя не  настолько,  как  Сент-Обин,  и  не  так
прекрасно выглядел, стоя рядом с хозяином у  камина  с  бокалом  вина  в
руке.
   -  Добрый  вечер,  Арабелла,  вы  сегодня  очаровательны.   Позвольте
представить вам Рольфа  Бродигана,  виконта  Блеквуда.  Рольф,  это  моя
нареченная, мисс Арабелла Вентворт.
   Рольф выступил вперед и, взяв  ее  руку,  приложился  к  ней  губами.
Взглянув в ее скрытые за стеклами очков глаза, он улыбнулся.
   - Весьма польщен, мисс Вентворт. Адриан, - сказал он, поворачиваясь к
Сент-Обину, - ты совсем не преувеличивал, сказав, что она очаровательна.
На самом деле она просто изумительна.
   Мара кивнула, как, по ее мнению, поступила бы Арабелла, и направилась
к своему месту возле Сент-Обина.
   Этот человек, должно быть, слепец, а к тому  же  еще  и  лжец.  Разве
может какой-нибудь мужчина в  здравом  уме  найти  ее  изумительной?  Ее
платье было простым, коричневого цвета и совершенно безвкусным, а волосы
гладко зачесаны и спрятаны под уродливым белым чепцом -  и  все-таки  он
называет ее очаровательной. По  всей  видимости,  очки  были  необходимы
именно ему.
   Хотя Мара и была рада тому, что не оказалась с  Сент-Обином  наедине,
однако присутствие гостя могло затруднить задачу спровоцировать графа на
компрометирующие ее действия.
   Но Сайма заверила ее, что отвечает за  все.  Маре  оставалось  только
положиться на это обещание.
   Ужин, приготовленный кухаркой, весьма крупной и крепкой  женщиной  по
имени  миссис  Филпот,  которая,  приветствуя  прибытие   "Арабеллы"   в
Кулхевен, так крепко прижала ее к своей груди,  что  чуть  не  задушила,
прошел весьма приятно. Жареный фазан был восхитителен, молодой картофель
в пикантном соусе весьма нежен, а дополнением к этому  было  присутствие
лорда Блеквуда.
   Глядя на него поверх очков, Мара думала, что он представлял собою тот
тип мужчин, от которых матери обычно предостерегают своих дочерей,  -  с
его волосами, чернее, чем грех, и живой, победоносной улыбкой,  которая,
несомненно, в прошлом вскружила голову не одной женщине.
   Как и у Сент-Обина, от долгого пребывания на солнце лицо у него  было
темным, если не сказать смуглым, но, сравнивая гостя  с  хозяином,  Мара
чув