езз-
лобно.
   В начале мая, когда установилась теплая погода, майор, от нечего  де-
лать, стал нас встречать возле ворот школы. Вроде бы поболтать. При этом
он прятал свежесломленный прутик за спиной, словно стесняясь своей  дав-
ней привычки.
   Некоторые мальчишки завидовали Алику: твой дедушка военный!
   На что Алик неизменно отвечал: я могу вам его подарить!
   Мы шагали по дорожке впереди, а майор шел сзади, пошлепывая  прутиком
по ладони. Он спрашивал о разных пустяках, но ответы его не  интересова-
ли. Сам же расспросов не любил. И, когда его спрашивали, где он  служил,
отставник лишь хитро прищуривался и молчал.
   "В целях воспитания подрастающего поколения" он заставлял Алика вска-
пывать участок в своем палисаднике. И жену свою - болезненную тетку  Ма-
ланью также "мобилизовывал на трудповинность". Сам предпочитал наблюдать
за ходом работ - расхаживал взад–вперед по тропинке, пощелкивая прутиком
по голенищу сапога.
   Алик после признавался, что под этот ритмичный звук работалось  поче-
му–то гораздо лучше и быстрее, чем под обычное жужжание майских  насеко-
мых.
   Пощелкивание как–то приободряло, и Алик за час вскопал столько, что и
сам удивлялся. Правда, очень устал, хотя готов был работать хоть до  су-
мерек. А когда Алик задумывался или каким–то другим  образом  отвлекался
от работы, прутик начинал стучать громче и требовательнее.
   В палисаднике майор посадил цветы. Ни одного помидорного или  огуреч-
ного куста, не говоря уж о картошке. Участок огородил  -  и  где  только
достал? - колючей, свежей, ни капельки не ржавой проволокой. И в сарае у
него лежало про запас несколько мотков такой же проволоки,  поблескиваю-
щей тонким слоем смазки. Майор бахвалился, что у него друзья  областного
масштаба и такой проволоки он может достать хоть вагон.
   Сделал ограждение в два ряда, чтобы местным  женихам  было  неповадно
лазить за диковинными цветами. Мы с Аликом никогда  таких  не  видывали,
разве что на открытках, - нежные, пушистые, всех оттенков, с просвечива-
ющимися лепестками.
   В глазах рябило от этого цветочного моря, а запах стоял конфетный.
   Майор сочинял статьи о цветах, рассылал их  по  газетам  и  журналам,
благодаря чему был известен в мире цветоводов. Часто он приглашал нас  с
Аликом к себе домой, давал бумагу, две перьевых ручки и одну чернильницу
на двоих, после чего принимался диктовать сразу две статьи на разные те-
мы - опять–таки под размеренное пощелкиванье прутика. Когда мысль в  го-
лове майора заклинивалась, прутик начинал стучать громко и часто.  Мы  с
Аликом невольно втягивали голову в плечи и делали грубые ошибки.
   Закончив статьи, майор срезал на огороде два разных цветка, ставил  в
две разные вазы, а мы должны были старательно срисовать их и  раскрасить
цветными карандашами. Иногда получалось похоже, иногда  не  очень.  Нес-
колько наших рисунков  было  напечатано  в  цветном  журнале,  рядом  со
статьей майора.
   Хотя он и не участвовал в войне, кое–какие награды  у  него  были.  А
разных юбилейных медалей и значков и вовсе штук двадцать.  Майора  часто
приглашали на митинги и торжества. В своем парадном, увешанном наградами
мундире он выглядел всегда очень броско по сравнению со штатскими призе-
мистыми фронтовиками.
   У него имелось одно–единственное ранение. Где и как он  его  получил,
навсегда останется тайной. Сколько мы с Аликом ни допытывались, он  лишь
задумчиво улыбался. В прищуре глаз сверкала хитреца. В любом вопросе  он
усматривал некий подвох, желание посмеяться над ним,  унизить  его  офи-
церское достоинство. И постепенно все привыкли к тому,  что  повсюду  он
ходит в военной форме, пусть даже без знаков различия, по–военному  кри-
чит на жену, на кошку, на курицу, пробирающуюся в цветник.
   Он любил ходить в пожарную часть - там люди одеты по форме  и  обста-
новка напоминает военную, хотя дисциплина в среде пожарных его раздража-
ла. Он запрещал им играть в домино и карты, хмурился, когда они усажива-
лись пить чай.
   Правда, пожарные не очень–то его боялись - называли на "ты" и посыла-
ли куда подальше.
   Майор написал несколько жалоб в Москву и еще куда–то -  мы  с  Аликом
исписали пачку бумаги под его монотонную диктовку, - пожарные стали пог-
лядывать на него с опаской. Он еще только подходил к пожарной  части,  а
дежурный с вышки уже кричал: прячьте чайник!  хороните  домино!  этот...
идет!
   Приветствовали гостя стоя: "Здравия желаем, товарищ майор!".
   Он в ответ медленно и важно прикладывал ладонь к козырьку.
   Без его участия не обходился ни один смотр пожарных дружин.  Выстроив
пожарных и дружинников в две шеренги, майор расхаживал перед строем, по-
щелкивал неизменным прутиком. Он никому не позволял закурить.  Все  при-
выкли к его чудачествам, терпеливо подчинялись, пряча улыбку. Ну и руга-
лись потихоньку разными словами. Областные представители  были  довольны
такой дисциплиной.
   Члены судейской коллегии, усевшиеся за  длинным  столом  на  открытом
воздухе, одобрительно кивали головами: молодец, майор!  Настоящий  акти-
вист!
   Я однажды стоял в толпе зевак, наблюдая за майором. Он, словно репро-
дуктор, повторял команды областных и местных чинов, суетился и всем  ме-
шал. Судейская коллегия начала выражать  неудовольствие  -  почему  этот
отставник тут командует?
   Но прогнать человека, одетого в военную форму, никто не осмеливался.
   Гудела помпа, качала воду. Брезентовый  шланг,  раздуваемый  напором,
колбасно округлялся, матово серебрился от выступивших на нем капелек.  Я
трогал твердую поверхность шланга, давил его кулаком  -  капли  холодной
росой соскакивали на землю. Из крохотной, иголочного размера дырочки би-
ла плотная и тонкая струйка воды, разбивалась в воздухе на водяную пыль.
   Но из брандспойта, который держал в руках  молодой  дружинник,  струя
вытекала слабая, брызгавшая ему на ботинки и пыльные отвороты брюк.
   Зрители смеялись: все сгорит, пока ты воды накачаешь!
   Тут наш майор не вытерпел, отнял у  парнишки  шланг  и,  обернувшись,
погрозил кулаком рабочим, ковырявшимся в мотопомпе: приказываю увеличить
давление!
   - Товарищ майор, отойдите, вы мешаете проведению соревнований! - раз-
дался вежливо–требовательный голос из судейской коллегии.
   - Это я–то мешаю? - Майор гневно взглянул на коллегию, чинно сидевшую
за столом, уставленным спортивными кубками и призами.
   Заработала на всю мощность помпа, давление воды  подскочило  -  шланг
зазмеился сам собой, напряженно вытягиваясь. Струя из брандспойта, кото-
рый майор, пререкаясь с судейской коллегией,  направил  на  толпу,  вмиг
окатила всех с ног до головы. Послышались взвизги женщин, смех и  ругань
мужиков. Майор поспешно отвел брандспойт, но перестарался и залил полно-
весной струей судейскую коллегию, сметая со стола бумаги, почетные  гра-
моты и призы. Тонкостенные алюминиевые  кубки  со  звоном  поскакали  по
утоптанной земле.
   Брандспойт разбушевался не на шутку, и майор никак не мог совладать с
ним.
   Струя ударяла в землю, шипела, сметая с сухих мест клубы пыли,  обда-
вая всех, кто пытался приблизиться к самозванному брандмейстеру.
   - Это провокация! Вредительство! - донесся сквозь шум  воды  знакомый
трескучий голос. На помощь майору уже спешили дружинники, добровольцы из
зрителей.
   Замелькали в серебристых брызгах мокрые ошеломленные лица,  открытые,
отплевывающиеся водой рты, раздутые щеки, выпученные глаза.
   Осенью в поселке случился настоящий пожар: поздним вечером  загорелся
дом на соседней улице. Я, конечно же, помчался туда. Майор был уже там -
командовал, указывая прутиком на горящую кровлю. Его никто не слушал.
   Загудела с подвыванием помпа. Вода лилась из брандспойта не хуже, чем
на учениях, но струя казалась слабой и тонкой по сравнению с разбушевав-
шимся огнем - ярким, страшным, ревущим.
   Шумели, кричали зеваки. Молча и деловито работали пожарные. Дружинни-
ки суетились, отступали и вновь кидались в бой с топорами и баграми. Шум
голосов тонул в треске бревен, мерцающих по  бокам  малиновым  жаром.  С
грохотом лопался, разлетался во все  стороны  шифер.  Голосила  хозяйка,
протягивала руки к огню, пожиравшему ее добро. Соседки успокаивали  нес-
частную женщину, поддерживали ее с обеих сторон под руки, испуганно  щу-
рились на яркое пламя. Рядом с ней стоял сонный взлохмаченный хозяин - в
одних трусах, в калошах на босу ногу и пьяный.
   Он курил папиросу, одолженную у кого–то,  покачивался  из  стороны  в
сторону, то и дело сплевывал. "Теперь уж не потушите!" - словно бы гово-
рил он всем своим видом. Подскочил майор, выхватил у него изо рта  папи-
росу, швырнул ее на землю, яростно затоптал.
   - Я тебе покажу! - махал он кулаками перед носом мужика.  -  Я  тебя,
мерзавца, загоню знаешь куда?..
   Вода хлестала по мокрым стенам, по черным, угольно–округлившимся кра-
ям досок, над которыми ревело, качалось пламя. Трах–пах–чах! -  обуглив-
шиеся бревна трещали, рассыпая  фонтаны  искр.  Обрушились  подрубленные
стропила, взметнув тучу пепла и головешек, осветивших, будто салют,  по-
ловину улицы. Вода, смешиваясь с огнем,  делала  его  еще  более  ярким,
злым, шипучим.
   - Поактивнее, товарищи! Поактивней!.. - Майор побежал к новой  группе
дружинников, чтобы отдать соответствующие указания, но в следующее мгно-
вение все вокруг озарила ярчайшая, зеленого оттенка вспышка -  огромный,
больше пожара, кипящий шар, взметнувшийся над поселком  и  лопнувший  во
все стороны с оглушительным треском. Меня ударило горячей волной  света,
лицо вмиг припеклось жаром, словно вспыхнули  и  перегорели  сто  солнц.
После взрыва наступила тишина и прохлада, и пожар уже не  казался  таким
пугающим, словно он ослаб изнутри.
   Желтые языки пламени безобидно покачивались над потрескивающими брев-
нами.
   - Майора убило! - раздался голос.
   Я ринулся вперед, работая локтями в движущейся и плотной ночной  тол-
пе, и вдруг увидел пожилого человека, лежащего на земле в нелепой  позе,
в котором не сразу признал майора. Седая голова его была наполовину чер-
ной, а рука все еще сжимала наполовину измочаленный лозиновый прутик.
   Народ сердито шумел: хозяйка, дура этакая, забыла в пристройке баллон
со сжиженным газом. Человек из–за этого погиб. И какой человек -  герой!
Майор, активист! Он первым бросился в огонь, он так старался...
   Люди, забыв про пожар, смотрели на скорчившееся тело.  Отблески  огня
бегали по изуродованному лицу, и всем казалось, что майор еще жив, пото-
му что нельзя было различить ни глаз, ни носа, и только строго  поджатые
губы словно бы хотели сказать: что же вы здесь остановились? Заканчивай-
те ликвидацию огня!
   Хоронили майора со всеми почестями. Пожарные несли гроб на плечах  до
самого кладбища. Произносились речи. Все называли майора героем и  пред-
лагали в честь его назвать улицу, поставить бюст в центре поселка. Мы  с
Аликом несли венок и насобирали гильз -  милиционеры  давали  прощальный
салют из пистолетов.
   На поминках пожарные здорово выпили. Я видел, как  они,  покачиваясь,
шли в обнимку по вечерней темной улице и  вполголоса  напевали  какую–то
грустную песню. песню.