Мюжгян,  повалила  ее  на  сухую  траву и
принялась что было силы трясти.
     - Что  ты  сказала,  абла? Что ты сказала? Я?.. Этого коварного желтого
скорпиона?..
     Мюжгян отбивалась и, задыхаясь, старалась вырваться.
     - Пусти  меня...  Платье порвешь... Увидит кто-нибудь... Стыд-то какой!
Отпусти, ради аллаха! - умоляла она.
     - Ты должна непременно взять свои слова обратно!
     - Непременно возьму, сделаю все, что хочешь, только отпусти.
     - Нет, не для того, чтобы не обидеть меня, без обмана...
     - Хорошо.   Не   для   того,   чтобы   не   обидеть...   Без  обмана...
По-настоящему...
     Мюжгян поднялась, поправила платье.
     - А ты и в самом деле сумасшедшая, Феридэ, - засмеялась она.
     Я сидела на земле и дрожала.
     - Как  ты  можешь  так  клеветать на меня! Побойся аллаха, абла! Ведь я
еще ребенок! - И слезы ручьем хлынули у меня из глаз.
     В  эту  ночь  у  меня  начался  сильный  жар. Я никак не могла заснуть,
бредила, металась по кровати, точно рыба, попавшая в сеть.
     К  несчастью, ночи были короткие. До самого рассвета Мюжгян не отходила
от меня.
     Я  испытывала  к  себе  отвращение,  смешанное с непреодолимым страхом.
Казалось,  во  мне  что-то изменилось. Я без конца всхлипывала, прижимаясь к
Мюжгян, и повторяла, как капризный ребенок:
     - Зачем ты так сказала, абла?
     Мюжгян  отмалчивалась,  видимо, боялась подвергнуться новому нападению;
она  положила  мою  голову  к  себе  на  колени,  гладила  волосы,  стараясь
успокоить  меня.  Но  под утро Мюжгян так разнервничалась, что не выдержала,
взбунтовалась и как следует пробрала меня:
     - Сумасшедшая,   разве   любить   -   стыдно?  Светопреставления-то  не
случилось!  И  если  в  будущем  ничего не произойдет - вы поженитесь. Вот и
все... Теперь спи, я рядом. Мне твое хныканье надоело.
     И  тут-то  я  спасовала.  У  меня уже не было сил сопротивляться такому
неожиданному  натиску.  Я  сдалась,  как коза из детской сказки, которая всю
ночь в горах сражалась с волком, но под утро все-таки угодила ему в пасть.
     Уже  сквозь  сон  я  услышала,  как  Мюжгян  опять  повторила  ласковым
голосом:
     - Наверно, и он к тебе неравнодушен.
     Но у меня уже не было сил возмущаться, я уснула.


     На следующий день нас пригласили в усадьбу одного из местных богачей.
     Кажется,  за  всю  свою жизнь я еще никогда так не веселилась и в то же
время никогда так не безумствовала, как в этот день.
     Предоставив  тетке  и  Мюжгян сплетничать у бассейна со взрослыми, я во
главе  младших  обитателей усадьбы как угорелая носилась по саду, сметая все
на  своем  пути.  Я  не  побоялась  даже  попробовать  вскарабкаться, правда
безуспешно,  на  неоседланную  лошадь.  Когда  я попадалась на глаза тетке и
Мюжгян,  они делали мне отчаянные знаки. Я прекрасно понимала, что они хотят
сказать,  но  притворялась,  будто  до  меня не доходит смысл этих жестов, и
вновь исчезала среди деревьев.
     Конечно,   неприлично   здоровой,  как  кобыла  (деликатное  и  любимое
выражение  моих  теток),  пятнадцатилетней  девице проказничать среди слуг и
работников   усадьбы,   носиться   растрепанной,   с  непокрытой  головой  и
оголенными  ногами...  Я  это  и  сама  хорошо  понимала,  но никак не могла
заставить себя внять голосу разума.
     Улучив момент, когда Мюжгян осталась одна, я схватила ее за руку.
     - Неужто  тебе  интересно  с  этими  манерными,  как армянская невеста,
барышнями? Пойдем поиграем с нами!
     Мюжгян даже рассердилась:
     - Ты  меня  всю  ночь  терзала  до  утра!  Удивительное существо! Прямо
чудовище  какое-то! В каком ты состоянии была этой ночью, Феридэ! Двух часов
не  поспала,  вскочила  ни  свет  ни заря; неужели ты не чувствуешь ни капли
усталости? Щеки румяные, глаза блестят. Посмотри, на кого я похожа!
     Бедная  Мюжгян  действительно  плохо  выглядела.  От бессонницы лицо ее
вплоть до белков глаз было воскового цвета.
     - А я не помню, что было ночью... - ответила я и снова убежала.


     Под  вечер  мы возвращались домой пешком, наш экипаж где-то задержался.
По-моему,  это  было  гораздо  приятнее,  да и имение находилось недалеко от
нашего  особняка. Тетушка Айше и две соседки ее возраста плелись позади. Я и
Мюжгян,  которая  наконец  решила  немного оживиться, ушли далеко вперед. По
одну  сторону дороги тянулись сады, огороженные плетнями, изредка попадались
полуразвалившиеся   стены   когда-то  стоявших  здесь  домов;  по  другую  -
простиралось  безнадежно-пустынное  море  без  парусов, без дымков, дышавшее
молчаливым отчаянием.
     В  садах  уже  хозяйничала  поздняя  осень. Зелень, обвивающая плетни и
заборы,  поблекла.  Изредка  попадались  увядшие  полевые  цветы. На пыльную
дорогу  ложились дрожащие тени чахлых грабов, выстроившихся вдоль обочины, с
ветвей уже слетали первые листья.
     А  вдали,  в  глубине  запущенных  садов,  горели  красноватыми пятнами
заросли  ежевики.  Без  сомнения, аллах создал эту ягоду для того, чтобы мои
тезки  -  чалыкушу  -  лакомились  ею.  Поэтому  я  поворачиваюсь  спиной  к
тоскующему морю, хватаю Мюжгян за руку и тащу ее туда, к багряным кустам.
     Наши  спутницы  уже  поравнялись  с  нами, но пока они черепашьим шагом
дойдут до угла, мы сто раз успеем добежать до кустов.
     Мюжгян  столь медлительна и неповоротлива, что не только меня, человека
нетерпеливого,  -  кого  хочешь  сведет  с  ума.  Когда мы плетемся по полю,
каблуки   у   нее   подворачиваются,   она  боится  наколоть  соломой  ноги,
нерешительно   топчется  на  месте,  прежде  чем  перепрыгнуть  через  узкую
канавку.
     Неожиданно  на  нас выскакивает собака. Собачонка такая, что поместится
в  ридикюле  Мюжгян.  Но абла уже готова бежать, звать на помощь. И наконец,
кроме всего прочего, она боится есть ежевику.
     - Захвораешь,  живот  заболит!  -  кричит  она, вырывая у меня ягоду из
рук.
     Приходится  с ней немного повздорить. Из-за нашей возни ежевика мнется,
прилипает  к  лицу, оставляет пятна на моей белой матроске, широкий воротник
которой украшен двумя серебряными якорями.
     Я  думала,  что  мы  сто раз успеем полакомиться ягодами, пока взрослые
дойдут  до  угла. Но они уже достигают поворота, а мы боремся с Мюжгян из-за
ежевики.
     Очевидно,  они  беспокоятся  и  поэтому  не сворачивают, смотрят в нашу
сторону. Рядом с ними какой-то мужчина.
     - Интересно, кто же это? - спрашивает Мюжгян.
     - Кто   может   быть?   -  ответила  я.  -  Какой-нибудь  прохожий  или
крестьянин...
     - Не думаю...
     - Откровенно говоря, я тоже сомневаюсь...
     В  вечерних  сумерках  да  еще  под  тенью  деревьев,  росших у дороги,
невозможно было различить черты лица незнакомца.
     Вдруг   мужчина  замахал  нам  рукой,  отделился  от  группы  женщин  и
направился в нашу сторону.
     Мы растерялись.
     - Странно...  - сказала Мюжгян. - Очевидно, это кто-нибудь из знакомых.
- И тут же взволнованно добавила: - Ах, Феридэ, это, кажется, Кямран...
     - Не может быть! Что ему здесь делать?
     - Клянусь аллахом, это он, он самый!
     Мюжгян  побежала  навстречу.  Я  же,  напротив,  пошла  еще  медленней,
чувствуя, как у меня перехватывает дыхание, подгибаются ноги.
     У  дороги  я остановилась, поставила ногу на большой камень, нагнулась,
развязала шнурок ботинка и принялась снова медленно его завязывать.
     Когда  мы  очутились  с  Кямраном  лицом к лицу, я была спокойна и даже
чуть-чуть насмешлива.
     - Удивительно!  Вы  здесь?..  Как  это  вы  отважились  совершить столь
длительное путешествие?
     Он  ничего не ответил, лишь, робко улыбаясь, смотрел мне в лицо, словно
стоял  перед  чужим  человеком.  Затем протянул мне руку. Я быстро отдернула
свою и спрятала за спину.
     - Мы  с  Мюжгян-аблой  устроили  себе  ежевичный  банкет.  У  меня руки
липкие. Да и пыль к ним пристала... Как тетушки? Как Неджмие?
     - Они целуют тебя, Феридэ.
     - Мерси.
     - Как ты загорела, Феридэ. Вся в пятнах.
     - Это от солнца...
     Тут вмешалась Мюжгян:
     - Ты сам в пятнах, Кямран.
     Я не выдержала.
     - Кто знает, может, он без зонтика гулял в лунные ночи...
     Мы рассмеялись и пошли.
     Через  минуту  тетушка  Айше  и  Мюжгян  взяли  моего  кузена под руки.
Соседки,  которым было далеко за сорок, но которые, видимо, считали себя еще
за женщин, а Кямрана уже за мужчину, шли чуть поодаль.
     Я  с  детьми  шагала  впереди,  но все время прислушивалась к тому, что
говорили  за  моей  спиной.  Кямран  рассказывал  моей тетке и Мюжгян, каким
ветром его сюда занесло.
     - Этим летом я так затосковал в Стамбуле! Трудно даже передать...
     Я  гневно  топнула  ногой  о  землю и подумала: "Конечно, затоскуешь...
Упустил свою счастливую вдовушку на чужбину!.."
     Между тем Кямран продолжал:
     - Два  дня  тому  назад  - это было пятнадцатого числа - мы с компанией
друзей  поднялись ночью на гору Алемдаг. Ночь была неповторимая. Но, знаете,
я  не  переношу утомительных развлечений. Под утро, никому ничего не сказав,
я  спустился  один в город. Словом, мне было как-то не по себе, я заскучал и
решил,  что  неплохо  бы  на  несколько  дней  уехать  из  Стамбула. Но куда
поедешь?  В  Ялова?  Еще  не  сезон.  В Бурсе сейчас адское пекло. И вдруг я
вспомнил про Текирдаг. К тому же мне так захотелось вас увидеть!


     В  этот  вечер  тетка  с мужем до позднего часа не отпускали Кямрана из
сада.  Мюжгян  тоже  не отходила от них ни на шаг, хотя едва стояла на ногах
от усталости.
     Я  же  старалась все время держаться в стороне, часто убегала в дом или
пряталась в глубине сада.
     Не  помню,  зачем мне вдруг понадобилось подойти к ним. Кямран обиженно
сказал:
     - Вижу, гостю здесь отказывают во внимании.
     Я засмеялась и пожала плечами:
     - Ведь говорят: "Гость гостя не терпит".
     Мюжгян  хватала  меня  за  руку,  дергала за подол платья, словно желая
остановить.  Но  я все-таки вырвалась и направилась к дому, заявив, что хочу
спать.
     Когда  поздно  ночью  Мюжгян пришла в нашу комнату, я еще не спала. Она
присела  на  край  постели,  заглянула  мне  в лицо. Чтобы не рассмеяться, я
повернулась  на  другой  бок  и  принялась  храпеть,  Мюжгян  заставила меня
поднять голову с подушки.
     - Нечего притворяться!
     - Клянусь, я спала, - ответила я, тараща на нее глаза.
     Мы обе не удержались и захохотали.
     Мюжгян потрепала меня по щеке.
     - Мое предположение подтвердилось, - сказала она.
     Я рывком выпрямилась и села на кровати, отчего пружины зазвенели.
     - Что ты хочешь сказать?
     Мюжгян испугалась.
     - Ничего,  ничего,  -  сказала она, улыбаясь. - Только, ради аллаха, не
надо меня душить. Я умираю от усталости.
     Она потушила лампу и легла в постель.
     Через  несколько  минут  я  все же подошла к ней, обняла ее и прижала к
груди. Но бедняжка уже спала.
     - Не надо, Феридэ... - попросила она, не открывая глаз.
     - Хорошо,  -  сказала  я.  -  Только ты должна знать... Пока я не скажу
тебе - все равно не засну.
     И  хоть  в  комнате  было  темно  и Мюжгян лежала с зарытыми глазами, я
уткнулась лицом в ее волосы и зашептала на ухо:
     - У  тебя  в  голове  безумные  мысли.  Я  понимаю...  Но  если ты хоть
что-нибудь ему скажешь, я схвачу тебя и вместе с тобой брошусь в море...
     - Хорошо...  хорошо...  -  пробормотала  Мюжгян.  -  Что тебе надо? - И
опять моментально заснула, хотя я продолжала тихонько трясти ее.


     Приезд  Кямрана  действительно  испортил мне настроение. Я испытывала к
нему  смешанное  чувство  гнева,  страха  и  отвращения. Это чувство росло с
каждым  днем.  Когда  мы  оставались с кузеном наедине, я без всякой причины
грубила ему, старалась поскорее убежать.
     К  счастью,  Азиз-бей,  муж  тетки,  полностью  завладел гостем. Он без
конца  приглашал  в дом приятелей, знакомил их с Кямраном, почти каждый день
увозил  его  в  экипаже  на длительные прогулки или в гости к кому-нибудь из
местных богачей.
     Однажды  утром  я  столкнулась  с  кузеном  на  лестнице.  Кямран опять
собирался  отправиться  куда-то  в  гости.  Он  загородил мне дорогу, потом,
глянув по сторонам, словно желая убедиться, что никто не услышит, сказал:
     - Я умру от столь чрезмерного гостеприимства, Феридэ.
     Я  прикинула,  что  не  сумею  проскользнуть  между  ним  и  лестничной
решеткой, не прижавшись к нему.
     - Разве это плохо? - сказала я. - Вас каждый день катают, развлекают.
     Кямран иронически-грустно улыбнулся и закатил глаза:
     - "Гость  гостя  не  терпит". Но вспомни старое правило: гость на гостя
хозяину наговаривает. Смотри, и я скажу что-нибудь...
     Кямран  почему-то  рассердился  на  мои слова, сказанные вечером в день
его  приезда:  "Гость  гостя не терпит". Он без конца напоминал мне об этом,
стараясь тоже меня поддеть.
     - Хорошо,  -  сказала  я.  -  Но,  по-моему,  жаловаться вам не на что.
Каждый день вы знакомитесь с новыми местами, с новыми людьми...
     Кямран снова поморщился.
     - Разве люди, которых я вижу, могут развлечь?
     Я не удержалась и спросила:
     - Где же нашим бедным родственникам сыскать других?
     Кямран  понял,  на  кого  я  намекаю.  Он сделал шаг и, протянув ко мне
руки, взволнованно сказал:
     - Феридэ!..
     Но  руки  его так и повисли в воздухе. Я шмыгнула в узкое пространство,
между  ним  и  лестничной  решеткой, и, прыгая через две ступеньки и напевая
какую-то песню, убежала в сад.


     Все-таки Мюжгян выдала меня.
     Однажды  утром  мы  прогуливались по обрыву у берега моря. Ночью прошел
дождь,  и  в  воздухе  была  разлита приятная осенняя свежесть. Бесформенное
облако,  клубившееся,  как  туман  или  дым,  закрывало  солнце,  и тогда на
неподвижной глади моря дрожали светлые блики.
     Вдали  неподвижно,  как тени, стояли две-три рыбачьих лодки с повисшими
парусами.
     Вдруг  я  увидела,  что по дороге идет Кямран, неизвестно каким образом
оказавшийся в этот день свободным.
     Мюжгян  сидела  на  корне  большого дерева лицом к берегу и не заметила
кузена.  Я  тоже  сделала вид, будто не замечаю его, и повернулась к морю. Я
не  видела Кямрана, не слышала его шагов, но чувствовала, что он идет в нашу
сторону. Подбородок мой мелко задрожал.
     - В чем дело? - спросила Мюжгян. - Почему ты примолкла?
     Она обернулась. В нескольких шагах от нас стоял Кямран.
     Было ясно, что нам не избежать разговора.
     Кузен шутливо обратился к Мюжгян:
     - Вы и сегодня не забыли зонтик?
     - Да, ведь и сегодня может пойти дождь, - засмеялась Мюжгян.
     Кямран  говорил,  что ему очень нравится сегодняшняя погода, похожая на
его   задумчивый   и  нерешительный  характер.  Мюжгян,  слушая  его  слова,
развлекалась тем, что открывала и закрывала зонтик.
     - Погода  приятная,  но навевает грусть, - возразила она. - В это время
года  все  дни  такие. А потом зима. Вы не знаете, как тоскливо здесь зимой!
Отец  вот,  напротив,  очень  привык  к  этим  местам,  и его пугает мысль о
переводе.
     - Ну,  зачем так ругать здешние края! Возможно, вы еще замуж выйдете за
какого-нибудь местного богача, - пошутил Кямран.
     Мюжгян приняла все всерьез и покачала головой:
     - Упаси меня аллах.
     В  это  время  мимо  нас проходил босой рыбак, голова его была повязана
красным  платком. Это был тот самый старик, которому я однажды представилась
как Марика.
     - Давненько тебя не было видно, Марика, - сказал он.
     - Да  вот  готовлюсь  как-нибудь  выйти  с  вами  на  рыбную  ловлю,  -
отозвалась я.
     Болтая таким образом, мы зашагали со стариком к обрыву.


     Когда  я  вскоре  вернулась назад, Мюжгян рассказывала кузену историю с
именем Марика. Под конец она схватила меня за руку и воскликнула:
     - Это,  наверно,  не  меня,  а  Феридэ  мы  оставим навеки в Текирдаге!
Такова  ее  судьба. За нее сватается сын рыбака, по прозвищу Иса-капитан. Не
смотрите, что рыбак, он очень богатый человек.
     Кямран улыбнулся.
     - Пусть  будет  даже  миллионер,  но  в такой степени демократами мы не
станем. Не правда ли, Феридэ? Я, как двоюродный брат, решительно протестую.
     Обычно    умную    и   тактичную   Мюжгян   сегодня   толкал   какой-то
черт-предатель. Догадайтесь, что моя абла ответила на это Кямрану?
     - Но  и  это  еще  не все, - продолжала она. - У Феридэ есть куда более
блестящая  перспектива.  Например, один кавалерийский офицер, сверкающий как
солнце.  Каждый  день под вечер он подъезжает к нашему дому и проделывает на
своем коне разные фокусы, стараясь понравиться Феридэ.
     Кямран  расхохотался.  Но в этом смехе было что-то странное, не похожее
на его обычный смех, какая-то неестественная натянутость.
     - Против этого возражать не могу. Она вольна в своем выборе.
     Я украдкой погрозила Мюжгян: дескать, смотри у меня. И сказала:
     - Это уж слишком! Ты ведь знаешь, я не люблю подобных разговоров.
     Мюжгян зашла за спину Кямрана и подмигнула мне:
     - Правда, наедине мы не так говорим...
     - Клеветница! Обманщица! - не унималась я.
     Кямран оживился:
     - Ты должна и мне все рассказать, Мюжгян. Я ведь не чужой.
     - Ах,  так!  - зло топнула я ногой. - Нет, с вами нельзя разговаривать,
не поругавшись. Всего хорошего! - И, разгневанная, зашагала к морю.


x x x

     Я  шла,  и  меня не покидало предчувствие, что на этом начатый разговор
не  кончится.  Подойдя к обрыву, я в сердцах принялась швырять в море камни.
Наклоняясь  к  земле,  я  украдкой  посматривала  назад. И то, что я видела,
никак  не  успокаивало  мое  сердце.  Кажется, Мюжгян готова была снова меня
предать. А как я могла предотвратить это?
     Сначала   они   говорили,   посмеиваясь,   но  потом  оба  вдруг  стали
серьезными.  Мюжгян  что-то  чертила  на  земле  зонтиком,  словно  с трудом
подыскивала  слова.  Кямран  стоял  рядом  неподвижно,  как  статуя. Затем я
увидела,  что  они  обернулись  в  мою  сторону  и  -  о,  ужас!  - пошли по
направлению ко мне.
     Мне  все  стало  ясно.  В мгновение ока я скатилась кубарем с обрыва на
прибрежный  песок.  Удивляюсь,  как  при  это  я не переломала себе ноги, не
искалечилась.
     И   все-таки   это   рискованное  безумство  не  спасло  меня  от  них.
Обернувшись,  я  увидела,  что  они  тоже  спускаются с обрыва, но в другом,
более безопасном месте, осторожно и медленно.
     Конечно,  припустись  я  бегом,  эти  избалованные неженки ни за что не
угнались  бы за мной, будь они даже на конях. Но я подумала, что мое бегство
может  меня  выдать:  они  поймут,  что я обо всем догадалась или, во всяком
случае,  заподозрила  что-то. Поэтому я продолжала быстро идти вдоль берега,
лишь   изредка  останавливалась  и  швыряла  в  море  камни,  словно  хотела
показать,  что  ничем  не  обеспокоена.  Я  надеялась,  что,  обогнув мысок,
видневшийся  впереди,  избавлюсь от своих преследователей, которые, конечно,
не  пойдут  за  мной  по  воде.  Но,  как назло, утром был отлив, и меж скал
пролегла совершенно сухая дорожка.
     План  мой  несколько  изменился.  Я  решила пройти еще немного песчаным
берегом,  затем  узкой  тропинкой  подняться  опять на обрыв, который в этом
месте  был  так  крут,  что  даже  козы  с  трудом взбирались на него. Таким
образом,  мои  преследователи  потеряли  бы  меня из виду и отказались бы от
погони.
     Однако  не  успела  я  обогнуть  мыс,  как  разыгравшаяся  передо  мной
странная  комедия,  вернее, трагедия, заставила меня забыть обо всем. Старый
рыбак,  недавно  проходивший  мимо  нас,  бегал  с  веслом в руках за черным
уличным  псом,  который  с  визгом метался по узкому берегу. И когда старику
удавалось настичь собаку, он колотил ее своим орудием по чему попало.
     - Феридэ!..
     Сначала   я   подумала,   что   собака  бешеная,  и  в  нерешительности
остановилась.  Но в следующий момент мне