еня напридумывал. Во-первых, у тебя доказательств нет, а,
во-вторых мне плевать!
Я же говорил, что ты меня любишь, - успокоено вздохнул Витька. Он всегда
успокаивался, когда доводил меня до истерики. Видимо, в н„м дремали
садомазохистские наклонности.
-Чего ты хочешь? - попыталась я взять себя в руки, видя, что мне от него не
отделаться.
-Напиши мне стихи, тихо промямлил Витька, заглядывая мне в гла-
за.
                                    -17-
-Ты дурак? - я даже развеселилась.
-А что? Всем, кому не лень пишешь. А ведь только я оценю тво„ творчество,
только я знаю, как ты талантлива!
-Ну ты и загнул!
-Напишешь?
-Нет, - как можно решительнее отрезала я, - И если ты ещ„ раз за-
явишься ко мне, ты об этом пожалеешь.
-Ой-ой-ой! Напугала! - обрадовался Витька, предвкушая новую вспышку
скандала. Я вытащили из кармана сторубл„вку, сунула е„ в его грязную
хамскую лапу и ринулась в метро.
-Ты меня не купишь! - ошалело орал он вдогонку. - Стихи дороже денег!
   Одним словом настроение он испоганил мне окончательно. От куда-то из
глубины вдобавок вылезло мо„ циничное рассудительное, придавленное
нежностью к Боре <я>, и стало убеждать меня, что Бореньку чуть ли не силой
со мной познакомили, а потом ему просто скучно, а тут я подвернулась. Так
удобно! Работает рядом, что ни предложит, на вс„ соглашаюсь.
Непривередливая послушная болоночка! Да и интересно ему со мной,
пожалуй. Хотя нет, вот это вряд ли. Со мной, конечно, интересно, но только
не Боре, потому что при н„м я совершенно тупею. Пальчики дрожат, ножки
подкашива-
ются, мозги последние плавятся и несу какую-то околесицу, а то и вовсе
молчу минут по десять, так что он даже с беспокойством по-
глядывает - не случилось ли чего.
  Работа не вывела меня из транса, и когда безжалостные стрелки дотикали до
двух часов, я умирающим голосом стала приставать к Тане:
-Танюш! Может, не пойд„м сегодня обедать?
-Да ты чего? - опешила Таня.
-Ну хоть давай для разнообразия в другое место сходим, - потянула я, уже
чувствуя, что битва за независимость проиграна.
-Не выдумывай! Чего ты себе там понакрутила? Ид„м сейчас же в <Трюм>,
Боря уже, наверное, приехал.
-Но Таня! - взмолилась я.
-Ну что ты ноешь? Не позвонил? И что теперь, конец света?
Таня буквально потащила меня к <Трюму>, но даже не заходя туда, я уже
знала, что Бори там нет - у дверей не было патрульной машины. Отступать
было поздно, и я решительно нырнула в полумрак кафе.
-Катя! Катя! Иди скорее! - Ольга как будто ждала меня. Она выбежа-
ла из-за стойки и сунула мне в руки громадный букетище.
-Боренька десять минут назад заезжал, велел тебе передать. Вот!
                                     -18-
Триста тысяч стоит! Только не говори ему, что я проболталась!
-А сам он не прид„т? - ошарашено пробормотала я.
 -Если сможет. Их там вызвали куда-то, - понимающе вздохнула Ольга.
Мы с Таней забились в уголок и сделали заказ. К таким резким пере-
падам я ещ„ не привыкла. Вс„ во мне перевернулось, и я, казалось, уже не
смогла бы ответить, где верх, а где низ. Боже мой! Какие это были цветы!
Когда-то в Норвегии я что-то изучала про азбуку цве-
тов, знания, не востребованные за долгое время, улетучивались, но, взглянув
на букет, я сразу же прочла:  (очарован (фр.)), хотя Боренька,
конечно же и не думал сказать такое.
И опять я вспомнила о Мише. Он никогда не дарил мне громадных букетов,
утверждая, что это дурной тон, что это неприлично. Таких безумств в моей
жизни ещ„ не было, хотя кому как не мне понимать и ценить их. Ведь и я
такая же ненормальная! И моя душа состоит из ночных телеграмм в стихах,
телефонных звонков, букетов на всю стипендию, побегов в закат и, что
называется, прыжков без парашю-
та. Боренька, конечно же, проверяет свой парашют прежде, чем сой-
ти в никуда, но я никогда не страдала излишней осторожностью и головой
вниз летела в бездну. Но тогда я ещ„ не знала этого. Тогда я верила, что мы с
ним на одной эмоциональной волне. Я не понимала его разумом, как это
происходило у нас с Мишей (он мог разговари-
вать со мной одними глазами), но вот чувствовали мы с ним одина-
ково. Так мне казалось. Когда-то Миша, пытаясь вразумить меня, сказал, что
такие люди, как я, не живут, а подобно явлениям приро-
ды, случаются, происходят в жизни других людей, сметая вс„ прош-
лое, переч„ркивая будущее... таких, как я, невозможно полюбить, приручить,
удержать, просто потому что не успеешь. Ведь нельзя же удержать ветер или
дождь! Но как мы видим свет сотни лет назад угасшей звезды, так и любовь,
которую дарят такие случающиеся люди, мы ощущаем до самой смерти. И
вот я и подумала, что и сама встретила такого человека, и мы обязательно
пойм„м друг друга. Одним словом, я позволила себе размечтаться.
-А ты говорила, тебя не любят, - передразнивала меня Таня. - Смот-
ри, какие цветы! Сказочные!
-Не то слово, - соглашалась я. Да, цветы были неправдоподобно хороши.
Теперь я даже знаю почему - они были последними, про-
щальными. Мне оставалось спать ещ„ две недели...
 Боренька вс„-таки приехал на обед и с сияющей улыбкой направил-
ся прямо ко мне. Наверное, мне надо было вскочить, поцеловать его, сказать
<спасибо> глазами, но я, как это уже повелось, не сообразила

                                               -19-
и весь обед мучилась угрызениями совести, видя, как он даже слегка поник.
Однако будучи натурой противоречивой, испытывая какое-то одно чувство, я
всегда не могла избежать и другого, противополож-
ного ему. Распрощавшись с Борей до завтра, я снова услышала, как откуда-то
издалека пробивается мой, так называемый, внутренний голос, пытаясь
усложнить мне жизнь: <И что же? Неужели ты дума-
ешь, что эти цветы для тебя? Да если бы он хотел подарить их тебе, то сделал
бы это наедине и лично. Ему нужна показуха! Ему надо покрасоваться перед
другими, а ты всего лишь подходящий повод!>. Но подобные мысли не
могли поколебать моих чувств к Бореньке. Даже если так, то что в этом
плохого? Это же просто мальчишество! И потом я всегда считала, что лучше
быть использованной, чем остаться невостребованной. Под конец дня я уже
полностью оказа-
лась во власти нежной благодарности, выразить которую могла только в
стихах. Говорить что-то ему я не смела, в его присутствии мною овладевала
какая-то паранормальная  робость, но стихи есть стихи. Это лучшее во мне, я
всегда так считала. Не знаю, хороши они или плохи. Я думаю, дурной поэзии
вообще не бывает, ведь любое стихотворение - это кусочек чувства,
увековечивающего какой-то момент... В конце концов, по-моему, когда стихи
посвяще-
ны тебе - это страшно приятно, даже если они и бездарны. Больше мне
нечего было дать Бореньке, нечем было его отблагодарить. И на следующий
день при прощании я отдала ему конверт. Он попросил разрешения
прочитать потом, наедине, и положил его в бардачок.
  Перед этим опоэтизированным прощанием я познакомила его с Анной,
моей школьной подругой. Это было своеобразным испыта-
нием. Дело в том, что Анюта обладала поразительно яркой внеш-
ностью и в профессиональном кругу была известна как подающая надежды
начинающая фотомодель. Она была красива, весела, добра, но грубовата,
резка, и чего-то в ней было, на мой взгляд, слишком много: то ли чересчур
громкого голоса, то ли излишней самоуверен-
ности. Но мужчинам она всегда очень нравилась. Нет, я и не думала о том,
что между мной и Боренькой нечто такое, на ч„м можно будет зафиксировать
ось своего мировоззрения, но подсознательно, види-
мо отчаянно хотела этого и надеялась, что сон окажется явью, белой полосой,
недавно напророченной мне Алисой. Боренька превзош„л
все мои ожидания. Аня не только не увлекла его, по-моему, она ему даже не
понравилась. По крайней мере об этом, как мне казалось, говорило
выражение его лица. Анна явно была в тот вечер третьей лишней, но, к
счастью, не почувствовала этого и со свойственным ей жизнелюбием
наслаждалась каждой секундочкой бытия. Мы с ней,
                                            -20-
хотя и были совсем разными, очень любили друг друга, и Анюта, испытывая
явное чувство гордости, не переставала расхваливать ме-
ня: и учусь-то я отлично, и по кабакам-то не шляюсь, а стихи..!
-Боренька! Катя читала тебе свои стихи? А рассказы? Боже мой! А как она
танцует!
Я и слова не могла вставить в эту тарабарщину. Испугавшись, что она сейчас
ещ„ расскажет, как я < чудесно пою>, я с силой наступила ей на ногу. Анютка
вздрогнула и, весело подмигнув мне, замолчала.
-Что же ты мне ничего не рассказывала? - воспользовался паузой
удивл„нный Боря.
-А зачем? Ты бы ещ„ подумал, что я хвастаюсь, - отшучивалась я. Я не
любила рассказывать о своих увлечениях. Мои стихи, рассказы и
музыкальные изыски были доступны лишь самым близким мне лю-
дям, тем, кому я доверяла, потому что вс„ это казалось мне очень личным. Но
от Бори, конечно же, у меня не было секретов, а моя скрытность объяснялась
лишь тем, что, когда рядом был он, меня уже не существовало. Я не хотела
отвлекать своего внимания от не-
го, мне не хотелось быть в центре, и потом, может быть, ему вс„ это не
интересно. И вообще это я не вижу, что вся моя писанина - всего лишь
приступ графомании, а он наверняка это заметит.
Мы подвезли Аню к метро и отправились ужинать в одно из цент-
ральных кафе. Ещ„ и девяти не было, и кафе почти пустовало. Таин-
ственный полумрак, мебель, в которой я буквально утопала, вс„ это
способствовало тому, что разговор скользил от одной ничего не зна-
чащей темы к другой, не делая акцентов и ни на ч„м не задержива-
ясь. Но вдруг Боря решил открыться мне. Я не знаю, не помню, как вс„ это
получилось, но в тот вечер он рассказал мне про не„, про Ви- ку. Он говорил
долго, не подымая на меня глаз, но и так, не имея возможности поймать
любимый взгляд, я всем своим существом чувствовала не проходящую боль
чужого сердца. Мой беспокойный мозг перебивал тягостную смуту
сострадания бесконечными вопро-
сами: зачем он об этом рассказывает? Да ещ„ мне? Разве про такое говорят?
Вика была старше Бореньки на четыре года, но это не соз-
давало препятствий для их романа. Она позволила ему любить себя, и целый
год он носил е„ на руках. Дело уже шло к свадьбе, но... По-
чему-то всегда, когда человек безумно счастлив, когда его жизнь на-
чинает напоминать глупую банальную сказку, по закону подлости, в
действие вступает какое-нибудь мерзопакостное <но>! Да ещ„ бы! Цветы в
постель, брильянты на четырнадцатое февраля, подарки, путешествия... Так
не бывает! Так просто не может быть, потому что жизнь - жестянка. А может
быть в действительности не бывает вза-
                                                 -21-
имной любви? Ведь когда любишь этого так много, что другое, пусть
похожее, чувство уже не сможет добавить, приплюсовать к твоей любви что-
нибудь ещ„. Человеческое сердце слишком малога-
баритно для любви, она разрывает его, вытесняет из него жизнь, и если
безграничного необъятного моря эмоций косн„тся волна взаим-
ности, то сердце просто рассыпется, разобь„тся. К тому же все лю-
бят по-разному, нет ни одной пары абсолютно идентичных чувств. У меня
всегда вызывало недоумение, что в богатейшем русском языке существует
лишь одно слово для обозначения невероятного разно-
образия, живущего в нас. Как можно одним глаголом именовать сво„
отношение к еде, природе и тому единственному человеку, ради ко-
торого если и не стоит, то по крайней мере страстно хочется жить?
   Я не знаю, как она могла так поступить с ним. Видя Бореньку, я не
позволяла себе сомневаться в том, что Вика была изумительной, самой
замечательной. Я даже попыталась оправдать е„: ведь она его старше
и,конечно же, понимает, что рано или поздно этот факт нач-
н„т играть существенную роль в их взаимоотношениях. Но вот так...
изменить, вернуться, потом опять уйти и звонить, мучить его? Наверняка
должна быть какая-то веская причина для этого, но в ч„м дело я была понять
не в силах.
  Страшнее всего было то, что я ничего не могла сделать для него, ничего!
Мне не заменить е„, потому что я это я, а она это она. Мне не вернуть е„,
потому что я не Бог. Мне не избавить его от боли, потому что он сам не
может, не хочет с ней расстаться. Он слишком романтичен, слишком
чувствителен, а в таких делах требуется трез-
вый, если не циничный, свободный от эмоций рассудок. Нет, я ниче-
го не могла сделать для того, для кого была готова на вс„. Наверное, если бы
он приказал мне прыгнуть с крыши, я бы даже не спросила, зачем, только
попросила бы позволения сделать это с закрытыми глазами, но он не
приказывал и ни о ч„м не просил. Он только де-
лился со мной своей болью, и я ненавидела себя за то, что не в силах \была
унять е„. Вс„, что я могла - это писать. Писать только для него.
  Как раз в тот вечер я и отдала Бореньке свои первые стихи, освя-
щ„нные моим чувством к нему. И конечно же весь следующий день я
мучилась сомнениями, любопытством, тревогой. Ко всему этому масла в
огонь подливал гаденький внутренний голос. Дескать, мог бы ещ„ вечером
позвонить и хотя бы <спасибо> сказать! Но я никог-
да особенно не прислушивалась к нему. Тем более, что Боренька уже давно
стал для меня эталоном правильности. Вс„, что он делал не могло вызвать у
меня не то что нареканий, но даже и тени сомнения в безупречной чистоте
его поступков.
                                              -22-
Как это уже повелось, Боренька заехал за мной на работу, и мы ре-
шили осуществить полуспонтанную вылазку загород, прихватив с собой и
Таню. Идея взять под Всеволожск и е„ принадлежала Боре, и что-то
оборвалось во мне. Я забеспокоилась, что своим стихопл„т-
ством влезла куда не надо, и теперь он боится остаться со мной на-
едине. Я судорожно вспоминала, что я там понаписала. Нет, кажет-
ся, вс„ должно быть нормально. Там не было ни слова, ни нам„ка на мои
беспочвенные воздыхания. Я бы не осмелилась, я бы не стала разрушать сво„
теперешнее счастье в надежде заполучить большее. Большего и быть не
может!
Боря ни словом, ни жестом не намекнул на вчерашний конверт. Пока машина
летела по шоссе, я неустанно оглядывалась на бардачок - ту-
да Боря положил его вчера. Может быть, забыл? И когда Боренька вышел под
беспросветный ливень за провиантом для нашей вылазки, я бесцеремонно
залезла внутрь - нет, письма не было.
-Катя! Ну что ты д„ргаешься? Расслабься! Вечером, наверное, вс„ тебе
скажет! Раз приехал, вс„ отлично! - мешала мне расстроиться Таня.
 -Думаешь? - неуверенно взглянула на не„ я.
-Прекрати! - она даже поморщилась, - Вс„ просто здорово! И мы, три идиота,
едем в дождь загород купаться, создавать романтику! Разве может быть что-
нибудь прекраснее этого кретинизма?
 И действительно вряд ли можно было себе представить что-нибудь
прекраснее нашего ребячества. Сейчас, когда я оглядываюсь на свой
прошлое, мне кажется это был лучший день в моей жизни! Погода,
потворствуя нам, разгулялась. После проливного дождя солнце све-
тило особенно ярко и, пробиваясь сквозь могучие кроны сосен, оза-
ряло узкое длинное озеро, под„рнутое дымкой. Конечно же, таких оз„р
тысячи, и вс„ же ничего таинственней этой полудикой красоты я ещ„ не
видела. Казалось, что мы совсем одни, но изредка вдалеке слышались бодрые
голоса, угадывался ход чужой жизни, и от этого делалось головокружительно
легко. Да, люди где-то здесь, и вс„ же они далеко, и никто не нарушит этого
хрупкого летящего часа. Но мои друзья не давали мне размечтаться.
Боренька развил кипучую деятельность над непослушным костром, а Татьяна
потащила меня в лес, собирать чернику.
-Мы поставили себе цель - собрать стакан, и обязаны достичь е„, -
настойчиво обрывала она мо„ ныть„.
-Но Таня! Боре-то там скучно! Мы ушли непонятно куда! Он уже три раза из
машины сигналил!
-Ты для кого чернику собираешь? - прищурилась Таня, - вот и соби-
                                           -23-
рай!
Осознав, что она не успокоится, не насытив свой разыгравшийся азарт, я
подчинилась. Собирали мы не так уж и долго - черники бы-
ло страшно много! И вскоре, то и дело отворачиваясь от дыма, мы уже
сидели втро„м на живописном бережку и занимались чревоуго-
дием. Когда вс„ было съедено и выпито, Боря потащил меня купать-
ся. Я с детства ненавидела воду, но то ли от вина, то ли от того, что вс„ было
так чудесно, я не отказалась, во мне не шелохнулось при-
вычное чувство брезгливости к водному мракобесию. Я сама себе удивлялась
- и чего я раньше лишала себя таких бесхитростных ра-
достей? И когда мы стали собираться назад, больше всего на свете мне
хотелось остаться с этим озером наедине, выслушать его, по-
нять. Но разве могла я позволить себе такую выходку, когда Борень-
ка чувствовал ответственность за меня? И его <Фиат>, самый луч-
ший на свете, ун„с всю нашу троицу из этого маленького рая, обви-
вая какой-то л„гкой нежной мелодией. Таня, похорошевшая и пове-
селевшая, распрощалась с нами у Финляндского вокзала, и Боренька пов„з
меня домой. И вновь мной овладело беспокойное ожидание. Ведь не может
же он совсем ничего мне не сказать! Перебросившись с ним парой реплик, я
судорожно потянулась к сигарете. Правда ему не нравиться, что я курю... Но
вс„ равно. Надо успокоиться, прийти в себя. Наконец, я решилась.
  -Ну как? Ты прочитал мо„ вчерашнее послание? - по возможности веселей
спросила я. Боренька как будто ждал моего вопроса, как будто сам только что
думал о том, что ответить мне.
-Да! Катюша! Спасибо! Я даже не знаю, что сказать, - его рука креп-
ко сжала мою и уже не отпускала е„. - Я вчера сразу хотел тебе поз-
вонить, но потом решил, что лучше лично... Мне ещ„ никто не писал стихов.
-Я рада, что тебе угодила, - облегч„нно вздохнула я. Вс„ нормально. Я ничего
не испортила. Я не отд„рнула свою руку, и Боря в„л маши-
ну, что называется, одной левой. Шоссе было пустынно, вечер смяг-
чил все краски, и мне хотелось стать каким-нибудь карандашиком и валяться
в бардачке его машины. Одним словом, я совершенно оту-
пела. Это уже была вторая фаза моей болезни, ярко проявляющаяся, заметная
для окружающих, потому что ни с того ни с сего я начина-
ла смеяться, в самые неподходящие моменты на моих губах расцве-
тала идиотская, но заразительная улыбка. Я была так счастлива, что, видимо,
мой мозг не выдержал наплыва чувств и отказал.
  Из памяти снова вылезал полузабытый образ Коляковцева.Я вспом-
нила, что он тоже как-то взял меня за руку и полез целоваться. Бог
                                                 -24-
мой! Я так испугалась! Мной овладел такой неописуемый ужас! Я потом
сама себе удивлялась, но в тот момент сработал инстинкт са-
мосохранения, и я со всей силы залепила бедному Мишеньке пощ„-
чину. Тогда уже испугался он и чуть было не затащил меня к психи-
атору. Почувствовав, что со мной что-то не так, он больше никогда не
касался меня, ожидая, как он говорил: <когда я оттаю>. С Михаи-
лом я была знакома почти год, с Борей - меньше месяца, но его я не боялась,
я безгранично доверяла ему. С чем была связана такая странная перемена во
мне - сама не знаю, лишь теперь у меня есть время удивляться, а тогда я
только летела и упивалась своим пол„-
том, не понимая, что вот-вот рухну на землю.
 В следующее свидание мы снова запаслись провиантом и отправи-
лись на дачу к Боренькиному другу. Это было так похоже на мою Володарку.
Лениво ползло время, движения и мысли замедлялись, по всему телу
расползался какой-то блаженный покой. Тишина, пус-
тые разговоры, карты, терпкое вино, Рома, его девушка и сияющий Боренька.
Я не думала, что этот выезд будет таким домашним, таким родным. Как-то
Миша тоже пов„з меня на дачу своего приятеля, и ни на секундочку я не
смогла там расслабиться. Вс„ время мои нер-
вы накалялись от напряжения. Не выдержав, я даже стала избегать общества
собравшейся компании, искать уединения. Покой я обрела на уютном
балкончике второго этажа красивого свежеиспеч„нного дома. И тут же
устроилась в удобном кресле, поджав под себя уста-
лые ноги и прихватив какой-то глупенький детективчик. Но не прошло и
часа, как передо м