Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
тец. - Я не могу завтра застать Кругликову, а
тем более попасть к ней на при„м.
- Значит, послезавтра, - мать была неумолима. - Почему реб„нок до сих пор
не спит?
- Сейчас пойд„т, - сказал отец. - Последние свободные деньки
догуливает...
Опять настала моя очередь:
- Завтра воскресенье. Мы могли бы все вместе пойти погулять. Может быть,
последний раз в этой ча... в этом городе.
- Куда это, погулять? - фыркнула мать. - Куда это в этой ча... в этом
городе можно пойти погулять? В тиянтир?
- Во двор, - сказал отец.
- В парк, - сообщил я. - Или вот: в аттракцион.
- Я так и знала, - объявила мать, - он тоже помешался на балагане.
- Щиколату захотелось? - помрачнел отец, обнаруживая заодно куда большую
информированность, чем ему полагалось.
- Я думал, - сказал я, - что вам будет интересно.
- Он намеревался вытерпеть эту пытку из-за нас, - объяснила мать. -
Мученик, он хотел принести себя в жертву ради нас.
Тут я понял, что эти флеши неприcтупны, и что мне пора уносить ноги, пока
их защитники не перешли в наступление.
- Ладно, - я сделал шаг к двери, - спокойной ночи. Но только завтра
воскресенье, а переезд - действительно скоро.
- Он повторяет одно и то же, - сказал отец. - Ему тоже вс„ ид„т на
пользу. Что же, значит, он уже не интеллигент? Кстати, ренегат, ты почему
это взламываешь запертые от тебя ящики?
- Какие ящики? - спросила мать.
- Такие деревянные, - съехидничал отец. - С железными замками. Где лежит,
например, Суламифь.
- Я не знал, что она именно от меня заперта, - парировал я.
- Ты думал, наверное, от Ба, - сказала мать. - Ну, и что же ты наш„л в
Суламифи?
- Что нужно мыть каждый день уши и шею, - догадался отец. - И всерь„з
готовиться к школе, уже сейчас начинать новую жизнь. То есть, перестать
валяться в постели до семи часов, а вставать без четверти семь - понял?
- И не таскать с печи спички, - добавила мать, - кстати, как ты их
используешь? Жаль, что у твоего отца не сложилась привычка подсчитывать
ежедневно свои папиросы.
- Нет, я не курю, - возразил я, ещ„ на шаг продвигаясь к двери, -
спокойной ночи.
- Спокойной-спокойной, - отец пристально рассматривал меня, его явно
заинтересовала папиросная тема.
- Хм, - кашлянула мать, и я вылетел из столовой в кабинет, немедленно
забрался в свою кулибку и стал зализывать раны. Душевные, пока ещ„. В своей
кулибке громко шептались Ю с Изабеллой. Верещал электросч„тчик. Луна
просунула пальчик в ставенную щель. Мне удалось, наконец, собрать и
выстроить мои разбитые батальоны.
- Проштрафился, младенец? - спросила Изабелла из темноты. - Что за
побоище у вас там было?
- Добрый папаша, - сказал Ю, - перестал держать в обаянии умного сына.
Сын же обязан отца по-прежнему уважать. Задача сложная. Эй, племянник, ты
вообще-то знаешь своего отца, кто он и что?
- Я знаю, - ответил я, как раз закончив смотр уцелевших в первой атаке
войск.
- Э... нет, - возразил Ю, - ты не можешь знать. Знания о других мы
собираем всю нашу жизнь, но никогда не можем окончательно сказать: вс„, я
знаю о ком-то вс„. Ведь этот другой продолжает жить, и таким образом -
увеличивается область нашего незнания о н„м. Только много лет спустя, когда
его, скажем, уже не будет...
- Очаровательная мысль, - вступила Изабелла. - И очень кстати, по верному
адресу. Просто прелесть.
- Да-да, - смутился Ю, но ненадолго. - Но... знаешь ли, например, ты, что
тво„ вот это слово "прелесть" имело раньше совсем иной смысл? Не красота - а
соблазн, обман. И, кстати, слово "обаяние" тоже. Поэтому, например, когда о
Ба говорят, что она обаятельна, то говорят двусмысленность.
- И довольно точно определяют... Но, прости, это ты ведь сказал: в
обаянии, а не кто-то там?
- Не я, Некрасов.
- Но ты и мне говорил: обаятельная...
- Тебе, но о Жанне!
- А... о Жанне. Тогда это вс„ же тво„, а не Некрасова, словцо ещ„ скорей
нужно отнести к Ба.
- Да тише ты! Ну прич„м тут Ба?
- А разве она не предпочитает мне Жанну? Как же тогда она может быть не
прич„м? Вы распространяете миф, что Ба не от мира сего и ни в ч„м не
принимает участия. А между тем - всем известно, что даже... даже хорошая
репутация Ди сделана ею. Эта репутация была бы невозможна без запрета писать
романы на эсперанто. А кто наложил запрет? Ба наложила, запретила ему сидеть
и пухнуть в кресле, и велела ему заняться серь„зным делом. Она взяла его за
шиворот и сказала: Лазарь, встань из-за стола свoего и ходи. И Ди поехал на
Карантинку, а в следующий раз на Жилмассив смотреть больного младенца. И Ба
говорила так много раз, пока Ди не привык ходить сам. В этом и секрет е„
обаяния: все е„ считают не прич„м.
- Кроме тебя...
- Кроме меня, я же вижу, что она охотно променяла бы меня на Жанну. То
есть, она предпочла бы видеть в роли твоей жены мою сестру.
- Да какая ей-то разница?
- Вот-вот, опять ваше "не прич„м"... А между тем и Ба женщина, а не дух.
И ей нравится, что Жанна на не„ похожа. И ей не нравится, что я на не„ не
похожа. А Жанне... да, Жанне она бы охотно передала роль не только твоей
жены, но и свою собственную. Вот, в этом-то и заключается е„: прич„м.
- Какую-такую роль? И в ч„м там у них сходство? Я понимаю, когда говорят
о мо„м сходстве с Ди. Я понимаю, когда говорят о сходстве Ба с моим братом.
Я понимаю, наконец, тво„ сходство с Жанной - это ведь так вс„ естественно!
Но откуда бы взяться у Жанны сходству с Ба? Это мистика, нечто, вроде твоих
обезьянок.
- Реальней обезьян ничего нет. Разве что их почки. Да ты посмотри на
Жанну открытыми глазами, особенно на е„ профиль, на манеру подрагивать
головой... Ни у кого не найд„шь такого сходства с Ба, разве что вон... у
мальчишки. Но разве ты можешь так на не„ глянуть! Разве я не вижу, как ты на
не„ глядишь?
- Как? - квакнул Ю незнакомым мне голосом.
- И как твой братец это делает?
- А это как? - почти совсем без голоса.
- Нам тоже нужна отдельная квартира, - заявила Изабелла. - Это решение
вопроса. Иначе я буду вынуждена принять предложение моего заведующего
кафедрой...
- Это какое же?
- А какое ты думаешь?.. Конечно, поступить в аспирантуру. А именно: на
стационар. И там получить комнату.
- Это называется предложением поступить в аспирантуру, - прошипел Ю.
Я понял, что настал мой момент. И протрубил под одеяло:
- А почему почки обезьяны реальней самой обезьяны?
- Слово "реальный" имеет двоякий смысл, - с облегчением объяснил Ю.
- Так он ещ„ не спит? - спросила Изабелла. - Вот тебе тво„ воспитание,
педаго-ог.
- Завтра воскресенье, - сказал Ю. - Не страшно.
- Завтра воскресенье, - подхватил я, - давайте...
- В этом доме меня ни во что не ставят, - объявила Изабелла. - Даже то,
что я знаю иностранные языки, не переводит меня в разряд...
- Подумаешь! Ди знает древнееврейский, - сказал Ю. - В какой разряд
зачислять его?
- Вот именно! Мне хочется плакать.
- Об этом не говорят, - сказал Ю, - а просто плачут.
- Я и плачу, когда в этом доме не могу пройти ночью в туалет! Я должна
полностью одеваться!
- Не плачь, Изабелла, - сказал я. - Ты завтра оденешься дн„м, и мы пойд„м
гулять, завтра воскресенье.
- Это куда же мы пойд„м? На спортплощадку, в волейбол играть?
- Ну, можно пойти посмотреть аттракцион на Большом базаре.
- Вс„ ясно? - вскричала Изабелла. - И этот туда же. Может, и ты хочешь
полюбоваться там на Жанночку?
- Там Ася, - сказал я.
- Действительно, - вставил Ю. - Что там тебе смотреть? В прошлый раз ты
уже вс„ видел.
- Не вс„, - возразил я, - я не видел кормления тигров.
- Они жалкие, - сказал Ю. - Животных вообще жестоко держать в клетках.
- И в боксах, ты это хотел сказать! - снова вскричала Изабелла. - Филолог
двусмысленности, ты спроси лучше племянника, выучил ли он то английское
стихотворение, которое я три дня назад ему задала!
- Ты выучил? - спросил Ю.
- Я выучу, - ответил я, понимая, что и тут мо„ дело сорвалось. К тому же,
тут мне угрожали раны посерь„зней. - Спокойной ночи.
- Спо-ко-ойной, - ехидно протянула Изабелла. - Когда выучишь
стихотворение, поди спроси Ба, не захочет ли она пройтись с тобой на базар.
- Кстати, то стихотворение Некрасова про умного Ваню, - заговорил Ю, -
напомни мне завтра, я тебе его дам. Выучишь и его, пора, действительно, и к
школе готовиться. Неудобно как-то, если племянник учителя русской
литературы...
- Спокойной ночи, - прервал я его почти хамски. Он стал раздумывать,
обращать ли ему на это внимание, или нет. А я не стал дожидаться его
решения, закрыл клапан кулибки, на этот раз - однослойной по случаю августа,
и постарался уснуть. Воспитание вс„ же дало свои плоды: утро вечера, я знал,
мудреней. Я не знал, правда, как изменяется смысл этого выражения одной лишь
буквой ‚: мудр„ней. То есть, указанная Изабеллой двусмысленность как
всеобщий признак всего существующего открылась мне ещ„ не вполне.
По утрам Ба выглядела особенно свежей, несмотря на то - или благодаря
тому - что задерживалась в постели дольше других. Напасть на не„ следовало
именно утром, так подсказывала интуиция, не требовавшая объяснений: почему
именно так. Я воспользовался своим правом - разведчик-пластун - и подв„л
мину под башню, когда Ди пош„л бриться и в их спальне на несколько минут
сложилась очень благоприятная, да и просто приятная обстановка. Ба приняла
меня в постели. Я нырнул к ней под одеяло. В е„ кулибке пахло духами и
крахмалом. Очень комфортабельная кулибка.
В мо„м распоряжении было минут десять, не больше, до того, как вражеские
подкрепления закончат брить„ и вернутся на свои позиции. Я открыл действия
пулем„тной очередью:
- Доброе утро, Изабелла говорит, отец вед„т следствие на Большом базаре
из-за Жанны, и почки обезьянки важней самой обезьянки. А Ю говорит, "умный
сын" это двусмысленное выражение. А я их не понимаю ни в каком смысле.
- Не следствие, а экспертизу, - возразила Ба. - Отец твой не следователь.
Надо научиться выражать свои мысли точно.
Одним ударом она отбила все мои подачи. Теперь на любой из моих вопросов
можно было ответить: а точнее?
- Говорят ещ„, - сбавил я темп, - что я похож на тебя. Это правда?
- Как сказать... Вот, у тебя болит сердце?
- Нет, - испугался я, - а что?
- Вот видишь! - сказала она. - А у меня болит.
Я снова обломал зуб о каменную кладку башни. В полумраке спальни лицо Ба
испускало слабое свечение. Е„ ладонь лежала на мо„м лбу, пальцы ритмично
пожимали виски. Моя щека прильнула к е„ мягкому боку... Она опережала меня
на несколько ходов, про сердце - это было здорово придумано: этого хватит на
целый день. Я ещ„ убавил темп и заш„л с фланга:
- Ты бы вышла и посидела в сквере, сразу после завтрака. Оно и
перестанет.
- Напротив, - возразила Ба. - Сегодня будет очень жарко, так что лучше не
выходить. К тому же, по воскресеньям в сквере слишком много народу.
- Ага, воскресенье... Значит, мы не будем сегодня заниматься музыкой. А
жаль.
- Жаль! - с неподражаемой интонацией воскликнула Ба, и сжала мне виски
чуточку сильней. - Неужто действительно: жаль? Я была бы счастлива.
Я нисколько не поверил этой е„ наивности.
- Может, поугадываем звуки?
- Звуки не угадываются, - поскучнела она. - Они узнаются, в лицо.
Впрочем, если хочешь, после завтрака...
- А после узнавания?
- Можешь немного поучить этюд.
- А ты?
- Сегодня воскресенье, и у меня много дел, ты знаешь: все дома.
- Но ведь у тебя сердце!
- Это верно, у меня сердце, - согласилась она. Я ждал продолжения, вроде
"когда много дел, забывается о сердце". Но продолжения не последовало вовсе.
- Это правда.
- Значит, тебе нужно отдохнуть. А поскольку в доме все, и много работы,
то выйти погулять.
- Знаешь, ты вс„ время ходишь по кругу, а между тем...
- ... между тем, - подхватил Ди, входя в спальню, - ему пора бы почистить
зубы.
Мо„ время истекло, в лимиты, отпущенные свыше, я не уложился. И теперь,
при пока ещ„ ничейных результатах, а я расценивал матч с Ба как отложенный
из-за ничьей, мне оставалось только перенести его окончание в менее удобное
место: за овальный стол. То есть, разыграть последний акт за завтраком. Если
там мне не удастся решить вопрос о походе к аттракционам, то не удастся уже
никогда. Как видно, вариант с подходом по тому же вопросу к Ди даже и не
возникал в моей голове. Его фигура совершенно не увязывалась с какими бы то
ни было походами, как если бы он был неподвижным, раз и навсегда
установленным в красном углу дома идолом. Кроме того, как раз по
воскресеньям частный при„м больных активизировался. Что до Ба, то я был
уверен: она поняла, куда я гну. И потому объяснил ничейный исход битвы тем,
что она ещ„ не решила - хочется ей самой пойти, или нет. Вернее, может ли
она это сделать, или, по каким-нибудь причинам, нет. Это позволяло расценить
неоконченный поединок с нею даже не как битву, а всего лишь как разведку
боем, не столько толкающую на окончательное решение, сколько на размышления.
Если вспомнить высказанное Ба предложение пригласить цирковых к нам, то
можно было надеяться и на положительный исход этих размышлений.
- Ты ходишь по кругам? - спросил Ди, когда я выползал из его, в сущности,
кулибки. - Знай, их всего девять. Ты уже читал Данте?
- Нет, - отвечал я, уже выползая и из спальни, - этот круг у меня ещ„
впереди.
Школьной арифметике следовало бы ограничиться сч„том до девяти, таков был
бы мне урок на будущее, если б я извл„к его из неосторожного высказывания
Ди. Но мне было не до уроков, предназначенных будущему отдал„нному, у меня
хватало своих забот, о непосредственном, сегодняшнем. И когда, почистив зубы
и выйдя из ванной, я услышал в столовой смех-колокольчик, то расценил его
как победный звон. Я понял, что вс„-таки выиграл свою войну, подобно тому,
как опытный полководец знает, что выиграл е„ в целом - при всех проигранных
отдельных сражениях. Следовало опасаться лишь случайностей, способных
отпугнуть приближающуюся победу. И потому я вернулся в ванную и необычайно
тщательно повторил свой туалет, чтобы ни один внимательный или враждебный
глаз не наш„л во мне зацепок для неуместной критики. И вот, я уже сидел за
овальным столом рядом с Ба, а напротив - Жанна с е„ колокольчиком, чудесным
и закономерным образом явившаяся к завтраку. И во лбу е„ темнел кровавый
глаз. Я был тих и скромен, и ничего не уронил на скатерть: ни стакана, ни
масла, разве что пару крошек. В открытое окно входило к нам пение птиц и
утренняя, кисло-сладкая жара. На десерт был арбуз.
- Как ты себя чувствуешь, Ба? - сурово, чтобы не дать повода упрекнуть
меня в подхалимаже, спросил я.
- Что-то случилось? - отреагировал Ди. - Сердце?
- Накапать капель? - с готовностью приподнялся Ю.
- Атмосферное давление, - прокомментировала Изабелла.
- Может, какое другое давление... - только отец мог придумать такое.
- Прежде всего не суетиться, - потребовала мать.
Жанна лишь вопросительно приподняла брови, и я повторил это движение:
своими. Но, чем на вс„ это ответит сама Ба? Вернее, как она ответит. Я
глянул на не„: е„ профиль выражал снисходительность - ко мне. А серый
взгляд, направленный в другую сторону, откуда навстречу ему сияли глаза
лемурьи, выражал нечто иное. Между глазами серыми и ч„рнож„лтыми что-то
летало, я готов был поклясться, летали всех цветов молнии, следствие то ли
скрываемой от посторонних борьбы, то ли ещ„ тщательней скрываемого согласия.
В любом случае - молнии взаимного понимания. Впрочем, снисходительность в
мою сторону свидетельствовала о таком же понимании. С моей позиции
невозможно было заглянуть в глаза Ба, и потому я заглянул в жаннины, надеясь
там найти прямое их отражение, и при них - слоновую кость и серебро. Почему
бы не надеяться, если во всех других зеркалах, глазах или очках, витринах и
просто окнах, в стенке "Беккера" и в висюльках люстры, подобных „лочным
игрушкам, повсюду было это отражение, сам горячий воздух создавал его,
словно в пустыне - мираж. Повсюду, как оказалось, только не в Лемурии.
Там я обнаружил, вместо искомого отражения, то, о ч„м ночью говорила
Изабелла: несомненное сходство Жанны с Ба, неизвестно, на ч„м основанное. По
сути, нельзя было и придумать более непохожих глаз, более дал„кие
противоположности, чем Ба и Жанна. И в то же время, чудо и жуть, более
близких. Возможно, противоположности всегда находятся ближе друг другу, чем
вс„ близкое, не мне это решать... Мне только показалось, что Жанна с Ба
прожили одну жизнь, или собираются прожить такую в ближайшем будущем. Или:
одна такую прожила и угасает, а другая, подхватив сразу же взбодрившийся
факел, сейчас понес„т его дальше. Вот почему напрасно было ожидать взаимного
отражения друг в друге их глаз, в глазах Ба - жанниного личика, и наоборот.
Впрочем, о первом и мечтать не следует, не для того глаза Ба были сотворены,
чтобы отражать что-либо. А чтобы отражаться самим. Мне было ясно одно:
скрещение их взглядов значит очень многое, только вот что именно - я не
вполне понял. Предчувствие, что именно такое полупонимание играет, и ещ„ как
сыграет, роль в моей собственной жизни, заполнило меня. Потому я с утроенным
нетерпением ожидал, что же перепад„т мне из этого скрестившегося над столом
прошлого и будущего. То есть, преисполненный предчувствий, я ожидал явления
прямо сейчас, здесь, за овальным столом, за завтраком в воскресенье в
августе пятьдесят второго, моего настоящего.
- Нет, - сказала, наконец, Ба. - Вовсе нет. Ничего не болит. С чего это
вы все так всполошились?
Общий вздох облегчения, кроме меня, кроме меня: куй железо, кузнец своего
счастья! Ещ„ лучше - булатную сталь.
- Тогда, - подобрался я, - можно пойти в аттракцион, смотреть... тигров.
Третий глаз напротив, казалось, подмигнул мне поощрительно. Зато все
остальные: ах!
- Нет, - сказала Ба.
На всех лицах, кроме жанниного, возникло одно выражение. Я легко проч„л
его: вс„ пропало, значило оно. А на жаннином? Я не мог рассмотреть его,
мешали подступившие сл„зы.
- Но, - вдруг продолжила Ба, и положила ладонь на мо„ темя.
Третий глаз напротив снова лукаво подмигнул мне, во всех других
повторилось их: ах, а капли, а повышенное давление, а уложить в постель, а
заткнуть рот...
- Но у нас есть возможность материализовать мою старую идею.
Заткнуть рот бомбе! Не тут-то было, и вот, уже разлетающиеся е„ осколки и
удар воздушной волны. Только отец:
- То есть!..
- То есть... - Ба выдержала паузу, словно бы задумалась. - То есть,
пригласить Сандро Сандрелли к нам на обед. Ведь мы так решили, помните?
- На обед! - вскричала мать. - Но позвольте, как же он... как же он тут
будет...
Она широко развела руки и охватила ими полстола:
- Есть!
- Ты хотела сказать, чем он будет есть, - подправила Изабелла. - To eat
or not to be, that is a question.
Ди и Ю траурно склонили головы.
- Посуду убирать? - спросила Валя. - А то у меня сегодня выходной. Я иду
в тиянтир.
Вот уж слепота, так слепота: лучшая в мире труппа работала тут перед ней,
не щадя сил, да ещ„ и платила ей за присутствие на спектаклях, а она... Не
помню, впрочем, сколько платила, но плюс прописка и трудовой стаж, время,
назад!
- Монстр... - кто же это прошептал, неужели Ди?
- Очередной Шуберт, - а это кто, отец?
Но позвольте! А где же куш